Четыре наследника Тёмного Лорда

Окровавленные пальцы ласково скользили по драгоценному металлу, который уже успел стать родным. Сердце любимой билось сильно и часто, как у маленькой пойманной в сети пташки. Теодор поджал губы. Уже восьмой день так. Значит, самое отвратительное уже случилось. От затылка к позвоночнику проползла обжигающая волна холода. Тряска в руках стала ощутимой, а уголки губ притворно поползли вверх. Нотт ненавидел это. Он боялся даже представить, что теперь Гермиона о нём думает и как будет относиться, а проклёвывающееся подсознание знало ответ. Да, анимаг снова его слышал. Совсем слабо, урывками. Однако зверь возвращался не один. Боль нарастала, как фанфары перед выходом главного героя на сцену. Она разбрасывала игривые искорки по разным частям тела и пестрила вспышками перед глазами. Вот только анимагу было плевать. Навряд ли он успеет ещё хоть раз увидеть своё солнце, но зато успеет сделать Британию чуть безопаснее для неё. Достав пачку сигарет, украденную у какого-то напуганного магла, Теодор поднялся с невысокой железной ограды и направился в сторону двухэтажного дома. Блядские спички ломались от размашистых неловких движений, нервишки шалили, а вязкая слабость в теле чувствовалась всё сильнее. Даже забавно. Нотт был уверен, что продержится ещё пару недель, но забыл, что у него есть естественные потребности вроде пищи и сна. «Расхлябан и неразумен, — светлая мысль скользнула по истощенным извилинам. — Плевать». Наконец-то затянувшись горьким дымом, анимаг взялся за ручку двери. Вдоль скелета будто прошёл разряд тока, заставивший всё нутро сжаться, но волшебник лишь стиснул металл сильнее и дёрнул на себя. Ручка с истеричным лязгом проломила дерево, оставшись в ладони. Нотт поморщился, чуть склонив голову. Видимо, хозяйке придётся купить новую входную дверь… Если она выживет, конечно. Шмыгнув носом, волшебник перекатил сигарету из одного уголка рта в другой и толкнул лакированное дерево двумя пальцами. Он уже задолбался ждать Розмари, хотя и не знал наверняка, сколько времени прошло со смерти Тильды. Ему не было её жаль. Он не искал её специально и вообще не знал о её существовании, но она так отвратительно пахла этой белоглазой сукой и совершенно не скрывалась, будто была не при чём. Будто не помогала разрушать его жизнь и не ждала возмездия. Зато белоглазая мразь прятала свои следы, а благородный выблядок Гросс и вовсе словно исчез из мира. Теодор машинально улыбнулся, проходясь по коридору неплохо обжитого домика. Он достал из-за пазухи палочку из светлого дерева, которую забрал у Тильды, и стряхнул пепел от сигареты на пол. Десятки книг по психологии и анатомии лежали на столах, полках и даже на полу. Личные вещи пестрели, разбросанные тут и там, несколько одноразовых мантий невидимости висели на спинке кресла, склянки и флакончики с порошками стояли на комоде, тетради с конспектами валялись на письменном столе, метла стояла в углу, а в маленькой хрустальной чаще валялось несколько монет без номинала и подобие маховика времени со стянутой дугой. Творческий бардак, который мало где найдёшь. И Розмари сюда вернётся. Нотт точно знал. Он видел это в обезумевших от боли глазах Тильды. Они оставили здесь что-то важное. Но Теодор не собирался разгребать беспорядок или уточнять детали. Ему хотелось стереть всё вокруг в пыль, и уж это он умел делать как никто другой. Анимаг заполнил лёгкие очередной порцией никотина и сделал игривое круговое движение запястьем. Стеклянный журнальный столик разлетелся в дребезги, и обрывки книжных страниц взмыли в воздух горящими клочками. Остатки имитации моховика разлетелись на рваные крошки, а монетки со звоном поскакали по полу. Одна из них издевательскими задорными скачками добралась до ног Теодора и рухнула на легенду около его ботинка. Вызывающее поведение вещицы не могло остаться незамеченным. Присев на корточки, волшебник пригляделся к кривоватым выцветшим граням. Совершенно пустая легенда вызвала лёгкое недоумение. «Зачем нужна монета без номинала? — подняв золотник, нахмурился Нотт. — Да и повреждения не от взрыва, а от времени… А золото весьма мягкий металл…» В голове появился тихий шёпот. Сбивчивый, непрерывный, пугающий. Машинально разжав пальцы, Теодор отшатнулся, выронив из рук зловещую дрянь. Звон металла послышался вновь, и монета, задорно прокрутившись на одном месте, грохнулась плашмя, а голоса в ушах мгновенно