Цветущая крыша (часть 3)

Зажги свет, чтобы не пустить тьму в свой дом.

Зажмурь глаза, чтобы не видеть бескрайний ужас тьмы.

Закрой уши, чтобы не слышать ее шепота.

Открой глаза, потому что тьма уже внутри тебя.

К городу они вышли через четыре дня, где-то после полудня. Они не останавливались с самого утра, хотя Гинко уже часа два мечтал о привале. Мечтал мастер муши молча. Конечно он понимал, что в страданиях нет смысла. Да и торопиться вроде как было некуда. Но отчего-то Гинко здорово напрягали ограничения собственного тела. Котовари наверняка мог бы запросто идти всю ночь. И Гинко не мог отделаться от мысли, что тормозит их обоих. Окажись на его месте кто другой, Гинко непременно назвал бы этого человека дураком за такие мысли. Нельзя требовать от себя невозможного. Но на себя подобный образ мысли мастер муши почему-то не распространял. Всем нельзя, а ему — нужно. Так что шагал Гинко в темпе, не усаживаясь покурить при каждом удобном случае, не валяясь в траве по полчаса, чтоб дать ногам отдохнуть, будто бы его вызвали письмом по срочному делу. Не то чтобы держать темп было так уж тяжело. К дороге Гинко был привычен. Но усталость все равно давала о себе знать. Так что ступив на городскую улицу, Гинко тут же принялся высматривать лавку, в которой можно было бы отдохнуть и перекусить. Конечно запасы еды его еще не истощились. Мешок, унесенный из горной деревни, был по-прежнему тяжелым. Но есть рис с овощами, сваренный в дорожном котелке, Гинко здорово надоело. Так что на хороший сытный обед, содержавший бы в себе мясо или рыбу, ему даже монет жалко не было. Котовари тоже смотрел по сторонам. Его цепкий взгляд скользил по крышам домов и лицам горожан. Но вряд ли он высматривал ятай. Может, аптекарь вовсе просто так глазел по сторонам. В конце концов, пейзаж на их пути не отличался разнообразием. Высмотрев наконец небольшую лавку, где торговали лапшой, Гинко резко сменил направление и потянул своего попутчика за локоть. — Давай-ка присядем, — пояснил он свои действия. Котовари возражать не стал, только уточнил, окинув взглядом вылинявшие флаги над лавкой: — Ты собираешься есть здесь? — Именно, — без тени сомнения подтвердил мастер муши и первым уселся на скамью, выставленную на улице перед лавкой. Аптекарь невнятно хмыкнул, снял с плеч короб и устроился рядом. Пристроив мешок с припасами и собственный короб так, чтобы они никому не мешали, Гинко отправился делать заказ. И уже через несколько минут стал счастливым обладателем внушительной порции рамена на курином бульоне. Мяса в нем почти не было, но Гинко радовался и бульону. Морковка и редька ему уже осточертели. — В этом городе не много муши. Я прав? — вдруг проговорил аптекарь. Взгляд его был устремлен куда-то к городским крышам. — Хм? — удивленно отозвался Гинко, проглотил лапшу и ответил: — Ну… вроде, да. А что? В городах муши всегда было меньше, чем в лесах, долах и деревнях. Муши достаточно легко адаптировались к новым условиям, но все же предпочитали естественную среду обитания. А в городах естественного с каждым годом становилось все меньше. Деревья вырубали, землю сковывали деревом и камнем. Этот город хоть и не был большим, но и в нем простора для жизни муши не оставалось. Только мелкие и слабые особи иногда попадались на глаза. — Ты сможешь находиться здесь несколько дней, — неспешно проговорил аптекарь. — Вполне, — согласился Гинко, задумчиво глядя на крохотного муши, похожего на розовую снежинку, дрейфовавшего в воздушных потоках над крышей лавки. — Ты хочешь остановиться в городе? Он не ожидал, что Котовари захочет сделать перерыв в путешествии. Все-таки им и так пришлось задержаться в деревне из-за юрей-га. С другой стороны, Котовари ни разу не говорил, что торопится. Может, и он умел чувствовать усталость. В любом случае, Гинко был бы рад небольшой передышке. — Я должен пойти на запад, — размеренно проговорил аптекарь, прервав его мысли. — Вернусь через несколько дней. Если у тебя нет денег на гостиницу, я ее оплачу. Гинко удивленно уставился на своего попутчика и даже перестал жевать. — В смысле? — не понял он. — Зачем тебе на запад? — Мононокэ, — просто ответил аптекарь. — Тааак, — помрачнев, протянул мастер муши и отставил тарелку с недоеденной лапшой на скамейку. — Ну-ка сдай назад. Ты собрался идти на мононокэ, а мне предлагаешь отсидеться в гостинице? Да черта с два. Я тоже пойду. — Нет, — все так же ровно и размеренно возразил Котовари. — Слушай, — процедил Гинко, скрипнув зубами. — Это все, конечно, очень мило, но я не ребенок и не молодая госпожа, чтоб оберегать меня, — его задело даже не столько то, что Котовари не собирался брать его с собой, сколько безмятежное спокойствие голоса аптекаря. Он вел себя так, будто мог все за всех решать и не предполагал даже возможности возражений. — Давай-ка ты… — Я иду убивать, — перебил его Котовари, и посмотрел Гинко в лицо. Голос его ничуть не изменил своего размеренного безмятежного выражения, но взгляд глаз, обрамленных алыми узорами, был тверд и непреклонен. — Я никого не спасаю. — Это я и так уже понял, — скривился Гинко. Сдаваться так просто он не собирался. — Но я мог бы… — Мог бы умереть, чтобы спасти чужую жизнь, — снова перебил его Котовари, и в этот раз слова его прозвучали как будто бы жестче. — Я