Сто оттенков одиночества

      Суббота проносится мимо Гермионы, вопреки ее упорному желанию остановить время. Ведь вечеринки не по ее части. Для большей продуктивности она занимает себя парой докладов, дополнительным практическим у мадам Стебль, и осознанно штудирует стопку книг в библиотеке. Это выматывает и вычищает мысли. То, что нужно. Потому что вкус вчерашней сигареты до сих пор теплится на языке и не дает покоя. Будто дым преследует ее.       Будто Малфой стоит совсем рядом и всё так же что-то ищет в ее взгляде.       Ближе к вечеру она неохотно, но сдается в руки Дафны. Спорить с ней оказалось себе дороже. Вечеринка через час, нужно еще многое успеть, особенно, укротить ее волосы.       — Вот так, — поправляет Дафна ее волнами уложенные локоны и улыбается ей в зеркало. — Выглядишь супер. Любая аристократка сдохла бы от зависти.       Гермиона тянется к волосам и с недовольством убирает свисающую кудряшку у щеки. Все приготовления выводят ее из себя, но лоск — неотъемлемая часть вечера в Слизеринской гостиной.       — Это лишнее, — ворчит она, и Гринграсс недовольно надувает губы. — Мне незачем выделяться.       — Еще чего! — слизеринка обходит ее вокруг и намеренно выпускает еще одну прядь со второй стороны.       Они обе смотрят в зеркало.       Две такие разные молодые девушки с запечатленной на сетчатке глаз войной. Обе стоят на границе, с которой смогут совершить переход в новую, созданную своими руками, реальность. В тот мир, который будет открыт им настежь. В котором они получат всё, что захотят. Ну или почти всё.       Входит ли в эти понятия любовь? Кто знает.       Кажется, они и вовсе забыли что это такое. Как с этим обращаться, не боясь обжечься. Любовь — чувство с широким диапазоном. С ним можно страдать, сходить с ума, зависеть, обожать, ненавидеть, и всё это называется одинаково.       Какая злая ирония.       — Пора, — говорит ей Дафна, подталкивая к выходу. — Все уже собрались.       Гермиона послушно идет за ней. Гринграсс тянет ее за руку в сторону спуска в гостиную. И, уже начиная с лестницы, они могут видеть, как преобразилось привычное им помещение всего за несколько часов.       Плотная дымка стелется по каменному полу. Танцующие перламутровые блики перепрыгивают с одного места на другое, задевая фигуры студентов, которые общаются кучками как обычно принято на светских приемах у аристократов. Они ведут себя клишированно даже в той обстановке, в которой могли бы полностью снять с себя маску элиты и стать обычными подростками, получающим удовольствие от происходящего. Но нет. Они выглядят так, будто всех их создали под копирку. Все эти жесты, улыбки, смех, антураж. Отполированное, рафинированное сообщество детей, которые с пеленок воспитываются как взрослые, пропуская этап балования, и сразу переходят к изучению этикета, сидя с золотой соской во рту.       Гермионе никогда к этому не привыкнуть. И стоит ли?       — Вон он, — шепчет ей Дафна, дергая подругу за локоть. — Сидит с этой идиоткой.       Девушки спускаются на пару ступенек и застывают возле утонченной колонны. Дафна хватает с подлетающего к ней подноса бокал искристого шампанского и делает рваный глоток.       — Какая же она сука, — разъяренно шипит Гринграсс, сильнее сжимая пальцы на предплечье Гермионы. — Претендует на то, что должно по праву принадлежать мне.       Дафна прожигает взглядом невинную Лайзу, которая и не подозревает, что ее давно мысленно закопали под землю, перед этим убив изощренным непростительным.       — Они даже не смотрят друг на друга, — высказывает ей Гермиона, попытавшись сгладить шероховатость ее настроения.       — Ну конечно, — фыркает слизеринка, — сейчас она сидит, словно святая, а через пару минут — вот увидишь, полезет к нему на колени. Когтевранки только притворяются тихонями.       — А вот и мои кошечки, — голос, который Гермиона уже выучила наизусть за какую-то неделю учебы, и узнает из тысячи по мурчащим тянущим ноткам.       Нотт обвивает талию Дафны и задевает пальцем ее вздернутый кончик носа.       — Чего мы такие хмурые, а? — спрашивает он. — Время отдыхать и отрываться на полную катушку, а не ревновать мудаков к таким же тупым телкам, Даф.       Она моргает пару раз и показывает ему намек на слабую улыбку. Тео этого достаточно, и он переключает внимание на Гермиону.       Его ладонь соскальзывает с талии Гринграсс. Взгляд облизывает ноги Грейнджер, запинаясь у середины бедра, ровно там, где заканчивается атласное платье кровавого оттенка. Он расплывается в ухмылке и исследует ее фигуру дальше, особенно задерживаясь на груди. Скорее всего, чары плохо справляются с поставленной задачей, и ее соски горошинами проступают под обтекаемой тканью.       Гермиона тянется поправить волосы и опускает локоть. Пальцы Дафны соскальзывают с ее руки.       — А вы неплохо подготовились, — подмечает он и убирает обе руки в карманы брюк.       Его серебристая рубашка из шелка полурасстегнута на груди и эта неряшливость делает его сексуальным.       Их прерывает Малфой, поднимающийся к ним по ступенькам.       — Думал, вы уже не придете, — обращается он к девушкам, в первую очередь задевая взглядом образ Грейнджер. Ее ровно очерченные алые губы и локоны теплого шоколадного оттенка. Он не торопится опустить глаза ниже и протягивает ей ладонь.       — О, Драко решил поиграть в принца, — стремится поддеть его Тео и спускается на один уровень с ним. — Давай, покажи девочке, чему тебя научил папаша, — выделяет он последнее слово презрительным голосом, задевает его плечом и спускается вниз, полностью позабыв о Дафне, словно ее и не было рядом с ними.       Гермиона завидует выдержке Малфоя, потому что он молча игнорирует фразу друга и продолжает смотреть ей в глаза, ожидая ее согласия.       — Я в бар, — заявляет Дафна растерянным голосом и, не отрывая взгляда от Уоррингтона, спешит вниз по лестнице. Ее силуэт в крошечном черном платье растворяется в дымке гостиной.       Гермиона вновь смотрит на ладонь Малфоя, протянутую ей в приглашающем жесте. Эта сцена на лестнице — как стоп-кадр из какого-нибудь кинофильма, где в конце все счастливы, но никто не знает, что происходит с героями после титров. Возможно, пленку зажевывает, и все их будущее плавится и скукоживается в комок неразборчивой массы. А после этого оказывается на свалке, растоптанное и никому не нужное.       Она не хотела бы чтобы однажды с ее сердцем поступили таким же образом. Но страховки и гарантий никто не дает. Поэтому, она вкладывает свои пальцы в его ладонь, будто прощупывая выступ, проверяя его на надежность.       Малфой твердо сжимает их, и прямо сейчас кажется, что страховка вовсе не нужна, а если всё и полетит вниз, то с ним не страшно. Потому что он и вправду скала. Непробиваемая, холодная, внешне надежная, а что там внутри — бурлящая лава или вечная мерзлота, а может быть, райский оазис — покажет время.