стихли. — Авада Кедавра! — зелёный луч устремился к вещице, но не отскочил, а был нахально съеден. По блестящей поверхности проскользнул изумрудный отблеск и иссяк без следа. Проклятая дрянь. На миг стало даже интересно, но память уколола сознание, напоминая о цели пребывания в чужом доме. Следующее заклятие угодило в картину над камином, а затем загорелось кресло. Совсем не то, что планировал анимаг, однако и так сойдёт. Чужая палочка слушалась его через раз, хотя и общая способность колдовать навряд ли была на пике. Резкий приступ боли распространился по телу от лопаток, и Нотта сбило с ног. Мышцы сократились, а на лицо наползла истеричная улыбка. В дом вернулась хозяйка. — А как же приветствие? — повернувшись лицом к нападающей, язвительно поинтересовался Теодор, чувствуя жжение в области спины. — Это было оно, — сухо бросила Розмари. Ещё одна атака угодила совсем близко, вынудив Теодора отдаться инстинктам и двигаться как можно активнее. Вспышки мелькали друг за другом настолько быстро, что зрение не всегда успевало адаптироваться. Однако соперница не блистала меткостью и сосредоточенностью. В промежутках между её атаками стало понятно, почему: волшебница была не просто в бешенстве, она еле стояла на ногах. Припухшие покрасневшие глаза, неловкие движения, сбивчивое дыхание. Ей явно хотелось рыдать, а не бороться с уродцем, который влез в её гостиную. Ударная волна от взрыва отбросила ведьму к стене. Она ударилась бедром о комод и выдавила из себя подобие шипения. — Денёк не задался? — ядовито выплюнул Нотт, когда соперница подняла на него тяжёлый взгляд. — Ты пожалеешь, что не сдох раньше… — в её голубых радужках начала сгущаться белая вуаль. — Очень пожалеешь.

***

Старинные улочки магловского Йорка пустовали. Начало весны — не самое лучшее время для туристов и прогулок. Крошечные каменные домики ютились совсем близко, потираясь стенками друг о друга и теснясь как воробушки на ветке. Но чем дальше волшебники удалялись от центра, тем больше здания отодвигались друг от друга. Солнце опускалось всё ниже, и вдоль дороги начали загораться невысокие тусклые фонарики, установленные скорее для того чтобы сохранить эстетику города, нежели осветить путь. — Ты сегодня ел черничный пудинг? — с подозрением протянул метаморф, ускоряя шаг. — Что? — с недоумением переспросил Забини, отвлекаясь от собственных хаотичных размышлений. — Фред ел… утром, когда я на испытательном полигоне был. — Так вот откуда нотки горючей скверны… — многозначительно ответил собеседник, улыбнувшись. — Ясненько. Почувствовав зловещие мурашки по телу, мулат передёрнул плечами. Русский волшебник и без того вызывал массу противоречивых эмоций, а в чужом обличии и с талантом унюхать спрятанный носок на другом конце города — производил неизгладимое впечатление. Больше всего пугало, что он не только выглядел иначе, но и двигался, говорил, даже улыбался в сотню раз чаще, чем обычно. — А чья это… — Блейз обвёл его лицо парой пальцев, — мордашка? — Одного из талантливых детей Пето, — отмахнулся Олежа. — Если бы у твоего друга был такой же набор звериных воплощений, то мы бы мудохались здесь гораздо дольше. — Ты так говоришь, будто в анимагии есть костюмерная… — У Адама семь разных шкурок, — спокойно ответил он. — По семейной линии передался волк, потом у него появился медоед, фосса, варан… Тут просто переходный возраст был, хотелось немного крови, а варан такое животное… — Стоп-стоп-стоп! — возмутился Забини, — Что значит передалось? — он скривился и всплеснул руками. — И откуда всё остальное? — Дети, рождённые внутри ковена, а тем более наследники правящей династии, намного быстрее осваивают все привилегии печати. — То есть Теодор не может…? — Если бы не был бестолочью, то уже мог бы, — фыркнул метаморф. — Бабушка всегда говорила, что надо не только слушать, но и понимать, что тебе говорят. Обычно ренегаты возвращаются в клан задолго до озверения. Не обязательно выдерживать срок в семь лет. — Значит, он знал наверняка, что выйдет из себя? — выдавил Блейз сквозь зубы. — Естественно, — без особых раздумий ответил Олежа, разглядывая низкую кованную оградку. — Но почему он ничего не сказал? Ладно Амелия, — Блейз покачал головой, — там бы и я не сильно распространялся. Тем более она в чужой стране, и не совсем понятно, может ли она подобное говорить… — Даже если бы хотела — не смогла бы, — цокнул языком метаморф. — Претендентам