видел. Но ты никого не спасешь. Гинко моргнул немного растерянно. Он открыл было рот, чтобы что- то возразить, но Котовари еще не закончил. — Когда приходит мононокэ, все причастные умирают, — проговорил он. — Непричастные могут спастись, если им повезет. Но так бывает далеко не всегда. Ты хочешь смотреть, как умрут люди, которых ты не сможешь спасти? — Я… — начал было Гинко, но осекся, вдруг осознав, что не знает, что сказать дальше. — Ты останешься в гостинице, — все так же неспешно, но твердо произнес Котовари. — Я вернусь через несколько дней. Гинко отвернулся, снова взял в руки свою миску с лапшой и принялся сердито жевать. Куриный бульон больше не радовал вкусом. Больше всего мастера муши злило то, что он совершенно ничего не сумел возразить. Еду он закончил в угрюмом молчании. Так же молча он вернул пустую миску лавочнику, подхватил свои вещи и закинул короб за спину. И только когда они отправились искать гостиницу, заговорил снова: — А этот мононокэ, он далеко отсюда? — Гинко… — начал было аптекарь, предчувствуя новую волну возражений, но мастер муши прервал его, невесело усмехнувшись: — Не волнуйся, я не собираюсь навязываться в попутчики. Мне просто интересно, как ты определяешь их присутствие. — Так ты больше не сердишься? — кажется, Котовари был удивлен. Хотя едва ли это можно было понять по голосу. Гинко вздохнул и перевел взгляд с лица своего попутчика куда-то в глубину городской улицы. — На самом деле у меня нет ни причин ни желания совать голову в пасть к мононокэ, — нехотя признался он. — Я не рискую понапрасну. Да и ты наверняка прекрасно справишься без меня. В конце концов, это твоя работа, в которой я нихрена не понимаю. Но… — он помедлил, не зная, стоит ли говорить, но потом продолжил, невольно покривившись от собственных слов: — Меня задевает то, что ты так лихо распоряжаешься моими планами. Не слишком приятно чувствовать себя багажом, оставленным на хранение. — Понятно, — Котовари плавно кивнул, но извиняться явно не собирался. Просто сообщил о том, что понял, и все. Гинко недовольно поджал губы и смирился. — У меня уйдет меньше двух дней, чтобы попасть в нужное место, — вдруг проговорил аптекарь. Гинко потребовалась пара секунд, чтобы понять, что это ответ на заданный прежде вопрос. — С такого расстояния я могу почувствовать присутствие мононокэ. Но вижу его я лишь тогда, когда мононокэ сам решит явить себя мне. И то, что вижу я, может отличаться от того, что видят другие. — О, — заинтересованно отозвался мастер муши и позабыл про свою обиду. Разбираться в сущности мононокэ было куда интереснее, чем сердиться. — А как именно ты ощущаешь его присутствие? Аптекарь пожал плечами. — Не могу описать словами, — сказал он. — Все, что есть во мне, отзывается на присутствие мононокэ. Думаю, убийство мононокэ — и есть содержание моей души. — Звучит жутко, — натянуто заметил Гинко. Котовари только снова пожал плечами и свернул к двухэтажному зданию с изогнутой крышей. — Этот рёкан подойдет? — проговорил Котовари. Гинко надеялся, что его слова были вопросом, а не утверждением. Мастер муши вздохнул немного устало и кивнул. Рёкан, так рёкан. В конце концов он же хотел передохнуть. Вот и отличная возможность. Котовари оплатил рёкан на пять дней вперед и вместе с Гинко поднялся в отведенную им комнату. Гинко не задавал вопросов. Вот уже несколько дней к ряду он пытался понять образ мысли своего попутчика, но так и не преуспел. Аптекарь каждый раз обманывал его ожидания. Так что Гинко решил просто наблюдать, а построение концепций оставить на потом. Иногда полезно уметь просто плыть по течению. Главное — не упустить момент, когда придет время снова браться за весло. Гинко поставил свои вещи к стене, размял спину и оглядел комнату. Комната оказалась небольшой, но чистой и светлой. У окна стоял столик с чайными принадлежностями, а рядом лежала вполне приличная подушка для сидения, даже не успевшая засалиться. Возможно, тут даже была купальня. А если нет, в городе наверняка найдется баня. Не так уж плохо, если подумать. — Не возражаешь, если я немного задержусь перед отправкой? — раздался у него за спиной размеренный голос аптекаря. Гинко обернулся и увидел, как Котовари потянул за шнур на своем поясе. — Что с тобой поделать, — усмехнулся он. — Иди сюда. — Хочешь, чтобы я был тише? — спросил Котовари. — Вообще не хочу, — честно признался Гинко. — Но мне тут еще жить пять дней. Котовари усмехнулся одними уголками губ и шагнул к нему. Узорчатый оби с мягким шелестом соскользнул на пол. — Если все время смотреть вперед, можно не разглядеть то, что вокруг, — заметил он. — Давай отложим философские вопросы до твоего возвращения, — предложил Гинко и скользнул ладонями под его кимоно. *** — Ух ты ж ё- прст, — протянул старик Такахиро и потер пальцем лохматую бровь. — А я тогда так! Он взял в плен пешку, угрожавшую его ладье, своим серебряным генералом, громко впечатав деревянную плашку в доску. Но Гинко только того и ждал. Зажав плашку своей ладьи пальцем, он провел ею вправо почти через все поле и нацелил на верховного генерала. — Шах, — объявил он. — Да как ты… чтоб тебя! — выругался Такахиро, хлопнув ладонью себя по колену. Не отодвинь он генерала, поддавшись на провокацию, и ладья Гинко не смогла бы занять это место. Но он