***

      — Минуточку внимания! — Призывает всех Тео и взбирается на один из журнальных столиков, предварительно скинув ботинком лишние предметы. Что-то разбивается, но ему не важно. Нотт привлекает к себе намного больше внимания, чем осколки стекла.       Все затихают и перестают шушукаться.       Прошла уже треть вечеринки, за которую часть студентов успевает достичь нужного градуса. Тео это, конечно же, на руку. Ведь ему нужна пластичная публика, которая будет соглашаться с каждым его словом, смотреть ему в рот и боготворить. Он как шут и маг в одном флаконе. Веселит и водит за нос. Манипулирует, рискует и увлекает за собой. Он олицетворяет хаос, носит его внутри себя и создает снаружи, без страха оказаться слишком экстравагантным.       — Я тут подумал, — начинает он свою речь с пространственной фразы, — что многие из вас могли решить, будто мы возомнили себя хрен пойми кем и пытаемся влить в ваши головы очередное дерьмо из разряда того, что мы так изувечены войной, что нас нужно понять и простить, погладить по голове и принять такими, какие есть, — он притворно искажает голос, чтобы изобразить жалобность. — Но хочу заверить, — более уверенно и твердо произносит он, уловив приток внимания на себя, — что нам не нужны ваши прощения и принятия, оставьте их для особых случаев.       Ученики с младшего курса осторожно переглядываются. Малфой рядом с Гермионой сидит и безотрывно смотрит на жестикуляцию Тео. Он точно не встрянет в этот монолог души своего друга. Потому что отчасти, вероятно, согласен с этими словами, как и Гермиона.       — Нас всех хотят придушить, вы не заметили? — продолжает вещать Нотт, перешагнув пепельницу на столике. — Макгонагалл считает, что взяла власть в свои руки. Но мы же с вами помним, кто настоящий владелец всего этого? — он вопрошает взглядом в зал и они опускают глаза в пол, лишь бы не признавать правды. — Дамблдор, — подтверждает их мысли Тео. — Дамблдор, мать его. Он бы никогда не позволил делить нас по дебильным правилам, брать под контроль каждый шаг и издавать новый устав.       Все потупляют взор. Тео вызывает желаемую реакцию и осматривает всех присутствующих.       — Вы, кстати, вообще, давно его читали? О, уверяю, там появилось много нового. — Тео улыбается, и приподнимает бровь. — Минерве словно башку снесло от власти. Эта старушка мечтает выстроить нас, как личных солдат. Пережать глотку и доложить дорогому министерству в лице Кингсли, как замечательно она справляется. Да Амбридж просто курит в сторонке!       Тео поднимает чей-то стакан с огневиски и проглатывает содержимое, будто его мучает жажда.       — Дряхлая сука еще не знает, с кем связалась, — выдохнув, оскаливается он. — Лично я не намерен это терпеть, но вы вольны думать как хотите. Вас будут затыкать при любой возможности, и это еще только начало. Подождите, это она еще не вошла во вкус.       — Но что мы можем сделать? — спрашивает один из парней с седьмого курса, и Тео жадно переводит на него взгляд.       — Хороший вопрос, — он делает паузу, пытаясь вспомнить, как зовут этого студента.       — Себастьян, — кивает ему парень, поправляя темные волосы.       — Что ж, Себастьян, — Рассуждает Тео, поправив воротничок своей рубашки расслабленным жестом. — Должен признать, что твой вопрос задан немного неверно. Ты рассуждаешь как жертва, — со скукой кидает Нотт и спрыгивает со своего импровизированного постамента, будто сходя с обложки журнала. Его высокая стройная фигура напротив полноватого низкорослого семикурсника кажется неким дисбалансом.       — Не столько важно что, важно как. — Он подходит ближе и склоняется над ним, растягивая свою улыбку.       — И как? — студент торопит его мысль, стремясь понять всю суть за раз.       — Ду-мать, — заключает он постукивающем в жесте указательного пальца у своего виска. — И пикси понятно, что Дамблдора не воскресить. Ведь как прежде уже никогда не будет. Но и так, как сейчас, продолжаться не может. Вы же согласны?       По толпе студентов проходится гул. И большинство, судя по всему, с ним солидарно. Тео призывает еще один бокал с виски, но не притрагивается к нему, просто сжав в руке.       — Поэтому, надо быть аккуратными, иначе мы только разозлим Минерву, а она в конец оборзела. Может, в прошлом она поебывалась с Бруствером, что вполне вероятно, — отрешенно произносит он с гримасой отвращения.       Драко на это высказывание потирает переносицу и качает головой.       — Тео начинает заносить, — с недовольством говорит он полушепотом и откидывается на спинку дивана.       