Аппаир

Он закрыл глаза рукой, стараясь скрыть свою слабость от окружающих. Из-за странной головной боли из глаз ручьём полились слёзы. Странная головная боль сжала виски, раскалывая сознание на куски. Это было невыносимо, это было ужасающе. Изогнутые образы рвут плоть и кости, а невидимая волна страха, как бездонный океан, захлёстывает его, сводя в судорогах. Безразличие и хладнокровие вновь сметаются вязким чувством отчаяния, охватывающим его разум, как цепкие щупальца бездны. Он не может увидеть это своими глазами, не может почувствовать руками, не может описать словами. Но он знает — это несоизмеримо велико, словно тень, следящая за ним в мрачных уголках души. Каждый миг он вынужден представлять это, как будто оно стало частью его сущности. Беспомощность пронзает его, словно острое лезвие, заставляя задуматься: если бы он мог ненадолго исчезнуть, прекратить существовать хотя бы на время, чтобы вернуться сюда немного отдохнувшим, чтобы перезагрузиться. Ощущения. Его осознание — это неотвратимое, мучительное заболевание, расползающееся по его телу. Внутри него давно поселилась пустота, сдавливающая органы своей болью и едва терпимой тяжестью. Снова хочется спать, затеряться в бесконечно долгом сне, где не будет воспоминаний о пережитых убийствах, о криках, о слезах, о горе. Боль возвращает его к очередному странному дню, на который он смотрит с отвращением и тоской. Неужели он сейчас потеряет сознание? Неужели его дух окончательно сломается? Он не хочет терять себя навсегда, ведь он ещё не успел многого осмыслить, понять и сделать. Как будто в его силах что-то изменить, но он чувствует себя таким беспомощным. Но ведь другие могут, не так ли? Наверняка потому, что не уродливы, как он? Или просто не несут на себе груза той тьмы, которая заполнила его душу? Образы нескольких мёртвых тел непроизвольно расплываются в темноте, просвечивая сквозь столы и стулья, и плотные рукава рубашки, в которые он поглубже прячет трясущиеся пальцы. Веки, губы, щеки — всё лицо словно сводит судорогой каждый раз, когда перед глазами всплывают осколки размозжённых частей головы, вспоротой груди и продолговатых рук, закованных в смятые металлические детали. Яркий свет фонарей освещает темнеющие лужи крови, обломки костей и переливающееся тонкими искрами серебро. Заливистый смех, тихие и спокойные голоса вместе с птичьими песнопениями сменяют угасающие громкие крики и неприятные прикосновения к его телу. Подвластны ли его контролю собственные действия, поступки, решения, мысли? Сможет ли хоть что-то осознать, принять, прочувствовать? О чём он говорит сейчас? О чём думает? И почему так хочется попробовать тот сироп, который таит в себе что-то запретное и манящее? Скрежет плотного металла об дно тарелки разносится в метре от него, где за соседним столом в некоторой неоднозначной изоляции сидит девочка с густыми, шерстистыми волосами цвета холодных рыбьих глаз. Почему она не с остальными детьми? Почему ей никто не помогает съесть свой ужин? Он не понимает этого. Почему ей так трудно удержать вилку в одной из крепко забинтованных пальцев? Её маленькая рука, укрытая негустой зеленовато-серой шерстью, иногда резко, а иногда ритмично ковыряется в тарелке с остывшей едой. В очередной раз она насупилась, свела толстые брови, едва видимые под густыми серыми волосами, и целеустремлённо уставилась на один из крошечных обрубков огурца. Нарочно ли его так толсто нарезали? Вилка снова соскальзывает с крепкого и влажного панциря огурца, звонко ударяясь об дно тарелки острыми концами. Маленький обрубок солёного огурца перелетает через оба стола, на мгновение оставляя крохотную пощёчину на его лице. Это прикосновение напоминает о том, как близка эта девочка, как она разделяет его мир, полный страха и одиночества, как будто они оба потерялись в этом бескрайнем, угрюмом пространстве, где лишь тьма ночи обнимает их. Девочка скукожила плечи, округлив большие зелёные глаза с выразительно узкими, как у кошки, зрачками, будто готовясь расплакаться, как и он. Из-за непрерывной острой боли, периодически затуманивающей его мысли, он не сразу разглядел тревогу, скрывающуюся