еще не видел. Гинко усмехнулся, немного помедлил, пока старик не поймет, в каком положении оказался, а потом добавил: — И мат. Такахиро схватился за голову. Если бы он отошел влево, то подставился бы под копье Гинко, стоявшее на соседней линии. А с другой стороны его верховного генерала уже поджидали слон и кони. — Вот же ты лис, Гинко! — сердито проворчал старик. — Хоть бы раз дал мне выиграть! — Что, еще партейку? — охотно согласился мастер муши. — Глядишь, в этот раз отыграешься. Гинко торчал в гостинице уже четвертый день. За это время он успел обойти городишко вдоль и поперек, наведаться в местные бани, выменять на рынке часть деревенских овощей на вяленое мясо и перезнакомиться со всеми постояльцами и сотрудниками рёкана. Постояльцев было немного. Двое торговцев, слишком занятых делами, чтобы болтать с мастером муши; отвергнутая жена, дожидавшаяся, когда ее отправят в родительский дом после развода; старик Такахиро, который должен был встретиться в этом городе с сыном, но сын отчего-то задерживался, и сам Гинко. Персонала было и того меньше. Только хозяин гостиницы, его жена и две их дочери, выполнявшие работу горничных. Дочери хозяина говорили, что иногда к ним еще приходил помогать повар. Но за эти четыре дня Гинко ни разу его не видел. Впрочем, возможно, они просто разминулись. Днем Гинко обычно уходил бродить по городу, а вечерами убивал время в общем зале, играя в сёги со стариком Такихиро. — Ну уж нет, хватит с меня, — отказался старик. — Лучше расскажите нам какую-нибудь историю. Вы ведь путешественник. Наверное успели повидать много всего интересного, — проговорила отвергнутая жена. Звали ее Фумико. Первое время она почти не выходила из своей комнаты и выглядела крайне подавлено. Но последние два дня горевать ей, похоже, надоело. Так что по вечерам Фумико спускалась в общий зал и со скучающим видом наблюдала, как Гинко раз за разом обыгрывал старика. — Историю… — задумчиво протянул Гинко, прикидывая, что бы такого рассказать. — Ну ладно. Есть у меня одна. Он достал сигарету, закурил и принялся рассказывать: — Несколько месяцев назад я встретил человека, который якобы помнил меня с детства. А после и вовсе заявил, что помнит ребенком старика, с которым я тогда путешествовал. Я ему не поверил, конечно. Человек этот был даже младше меня. Но потом я вспомнил, как проходил однажды мимо старого кедра вместе с тем стариком. Он любил рассказывать, что в том кедре жили муши, хранившие мудрость дерева. Когда я пришел на то место, оказалось, что старый кедр давно срубили. Остался только провалившийся пень. И на этом пне сидел человек, якобы узнавший меня. Ноги его намертво приросли в корням кедра. Когда удалось вырубить его ноги из древесины, оказалось, что они и сами уже стали деревянными почти по колено. Муши, живший в древнем кедре, перебрался в тело того человека и принес вместе с собой память дерева. Человек умолял избавить его от этого муши, но у меня не было лекарства. Такого лекарства вообще не существовало. А потом однажды ночью он проснулся и принялся созывать соседей и выводить их из деревни. Мне полчаса пришлось тащить его на спине, пока он не решил, что можно остановиться. И в следующий же миг гора содрогнулась. Землетрясение разрушило все дома в деревне, но благодаря памяти древнего кедра, предупредившей об опасности, ни один житель не пострадал. — Память кедра? — переспросил Такахиро, глупо похлопав глазами, а потом вдруг расхохотался. — Ну ты даешь, Гинко! Тебе бы катарибэ служить! А еще лучше бива-хоси. У тебя, случаем, бивы нигде не припрятано? Гинко насмешка старика ничуть не обидела, так что он тоже рассмеялся. — Нет у меня никакой бивы, — добродушно возразил он. — И желания рассказывать сказки посреди улицы тоже нету. — А зря, — заметил Такахиро, отсмеявшись. — Сказки у тебя получаются складными. К тому же не станешь ты ведь бродить по дороге до самой старости? А сказительство тоже заработок. — До старости еще дожить надо, — фыркнул мастер муши. — Ой, а я думала, вы и правда кто-то вроде сказителя, — немного разочарованно заметила молодая горничная. Она как раз принесла им чай. — Еще так радовалась, что вы голову не бреете, как все эти сморчки. Вы ведь с актером вместе путешествуете? — Сморчки, — передразнил ее Такахиро, — Тьфу! Ничего ты, малая, не понимаешь в культуре. Но девушка его совершенно не слушала. Раздав чай, она с каким-то хитрым любопытством глянула на Гинко и спросила: — Ваш друг ведь сюда вернется? Он такой красивый, прямо как женщина… Старик напротив Гинко крякнул, а отвергнутая жена тихонько рассмеялась. Сам Гинко никак не мог решить, стоит ему вообще отвечать или нет. Популярность Котовари у женщин иногда пугала его своими масштабами. — Сэки, не докучай гостям! — строго одернула ее мать, войдя в общий зал. Девушка тут же вся съежилась, забрала поднос и поспешно ретировалась из комнаты. — Простите ее, — попросила хозяйка гостиницы. — Она еще совсем юная. — Да ничего страшного, — отмахнулся Гинко. — Точно, хоть повеселила нас, — поддержал его старик Такахиро. — А то застряли мы тут, так, глядишь, и со скуки помрем. Хозяйка вежливо улыбнулась, поклонилась и удалилась по своим делам. Гинко лениво поболтал чай в своей чашке. Да уж… давненько он уже не сидел вот так вот без дела на одном