Его бедро касается ее кожи у кромки платья, и Гермиона опускает глаза на свои сжатые ладони. Она никогда прежде не испытывала столько неловкости.       Малфой реагирует на ее смущение, сместив фокус внимания с речи Тео на нее, и переводит взгляд на обнаженные плечи. Она не сразу соображает, что происходит, и только когда пальцы Малфоя мягким жестом возвращают бретельку ее платья на место и едва задевают впадинку ключицы, она поворачивается к нему. Ослепительность его образа бьет по глазам: кипенно-белая рубашка, графитовые брюки, лоск прически, острый взгляд.       Он подхватывает распущенный завиток возле ее щеки и пропускает его сквозь пальцы. Мимолетная дрожь струится по телу, пока он проделывает это движение еще несколько раз.       Малфой перебирает ее волосы, лавируя между локонами взглядом, раздумывает и прислушивается к аромату.       — Ваниль и персики, — произносит он еле слышно, будто сам себе.       — Это духи Дафны, я даже не думала, но она… — оправдывается Гермиона, но Малфой лишь улыбается в своей манере, уголком губ.       — … Грейнджер, тебя это тоже касается, — их отрывает друг от друга громкий голос Тео, и Гермиона выпрямляется. — Без тебя совсем никак, — приторно улыбается он и подходит к дивану, на котором они сидят.       — Ты наша золотая голова, девочка, — с прищуром шепчет он, наклоняется к ней и кладет ладонь на макушку, поглаживая. — Скоро Минерва перестанет ебать нам мозг, — он садится слева, заключая Гермиону между собой и Драко.       — Ты зря это затеял, — возмущается Малфой, прокручивая на пальце массивный фамильный перстень.       — Вот только не защищай ее, лады? Старуха это заслужила, — отмахивается Нотт и опрокидывает в себя очередную порцию алкоголя.       — Она тоже прошла войну, ее можно понять.       — Хватит задвигать, Драко! — возмущается он. — Я не психолог, чтобы относиться с пониманием к ее загонам.       — Он прав, Тео, — вступается Гермиона и тут же жалеет. Нотт кидает на нее вполне трезвый скептический взгляд и тут же расслабляется.       — Ну охуеть, — выпаливает он, посмеиваясь. — Стали как близнецы, повторяете друг за другом.       — Не знаю, что ты задумал, но ты пилишь сук, на котором сидишь, Тео, — пресекает его Малфой.       — Смотри-ка, наставления подвезли, — обращается он к Гермионе, закидывая руку на диван за ее спиной. — Ты меня больше не проведешь, приятель, — замечает он, раскинувшись на диване и разведя колени в стороны. — Ты неправомерно часто портишь мне лицо, а на него еще будут садиться. Знаешь, не у каждой фетиш на фингалы, — договаривает он и подмигивает Гермионе.       — Тео, ты что, с ума сошел? — в разговор вклинивается Дафна, которая невинно присаживается рядом с ними. Тео лениво осматривает людей в зале, прислоняет стакан виски к губам, и медленно выцеживает его.       — Кто-то же должен был пошевелить улей, пусть суетятся, — с ленью в голосе отвечает он, глядя перед собой.       — Но Минерва так много сделала для нас. Неужели ты так плохо к ней относишься?       — Она не уважает меня, я ее. Всё в балансе, Даф, — подмечает он и поднимается с дивана, удаляясь к бару.       — Он ведь не будет этого делать, Драко? Мне кажется, Макгонагалл нужно предупредить, — с беспокойством в голосе говорит Гринграсс. — Тео сам не знает, что творит.       — Пока это всё слова, Даф. — ответил Малфой. — Тео — тщеславный мальчик, добавь сюда любвеобильность, щепотку недотраха и его желание бежать впереди паровоза. Я уже не удивляюсь, — подытоживает Малфой. — Он ничего ей не сделает. Все его слова — пыль в глаза, лишь бы кичиться на публику, учитывая, сколько он уже выпил.       — Как ты его вообще выносишь? — она устремляет на него вопросительный взгляд.       — А я его и не выношу. Меня не спрашивали, хочу я тащить его на себе или нет. Меня поставили перед фактом.       Гермиона смотрит на него, и он сразу же скрывает эмоции — как же легко ему это удается. Словно он переключает встроенный тумблер в голове, загораживаясь от внешнего воздействия.       — Я отойду, — говорит Гермиона и освобождается от близкого контакта с Малфоем. Это напряжение необходимо стряхнуть как пыль.       Пока она идет мимо скопления студентов, его взгляд до сих пор ощущается кожей. Пронзительным ледяным ветром он гуляет по ее открытой спине и ногам. И даже слегка оглянувшись на Малфоя с другой стороны гостиной, она видит темный пепельный взгляд, устремленный прямо на нее.       Он наблюдает.