Сто оттенков одиночества

      Ночь съедает беспокойные мысли Гермионы, отгрызая кусочек за кусочком. Пронзительный ветер остужает ее тело и душу: это почти как умереть, только медленнее и не так страшно.       Гермиона знает, что уже не одна, но даже не пытается обернуться. Наверное, она выглядит в его глазах так, словно намеревалась сигануть с Астрономической башни, ни перед кем не объяснившись.       Он подходит к ней сзади совсем неслышно, пока Гермиона подставляет ладони под летящие с неба снежинки. Они тают на ее пальцах, бесследно исчезая из этого мира.       — Почему ты ничего не сделал? — интересуется она, не отрывая взгляда от дождя из хлопьев снега. — Почему ты ведешь себя так, будто тебе и правда плевать?       Драко кажется обескуражен ее словами и делает глубокий выдох. Его руки не касаются ее, но она и не нуждается в его объятиях. Она лучше окоченеет, чем позволит ему дотронуться до себя прямо сейчас.       — Ты же понимаешь, Тео — провокатор, — отвечает он, и ей от этого не становится легче. Только тяжелее где-то на сердце, от того, что Малфой позволяет Нотту манипулировать собой и их чувствами.       — А что, если бы он и вправду, — Гермиона разворачивается к нему, сминая в ладонях ни в чем не повинные снежинки, умерщвляя их. — Что если бы он, начал прикасаться ко мне при тебе? Но ты же снова закрылся! Ты снова дал ему карт-бланш! Ты позволил ему … — она не замечает, как начинает бить его в грудь своими ладонями, сильнее с каждой сказанной фразой, подталкивая к середине балкона.       — Замолчи, Грейнджер! — его слова стреляют в ее хрупкое, как и эти снежинки, сердце, и она каменеет под его взглядом. Режущим, острым и невероятно холодным. — Или может ты действительно хочешь, чтобы я пошел и прямо сейчас убил этого пропойного неудачника, который не может вовремя заткнуть свой рот? А может, — он зло хмыкает, и она уже не узнает в нем того самого, светлого Драко. — Может ты и правда хочешь поквитаться с нами?       — Ты себя не слышишь, — ее шепот теряется среди ветра. Гермиона перестает толкать его и останавливается, пронзая его своим потерянным взглядом. — Ты будто одержим, говоря это!       — Одержим тобой, Грейнджер! — кричит Драко и она не в силах больше сопротивляться этому льду в его глазах. Ее броня спадает.       Его лед сковывает ее.       Он поглощает ее, вмуровывая в себя.       Секунда, две, и он сам приближается к ней, подхватывая и отрывая от пола. Пальцами зарывается в прохладные густые волосы и прижимает ее к себе как нечто хрупкое и бесценное.       — Одержим, потому что люблю тебя, — шепчет он так тихо, что Гермиона поначалу думает, что ей кажется.       Она с силой впивает пальцы в его плечи и пытается отмотать время на эти секунды назад, чтобы услышать это еще раз. Чтобы сделать себе еще хуже, ведь ее трясет от этих слов.       Она получает их незаслуженно.       Она не достойна такого как он.

