Сто оттенков одиночества

      По коридору отеля разносится тошнотворная вонь, но стоит им переступить порог своего номера, как запах остается за дверью. Малфой надежно запечатывает полотно чарами и накладывает несколько заглушающих.       Гермиона обводит скромную комнату взглядом и задерживает его на двуспальной кровати, которая застелена сероватым, но свежим бельем. В углу ютится квадратный столик с пустой вазой для цветов и два скособоченных табурета. Деревянные половицы издают протяжный скрип, но Малфой смело проходит в комнату, скидывая на ходу промокшую мантию. Он также помогает Грейнджер, разместив их верхнюю одежду на крючках у двери.       Сняв с себя ботинки, Малфой остается в одних брюках и рубашке. Он ослабляет галстук, стягивает его через голову и кидает на табурет. Гермиона боязливо осматривается и, наконец, видит еще одну узкую дверь и толкает ее, проходя внутрь.       В тесной ванной комнате оказываются только душ с тканевой шторкой и унитаз. Ванна и зеркало отсутствуют как излишние элементы для придорожного хостела. Покрытый трещинами грязно-голубой кафель выстилает пространство от пола до потолка. Два настенных канделябра со свечами намертво вбиты в стену меж грубых зазоров плитки.       Гермиона проверяет воду и благодарит Мерлина, когда та постепенно переходит от ледяной к теплой.       — Будешь что-нибудь? Я мог бы заказать еду, — раздается за ее спиной, и Гермиона подскакивает на месте, оборачиваясь.       Мокрыми пальцами она задевает дверной косяк, оставляя на нем капли воды, и поднимает глаза на Малфоя, взгляд которого кажется еще более глубоким и проникновенным в темноте комнаты.       — Не откажусь от сэндвича и горячего какао, — бегло отвечает она и он кивает, уходя обратно в комнату.       Написав зачарованную записку, он оставляет ее за порогом комнаты и приоткрывает одинокое дребезжащее от дождя и ветра окно. В его руке появляется портсигар. Он неспеша достает сигарету и присаживается на шаткий подоконник.       Он ловит взгляд Грейнджер и поднимает портсигар, предлагая присоединиться, но Гермиона отказывается, покачав головой.       — Я в душ. Ненадолго.       Малфой поджигает сигарету и отворачивается к открытому окну, из которого сквозит ветер, что треплет его волосы и рубашку.       Решив скрыться в ванной, Гермиона закалывает волосы в пучок и расстегивает одежду. Оставив всё на закрытой крышке унитаза, она встает под теплые струи и намыливает дрожащее тело. Влага сбегает вниз, вызывая поток мурашек по голой коже.       Смыв с себя последнюю пену и освежив лицо, она вдруг осознает, что даже не запиралась. Поспешно взяв с крючка полотенце, она насухо вытирается и одевается обратно в ту же одежду.       Она возвращается к Малфою и застает его сидящим возле стола. Он со скучающим видом листает старую газету, вероятно, оставленную прошлыми жильцами. Не торопясь он переворачивает страницу за страницей, пока между его пальцев струится пар от горячего какао на столе перед ним. Там также стоит тарелка с двумя сэндвичами и бутылка содовой.       Гермиона подсаживается рядом и сразу откусывает от своего сэндвича, промурлыкав под нос «спасибо» с набитым ртом.       — Не знаю, как насчет вкуса, но на вид хотя бы не отвратно, — кидает Малфой и откладывает потрепанную газету в сторону.       — В любом случае — это лучше, чем если бы готовил Гарри, — улыбается она. Гермиона быстро согревается от его присутствия и огонька свечей, расставленных по комнате.       Малфой только фыркает на ее заявление и, надкусив сэндвич, громко щелкает открывашкой газировки. Он выпивает за один раз больше половины и удовлетворенно выдыхает, облизнув губы.       Гермиона быстро опускает взгляд на тарелку между ними и обнимает ладонью пухлую кружку своего напитка. Ароматное какао приводит ее в чувство и приятным теплом задевает душу.       Но увы, это не то тепло, которого она так жаждет.       Необходимое ей скрывается под подушечками пальцев Малфоя, под поцелуями, которыми он осыпает ее тело, и под дыханием, что вырывается из него, когда они вплавляются друг в друга.       