месте. Казалось, в этом городе не происходит вообще ничего. Он часто думал, что хотел бы остаться на одном месте и жить как нормальные люди. Иметь дом. Возможно, даже семью. Но вот он осел здесь, без своей работы и уже на четвертый день не знал, куда себя деть. В пути скучно не бывало. Пусть одни места и были похожи на другие, но они все равно были новыми. Перспектива же день за днем снова и снова возвращаться в одну и туже комнату, в которой ничего не меняется, вдруг начала казаться уже совсем не такой привлекательной. Гинко хотел, чтобы случилось хоть что-нибудь. Что угодно. Сидеть без дела на одном месте оказалось невыносимо скучно. У входа послышался какой-то шум. Похоже, в рёкан заселялся новый постоялец. Не такое уж событие, но хоть что-то. Гинко прислушался, гадая, кто это может быть. Гость почему-то не пошел сразу в комнату, а направился сперва к общему залу. Когда дверь с тихим шорохом отодвинулась, мастер муши совсем повеселел. За дверью стоял Котовари. — О, вернулся наконец, — радостно поприветствовал его Гинко и махнул рукой. — Надо же, еще не ушел, — проговорил Котовари. — С чего бы мне уходить? — нахмурился Гинко. Что-то в облике Котовари его тревожило. То ли то, как аптекарь устало оперся плечом о стену, то ли лицо, казавшееся бледнее, чем обычно под алыми татуировками… — Не желаете ли партию в сёги, уважаемый? — голос старика Такахиро прозвучал будто бы издалека. Гинко все никак не мог понять, что же не так. А потом глаза его вдруг расширились. На широком оби аптекаря, затопив золотые узоры, расползалось темное пятно. А вскоре до носа мастера муши дошел густой тошный запах крови. Гинко выругался и вскочил на ноги. Такахиро рядом удивленно охнул. Взгляд отвергнутой жены растерянно метался от одного гостя к другому. Аптекарь едва заметно и как-то устало улыбнулся. — Не стоит беспокоиться, — проговорил он. — Я тебе дам “не стоит беспокоиться”, — сердито процедил Гинко, а потом повысил голос и попросил хозяйку принести воды и полотенец в его комнату. Котовари тяжело опирался на его руку и больше ничего не говорил. *** На животе аптекаря отчетливо виднелись следы внушительных и явно очень острых зубов. Гинко сказал бы “клыков”, но у животных обычно бывало не больше четырех клыков за раз. В кожу аптекаря же впилось не меньше десятка. Должно быть только несколько слоев плотной ткани не позволили неведомой твари вырвать из живота Котовари знатный такой кусок. — Это мононокэ тебя так? — спросил Гинко, промывая рану. — Надеюсь, они не переносят бешенство… какого хрена ты даже повязку не наложил? Что, так и шел с распоротым брюхом? — Зачем так шуметь? — поморщился Котовари. — Это просто рана. Она исчезнет сама. Гинко испытал острое желание отвесить аптекарю подзатыльник. Вот только аптекарь лежал посреди комнаты, а живот его напоминал решето. Хотя… рана и правда, похоже, затягивалась с нечеловеческой скоростью. Даже почти не кровила уже. Мастер муши устало вздохнул и покачал головой. — Ты меня в могилу сведешь, — проворчал он. — Если я пообещаю лежать, пока рана не исчезнет, ты успокоишься? — спросил Котовари. — Уж будь так любезен, — едко отозвался Гинко и принялся накладывать повязку. Аптекарь устало вздохнул. — Лучше бы помог починить оби, — отстраненно проговорил он. — На поясе дыры сами собой не затянутся. Гинко решил никак не комментировать его заявление и просто продолжил накладывать повязку. Но испорченной одеждой тоже заняться следовало. Как минимум отстирать ее от крови. Делать это самостоятельно Гинко не имел ни малейшего желания. Так что решил поискать в городе прачку. Раз уж Котовари оплатил ему проживание в гостинице, Гинко мог раскошелиться хотя бы ему на стирку. Вот правда прачечных он нигде не приметил. Так что просто спросил совета у горничной, когда возвращал таз с водой. К его удивлению, девушка вызвалась отстирать кровь с одежды Котовари сама. Пожалуй, популярность аптекаря среди женщин все-таки приносила пользу. Брать плату за работу девушка категорически отказалась. Мастер муши хотел сперва согласиться с таким выгодным предложением, но решил потом все же оставить для нее монет в номере, когда съедет. Горничная наверняка рассчитывала на благодарность. Пусть и на другую. *** — Гинко, ты когда-нибудь убивал? — вдруг спросил аптекарь, когда мастер муши вернулся в комнату. Гинко едва заметно дрогнул от такого неожиданного вопроса. В темной комнате размеренный голос аптекаря, лишенный выражения, звучал особенно жутко. Сам аптекарь честно лежал на спине ровно там, где Гинко его оставил. — Да, — коротко ответил мастер муши и закрыл сдвижную дверь. — Кого? — продолжил свой расспрос Котовари. Он лежал на спине и смотрел в потолок, будто бы не имел к разговору никакого отношения. — Муши, — нехотя ответил Гинко и сел рядом, спиной к Котовари. Едва ли разговор на этом закончится, а так говорить было как будто бы проще. — Ты считаешь это убийством? Ровный тихий голос аптекаря звучал как всегда размеренно, будто он философствовал на отвлеченные темы. Но когда человек с раной в пол брюха рассуждает об убийстве, его сложно было считать отвлеченным. Гинко вздохнул, достал сигарету и закурил. — Однажды меня пригласили к семье, столкнувшейся с ватахаги, — проговорил он, глядя куда-то сквозь темную стену комнаты. — Ватахаги — это муши, поражающий беременных женщин. Он пожирает ребенка в чреве, рождается и прячется. А потом создает существ, которые выглядят так же, как поглощенный им ребенок. Но эти существа не люди. Они лишь часть муши, существующая, чтобы собирать питательные вещества, а после выпустить семена и принести в мир новых ватахаги. Он замолчал ненадолго. Дым тонкой струйкой поднимался от его сигареты. В тот раз дыма было очень много… впрочем, это случилось уже после. — Тот, кого я убил, — продолжил он, — выглядел как десятилетний мальчик. Он смотрел на меня, когда я вводил ему яд. Сжимал мою руку. А потом я сжег его тело во дворе. Котовари не перебивал. Он вообще не издавал ни единого звука. Гинко впервые задумался о том, нужно ли аптекарю дышать, чтобы жить. — Но я не знал, как уничтожить корень. А в семье к тому времени уже было четверо детей-ватахаги. Родители умоляли меня оставить остальных, пообещав, что убьют их сами, когда придет время. Но они не смогли. Когда я пришел снова, ватахаги уже были разумны. Ребенок, лежавший передо мной, просил не убивать его. Он хотел жить, и не понимал, почему должен был умереть. Мне непросто было честно ответить на его вопрос. Повисла вязкая темная тишина. — И ты убил его? — через некоторое время снова заговорил Котовари, так и не дождавшись продолжения истории. — Я был готов это сделать, — тихо и отрешенно ответил Гинко. — Что тебе помешало? Мастер муши усмехнулся и качнул головой. — Ватахаги обманули меня. Встреча с ними едва не стоила мне жизни. А потом они погрузились в сон. Они замолчали снова. Гинко даже начал думать, что разговор окончен. Но аптекарь, похоже, узнал еще не все, что хотел. — И спящими ты убить их не мог, — проговорил он. Гинко так и не понял, было ли это вопросом. — Мог, — возразил он. — Но я не хотел. — Значит, ты убил только одного муши? — уточнил аптекарь. Гинко молчал долго. Сигарета тлела меж пальцев. Вот бы понять, что у этого существа в голове… — Нет, — наконец, ответил он. — Просто я подумал, что на примере этой истории тебе будет легче понять, почему я считаю это убийством. Аптекарь задумчиво хмыкнул и замолчал снова. В этот раз он молчал очень долго. Гинко успел докурить сигарету. — Ты возненавидишь меня, если я попрошу тебя убить? — негромко проговорил он, когда мастер муши поднялся, чтобы выкинуть окурок. — Почему ты просишь об этом меня? — обернувшись к нему, спросил Гинко. Он долго вглядывался в лицо, расписанное цветными узорами. Но аптекарь не отрывал безразличного взгляда от потолка. — Потому что мне это оказалось не под силу, — медленно проговорил Котовари. — Я не вижу формы. И не способен постичь желание. *** Как ни странно, к утру раны аптекаря зарубцевались. Гинко не верил собственным глазам. Он даже потыкал один из рубцов пальцем. Со всей осторожностью, разумеется. — Ну что, убедился? — усмехнулся Котовари. — А можно, я у тебя образец крови возьму? Для исследований. — попросил Гинко, зачарованно глядя на розоватый еще рубец, рассекавший гладкую кожу живота аптекаря. — Ты меня изучать собрался? — вскинул бровь тот. — Я только чуть-чуть, — не слишком убедительно пообещал мастер муши, снова потрогав рубец пальцем. Котовари закатил глаза. — Пожалуйста, — добавил Гинко. — Отпусти мою руку, — с неизменной размеренностью, но достаточно жестко проговорил аптекарь. Гинко с удивлением понял, что сжимает запястье Котовари. И рукав дзюбана у него уже поднят выше локтя. Как так получилось, мастер муши честно не знал. Вздохнув, Гинко выпустил чужое запястье из пальцев, достал сигарету и закурил. — Ну раз уж ты уже здоров, одежду свою у Сэки сам заберешь, — заявил он в отместку. — Кто такая Сэки? — без особого выражения осведомился аптекарь, поправив рукав дзюбана и искоса глянув на Гинко. В этот раз ему удалось уберечь свои конечности от покушений любопытного мастера муши, но кто знает, когда он решит повторить попытку. — Это горничная, — охотно пояснил Гинко. — Дочь хозяина гостиницы. Она согласилась совершенно бесплатно отстирать твои тряпки от крови, так что не забудь ее поблагодарить. Котовари уставился на Гинко долгим испытующим взглядом. — Что? — растерялся тот. — И ты… не будешь зол, если я… ее поблагодарю? — произнес он даже медленнее, чем обычно, будто бы тщательно выбирая слова. Гинко потребовалось несколько секунд, чтобы понять суть вопроса. А разобравшись, он поперхнулся сигаретным дымом и громко закашлялся. Он так кашлял, что аж согнулся пополам, а в уголке глаза выступила слеза. Придя в себя, Гинко отдышался и с удивлением понял, что не знает, как ответить. Они путешествовали с Котовари вместе чуть меньше двух недель. И Гинко соврал бы, если б сказал, что не успел привязаться. К тому же он не мог припомнить, когда был близок с кем-то еще. Мастер муши всегда тщательно старался избегать подобных ситуаций. А потом пришел этот странный аптекарь и перевернул все с ног на голову. Гинко не мог с уверенностью сказать, в каких отношениях он был с Котовари. В каких-то. Но… отношения эти его, вроде как, устраивали, и ковыряться в них дальше особого смысла он не видел. Просто шел вместе с аптекарем до тех пор, пока им было по пути, и радовался выпавшей возможности. На какое-то особое положение он не претендовал. До этого момента он даже не особо задумывался, в