в её взгляде — вмиг повзрослевшего ребёнка. Попытавшись беззаботно улыбнуться ей, хоть и не понимая, как это сделать правильно, он всё же был одарён её, пускай и встревоженной, но всё же ответной улыбкой. И в этот миг он смог постичь причину, почему она была сегодня одна. Ей никто и никогда не улыбался. Искренне. От чистого сердца. Жаль, у него такого сердца не было. Начинало казаться, что неизвестным образом он очутился в деревне. Может, так оно и было на самом деле. Он ведь даже не помнит, в скольких километрах находится ближайший городской центр. Не помнит или же не знает названия этого места, этой улицы и этого приюта. Его просто пригласили сюда добрые очевидцы, чтобы покормить и позаботиться о нездоровом виде, который, на фоне остальных проходимцев, наверное, значительно выделялся. Высокие тёмные деревья с густой зелёной листвой окружали видимый участок шоссе и здание, их колыхал прохладный ветер. Густая трава сминалась под его обувью. В ушах разносилась тихая и протяжная искра, словно поглощая его дар слышать окружающий мир. Он присмотрелся к густо погружающейся в ночную пелену чаще и среди высоких старых деревьев заметил собственное отражение вдалеке. Оно выглядело как чёрная беспросветная тень, усевшаяся за таким же чёрным и небольшим столом. Обе руки находились на столе, а ноги неудобно поджаты назад. Теневая фигура долго смотрела в его сторону, и он это понимал. Оно смотрело именно на него, изредка поглядывая на девочку, перед которой почему-то было очень стыдно… или же совестно? Дыхание перехватило на долгие мгновения, и его охватил холодный ужас. Этот неизвестный чёрный силуэт был с ним на той горе. На том пляже. Он следовал за ним всегда, как тень, неотступно напоминающая о каждом упущенном мгновении и каждом скрытом страхе. Всё труднее отвести взгляд. Что, если сейчас он набросится? Набросится так, как сделал это тогда, когда надежда уже не могла существовать? Глядя на девочку, он чувствует, как бесконечная пропасть его бездействия поглощает её невинность. Она даже не знает, насколько мир жесток, насколько опасно быть одиноким. Он хочет сказать ей что-то, но слова застревают в горле, подгоняемые страхом перед своей тенью — страхом, который он так и не смог побороть. Обычно проходит минута, две, пять или чуть больше, прежде чем он решится что-то предпринять. Постоянный страх, волнение и, возможно, стеснение сковывают его действия. Но сейчас его ноги медленно перешагивают по траве. Взгляд опускается к её тарелке, к колбасе и сыру, напоминающим импровизированную медузу, укрытую белоснежной морской пеной в тарелке. Рассматривая это милое творчество, он внушает себе, что является кем-то другим. Чужая жизнь, чужое имя, которые не имеют к нему никакого отношения, но которые он ненадолго примеряет, чтобы хоть немного понять реальность, в которой едва ли способен ориентироваться. Он не может понять, почему девочка ест только овощи и салат, не притрагиваясь к мясу и хлебу. — Хочешь послушать историю рассказчицы? — пытается произнести он тихим, спокойным голосом, пробуя мягко, безобидно взглянуть на неё. Ему страшно стать жутким монстром, рядом с которым видны лишь неприятности и терзающие муки. Он боится испугать это существо, испортить то мимолётное спокойствие, которое, возможно, было редким в её маленькой жизни. Но в этот момент, ненадолго, он смог стать другим существом. И, хотя он не знает, что произойдёт потом, почему-то очень хочется попытаться помочь этому существу преодолеть собственный страх, который ей так тяжело нести. Может, это поможет ей? Может, его усилия не будут напрасными? Он стремится преобразить разрозненные части себя и её, позволив произойти чему-то хорошему, удивительному, благоприятному. Но если этого окажется недостаточно, он quietly уйдёт на своё место и больше не станет её тревожить, сдастся в тот же миг. Возможно, пока многое ещё неясно. Удастся ли что-то воссоздать, сохранить или разрушить? Важно ли это? Каков путь к обретению? Должно ли что-то измениться сейчас? Она присматривается, едва заметно кивает, а затем протягивает свою маленькую руку с острыми, короткими чёрными коготками — как у