Elden Ring: Своя концовка

         Осталось не так много тех, кто ещё помнил, кем был Гоури. Мудрец, чародей, еретик, изгнанный из Селлии, города магов (не путать с Академией, это совсем разные локации), посвятивший свою жизнь служению Малении, когда она направила свой клинок на Радана.          Все ненавидели гниль. Боялись её, избегали. Но Гоури отличался от остальных. Свою жизнь чародей посвятил гнили, циклу цветения и увядания. Что для всех было мерзким, противоестественным, абсолютно ужасным порождением страшного Внешнего Бога, проклявшего дочь Богини, для мудреца было венцом красоты.          Вероятно, из него получился бы хороший соулслайкер: даже среди трайхардеров нашлось бы мало тех, кто столь сильно любил болота, как он.          В противостоянии Малении и Радана не было победителя: полубогиня гнили, позволив проклятью поглотить себя, в конечном итоге сбежала, забрав остатки своей армии. Доподлинно неизвестно, закончила свою трансформацию проклятая полубогиня, обратившись в Бога Гнили, или же по сей день сдерживает проклятье внутри себя, скрывшись в самых потаённых лока… то есть, уголках Междуземья.          Радан, пусть и остался на поле битвы, обратился в чудовище. Чудовище, которому хотят подарить освобождение собственные слуги, дабы остановить мучения своего владыки.          Честно говоря, судьба Радана Гоури мало интересовала. Его интересовала лишь гниль и её Богиня. Её окончательная трансформация. И чародей видел путь.          Найти «дочерей» Малении на поле битвы для Гоури стало настоящим открытием. Маленькие красноволосые крохи, они и не подозревали, что были частью полубогини. Чародей слышал странные слухи о том, что Богиня Марика и некоторые её дети каким-то образом имели возможность разделяться. Были это разные души в одном теле, несколько личностей одной сущности, или что-то ещё — лор… то есть, слухи умалчивали. Да и было ли это важно?          Гоури до последнего не интересовался этим, пока не наткнулся на прекрасных «детей» своей госпожи. Тогда старый чародей осознал своё предназначение: он должен был помочь бутонам зацвести. Хотя бы одному. К сожалению, впоследствии Гоури понял, что ему нужна была помощь. Сам по себе он был слишком слаб. Значит, нужно было найти кого-то, кто был достаточно силён.          Фестиваль войны, привлекающий внимание бесчисленных воинов и чародеев со всего Междуземья, был как нельзя кстати.          Узнай Джеррен, верный воин Радана, что его фестивалем хочет воспользоваться слуга Малении… нет, Богини Гнили, чтобы дать ещё больший толчок медленно распространяющемуся по миру проклятью, он съел бы от злости свои локти.          Оставалось лишь ждать и искать достойного кандидата. Уж что-что, а терпению научился каждый житель Междуземья, мёртвый или ещё по какой-то причине живой.          Судя по всему, такой день настал.          Гоури улыбнулся, увидев нового, медленно приближающегося к нему… кандидата. Почему-то практически обнажённого, но это мало смутило чародея. Скорее, даже больше обнадёжило: по одному телосложению невозмутимого человека можно было сказать, что он был настоящим воином.          Более того, раз он смог в таком виде зайти столь далеко в Звёздные пустоши, не получив ни единой раны, это лучше всего говорило про его… предварительную квалификацию.          — О, какое счастье, что ты здесь, — улыбнулся чуть шире Гоури. — Я Гоури. Великий мудрец.          Неизвестный Погасший (а кем ещё он мог быть?..) цепким взглядом осмотрелся.          — Где собака?          Улыбка Гоури застыла.          — Что?          Погасший оставался невозмутим.          — Собака. Раздражающая собака.          «Безумец».          — Здесь нет никакой собаки, Погасший.          — Константин.          — Хо? — заблестели глаза старика. — Неужто Константин из Погасших?          Прославленный Погасший почему-то устало вздохнул.          — Да.          