каком именно положении находится, и сколько таких вот попутчиков в жизни Котовари. С учетом того, как на него таращились все женщины от тринадцати до пятидесяти, “попутчиков”должно было быть немало. Хотя при этом Котовари всякий раз делал вид будто бы совершенно не замечает на себе голодных взглядов. Неужели, он опасался ревности? — Думаешь, я стану ревновать? — не скептически, а скорее удивленно спросил Гинко. — Меня больше беспокоило бы то, что вас застукает ее отец и вышвырнет нас из гостиницы. Или еще чего похуже. Котовари задумчиво хмыкнул и кивнул сам себе. — А ревновать, значит, не будешь. Гинко так и не понял, было ли это вопросом, но решил ответить на всякий случай. — Понятия не имею, — со всей возможной искренностью заявил он и усмехнулся. Аптекарь лишь вопросительно приподнял бровь, ожидая пояснений. Должно быть, ему казалось странным, что человек может не знать о себе подобных вещей. Наверное, Гинко тоже счел бы это странным, если бы когда-нибудь задумывался бы о подобном. Но он обычно не задумывался. Конечно у него были представления о том, как выстраиваются взаимоотношения. Как вообще следует относиться к другим людям, о чем следует и не следует беспокоиться. Представления эти были достаточно ясными и очень логичными, как часто бывает с теориями, не знакомыми с практикой. Он понимал людей, которые испытывают ревность. Или думал, что понимал. Он даже мог бы выстроить систематизацию видов ревности, если бы кто-нибудь у него спросил. Но сам он считал это чувство бесполезным и бессмысленным. Даже вредным, пожалуй. Как понос. Хлопотная и неприятная болезнь, которую стоит лечить, а не поощрять. Вот только самому Гинко болеть ревностью ни разу не приходилось. — Как бы это сказать… — протянул он, задумчиво подкурив вторую сигарету. Котовари терпеливо дожидался его ответа. — Я никогда не оказывался в ситуации, когда мог бы испытывать ревность. Так что не знаю, как себя поведу, — попытался объяснить он, а потом усмехнулся и добавил: — Если хочешь, можешь провести эксперимент. Котовари уперся в него совершенно нечитаемым взглядом, а потом снова поправил свой рукав и заявил: — Я не стану этого делать. Гинко натянуто усмехнулся. Он не был уверен, отказался ли его попутчик от предложения из этических соображений, или же просто не хотел задолжать мастеру муши ответную услугу. Похоже, просьба взять образец крови здорово напрягла аптекаря. — Ладно, — наконец сдался Гинко и качнул головой. — Но одежду-то свою ты забрать можешь? — Ты хочешь, чтобы я вышел прямо так? — уточнил Котовари, демонстративно одернув ворот своего дзюбана. Вообще дзюбан тоже по-хорошему следовало отдать в стирку. Но вчера Гинко не стал вытаскивать аптекаря из нижних одежд. Боялся лишний раз рану потревожить. Но подумал, что им можно будет заняться позже. Он никак не ожидал, что Котовари исцелится уже на следующее утро. — Я могу, конечно, — продолжил тем временем аптекарь, — но ты же первым станешь возмущаться, что я не соблюдаю приличий. — А у тебя что, никакой сменной одежды нет? — искренне удивился Гинко. Котовари только покачал головой. — Тогда какого хрена твой короб такой тяжелый? — мрачно осведомился мастер муши. — Ты не носишь ни запасов провизии, ни одежду. Я всю жизнь в дороге с коробом за спиной. Порошки и весы просто не могут весить столько. — Если так интересно, возьми да посмотри, — пожал плечами Котовари. Гинко поджал губы, встал и шагнул к коробу аптекаря. Вообще-то он считал дурным тоном копаться в чужих вещах. Но Котовари вон запросто шарился в его коробе и успел уже все свитки перечитать, даже не спросив разрешения. К тому же… Гинко и правда разбирало любопытство. Короб смотрел на него затейливой гравировкой в виде глаза, нанесенной на самый большой верхний ящик.. Такой же глаз был на талисманах и на спине кимоно аптекаря. Едва ли это было случайным совпадением. Гинко помнил, что ларец с мечом хранился в нижнем ящике. Во втором снизу лежали тонкие ювелирные весы с колокольчиками. В третьем Котовари носил лекарства. Но верхний ящик он ни разу не открывал. По крайней мере, Гинко еще не видел этот ящик открытым. Затаив дыхание, мастер муши потянул на себя ящик с открытым глазом и заглянул внутрь. Лицо его застыло и вытянулось, превратившись в маску. Гинко закрыл ящик обратно и отвернулся. — Ну как, насмотрелся? — насмешливо поинтересовался Котовари. — Ты носишь это с собой. — без всякого выражения проконстатировал Гинко, глядя сквозь попутчика. — Ношу, — подтвердил аптекарь. — Я не хочу ничего говорить, — покачал головой мастер муши. — Так ты принесешь мне мою одежду? — вернулся к интересующей его теме аптекарь. — Ты же не голый, — пожал плечами Гинко. — Запахни дзюбан и иди. Не вижу в этом ничего неприличного. Впрочем, даже если Сэки уже успела все постирать, едва ли одежда высохла. Котовари чуть склонил голову на бок и задумчиво хмыкнул. — У тебя странные представления о приличиях, — заявил он. Мастер муши только пожал плечами. Деревенские, с которыми он чаще всего имел дело, обычно вовсе носили только один слой одежды. В бедных деревнях у крестьян попросту не было средств, чтобы соблюдать приличия. Сам Гинко ставил во главу угла практичность и носил одежду так, чтобы она грела, но не мешала. В бесконечных требованиях этикета он попросту