маленького животного. Она хочет, чтобы её взяли за руку? Он оказался здесь случайно, потерянным среди существ с бесчисленными именами и мыслями, движущимися по извивающимся тропам к огромной круглой поляне. В центре её возвышается величественный силуэт, окутанный кристально чистым одеянием, которое переливается, как вода под ярким солнцем. Его ткань напоминает береговые скалы, омываемые морскими волнами, а драпировка, словно туманные рифы, плавно охватывает длинные плечи, овальную спину и тонкие колени. Каждая складка мантии переливается серебристыми узорами, изображающими волны, разбивающиеся о гладкие и прекрасные кристаллы, высотой в два метра, которые словно охраняют это великолепие. Эти кристаллы сверкают, как звёзды, уносящие его во множество различных миров, каждый из которых полон чудес и загадок. Они окружали её, создавая ауру божественного света и гармонии. В жемчужных камнях и редких одноцветных минералах на её лице едва просвечивается добродушная человеческая улыбка, способная развеять самые глубокие печали. Её белые глаза, как два бездонных океана, окутаны веками с растрёпанными белыми ресницами, которые опускаются вниз, словно она пытается заглянуть в самые тайные уголки мира, обременённая загадочной печалью, что пронзает её существо. Приблизившись снова, он ощутил тепло, исходящее от неё, как невидимое объятие, окутывающее его израненное тело и терзаемый разум. Эти лучики света напоминали тепло одной единственной звезды, что способна пробуждать жизнь на заре, даря надежду в самые мрачные дни. Но сейчас солнце медленно опускается за горизонт, разливая багряные и розовые оттенки по небесам, которые как магический напиток окутывают всё вокруг, наполняя атмосферу чувством волшебства и неизведанного. В этом странном, почти нереальном месте всё кажется масштабным и величественным. Луга простираются до самого горизонта, укрытые бархатными травами и дикими цветами, ярко выделяющимися на фоне вечернего света. Деревья, словно гигантские стражи, возвышаются по краям поляны, их ветви качаются на лёгком ветру, напевая древние мелодии, известные только этому миру. Он ощущает, как земля под ногами дышит, а воздух насыщен магией, что заставляет его сердце биться быстрее, как будто каждое мгновение здесь насыщено глубинным смыслом. Здесь он находит частичку себя, потерянную в бескрайних просторах. Вспышки света и тени смешиваются, создавая волшебные узоры, и он осознаёт, что, возможно, это место предназначено для тех, кто ищет утешение, надежду и понимание. Это не просто встреча; это вхождение в мир, где его существование приобретает новый смысл, и, возможно, именно здесь он сможет найти ответы на вопросы, терзающие его душу. Но затем подступила тьма. Опускающаяся звезда внезапно была прервана могучей кометой, пронзающей небосвод и поглощая все краски мира в всепоглощающую черноту, как если бы сама вселенная решила затянуть завесу над волшебством этого мгновения. Вокруг рассказчицы, словно мрак стремился взять её в свои объятия, столпились удлиняющиеся тени её верных слушателей — взрослых и детей, стариков и подростков. Все они собрались здесь, чтобы впитать каждое слово, каждую ноту её голоса, желая услышать ещё одну правдивую историю об их мире, узнать о новой тайне, которую вселенная утаила от них когда-то давно. Темнота, обступившая собравшихся, постепенно рассеивалась, озаряя пространство маленькими жёлтыми огоньками, испускаемыми из фонарей, которые будто бы пытались сопротивляться ночи. Эти светлячки освещали лица слушателей, отражая в их глазах трепет и ожидание, как будто сами истории были живыми существами, готовыми вырваться на свободу. Девочка рядом с ним напоминала маленького, боязливого котёнка, её шерсть, освещённая мягким светом лампы, окрасилась в тусклый седой цвет, сливаясь с тенями вокруг. Она была так хрупка и уязвима, с круглой, полноватой щечкой, на которой играли лучи света, пробиваясь сквозь её длинные, растрёпанные локоны. На обеих руках, одна из которых крепко держалась за его ладонь, блуждала неуверенность. Её беспокойство ощущалось, как лёгкий холодок, пробегавший по коже, и он не мог отделаться