Это многое объясняло. Слухи про нового обладателя двух Великих рун облетели всё Междуземье в мгновение ока. Подвиги Погасшего напоминали подвиги самих полубогов: в одиночку взять сам Замок Грозовой Завесы и затем целую Академию Райи Лукарии. Воин и чародей, покоривший своей силой бесчисленные души. Ну, те, что ещё остались при своём разуме.          Про некие… особенности Погасшего в том числе ходили слухи. Но, право слово, было бы скорее странно, будь такой воин и чародей полностью вменяемым.          — Для всеми забытого старика честь встретить такого Погасшего, как ты, — прикрыл глаза Гоури. — У меня есть дело. Я как раз ждал кого-нибудь из Погасших.          Он и не собирался скрывать, что целенаправленно ищет исполнителя.          — Желательно молодого и крепкого, ведь не каждому под силу пересечь Эонию, алое болото.          Погасший перед ним был не просто «молодым и крепким». Он был настоящим чудовищем в человеческом теле. Гоури сомневался, что сможет найти лучшего кандидата.          Видя, что мужчина перед ним продолжает молчать, чародей сделал свою улыбку более лукавой.          — Не волнуйся, я щедро тебя отблагодарю. Коли примешь предложение… Я открою тебе тайну Селл…          Старик едва не подавился сладким, гнилым воздухом, увидев, как, повинуясь воле мужчины, над его рукой завис маленький камешек. Магия гравитации. Магия, которую можно было изучить лишь в Селлии у селлийских чародеев.          — Хо-хо… — нахмурился мудрец, пытаясь вспомнить, видел ли он когда-то лицо мужчины прежде. Он не мог вспомнить. — Должно быть, ты встречал селлийских чародеев, согласившихся тебя обучать? Как неожиданно, Погасшая душа.          Мужчина никак не ответил.          По какой-то причине Гоури казалось, что невозмутимый Погасший перед ним почему-то не слишком дружелюбно к нему настроен. Это, честно говоря, даже немного пугало.          Находиться в немилости человека, способного в одиночку захватить Замок с Академией чародеев и победить двух полубогов, как минимум, не слишком приятно.          Константин, какое-то время посмотрев на камешек, над чем-то размышляя, отпустил его.          — Как я могу тебе помочь?          Вайфу-чародейка начала обучать его. Во время путешествий делать всё равно было нечего. То ли сыграли вкачанные характеристики, то ли вайфу была, пожалуй, даже слишком хорошим учителем, либо оба эти фактора играли роль, но до Кости быстро дошла некая… общая концепция казуальства: визуализация(113).          Чем лучше казуал визуализировал казуальство — тем он потенциально сильнее мог стать. Свитки несли цель в первую очередь донести до остальных казуалов то, что они осознали и визуализировали.          Придя к некоему внутреннему пониманию, мужчина ещё больше отошёл от ограничений, которые на нём незримо появились в тот самый момент, когда он осознал себя в новом мире.          И всё же, каким-то образом он забыл о том, что если казуал хочет что-то заказуалить, то он найдёт способ. Любые рамки и ограничения, даже если они обусловлены ограничениями игрового движка, всего лишь проблема, которую истинный казуал обязательно решит. Правда, иной раз поиск уязвимости занимает больше сил, чем обычное потное прохождение.          Философия истинных трайхардеров и казуалов, которую мужчина, как оказалось, ещё только познаёт. Мир, определённо, был многогранен.          Ничто не истина.          Гоури, услышав вопрос Погасшего, удивлённо приподнял брови.          — Помоги мне исцелить одну девушку. Её зовут Миллисента. Ты найдёшь её в окрестностях Селлии: она отдыхает в храме на вершине утёса. Бедняжка страдает от хвори гниения.          — Значит, она уже прямо сейчас там, — нахмурился Константин. Ещё недавно вайфу, по словам Мели-Мели, там не было. Мелине он верил.          Любой еретик, вредящий тому немногому хорошему, что было в Междуземьи, заслуживал небесную кару.          — Не думал принести ей еды, помочь перебраться в более безопасное место, найти тех, кто мог бы облегчить хворь?          Тихонько наблюдавшие со стороны за происходящим Мелина и Селлена, определённо, могли сказать, что Костя был…          Не в духе.          