***

      Эта ночь другая.       В Гермионе что-то безвозвратно переворачивается каждый раз, когда Драко целует ее. Каждый раз, когда он проводит ладонями по ее обнаженному телу, словно обожествляя. От каждой ласки и его хриплого стона она испытывает нечто иное. Но как и прежде не может ответить ему тем же. Гермиона не в силах сказать ему о своих чувствах, которые застревают в горле колючей проволокой.       Драко продолжает входить в нее, пока она, натянутая как струна, принимает его в себя всё глубже, где боль граничит с удовольствием. Гермиона жмурится от резких ощущений, позволяя ему наслаждаться и владеть ею. Мерцанием серебра глаз наносить татуировку на свое сердце.       Она принадлежит ему.       — Скажи это еще, пожалуйста, — хнычет она ему на ухо, когда Драко меняет угол проникновения, закинув ее ногу к себе на плечо.       Он обнажает для нее ямочку на щеке и Гермиона как никогда упивается этим зрелищем. Ради этой открытой эмоции она готова снова и снова кончать, сжимая его внутри.       — Люблю тебя, — срывается с его горячих губ и он звонко ударяется о ее бедра, прижав ее тело вплотную к спинке кровати, практически согнув пополам.       — Еще, — шепчет Гермиона в ответ и молится, чтобы он не видел ее робости перед ним.       — Тебе всегда мало, Грейнджер. Но мне это нравится. Очень нравится.       Еще толчок и их кровать с глухим стуком начинает биться о стену. Эти удары заполняют комнату, как тарабанящие по стеклу капли дождя. То, как резко и быстро он трахает ее, подводит Гермиону к грани. Она запрокидывает голову, пульсируя на его члене.       — Еще, — просит она, и Драко хватает ее за шею, сдавливая пальцами вены.       Она стихает, так и не услышав желаемое, покрывшись капельками пота по всему телу. Драко ускоряется и накручивает ее волосы на кулак, двигается хаотично и рвано, приближая свой оргазм. Гермиона стонет, когда внутри нее разливается необходимое тепло и он перестает врезаться в ее тело.       Комната замирает без их бешеного секса и стонов. Мурашки неизменно ползут по коже.       Приподняв, Драко усаживает Гермиону к себе на колени. Неловко поерзав на них, она тянется, чтобы поцеловать его. Чтобы снова столкнуться языками и ощутить покалывание в солнечном сплетении и на кончиках пальцев. Это будоражит ее, сводит с ума и подталкивает сделать выбор.       Один единственный.       Прямо здесь и прямо сейчас.       Но вновь молчит, не в силах произнести ни слова. Боится всего, что может открыть ей самой ее же тайну.       В его руках появляется зелье. Гермиона охотно приоткрывает губы, поддаваясь и сглатывая вязкую жидкость. Делает вид, что ей больше не нужны слова, хотя внутри всё скручивается от потребности.       Вместе они идут в душ и смывают с себя всё напряжение ушедшего дня. Долго стоят под теплыми струями воды и просто сливаются друг с другом в объятиях. Она тянется к его белесому шраму над бровью, но Драко перехватывает ее ладонь, останавливая.       — От кого он? — спрашивает Гермиона, и Драко прикрывает веки, будто уходя от ответа и наслаждаясь брызгами воды.       — Разве это имеет значение, Грейнджер? — устало бросает он, вновь глядя исключительно ей в глаза. Не на наготу ее манящего для него тела, а именно в самую душу, да так, что хочется раствориться в каплях воды и утечь вместе с ними.       — Всё имеет значение, если это ты, — ее голос дрожит с непривычки от таких громких слов, но это произнести легче, чем признание в любви.       Это проще, потому что не обязывает показывать ему свою обнаженное сердце. Эти слова - повод раскрыть Малфоя. Толчок, после которого он покажет ей себя.       Он тихо усмехается, приподнимая уголок губ, и пропускает волосы сквозь пальцы. Кадык скользит вверх. Красота Малфоя на мгновение зачаровывает, хотя за это время она могла бы и привыкнуть к ней. Но нет.       Не получается.       Сколько бы она ни пыталась.       — Однажды тетушка перестаралась со своими уроками, — слетает с его губ отрешенно и буднично.       Драко вновь улыбается и закрывает глаза, будто погружаясь слой за слоем в ил своей бездонной памяти. Выражение его лица меняется. Брови хмурятся, а челюсти крепко сжимаются.       — Что это было? — допытывается она и кладет ладони ему на плечи.       Драко не реагирует и продолжает пребывать в своем воспоминании.       — Всего лишь Авада по касательной, Грейнджер, — протягивает он и дарит ей шанс снова наблюдать его мягкую улыбку. Вполне возможно, что лживую.       В этой улыбке запрятана грусть. Будто он чего-то не договаривает. Как будто всё еще недостаточно доверяет ей.       — Этот шрам — прошлое, — продолжает он, хотя она больше и не просит от него развернутого ответа. То, что он поделился этим откровением с ней, уже многое значит. — Беллатрисы больше нет, а значит нет и боли, которую он бы приносил.       Ей неумолимо хочется потянуться к шраму и провести по нему пальцем, тем самым стерев с него любые плохие воспоминания. Поэтому она смело привстает на носочки, протягивает к Малфою свободную руку и проводит по этой черте над его бровью подушечками пальцев.       Он не противится и даже не вздрагивает. Только дышит в унисон с ней. Ее чувства смешанные: и горечь, и умиротворение от того, что теперь она знает.       Стоило ли оно того?       Возможно, некоторые тайны прошлого так и должны быть навечно похоронены в подсознании?       Они оба вздрагивают от пронзительного хлопка входной двери и переглядываются.       Тео вернулся.       Драко немедленно выключает воду и закутывает Гермиону в большое махровое полотенце, сам поступая точно так же. Он выходит первым и почему-то сбрасывает чары, застав врасплох Нотта. Тот плюхается на кровать, и разглядывает Грейнджер, когда она выскальзывает вслед за фигурой Малфоя.       Он ведет ее прямиком к постели и приглашает на свои колени.       Тео стреляет в них недовольным взглядом, когда Гермиона принимает его приглашение и располагается на бедре Малфоя. Сюрреалистичность происходящего концентрируется по максимуму в этой комнате как никогда. Все трое молчат, но ощущают схожие эмоции, которые бурлят внутри.       Грейнджер прослеживает взгляд Драко, которым он впивается в Тео. Нотт закатывает глаза и выдыхает.       — Да не был я у Макгонагалл, — не сдерживается он и садится на постели, сцепив пальцы рук в замок. — Поэтому можешь спокойно продолжать трахать Грейнджер, потому что ночевать я здесь сегодня не буду.       — И куда же ты пойдешь? — спрашивает его Драко, продолжая крепко придерживать Гермиону за талию.       — Найду местечко, — отвечает Тео и засматривается на оголенные участки кожи Гермионы. — Мне не впервой.       От этого взгляда она воспламеняется и стыдливо прячет лицо, отвернувшись к стене. В этот момент Драко считывает их перестрелку взглядами и хмурится.       — Грейнджер идет в свою комнату. Дафна не будет ночевать одна, — заключает Драко, и Нотт хмыкает на его заявление, но при этом всё равно норовит ускользнуть.       — Тем более, — заключает Тео. — Один на один я с тобой не останусь. Я уже предвижу как ты нацеливаешь в меня пару флаконов с зельем и свою палочку.       — Нравится быть отбитым без них?       — Всё лучше, чем водиться с тобой, — выплевывает Нотт, и, прежде чем Гермиона принимает решение подняться с колен Драко, выходит в коридор.       — Я могу остаться, — шепчет она, почувствовав свою вину во всем происходящем.       — Нет, Гермиона, — безапелляционно заявляет Малфой и убирает свою руку, позволяя ей уйти. — Побудь с Дафной. А я справлюсь. Скорее всего, сегодня будет не самая лучшая ночь. Но я переживу ее, как и все предыдущие, — говорит он, стряхивает тремор с рук и прикрывает метку.       Гермиона встает и понимает, что он принял решение справляться со вспышками боли самостоятельно. Видит это по его остекленелым и отчужденным глазам, направленным не в ее сторону.       Его начинает потряхивать и Гермиона отступает к двери, продолжая следить за его реакциями. Драко сжимает простыни и прикрывает глаза. Его грудь часто вздымается.       — Уходи прямо сейчас, Гермиона, — предупреждает он в последний раз и она, запнувшись о порог, выходит в коридор.       Дверь перед ней захлопывается.       Она косится на пустой холл и приоткрывает дверь в комнату девочек. Внутри кромешная тьма и наглухо задвинутый балдахин над кроватью Дафны. Из-под него не доносится ни звука.       Гермиона принимает быстрое и не совсем разумное решение переодеться и покинуть комнату, отправившись на поиски Тео. Она натягивает свитер поверх голого тела, залезает в свободные джинсы, найденные на ощупь в чемодане, и обувается. Хватает мантию и прикрывает за собой дверь.

