Сто оттенков одиночества

      — Не утруждай себя придумывать очередную отговорку, — спокойно говорит заспанная Дафна, проходя мимо Гермионы, буквально только что влетевшей в комнату.       — Я и не собиралась, но если…       — Знаешь, это твоя жизнь. Ты правда можешь встречаться с тем, с кем хочешь, и влюбляться тоже. Я не хочу перенимать черты моей матери, помешанной на тотальном контроле. Больше не желаю, — парирует Гринграсс и зачесывает свои волосы в высокий хвост. — Если хочешь быть с ними двумя — ради Мерлина. Делайте что хотите, но только, пожалуйста, не поубивайте друг друга.       — Дафна, я… — произносит она уже тише. Сердце чечеткой отбивает удары.       — Нам действительно не пятнадцать, — продолжает слизеринка, не обращая внимания на Гермиону, — но и не настолько много, чтобы раскаиваться за содеянное, верно? — Дафна поворачивается к Грейнджер и слегка улыбается, но ее улыбка тут же сползает с лица, как только она замечает, что Гермиона выглядит бледнее мела. Волосы рассыпаются по ее плечам.       — Я переспала с Драко, — выпаливает она против воли и Дафна роняет волшебную палочку из рук. Дерево щелкает о пол и закатывается под кровать.       В голове Гермионы набатом звучат слова о том, что она переспала с ними обоими, но она вовремя прикусывает язык до металлического привкуса во рту. Ведь с Тео было что-то другое? Хотя, она уже не уверена.       — Салазар меня подери… — только и выдыхает Дафна, и окидывает подругу неверящим взглядом.       Гермиона медленно опускается на постель и, подобрав к себе колени, начинает раскачиваться. Из ее глаз текут первые горячие слезы, пока она смотрит в мутный витраж. В груди дрожит загнанное сердце.       — Так, успокойся, — нервно лепечет Гринграсс и садится перед ней на колени, взяв в свои прохладные миниатюрные ладошки ее подрагивающие руки. — Давай для начала проясним ситуацию. Мне нужно понять, ты переспала с ним и это значит, что у вас был секс, или ты имеешь в виду что просто переночевала с Драко в одной постели?       — Даф, у этой долбаной фразы нет других смыслов, — вдруг кричит Гермиона. Гринграсс вздрагивает и слегка краснеет. Она совсем поникает и разжимает ее ладонь.       — Во-первых, отменим всю панику, во-вторых…       Дафна не успевает договорить, ведь в их дверь громко стучат кулаком, так, что дверь дребезжит. Гермиона зачем-то хватает палочку, крепко сдавливая ее в руках.       — Драконье дерьмо! Эта комната когда-нибудь перестанет быть проходным двором или нет? — возмущается Дафна и устремляется к двери, резко распахивая ее, и тут же замирает, будто в нее выстрелили Остолбенеем.       Гермиона залезает с ногами в самый угол кровати и натягивает на себя тонкий вязаный плед, который, кажется, до сих пор хранит в себе ароматы Норы. По комнате разливается холодок, что колючими волнами исходит от взгляда Малфоя.       — Дафна, будь добра, испарись на несколько минут, — не глядя на Гринграсс, небрежно бросает он и делает шаг внутрь комнаты. — Ты имел ввиду вечность, не так ли? — отмирает та, и, призвав мантию, быстро уходит прочь.       Он не спеша проходит в комнату, набрасывая на двери защитные чары. Воздух будто сжимается и дышать становится труднее. Эти стены уже не кажутся таким спасительным убежищем.       — А ты и вправду плохо меня знаешь, — совсем тихо говорит Драко и садится на ее постель. Совсем неожиданно он мягко касается ее сжатых на пледе пальцев и поглаживает их.       — Ты меня — тем более, — горько усмехается Гермиона сквозь недавние слезы, не взглянув на его острый профиль.       Если бы он действительно попробовал хоть раз заглянуть в ее душу, то нашел бы там без преувеличения целый рухнувший и давно затонувший мир.       — Так позволь мне, — продолжает он, задевая ее сжатый мертвой хваткой на волшебной палочке кулак, и пересаживается ближе к ее ногам.       — Я не сбегала от тебя, если ты пришел за этим, — выдыхает она и пытается незаметно для него смахнуть слезу со щеки. Он конечно же это видит. — Я сбежала от себя. Держать обещание перед самой собой оказывается намного сложнее, Драко. И я провалила эту попытку в очередной раз.       