не видел смысла. В какой-то момент ему и вовсе удалось отыскать одежду необычного покроя, которая пусть и выглядела странно, но зато была чрезвычайно удобна в дороге. И никакого нижнего слоя под рубашкой с узкими рукавами мастер муши не носил. — Если тебе лень идти, то так и скажи, — насмешливо хмыкнул он. — А если скажу, ты принесешь мне одежду? — уточнил аптекарь. Гинко глянул на него неодобрительно и криво усмехнулся. — Все с тобой ясно, — проворчал он. *** Одежда аптекаря высохнуть конечно не успела. Оби и кимоно сохли до самого вечера. Гинко пришлось употребить все свое красноречие, чтобы убедить перепуганную хозяйку и ее дочерей, что на дороге не засели разбойники. Мастер муши сослался на то, что его друг просто был неосторожен в лесу. Убедить их не вызывать врача оказалось проще. За врачей они оба могли и сами сойти. На счет Котовари женщины, правда не поверили. Слишком уж он был похож на актера. А вот на счет самого Гинко особых сомнений не испытали. Котовари с пользой провел время вынужденной задержки. Он попросил у хозяйки рёкана таз воды и сам застирал свой дзюбан. Бурые пятна конечно не отошли, но по крайней мере ткань больше не стояла засохшей коркой и не воняла кровью. А к вечеру, когда верхние одежды просохли, аптекарь попросил у Гинко нитку с иглой и принялся чинить испорченный пояс. — Ты так и не ответил на мой вопрос, — напомнил он, латая прорехи от зубов на узорчатой ткани. — На какой? — отозвался Гинко. Он как раз перебирал содержимое своего короба, пытаясь уместить в него запас провизии. Тащить мешок в руках совершенно не хотелось. Вот только все ящики и так были набиты битком. Мастер муши снова и снова пересматривал пустые склянки, прикидывая, можно ли их оставить или продать. Склянки нужны были ему для сбора образцов. Да и достать новые в случае чего будет не просто. Но места они занимали прямо-таки уйму… а ведь это он еще оставил свое пальто у Адасино на сохранение до холодов… может, соль продать? Да нет, соль тоже нужна… — Могу я попросить тебя убить? — проговорил Котовари, не отрывая взгляда от дыры на поясе. Гинко моргнул, отложил сверток с солью и обернулся к аптекарю. — С чего ты взял, что я могу? — недоуменно спросил он. — Я даже меч в руках никогда не держал. — Тебе не нужно держать меч, чтобы убить, — размеренно возразил он. — Я тоже не держу его, когда меч наносит удар. Гинко задумался. — То есть, ты хочешь, чтобы я разгадал загадку этого мононокэ? Так, получается? — Можно и так сказать, — согласился аптекарь. Гинко задумчиво потер подбородок. — А почему ты думаешь, что у меня получится разгадать ее лучше, чем у тебя? — Я думаю, — ответил Котовари и поднял на него взгляд, — сущность этого мононокэ муши, столкнувшийся с разгневанной человеческой душой. Но похоже, этого не достаточно, чтобы освободить меч из ножен. Я не знаю, что это за муши, а значит, не могу назвать форму. — А, вот оно что, — кивнул Гинко. Это и правда многое объясняло. Он снова посмотрел на сверток с солью и мешок с провизией. — А могу я попросить у тебя ответную услугу?.. — Тебе так нужна моя кровь? — напряженно перебил его Котовари. — Да нет, — Гинко перевел на товарища хитрый взгляд. — То есть, нужна, конечно. Но попросить я хотел не об этом. — И о чем же тогда? — Может, ты запихнешь этот мешок с продуктами в свой короб? Я задолбался таскать его в руках. Котовари вскинул светлую бровь и с сомнением посмотрел на мешок провизии. — Но в моем коробе, — проговорил он, — тоже нет места. — Ты мог бы освободить верхний ящик, — с натянутой усмешкой заметил мастер муши. — Не думаю, что его содержимое так уж нужно тебе в дороге. В городе как раз можно такое продать. Аптекарь поджал губы и отвернулся. — Если тебе так надо, я потащу этот мешок, — хмуро проговорил он. Гинко фыркнул и покачал головой. Немыслимо. — Так ты мне поможешь? — Да куда я денусь, — вздохнул Гинко и убрал соль обратно в короб. — Разбираться с муши — это, в конце концов, моя работа. Аптекарь помолчал немного, а потом тихо произнес “спасибо”. — Так что там случилось-то в итоге? — спросил мастер муши, доставая сигарету. — Я бы хотел, чтобы ты посмотрел своими глазами, — качнул головой Котовари, возвращаясь к починке пояса. — Мои слова могут повлиять на то, что ты увидишь. *** У Котовари ушло неполных четыре дня, чтобы обернуться туда и обратно. И он еще успел подставить брюхо. С Гинко к концу второго дня они только добрались до места. — Так это здесь? — Гинко окинул взглядом холмистую долину, в которой раскинулась деревня. С юго-запада к долине подступал лиственный лес. Но в остальном долина была открытой, и обзор перекрывали только невысокие холмы. — Там, — уточнил Котовари, указав на один из холмов. На холме возвышался внушительных размеров особняк, обнесенный стеной. По всей видимости, дом местного землевладельца. Отсюда над оградой можно было разглядеть только крышу. Мастер муши прищурился, пытаясь разглядеть дом получше. В свете заходящего солнца крыша казалась алой, будто была усыпана кленовыми листьями. Хотя вокруг не было ни одного высокого дерева. Может, черепица такая яркая? — Сперва осмотрим окрестности, а потом пойдем в деревню. Может, там удастся что-то выяснить, — решил он. — Солнце садится, — заметил Котовари. — Разве ты можешь видеть в темноте? — Немного