Совсем не замечая, она откровенно пялится на его пальцы, поднимаясь взглядом к запястью. Туда, где манжета рубашки скрывает его предплечье, покрытое извивающимися венами. Будто почувствовав это, он расстегивает рукава и заворачивает их почти до локтя, обнажая то, по чему ей хочется пройтись пальцем. От этого ей становится жарко, и какао здесь теперь ни при чем.       Она отставляет наполовину полную кружку в сторону и подозрительно смотрит на кровать, стоящую у стены.       — С чего она взяла, что мы будем спать на одной постели? — рассуждает Гермиона, прикусывая нижнюю губу, что, конечно же, не скрывается от взгляда Малфоя.       — А ты бы подумала иначе? — хмыкает он, стряхивая крошки с пальцев и невербально очищая руки.       — Она могла бы спросить для приличия.       — Ей нет дела до глупых вопросов, — отвечает Малфой и встает из-за стола, потягиваясь так, что его рубашка натягивается на мускулах. — В любом случае мы можем разделить кровать заклинанием и вопрос будет закрыт.       — В этом нет необходимости! — восклицает она чуть громче, чем нужно, но улыбка уже играет на его губах.       — Тем более, Грейнджер, — произносит Малфой и садится на постель, похлопав ладонью по бедру в приглашающем жесте.       Выдержка тут же сгорает заживо.       — Иди сюда, — его шепот заставляет ее душу самой продаться дьяволу, лишь бы не терпеть эти муки.       Несколько секунд она разглядывает его колени, словно ей предлагают сесть на электрический стул — то, что убьет ее, как только она сделает это.       Малфой приподнимает бровь, всматриваясь в ее внезапно испуганные глаза. Уголок губ предательски изгибается, повторно рисуя на его лице улыбку.       — Садись, Грейнджер. Я не кусаюсь, — призывает он повторно. Она встает, затем делает шаг навстречу, задевая его колено своим.       Она неуверенно присаживается на его крепкое бедро и охает, стоит ему прижать ее к себе за талию. Гермиона покрывается мурашками и задерживает дыхание.       — Не надо было идти в Хогсмид на ночь глядя, — сетует Гермиона, пытаясь таким образом избавится от волнения. — Это изначально была провальная затея.       Знакомая ямочка проступает на его щеке, и Гермиона проводит по ней пальцами. Малфой открыто улыбается ей в ответ.       — Говорит мне та, что промышляет вместе со слизеринцами в ночном замке и второй раз попадает под гнев Минервы, — поддевает он, и Гермиона опускает взгляд.       Его теплая большая ладонь лежит на ее колене, поглаживая его.       — Тебе нравится так? — спрашивает он, поднимая ладонь чуть выше и задевая оголенное бедро под юбкой.       — Мне нравится, когда… — и она приоткрывает губы, вдыхая, когда он сдвигает подол юбки чуть вверх, задевая внутреннюю поверхность бедра и направляя ладонь между ее ног.       И ей кажется, что от этих плавных движений его руки она готова спрыгнуть в пропасть и одновременно с этим вскочить с коленей, прося больше так не делать. Не касаться ее, когда ему этого только захочется, чтобы перестать испытывать накатывающие волны жара по всему телу, которые просто уничтожают ее.       Уничтожают ее волю и накрывают страхи теплым одеялом, точно так же, как и его тело накрывало ее прошлой ночью.       Сильно, отчаянно, требовательно.       Гермиона закусывает губу, ощутив на себе его заинтересованный взгляд.       Глядя на лицо Гермионы, полное спутанных эмоций, Малфой дотрагивается до ее щеки, чуть надавливая пальцами, чтобы она повернула голову и взглянула на него ответ.       — Скажи мне, как еще тебе нравится, Грейнджер?       Сердце бьется о ребра так сильно, что Гермиона едва находит силы справиться с чувствами, которые он поселяет в ней. Его нужда откликается в ней и дергает за ниточки, чтобы вызвать ту же реакцию.       И она поддается.       Всему, что он делает с ней.       Если бы это были колени Тео, она уверена, что тот не стал бы даже спрашивать, как ей нравится, он просто стал бы утолять свою жадность, и это и было бы как раз тем, чего ей и хочется.       Вот так, без слов.       