Она безуспешно обнимает себя озябшими руками и сильнее поджимает колени, хотя внутри все тянется к нему будто магнитом. Еще немного — и она поддастся его невесомому касанию пальцев к скованной руке, еще немного и…       Драко оказывается так близко к ее лицу за доли секунды, что она не успевает вздохнуть. Он притягивает Гермиону за затылок и глубоко целует, оставляя на языке горчинку ментола. Движением языка Малфой плавит ее кости и разрывает сердце.       И, черт возьми, как же ловко ему это удается.       И как глупо поддается она сама, слепо касаясь огня распахнутыми крыльями.       Он перемежает сладкий шепот ее имени с поцелуями по линии скулы к подбородку и шумно втягивает воздух рядом с ее обнаженным участком кожи. Горячий язык движется вниз ко впадинке между ключицами, и она теряет ту ниточку контроля, которую всё это время старалась удерживать. Узел прошлого рвется, когда он скользит подушечками пальцев под ее одежду, задевая голый живот.       Гермиона не сдерживаясь стонет возле его уха и пальцы, сжимающие палочку, расслабляются. Безумие вновь правит бал, пока Драко не закрывает ее собой. Как скала, он настигает ее на морском берегу, спасая от болезненных ударов волн, имя которым воспоминания.       С ним они становятся расплывчатыми и незначимыми. В эти моменты перестает скулить где-то внутри, и уже не так скребет под ребрами. Она наконец отвечает ему, встречаясь с его языком своим, и острая вспышка разрезает грудь от солнечного сплетения до пупка.       Малфой волнует ее больше, чем стоило бы, и это вдруг снова отзывается в груди колючей искрой. Но и Тео нравится ей не меньше. Двойственность неистово гложет ее изнутри, когда она так близка с ними.       Гермиона первой останавливает их поцелуй и отворачивается от его губ. Какими бы сладкими они ей ни казались, она всё равно думает о других.       Дафна права. Ее сердце безжалостно рвется надвое, пораженное каждым из них.       — Как тебе подарок?, — с явным любопытством в голосе спрашивает он и поднимается с кровати, решив больше не тревожить ее.       — Самый оригинальный, знаешь, — бросает она, и вновь садится на постели, подтянув колени к подбородку. — Чего еще ожидать от Малфоев.       Он игнорирует последнее и выпрямляется во весь свой внушительный рост.       — Я имел в виду вот это, — усмехнувшись, замечает он и кивком подбородка указывает на кожаный футляр с золотым замком, который она и не заметила, когда вошла. — Надеюсь, тебе понравится.       Затем он щелкает пальцами и из-под вспышки магии возникает пузырек. Но сейчас содержимое прозрачное, с голубым отливом.       — А это поможет смягчить последствия ночи, — добавляет он и левитирует флакон на ее тумбу.       После он уходит, практически неслышно прикрыв за собой дверь. Почти сразу же в комнату влетает Дафна и садится рядом с Гермионой.       — Я в порядке, — Гермиона останавливает поток ее невысказанных вопросов одним взмахом ладони и тянется к футляру на тумбе.       — А Драко еще и подлиза, — хихикает Дафна и опускает глаза в пол. — Стоило только… Господи. У них это в крови, не иначе.       Пыл Дафны сходит на нет и она задумчиво перебирает пряди своих волос, сев на постели напротив и с любопытством поглядывая на подарок Гермионы.       — Открывай, чего же ты ждешь?       И едва щелкнув крохотным замком, Гермиона видит то, что сокрыто внутри футляра: абсолютно невидимая нить, и небольшой чистейший изумруд в виде капли. Изысканно, утонченно и совсем невинно.       Она сглатывает и прикрывает веки, при этом глубоко выдохнув. Конечно же, Гермиона считает себя недостойной такого подарка. Ей и в голову не могло прийти, что Драко способен сделать что-то подобное. Ведь этот жест, по ее мнению, тоже не в его стиле.       Как же глубоко она заблуждается. И как плохо она действительно его знает.       — Вот это да, — восторгается Дафна, заглянув под крышку. Она разглядывает сверкающий камень со слабой улыбкой на глазах, и тут Гермиона невольно вспоминает, что та вчера была на свидании с Кассиусом. Гринграсс же будто читает ее мысли, плюхнувшись обратно на свою кровать.       — Это было… сносно, — наконец произносит она скучающим тоном. — Надеюсь, что следующее наше свидание пройдет в более романтичной обстановке.       — У вас всё только начинается, может, стоит дать ему шанс? — встревает Гермиона и Дафна разочарованно вздыхает.       — Я настроила столько воздушных замков относительно него… — Она перекидывает волосы с одного плеча на другое и часто хлопает ресницами. — Я позволяю себе так глубоко влюбиться, а потом…. — и тут она начинает всхлипывать, а затем рыдать как ребенок, и Гермиона кидается к ней, откинув подарок на постель.       — Я думала, с ним будет по-особенному, что он какой-то идеальный, но стоило впервые побыть с ним наедине, как вся вуаль растворилась, — шмыгая носом говорит она, комкая в своих пальцах мантию. — В книгах ведь всё иначе, Гермиона. Почему реальность другая?       Она задает себе тот же вопрос и не находит ответа. Реальность всегда без предупреждения падает острой гильотиной, отсекая розовые очки. И хрупкая доверчивая Дафна еще не знает о ее проделках. Но жизнь такова, что всем рано или поздно приходится отбросить наивные книжки и смириться с реалиями. Какими бы острыми и колючими не были ее грани. Реальность несомненно жестока, но их сердца способны смягчить ее удары.       — Он просто не такой, каким ты его себе нарисовала, Даф. И это нормально. Он не принц из сказки и ты это знаешь. Но он, уверена, способен на большее, просто первая любовь делает нас…       Безрассудными? Отчаянными? И совершенно лишенными ума?       — … немного странными, и порой скованными. — завершает она свою мысль и проводит пальцами по распущенным волосам Дафны. — Мы говорим глупости и выглядим нелепо. И это, наверное, нормально. Всё, что делают влюбленные — нормально. Возможно, он не знает, как к тебе подступиться. Просто посмотри на него через два-три свидания, и только потом делай выводы.       Грейнджер качает головой, думая, что все ее слова в действительности несуразны и бессмысленны. Она ведет себя ничем не лучше Гринграсс. Но в советах конечно же старается быть умной и полной опыта, хотя его и вовсе нет за ее плечами. Там только осевшая на губах горечь пепла и запах запекшейся крови.       Там только потери.       И сидя здесь, на краешке кровати, и осторожно притянув к себе заплаканную Дафну в объятия, она впервые желает что-то обрести. Новую жизнь и воспоминания, чтобы они перекрыли слой старых и, наконец, стали ее новым кропотливо выстроенным фундаментом.       Гермиона желает обрести себя, потому что так увязла в прошлом, что жизнь стала похожа на хитро сплетенную паутину.       А еще она устала отчаянно бороться с чувствами и хочет плыть по течению, а не против него.       — Я хорошо понимаю, что ты чувствуешь, Даф. Я в той же лодке, — задумчиво шепчет Гермиона, поглаживая ее по плечам. — Я влюблена и не буду этого отрицать. И не буду отрицать того, что, кажется, влюблена в них обоих. Это и вправду бессмысленно. Но мое сердце до сих пор принадлежит мне, и только у меня есть ключ от него.       Она смаргивает слезу, пока Дафна этого не видит, прижавшись щекой к ее мантии на плече. Гермиона думает о том, что на самом деле ключ от ее сердца уже давно есть и у Драко и у Тео. И в любой момент, стоит ей лишь отвлечься и забыться в их объятиях, как сердце вырвут с корнем и с жестокостью растопчут о каменный пол.       — Он позвал меня завтра на балкон Астрономической башни, — еле разборчиво бубнит Дафна, уткнувшись носом в ткань. Мантия от ее слез становится совсем мокрой. — Ты думаешь, мне стоит согласиться? Вдруг всё будет точно так же? — она отрывается от ее плеча и большими испуганными глазами смотрит прямо в глаза Гермионы.       — Пока не попробуешь — не узнаешь, — только и отвечает она, и ее взгляд вновь падает на драгоценный камень, отражающий искры пламени от свечей.       Гринграсс робко улыбается и, отстранившись, утирает заплаканные щеки. Она находит в себе силы вновь стать непоколебимой слизеринкой, и это именно та черта, которой так хочется обладать Гермионе: подниматься с колен, когда сил идти практически нет. Когда сердце молит о пощаде от боли.       Но ведь болит — значит несомненно срастается. Значит всё-таки заживает.