от мысли, что её родители до сих пор не пришли. В этом мире, полном тайн и чудес, ожидание могло быть как надеждой, так и бременем, и его сердце сжималось от беспокойства за это маленькое существо, затерянное среди мрачной вселенной. Вокруг, даже несмотря на сгущающуюся тьму, в воздухе витало обещание: обещание историй, которые могли изменить всё, обещание приключений, скрывающихся за каждым поворотом, и он чувствовал, как сам становится частью этого волшебного мгновения, вдыхая жизнь в то, что когда-то казалось лишь тенью. Лицо рассказчицы, словно скульптура, созданная из кристаллов и кожи, двигалось с необыкновенной грацией, напоминая о волшебстве самой природы. Каждый её жест излучал свет и тени, как будто светящиеся кристаллы внутри её кожи играли с лучами заката, отражая и преломляя их в калейдоскопе оттенков — от глубокого изумрудного до мерцающего янтарного. Её глаза, большие и белоснежные, словно два загадочных кристалла, мерцали в свете фонарей, напоминая о солнечных лучах, пробивающихся сквозь густую листву. Когда она поворачивала голову, кристаллические грани её лица искрились, излучая преломлённый свет, который играл на лицах её слушателей, завораживая и погружая в транс. При каждом движении рассказчицы, её лицо не просто изменялось, оно как будто дышало, создавая легкий шёпот, словно множество маленьких кристаллов скользило друг по другу. Этот звук был подобен далёкому эху горного потока, текущего сквозь кристально чистые ручьи, принося с собой свежесть и загадочность. Светлые оттенки на её коже, где она казалась более уязвимой, вдруг сменялись глубокими, мрачными тенями, когда её голос становился более низким, насыщенным, проникающим в самую суть. Каждое выражение её лица отражало не только слова, но и эмоции, складываясь в невероятный ансамбль, где кристаллы и кожа, свет и тьма, жизнь и история соединялись в одно целое.

"Судьбы Титанов: Легенды Хоши"

"В древние времена, когда звёзды ещё не успели обрести свои привычные позиции на небесной карте, один из древних народов Хоши назвал это редкое явление «чёрным солнцем». По их преданию, перед тем как в нашем мире должна произойти неминуемая катастрофа, маленькая богиня солнца, величественная и хрупкая, поглощала гигантский астероид, на котором обитали трое Титанов перворождённых. С каждым таким актом солнце чернело, заполоняя мир мрачной тенью скверны — ужасного проклятия, что приносили с собой эти первейшие существа во вселенной. Возрождение старейшего Титана, олицетворяющего самой своей сущностью бытие, было загадкой. Он оставался привязанным к родному астероиду, наблюдая за происходящим среди сотен других астероидов и комет, среди звёзд и планет. Из своей семьи он был самым таинственным, самым могущественным и опасным. В своём молчаливом созерцании он редко вмешивался в дела смертных, лишь незаметно присматривая за средним братом и младшей сестрой, словно тень, охраняющая свой сон. Возрождение среднего Титана, олицетворяющего безграничные просторы природы и её неподвластные потоки квинтэссенции, вновь нарушало порядок вселенной. Его бесконечно длинный человеческий хребет задевает планеты, разрушая их, оставляя за собой шрамы на космическом полотне. Гигантские острые позвонки, разрывая пространство, иногда откалывались от его шеи, превращаясь в новые планеты, новые миры и удивительные явления. Созидание и разрушение противоречиво упорствовали друг другу, сея фрагменты хаоса везде, где оказывался средний Титан, оставляя за собой следы, как память о своём присутствии. Самое позднее и самое молодое из братьев, возрождение юного сердца Титаниды, олицетворяющей саму жизнь, источало сияние, подобное утреннему свету, пробивающемуся сквозь густые облака. Говорили, что она была самой близкой к нам, к нашим желаниям и страхам. Часто, когда её брат разрывал миры, она спешила на помощь, восстанавливая разрушенные средним Титаном планеты, возвращая на места все звёзды, залечивая оставленные им шрамы. Она сеяла жизнь там, где ещё никогда не ступала нога разумного существа. Из её сущности исходили знания и силы, позволяющие жизни не прекращаться нигде и никогда, как