Но то, как Малфой просит… то, как его подтаявший лед в глазах облизывает сейчас контур ее губ, тоже вызывает трепет. Она будто тот самый скрепляющий пазл между ними всеми.       Центральный.       И без нее их мир превратится в пыль.       Гермиона несмело кладет ладонь ему на плечо, ближе к вороту рубашки, там, где проглядывает оголенная шея, и придвигается еще ближе, тем самым оказывая давление на его пах.       Малфой терпеливо прикрывает веки.       — Поцелуй меня, — звучит от нее как наивная просьба, и он приближается к ее лицу, медленно скользя языком между губ. — Что же я скажу Дафне? — шепчет она между рваными поцелуями. — Она будет переживать, когда не увидит меня утром, — это звучит как просьба отпустить ее на стужу за дверью. Так же глупо.       — Думаю, мы для нее уже не секрет.       Мы.       Для него это смело.       Для нее — пугающе.       Внутри снова появляется желание сбежать. Но рука Малфоя, которая в этот момент сжимает ее бедро, мягко намекает о том, что она в западне.       По собственной воле.       Гермиона даже не замечает, как они оказываются лежащими на постели: его рубашка уже приспущена на плечах, потому что она отчаянно пытается снять ее с него. Гермиона не замечает и того, как ее юбка задирается выше, чем уровень приличия в ее голове, оголяя полупрозрачное белье. Как его рука поглаживает ее ягодицу и опускается между ног.       Тревоги стираются подчистую, ее руки ищут его тепло, и она вновь готова изнывать от того, как хорошо их тела соприкасаются, когда он подминает ее под себя.       Его губы ложатся так точно на ее, будто он создан, чтобы вечно целовать ее до беспамятства.       Его дыхание, его биение сердца — оно в унисон с ее.       Оно подходит ей.       Он подходит ей.       Гермиона прикрывает рот ладонью, когда Малфой, ловко расправившись с ее блузкой добирается до груди и начинает посасывать ее сосок. Он втягивает его, а затем бьет по вершине кончиком языка. Длинные пряди его челки щекочут кожу груди. Дрожь завладевает телом, когда его пальцы сдавливают второй и слегка прокручивают его по спирали. Гермиона выгибается в пояснице и он толкается в ее бедро своим твердым членом.       Опустив голову, она смотрит на их полуобнаженные тела. На то, как контрастирует лоск его темных брюк с ее обнаженной кожей, на то, как на его шее застывают точечные пятна от ее поцелуев, увековечиваясь на его коже. На то, как его большие ладони собственнически держат ее тело. Как цвета превращаются в мазки черного и белого. Как свечи одна за другой гаснут, оставляя их под ворохом собственного частого дыхания и сбитых стонов.       — Ниже, пожалуйста, — стонет она, когда его губы находятся на уровне пупка.       Она направляет его туда, неосознанно желая сравнить. Узнать, как это. Каково это, когда губы и язык Драко будут заняты ей всецело.       Гермиона запрокидывает голову и сгибает ноги в коленях, раскрываясь перед ним. Вытянув руки, она зарывается ими в его спутанных волосах, подталкивая его опуститься еще ниже.       Ей льстит то, как он подчиняется, прогибаясь и устраиваясь у нее между бедер. Его рот сразу прижимается к ее влаге. Губы обхватывают клитор, оттягивая его. Гудящее напряжение становится всё невыносимее. Он быстро двигает своим языком, не упуская ни одной ее складки, пока Гермиона закусывает указательный палец до боли, чтобы ее громкие стоны не переполошили кого-то вокруг даже сквозь чары. Она дергает бедрами, чтобы насадиться на его вытянутый язык, и Малфой подхватывает ритм, ускоряя толчки языком.       Ее ослепляет вспышка мощного оргазма при мысли о том, как бы он трахал ее. Прямо здесь и сейчас. Малфой хлопает кончиком языка последний раз, и она вздрагивает от чувствительности после оргазма, блаженно растекаясь под ним. Но на этом он не останавливается и расстегивает свои брюки, обнажаясь полностью. Руками Гермиона продолжает гладить его тело и, опустив ладонь ниже, касается его горячего длинного члена, головкой устремленного прямо вверх.       Кровь разливается по щекам и всё ее тело хочет принять его в себя, но она совершенно неопытна, и, чтобы не показаться неловкой, она выпускает его из своих рук, пряча лицо в изгибе его шеи.       — Ничего не будет, если ты не захочешь, Гермиона.       Впервые услышав свое имя из его уст, она вздрагивает и распахивает глаза, полные непрошенных слез. Оно звучит от него с такой мягкостью и трепетом, что она и представить себе не могла до этого момента, что просто имя может вызывать столько запутанных эмоций.       Ее страх затихает, и она вжимается в его тело, попутно задевая губами адамово яблоко и ключицу. Малфой освобождает ее от скомканной на плечах блузки и юбки на талии, затем накрывает одеялом, пряча ее от всего мира в своих тесных объятиях. Запахи тела, горячее дыхание и поцелуи вновь смешиваются в единый клубок, в котором спутываются и их тела.       Он изучает ее касаниями пальцев по всему телу, то тут, то там оставляя россыпи поцелуев, будто составляя свою карту созвездий. Пока он наслаждается ее обнаженным телом и вздохами, она скользит ладонью вдоль его груди, ниже к пупку, задерживаясь на твёрдых мышцах его пресса совсем на немного, и снова задевает пульсирующий член.       Дыхание перехватывает, и она стыдливо осознает, что могла бы позволить себе немного большее. Потому что готова дать наслаждение ему. И когда в следующее мгновение Малфой толкается в ее руку, оставляя там влажный след, она охватывает его член полностью и осторожно начинает двигать рукой вверх-вниз под его гортанные стоны.       — Грейнджер, — она не узнает его глубокой рычащий тон, который создается на фоне его перевозбуждения. Это звучит как предупреждение, но она сползает вниз и оттягивает одеяло обнажая их.       — Могу я…?       — Даже не спрашивай, — хрипит он с полуприкрытыми от удовольствия веками, глядя на то, как она опускается рядом с его бедрами и целует низ живота, щекой задевая головку члена. — Ты можешь делать всё, что угодно.       Одной рукой она сжимает его за основание, второй придерживает за бедро, и, не имея совершенно никакого опыта, целует его член снизу вверх, сомкнув губы на самой головке. Малфой инстинктивно подается вперед и сгребает ее волосы в руку.       Он шипит и прикрывает веки. Ее язык слизывает проступившую солоноватую влагу, а после она погружает его в рот, слегка посасывая, и представляя, что это просто огромное ледяное мороженое. Но ее губы горят от этого льда и ощущения, как она снова становится нестерпимо влажной, так, что постанывает с его членом во рту.       Малфой осторожно давит на ее затылок и двигает бедрами вверх, помогая ей взять поглубже хотя бы на доли дюйма. Гермиона не отстраняется, всецело поглощённая процессом. И ее это дико возбуждает. Потому что его приглушенные низкие стоны отдаются от стен и согласуются с ее. То, как он гладит ее по щеке второй ладонью, при этом не прекращая давить на затылок и зарываться в кудри. То, как он уязвлен в таком положении, и любое ее движение ртом и руками сносит ему крышу.       Вскинув бедра сильнее чем прежде, он практически касается задней стенки ее горла, и со сдавленным хрипом, не удержавшись кончает, наполняя ее рот спермой, которая стекает на ее пальцы и низ его живота.       Пока он, прикрыв глаза, пытается отдышаться, она облизывает губы, пробуя его семя на вкус. Оно терпкое, немного соленое и одновременно сладкое. Она проглатывает всё, что попадает ей на язык, и быстро очищает их палочкой.       Ложась рядом, Гермиона с замиранием сердца смотрит, как вздымается его грудь, и на то, как сексуально и приглашающе приоткрыты его губы. Она тянется, чтобы еще раз почувствовать его поцелуй, прежде, чем они заснут в этой богом забытой комнате отеля.       Она придвигается к нему, но Малфой оказывается быстрее и, обняв ее, затаскивает сверху на себя. Его ладони полностью обхватывают ее ягодицы, а прохладный влажный язык задевает зубы, после встречаясь с ее горячим, соединяя что-то настоящее. Словно они, сшитые осколками из прошлого, перерождаются и залечивают раны близостью и теплом друг друга. Словно эти поцелуи спасут их от всех невзгод, поджидающих впереди. Словно это единственное доступное им лекарство, которое они заботливо делят на двоих, и поглощают его доза за дозой.