***

      На обеде Гермиона получает письмо от Гарри и, разозлившись, запихивает его в сумку под неодобрительный взгляд Малфоя.       — Прочти его, — советует он будто со знанием дела, и Гермиона громко фыркает. — Поттер наверняка хочет сказать тебе что-то важное.       — Не важнее того, что я уже услышала от него.       И это чистая правда. Ведь она до сих пор и расстроена, и зла на него одновременно. Гермиона даже чувствует, как их дружба трещит по швам, но ничего не может с этим поделать.       Гарри видел достаточно для того, чтобы перестать с ней общаться насовсем, но всё-таки написал ей, несмотря ни на что. Она уверена, что обнаружит там целую повесть о том, как отвратительно себя повела и натворила то, что делает ее намного хуже, чем все слизеринцы вместе взятые.       Ранение его словами засело глубоко в душе, ведь она так и не оправдала его надежд.       — Сожги его и пошли Поттера в жопу, — подсказывает Нотт с довольной ухмылкой и облизывает ложку, глядя на Гермиону.       — Совет не то чтобы дельный, Тео, но, пожалуй, я подумаю над этим, — отвечает она и поднимается из-за стола под неодобрительный взгляд Малфоя.       — Ты не ела, Грейнджер.       — Аппетита нет, может быть поем на ужине, — бросает она уже через плечо, и он, конечно же, поднимается следом.       Драко преследует ее по пятам вплоть до внутреннего двора и бережно задевает ее плечо, когда она устало прислоняется к колонне. Ветер треплет ее кудри, пока она провожает взглядом низкие тучи. Англия осенью — как состояние души, такое же невыносимое и гнетущее.       — Сигарету? — предлагает Малфой и протягивает ей одну из портсигара, вторую зажимая между губами.       Она отрицательно мотает головой, впервые отказываясь от порции умиротворения. Желудок почему-то начинает скручивать жгутом при мысли о том, что Гарри мог написать в этом чертовом письме, но она насильно уговаривает себя не вскрывать его.       — Я тоже грешен тем, что до сих пор не вскрыл письмо от отца, — признается Драко, глядя на дым между пальцев. Он стряхивает пепел, чиркнув ногтем по кончику сигареты, и вновь затягивается. — Не думаю, что он может отчитывать меня за то, что я встречаюсь с девушкой, но, думаю, приятного там всё-таки мало.       — Может быть, у него тоже есть для тебя что-то важное. Он ведь…       — Ничего такого, чего бы я не знал, — холодно отвечает он и скрывает эмоции за доли секунды. — Ему грозит в лучшем случае поцелуй дементора, а в худшем — еще с пару лет в темницах Азкабана, которые будут сравнимы с самыми страшными пытками на земле. Если он переживет их, конечно.       Гермиона опускает взгляд на его пальцы с худощавыми фалангами, на перстень, что так же крепко сидит на пальце левой руки, и думает о том, что каким бы ни был Люциус Малфой в прошлом, он навсегда останется для Драко примером истинного мужества.       Что Драко передаст все их утонченные манеры по наследству своим сыновьям и привьет им идеальный вкус, как и всегда было в их роду. И, конечно же, у его потомков сохранится та же аристократическая бледность кожи, правильность черт лица и стальной взгляд. Она уверена и в том, что он расскажет своим детям о войне, и о том, за что он сражался, не утаив своих роковых ошибок. Она уверена, что он их обязательно признает.       — Я думаю, он скучает по тебе, — тихо произносит она и сжимается от сказанного. Потому что сама скучает по своим собственным родителям. Увы, они по ней — нет.       Они о ней даже не помнят.       — Как только год закончится, я хочу попытаться вытащить его оттуда, — он тушит сигарету и выкидывает окурок на сырую землю рядом с колонной. — Я хочу чтобы он вновь увидел не только меня, но и Нарциссу. С ней будет проще, я уверен.       Он утвердительно кивает сам себе и сует руки в карманы мантии. Поеживаясь приподнимает плечи, забывая о согревающих, которые всегда их спасали, и разворачивается к ней, подходя как можно ближе. Полы его мантии касаются ее и Гермиона задирает голову вверх, чтобы посмотреть в его глаза, затянутые знакомой ей тревогой.       — Лучше, если твой отец не будет знать, с кем ты встречаешься, — выпаливает она на одном дыхании, но Малфой хмыкает на ее заявление.       — Лучше тебе не знать, что будет, если он хоть что-то скажет против тебя, Грейнджер, — отрезает он, обняв ее за талию, и низко склонившись к лицу. — Так что даже не забивай свой уникальный мозг этими незначительными мыслями.       Он наклоняется, чтобы прихватить ее губы своими и скользнуть языком по зубам. Гермионе остается лишь только ухватиться за его мантию и привстать на цыпочки, чтобы повиснуть на его шее, не разрывая поцелуй. Их прохладные губы сталкиваются, и она не вовремя представляет их на своей обнаженной коже по всему телу.       Когда Драко зарывается в ее волосы и оттягивает их, чтобы прильнуть к шее, Гермиона видит, как за ними издалека наблюдает Тео. Он стоит в глубине галереи, почти скрывшись за колонной, и уходит так же быстро, едва она пытается моргнуть, чтобы точно разглядеть его образ.       Малфой сразу же чувствует ее напряжение и выпрямляется, снова становясь высоким и недоступным. Взгляд, только что казавшийся возбужденным и мягким, сменяется ледяной завесой, от которой мурашки самопроизвольно бегут по коже. Она прикусывает нижнюю губу, виновато уставившись на его рубашку, всё еще сжатую в ее пальцах.       И он накрывает их своими, внимательно заглядывая в глаза, пока она их всё-таки не поднимает на него. Выждав пару секунд, Малфой снова становится прежним, и Гермиона искренне удивляется его искусному владению эмоциями. Жаль только, что тот контроль, который он применяет, опасен.       — Я подумал о том, что тебе стоит сегодня немного расслабиться. Несмотря на занятия в субботу, твой день рождения должен пройти явно не в девичьей спальне, — более расслабленно говорит он.       — Вообще, поражает, что ты о нем вспомнил и…       — Представь себе, Грейнджер, я и не забывал, — отвечает он ровно и с долей отчужденности. — Я всегда о нем помнил. Правда, поздравить удалось впервые. Но лучше поздно, чем никогда?       Гермиона неловко выдавливает из себя улыбку, которая, конечно же, показывает ее смущение.       — И что ты предлагаешь? — интересуется она как бы вскользь, но Малфой тут же начинает сиять, будто тот самый изумруд на подвеске.       — Первые выходные в Хогсмиде, думаю, нам помогут с этим, — предлагает он и отступает назад всего на полшага.       — Посиделки в пабе? — она вскидывает брови, и Малфой повторяет за ней.       — Чем тебе не угодили пабы? Там бывает мило.       — Мило? — смеется она и Драко так же зеркально подхватывает ее смех, улыбнувшись и показав ей красивую ямочку на щеке, от чего она позволяет себе потянуться рукой к его лицу и провести по этому месту кончиками пальцев.       — Почему бы и нет? Возьмешь с собой Дафну, — рассуждает он, не отстраняясь от ее прикосновения. — Закажешь себе всё, что хочешь, задуешь свечки, всё, как и полагается делать на дне рождения, — он вдруг опускает голову и, тряхнув длинной челкой, отворачивается к проему арки. Улыбка исчезает с его лица.       — Драко? — зовет она, и он поворачивается к ней, натянув фальшивую ухмылку.       — Не важно, Грейнджер, — нехотя подытоживает он и надевает на себя маску невозмутимости. — Следующим летом я обязательно восполню этот праздник и ты сможешь даже сделать дурацкое колдо меня перед тортом.       Гермиона пугается того, как он так легко рассуждает об их совместном будущем, что даже опускает ладонь и перестает его касаться. Ей страшно думать о том, что она может вот так просто оказаться в его идеально выстроенной жизни за пределами Хогвартса, и еще страшнее ей от мысли там не оказаться.       Вдалеке приглушенно звенит звонок, прерывая ее тягостные мысли, и она поправляет сумку на плече, собираясь уходить из их места уединения. Малфой предлагает ей руку и она, взглянув на нее, решается вложить свою и переплетает с ним пальцы.       Пока не попробуешь — не узнаешь, — думает она и входит с ним в класс под косые и неоднозначные взгляды остальных учеников.