Впрочем, и сам Гоури почувствовал… определённые опасения. Возможно, его самую чуточку смутило то, как засветились глаза мужчины, как вены Погасшего начали окрашиваться в золотой цвет, явно не предвещая ему ничего хорошего.          «Что этому безумцу уже не понравилось?!»          —  Даже если бы захотел, я не смог к ней подобраться из-за окруживших её тварей. Лишь такой крепкий Погасший, как ты, сможет справиться с этой задачей, — скорбно покачал головой чародей.          Впрочем, свет в глазах Кости стал лишь сильнее, из-за чего чародей почувствовал, как внутри него что-то сжалось.          Он был сильным чародеем. Да, уже не в той форме, что был в молодости, но его не просто так называли Великим мудрецом. Однако та атмосфера, что создавал вокруг себя обладатель двух Великих рун, совсем отличалась от тех путников, которых мудрец встречал до этого.          Атмосфера хардкора и казуальства, смешанная в одном соулслайкере. Это не то, чему можно было противостоять. Нечто, способное уничтожать богов и древних драконов, чтобы просто позакрывать все достижения.          — У-увы, болезнь Миллисенты неизлечима. Когда Древо Эрд процветало, даже полубоги не могли противиться его влиянию, несмотря на их происхождение.          Видя, что Погасший начинает ещё больше закипать, Гоури поспешно продолжил:          — Но страдания Миллисенты можно облегчить. Для этого тебе следует найти игл… Маричьи округлости, где ты её достал?!          Костю упоминание округлостей в исполнении Гоури немного сбило с настроя, но он быстро пришёл в себя.          — Я просто прошёл квест нелинейно(114), — холодно ответил Константин. — Это же она?..          Вопрос, очевидно, был риторическим.          «Этот безумец уже победил командира О’Нила?» — ошарашено подумал Гоури, жадно уставившись на находку. — Позволь мне взглянуть на иглу. Хм-м-м… Хм-м-м-м… Это настоящее чудо. Работа истинного мастера… искусного и смелого творца, который стремится ухватить смысл жизни. Дашь мне время поработать над иглой? Вещица-то добротная, но толку от неё сейчас никакого.          Старик с любовью принялся разглядывать две половины сломанной иглы, мгновенно забыв про произошедший… конфуз.          — У тебя час.          Гоури уже было открыл рот, чтобы возмутиться, но, встретившись с безумным взглядом трайхардера, закрыл рот.          — Этого хватит.          — И продезинфицировать как-нибудь не забудь.          Гоури чуть не задохнулся от возмущения.          Незримая Мелина странно покосилась на решительного мужчину, сжав подаренное кольцо.          Её избранник становится до пугающего решительным и холодным, когда дело заходит о жен… нет. О вайфу. Мелина это хорошо усвоила.          Ему плевать на происхождение, на ранние совершённые грехи и ошибки. Даже факт наличия или отсутствия живого вместилища, казалось, совсем не смущал мужчину: он будто и не видел в этом никакой проблемы.          Впрочем, на примере Селлены, при правильном подходе это, кажется, действительно не было проблемой.          Если он решил, что какая-то женщина… вайфу, то всё остальное перестаёт иметь значение.          Порой Мелине казалось, что больше всего её смущало не то, что избранник столь легко помогал стольким женщинам, а то, что они больше не были одни.          Константин в меру своих возможностей уделял внимание всем ранее встречным вайфу. Из-за их же количества времени, которое он проводил только с ней, становилось совсем немного.          Мелина в тайне от самой себя хотела, чтобы её избранник чаще обращался к ней. Просил её помощи, считал её нужной и полезной. И чтобы дочь Богини, так и не получившая титул полубогини, сама считала себя таковой.          Возможно, она была намного более эгоистичной, чем думала изначально. Кто бы мог подумать, что что-то такое она начнёт понимать лишь после смерти физического тела.          Хотела она того или нет, постепенно Мелина разбиралась в себе. И, пусть она не так ярко выражала свои чувства и желания, как Селлена с Ириной (по крайней мере, вторая явно знала, что делала и у неё был план) или, возможно, несчастная малышка Родерика с потерявшей собственное предназначение воительницей Нефели Лукс, Мелина всё ещё была дочерью далеко не самой обычной Богини. Наследственность всё ещё многое значила.          