***

      Ночь сковывает.       Гермиона одиноко шагает между лестницами и галереями, преодолевает опасные узкие коридоры и перемещается по замку в неведомом ей самой направлении. Спустя около получаса безрезультатных скитаний по Хогвартсу она поднимается еще выше.       Старый замок играет с ней. И вот она уже ходит по кругу, встречая на своем пути одни и те же двери. Ей становится не по себе. Впереди слышатся голоса.       Гермиона сглатывает и чуть выглядывает из-за угла, присматриваясь за теми, кто наводит шум в столь поздний час. Видит несколько привидений, которые, заметив ее, исчезают в затемненном коридоре. Пламя факелов дрожит от их резкого движения и искажает тени.       Но вскоре появляется еще одна, едва Гермиона решается сделать шаг вперед. Тео отмеряет шагами коридор и он явно чего-то выжидает. В ее душе начинает раскачиваться маятник.       Вправо.       Влево.       — Тео?       Поворот его головы, и вот она оказывается под его тяжелым взглядом. И, конечно же, он совершенно не рад ее присутствию. Но вместо ругательств Тео шагает к ней навстречу, закрывая собой весь обзор. Аромат его парфюма достигает ее быстрее, чем она успевает перестать дышать.       Прижавшись к стене, Гермиона упирается ладонями в его крепкую грудь. Тео нависает над ней, обдав своим взглядом-кипятком. Растягивает губы в порочной ухмылке, словно знает как подобрать к ее сердцу ключ. Чтобы после ворваться в него и сломать то, что и так дышит на ладан.       — Мышка добровольно пожаловала в клетку? Сколько раз я тебя предупреждал, — скучающе выдыхает он на ее губы, и она судорожно втягивает воздух, которого становится так мало между ними. — И что же мне с тобой делать, неугомонная ты малышка?       В Гермионе растет чувство того, что он непременно желает поиграть с ней, но сейчас не самое подходящее время. Он дергает ее за руку, отчего Гермиона врезается щекой в его тело. Молча тащит ее к разветвлению коридоров и утягивает на меняющие свое положение лестницы.       — Куда ты меня ведешь? — она пытается вырваться, не в силах совладать с его мощью. Синяк расползается на ее коже под его пальцами.       — Вопросы, вопросы… — раздраженно кидает он и ее передергивает от его тона. — В твоей голове их слишком много, в моей же еще больше. Пора бы разобраться с этим, как считаешь?       И только когда они оказываются в необходимом ему месте, Тео создает чары. Ей достаются Дезиллюминационные и заглушка. Она беззвучно кричит на него и спотыкается о его ноги. Дергается в попытке увильнуть и выскользнуть, свирепо бросает ему ненавистный взгляд, и его это лишь веселит. Он непоколебим и жесток.       Она знала, на что шла, и теперь получает по заслугам.       Ее взгляд едва успевает выхватить знакомый силуэт позади. Резкий поворот, толчок в спину, и вот она, чуть не застревая между каменными створками стены Выручай-комнаты, влетает вслед за Минервой и падает ничком на пол.       Чары держатся, пока она старается ползти, подтаскивая ушибленную ногу.       Чертов Тео!       Макгонагалл не вовремя останавливается перед громадой зеркала, которое таится в глубине комнаты. Темная тяжелая портьера застилает часть поверхности.       Нервозность зарождается под ключицами и ползет к горлу. Гермиона перестает двигаться и замирает. Она следит за тем, как Минерва подходит к зеркалу почти вплотную и проводит костлявыми руками вдоль ткани, оставляя на приоткрытом участке серебристой глади свое дыхание.       Удары собственного сердца становятся громче всего в этой тишине. Она накрывает их куполом безмолвия.       С ужасом Гермиона наблюдает, как Макгонагалл вначале улыбается, стянув ткань на пол. Рассматривает что-то или кого-то в этом бескрайнем потустороннем мире грез. После - долго плачет, дрожа всем телом. Опускается на пол, изматывая себя хриплыми рыданиями. А потом ее накрывает гнев.       Беспощадный и яркий.       Она сжимает пальцы в кулаки и принимается за удары по зеркалу. С остервенелой ожесточенностью Минерва бьет поверхность до той поры, пока на ней не остаются смазанные отпечатки крови. Скулит и отползает от зеркала, берет в свои истерзанные руки палочку, обратно накрывает зеркало тканью и заживляет свои раны. Еще долго стоит, вытянувшись как солдат по стойке смирно и гипнотизирует мир, который ей недоступен. И затем, наконец, уходит из комнаты, оставив в ней немого свидетеля.