на вступление стирают часть памяти, если они не получают печать, а тем, кто уже получил клеймо, это без надобности, — он тепло улыбнулся. — Они просто не смогут говорить об этом с посторонними. — А ты? — А у меня привилегии, данные кодексом, а у них завет молчания, — Олежа обернулся по сторонам и неловко поджал губы. — Да что ж тут так цивилизовано-то всё… — В чём дело? — недоумённо поинтересовался Забини. — Ну я же говорил, — неровно уточнил собеседник, — что терпеть вредно для здоровья. Закатить глаза захотелось настолько, что мулат не смог сдержаться. Но взглянув на своего собеседника снова, Блейз наткнулся на самое невинное в мире лицо и невыносимый щенячий взгляд. «Это вообще законно? — ненадолго впав в ступор, Забини нерешительно кивнул и отвернулся. — Мерлин, блять, чем мы вообще занимаемся?» Метаморф бодро пролетел мимо, направляясь за угол небольшой заколоченной овощной лавочки. Итальянец сделал вид, что рассматривает флигель на одном из домов в противоположной стороне. Сегодняшний день не закончится ничем хорошим, и чтобы это предсказать, не нужно быть провидцем. Блейз нахмурился и, подняв ладонь, вывел над ней несколько круговых движений пальцами. Из воздуха появился небольшой бумажный самолетик, на крыле которого виднелась надпись «Йорк, Сейнт-Олавес-роуд, 10». Мулат поджал губы, огладив пальцами крыло. Нужно было оповестить Пэнси о своём последнем местоположении, поскольку Хиггс ближайшие две недели не сможет его страховать и заниматься делами. Возможно, и сам Забини скоро не сможет. Но всё это казалось таким незначительным, когда дело касалось Паркинсон… Он нашел для её маленькой коллекции квезаль. Прекрасная по красоте птица с ярким изумрудным оперением и чёрными крыльями. По крайней мере плюшевого аналога у подруги детства мулат не заметил, но никак не мог найти предлог для подарка. Синяя коробка с белым бантом так и стояла в его комнате. Уже третий день. Глупо. Бумажная фигурка сгорела в руке, не оставив и пепла, а значит, послание дойдёт до адресата. Внутри осталось лёгкое зудящее чувство незавершенности, будто он делает совсем не то, что нужно. Однако каждый раз, когда Блейз пытался прокрутить разговор с Пэнси в своей голове, то не заходил дальше приветствия. Слишком волнительно и страшно, да и что он может ей сказать? Я ничего не понимаю, но мне очень нравится, как ты мешаешь кофе сначала в одну сторону, а потом в другую, перед тем как пить? Бред. Он не знал ни одной выигрышной стратегии в диалоге об эмоциях. А тем более с девушками. И как это должно быть, спрашивать уже не у кого. Только когда в Британию вернулся условный мир, Забини понял, насколько сильно одинок. Пустой огромный дом, в который приходит лишь обслуживающий персонал, и вечно заправленная постель. Мулат уже давно не ночевал в своей спальне. Он засыпал в гостиной на диване среди рабочих бумажек или в кабинете Министерства. Ему нужно было больше работы, чтобы не ощущать себя настолько пустым и бесполезным. До Забини донёсся неестественный горьковатый запах никотина с нотками вишни, и, поморщившись, он повернулся, уперевшись взглядом в Леонарда. Тот словно невзначай приподнял брови, вынимая из рта сигарету: — Дым помешал твоим размышлениям? Оглянувшись через плечо на овощную лавку, итальянец не обнаружил миротворца со слабыми почками и до боли закусил щеку. Определённо, у метаморфа был талант появляться невовремя и пропадать, когда он нужен. Дерьмовая способность. Надо будет оставить хреновый отзыв о его миротворческой деятельности. — В моей голове не так много мыслей, как может показаться, — сухо отозвался мулат, убирая руки в карманы. — Какая… неудобоваримая ложь, — сделав очередную затяжку, заключил Гросс. — Я так понимаю, причина нашего собрания одна и та же. — Полагаю. — И ты намерен забрать своего друга, несмотря ни на что, — выдохнув, волшебник расстегнул пуговицу пиджака. — А значит, будет насилие, верно? — Именно. — На переговоры шансов нет? — Ни единого. — Досадно. — Немного. Из дома по другую сторону улицы вылетели стекла, но ни одного звука не последовало. Видимо, весь участок находится не только под чарами отвода глаз, но и за звукоизолирующим барьером. Хотя на улице и без того было настолько тихо и безлюдно, что чувство подозрения само собой пощипывало рассудок. — Судя по всему, — сказал Леонард, бросив бычок в урну, — старт уже дан… — и в его руке появилась палочка из светлого дерева.