Богини жестокой, во всех смыслах безумной, сотворившей ради того, чтобы оказаться на своём месте столько, сколько за историю их мира не творил никто.          Девушка уважала и почитала собственную мать, как одна из самых верных последовательниц, но, зная слишком много, справедливо побаивалась её.          Мелина вздрогнула от неожиданно пришедшей к ней мысли. Ужаснулась, попыталась откреститься от безумного предположения, но оно всё равно настигло её. Девушка с ужасом уставилась на невозмутимого мужчину, ожидавшего… продвижение квеста.          Да. Константин, чтобы стать королём, должен стать мужем королевы. Это было очевидно. Но. Но… в случае её избранника…          Считал ли избранник её мать… вайфу?          Мелина готова была принять кого угодно. Даже лунную ведьму, совершившую страшный грех против её собственного брата. Даже изгнанную из Академии ведьму, активно наседающую на её избранника. Даже… Да вообще всех.          Но почему-то именно Богиня Марика вызывала у Мелины настоящий ужас. И пусть это полностью противоречило мыслям верной последовательницы, ужас не собирался покидать её. Потому что она знала слишком много.          Возможно, ей действительно нужно стать… более решительной?                 

***

                 Миллисента не знала, сколько пробыла в храме. Это мог быть как день, так и… так и…          Всю жизнь её окружала гниль. Гниль, которой были переполнены Звёздные пустоши, в которых она появилась на свет. Гниль, медленно распространяющаяся по её телу.          Первое время она, брошенная и забытая остальным миром, просто скиталась по забытым Великой Волей землям, пытаясь выжить. Она всегда тянулась к мечу, и не просто так: любой, кто желал причинить ей вред, никогда не выходил победителем. Кажется, кто-то для неё важный часто хвалил её из-за этого, из-за чего девушка выжимала из… природного таланта максимум.          Она уже не помнила, в какой момент её оставили и почему. Зато хорошо запомнила то чувство отчаяния, которое накатило на неё, когда гниль лишила её руки, без которой она стала совершенно бесполезной, беспомощной.          Самым же ужасным было то, что пришли к ней на помощь не те, кого она тогда считала семьёй, а страшные монстры, принявшие её за Богиню Гнили. Как бы долго Миллисента не звала на помощь — никто так и не пришёл, из-за чего поглощённая гнилью девушка в какой-то момент просто приняла свою участь, позволив тварям, провозгласившим её своей Богиней, не давать ей умереть.          Красноволосая девушка твёрдо решила, что лучше она сгниёт заживо, чем превратится во что-то иное. Она останется собой, чего бы ей это ни стоило.          Как бы ей не хотелось, чтобы ей помогли. Как бы она не молила об этом. Если такова была её судьба — она примет её.          Она думала об этом каждый раз, когда пробуждалась после очередного кошмара, разъедающего её тело и душу.          Знала ли Миллисента, что очередное пробуждение изменит её жизнь навсегда?          Сквозь сон она услышала, как кто-то подходил к ней. Не подползал, не перебирал мерзкими лапками. Именно что подходил. Как обычный человек. Это удивило и даже подарило секундную вспышку надежды, которая, впрочем, тут же умерла: она знала, что её не излечить. Ей никто и никак не мог помочь.          А значит она должна была отослать глупца подальше.          Миллисента болезненно открыла глаза.          — Ох… К-кто там? Впрочем, какая разница. Если у тебя есть хоть капля ума, ты уйдёшь… немедленно.          От природы Миллисента была довольно нежной и робкой. Особенно в противовес своим холодным сёстрам. Пусть Миллисента не была слабой, она никогда не вступала первой в перепалки. Да и, впрочем, у неё было не так много возможностей для этого.          Возможно, поэтому её голос, который она попыталась сделать как можно более хмурым и «суровым», всё равно был похож скорее на мягкую просьбу и аккуратное предупреждение.          