река, текущая без конца. Но однажды в этот мир спустился наш Бог, наша Мать. Когда хаос обратил сущности Титанов в ужасное безумие, и даже милостивая Титанида утратила веру в своей душе, наша матушка Гельвия изгнала их как можно дальше от нашей родной планеты, защищая наше существование. С тех давних пор никто и никогда не становился очевидцем их приближения. Но даже спустя множество веков, вера в них теплится в сердцах преданных слуг, как искорка надежды, сверкающая в ночи, готовая осветить тьму. История этой борьбы, раздирающей миры и судьбы, словно отголосок древнего эха, продолжает жить в нашем сознании, в каждом шёпоте ветра, в каждом колебании воды. И, возможно, когда-нибудь свет вновь преодолеет тьму, а чёрное солнце станет лишь легендой, рассказываемой у костров, в тени звёзд." — Что произойдет, если они однажды вернутся? — спросил он, в надежде уловить её ответ. Рассказчица, едва заметно наклонившись, кивнула головой, её широкая серебристая мантия ниспадала, обрамляя её фигуру. В этот миг он попытался всмотреться в её лицо, скрытое в складках бархатной ткани и за свисающими вниз драгоценными минералами, которые мерцали мистически-голубым светом, как светлячки в темноте. Но его усилия оказались тщетными; между его сознанием и её образом возникла невидимая магическая пелена, которая словно защищала её от взоров, оставляя только таинственный силуэт, полон загадок и интриг. "Момент, когда их острые когти наконец разорвут последнюю грань между нашей реальностью и бездонной пропастью бытия, приближается с неизбежной уверенностью. Эти древние сущности, олицетворяющие хаос, разрушение и обновление, приведут к распаду привычного порядка, словно космическая симфония, нарушающая гармонию существования. В их присутствии мир станет свидетелем катастрофы, которая не просто уничтожит, но и подготовит почву для нового рождения. Их приход знаменует собой завершение одного цикла и начало другого, как фазы луны, что восходят и заходят, повторяясь с неумолимой точностью. Они несут в себе символику духовного перерождения — гибель старого, чтобы место освободилось для нового. Их слияние, как замысловатый танец, наполнит космос безграничным хаосом, от которого возникнут новые формы жизни и сознания, ранее неведомые ни одному существу. Это разрушение станет инициацией, пробуждая неведомые силы и потенциальные возможности, скрытые в глубинах вселенной. Каждое их действие — это не просто уничтожение, но переформатирование самой ткани реальности, как заново переплетающиеся нити судьбы, ведущие к новым горизонтам. В хаосе, который они олицетворяют, зреет семя будущего, где каждое новое дыхание станет результатом их темного, но необходимого влияния. С их приходом мир погрузится в мрак, но за этим мраком скрывается свет — возможность нового начала, свежего взгляда на бытие, которое может возникнуть только после полного разрушения старых иллюзий. Так они становятся символами бесконечного цикла существования, напоминая, что даже в самом глубоком хаосе зарождается жизнь, готовая принять свое место в бескрайних просторах вселенной." История все еще тянулась, как длинный шелковый поток, не собираясь подходить к концу. Вопросы сыпались один за другим, обрывая воздух и заполняя пространство живым любопытством, как со стороны взрослых, так и со стороны юных слушателей. В своем полусонном состоянии он часто упускал суть происходящего, лишь время от времени улавливая яркие детали, как светлые огоньки насекомых, мягко приземлявшихся на плечи присутствующих. Рядом с ним сидела девочка, уже погрузившаяся в мир сновидений, оперевшись своей шершащей макушкой на его руку. Ему было приятно осознавать, что смог подарить ей часть увлекательного времени, когда ее родители так и не пришли за ней. Не слишком ли странна эта история для детей? Но здесь, среди этих необычных детей, обыденное стало чем-то особенным. Ему хотелось бы закрыть глаза и уйти в сладкий сон, но время пока не пришло. Нужно дождаться, пока девочку заберет воспитатель, и лишь затем он сможет отдохнуть. Эта короткая, но удивительная история, казалось, должна была закончиться вот-вот... прямо... сейчас...