Зрение Миллисенты расплывалось, из-за чего она не видела лица пришедшего человека, но могла определить силуэт. Он не уходил.          — Мою плоть разъедает красная гниль, — негромко пробормотала Миллисента. — Это проклятие. Человеку нельзя с ним связываться.          — Настоящие соулслайкеры жрут человечность как одноразовые хилки, — невозмутимо… видимо, парировал голос. — Я могу помочь с твоим проклятьем. Эта игла остановит его распространение.          Силуэт, достав… откуда-то золотистую иглу, протянул её ей.          Сердце Миллисенты пропустило удар. Она почувствовала, как участилось её дыхание.          Конечно, она не верила в это. Чтобы какой-то случайный человек вдруг пришёл и решил ей помочь. Более того — мог помочь. Глупость. Невозможно. Такого чуда не могло произойти.          Но при этом…          Она столь безумно жаждала этого. Миллисента хотела жить, несмотря ни на что. Всё это время боролась сама с собой, чтобы не дать этому ужасу поглотить её. Если то, что говорит силуэт, правда…          Как же она хотела в это верить.          — Говоришь, если я уколюсь иглой… это излечит красную гниль? Но… как?          — Пути злых маленьких мальчиков неисповедимы(115), — сурово ответил Костя.          Конечно, Миллисента, мягко говоря, совершенно не поняла слов силуэта. И всё же…          — Неважно, — выдохнула Миллисента. — Я уже всё решила. Я лучше доверюсь тебе, чем буду и дальше гнить изнутри.          Аккуратно, стараясь случайно не прикоснуться своей гнилой рукой к человеку, давшему ей последний шанс перед падением в бездну, Миллисента приняла иглу.          Примерно понимая, что она должна сделать с ней, девушка уже было думала её использовать, но потом…          Неожиданно смутилась, вспомнив про силуэт перед собой. Явно мужской силуэт.          — Тебя не затруднит… на минутку отвернуться?          Она сама не верила, что всё ещё могла испытывать какой-то стыд. Тем более она не верила в то, что хоть одно живое существо, не поражённое гнилью, проявит к ней хоть какой-то минимальный интерес. И всё же…          И всё же.          Силуэт, не став ничего говорить, развернулся, присев рядом… кажется, со скоплением благодати.          Храмы любили возводить на них. Да и не только храмы…          Миллисенте не потребовалось много времени, чтобы поместить в себя иглу. Она пережила столько боли и мучений, что проткнуть своё практически сгнившее тело простой иглой было проще простого. Она этого даже не почувствовала.          Но почувствовала неожиданное… облегчение.          Столь сильное и стремительное, что глаза Миллисенты расширились.          — Что ж… — негромко пробормотала она, попытавшись придать своему голосу бодрости. — Это оказалось… не так уж и трудно… Но… почему мне так…          Константин развернулся, увидев, как Миллисента уснула. Мужчина, проверив, что одна из самых несчастных вайфу и вправду просто спит, облегчённо выдохнул.          Над чем-то задумавшись, в руках мужчины появился плед, которым он укутал девушку, сев рядом с ней. Теперь осталось только ждать.          И если у Мелины при виде этой картины не возникло никаких мыслей, то маленькая иллюзия Селлены…          Прищурилась, чувствуя поднимающиеся из глубин пакостливой души веселье.          «Как же эта несчастная дева отреагирует, когда по пробуждению увидит полуголого спасителя?»          Напоминать о том, что ему хотя бы для первого впечатления стоило бы одеться, чародейка, естественно, не стала.          Иначе это будет слишком скучно.                   (113) Таких подробностей в игре нет. (114) Для игр подобного жанра нормально, когда игрок выполняет квесты в произвольном порядке. Исследуя мир, игрок спокойно может выполнить активность, связанную с квестом, и затем, случайно поговорив с каким-то персонажем, получить от него награду, не понимая, за что её получил и какого такого босса он победил. (115) Изначально золотую иглу, способную сдерживать гниль, создал Микелла Неомрачённый для своей сестры.