могу, — качнул головой Гинко. — То, что живет в моем левом глазу, к темноте привычно. Аптекарь устремил в лицо попутчика сосредоточенный взгляд. Но в левом глазу мастера муши он не видел ничего, кроме тьмы. Казалось, глаз полностью состоял из нее. Не видно было даже стенок глазницы. Под взглядом аптекаря Гинко сделалось неуютно, так что он отвел взгляд и добавил, попытавшись улыбнуться: — К тому же, у меня есть фонарь. — Мы можем просто пойти в особняк, — проговорил аптекарь. — Я не дам мононокэ к тебе подойти. — Я не пытаюсь тянуть время, — возразил Гинко. — Если ты прав, и дело в муши, то я смогу найти его следы или сородичей. Хотелось бы понять, что происходит, прежде, чем лезть в осиное гнездо. Я не могу решить проблему, просто вытащив меч. — Понятно, — кивнул Котовари. А потом глянул как-то странно из-за светлых волнистых прядей и добавил: — Вытащить меч совсем не просто. — Я не так выразился, — пробормотал мастер муши. — Я имел ввиду, что… — Я понял, что ты имел ввиду, — улыбнулся аптекарь. — Пойдем, осмотрим окрестности. Долина изобиловала жизнью. Она цвела и гудела. В сгущавшихся сумерках цветными огнями сияли мелкие муши. Одни струились меж стеблей травы, как нити драгоценных бус, другие порхали в воздухе, как блуждающие огоньки. Чем ближе путники подходили к деревне, тем гуще была трава. Гинко свернул к северу, чтобы обойти долину, и направился к лесу. Котовари следовал за ним почти беззвучно. А может, его шаги просто заглушал стрекочущий звон. Когда они подошли к первым деревьям, солнце уже почти село. Но Гинко не стал зажигать фонарь. Лес сиял так ярко, что он и без огня мог видеть. Наверное, даже обычные люди смогли бы различить этот свет — так много муши здесь было. Лес тоже дышал жизнью. Жизнь струилась прямо из земли, текла в тугих стеблях и мощных стволах, распускалась цветами и тяжелыми плодами. Уже близилась осень, но природа здесь не торопилась увядать. — Разве здесь проходит световая жила? — задумчиво проговорил Гинко, всматриваясь в сияющую огнями глубину леса. — О чем ты? — Котовари перебрался через поваленный ствол и встал рядом с попутчиком. Мох разросся на стволе так буйно, что на нем можно было спать как на пуховой перине. Гинко задумался, как лучше объяснить. Он объяснял это тысячи раз. И подобрать слова не было сложным. Но почему-то ему казалось, что Котовари и так должен был знать о световом потоке. — Основа самой жизнь, — наконец сказал он. — Она струится под землей подобно реке. Подожди немного. Мне нужно посмотреть. Гинко снял свой короб с плеч, прислонил его к поваленному дереву и сел на землю, скрестив ноги. Закрыл глаза и замер неподвижно. Только грудь чуть вздымалась дыханием. Мастер муши смотрел своими плотно сомкнутыми глазами сквозь толщу земли. Но света там не было. — А вот это уже странно, — протянул он и достал сигарету. — Что именно? — аптекарь опустился на землю рядом с ним. — Здесь все слишком… живое… Это может быть иллюзией мононокэ? Муши, похожие на пурпурные грибы на узких длинных ножках, уже почти забрались Гинко на колени, но отпрянули от сигаретного дыма. Мастер муши ухватил их пальцами, пока те не успели сбежать. Ощущение прикосновения было настоящим. На мертвой горе все тоже казалось настоящим. Впрочем, там Гинко не прислушивался к собственным ощущениям так внимательно, как сейчас. Тогда ему не приходило в голову не доверять собственным глазам. — Можно проверить, если хочешь. — сказал аптекарь и извлек откуда-то из рукава несколько бумажных талисманов. Он выставил ладонь с талисманами перед собой и описал ею круг. Листы бумаги, испещренные символами, остались висеть в воздухе, будто бы Котовари разложил их на столе. Гинко чуть расширил глаза и затаил дыхание, стараясь не упустить ни единого движения. Ему ужасно хотелось знать, как все это работает. Аптекарь сложил пальцы сложной печатью, вывернул их и развел в стороны. И бумажные талисманы разлетелись вокруг, повинуясь его жесту. С громким шелестом они закружились, образовав кольцо, а потом разделились на два кольца и на три. Гинко дернулся от неожиданности и завертел головой. Талисманы уже окружили их стеной, не прекращая своего движения. Количество их явно возросло в несколько раз, но мастер муши даже не успел заметить, в какой момент это произошло. Котовари деловито и неспешно огляделся, потом развел руки шире, и стена талисманов отодвинулась на пару шагов. — Этого будет достаточно? Или сделать барьер больше? — спросил он. — А? — растерянно отозвался Гинко, таращась на кружащиеся талисманы. — А… Он тряхнул головой и попытался снова сосредоточиться. Бумажный шелест и мельтешащие талисманы вокруг здорово отвлекали. — Да не, думаю, хватит… — пробормотал он и огляделся вокруг, на этот раз внимательно оглядывая траву и растения, оказавшиеся внутри барьера, а не летающую бумагу. Котовари плавно кивнул и застыл на месте. Только его пальцы остались в напряжении. Мастер муши провел ладонью по мху на поваленном дереве у него за спиной, потер крохотные зеленые листочки между пальцами. Склонился к земле. После поднятия барьера ничего не изменилось. Мох по-прежнему был густым и плотным, а травяной ковер под ногами — пышным и сочным. Земля дышала жизнью. И все же Гинко сомневался. — В прошлый раз, когда ты поднимал барьер, иллюзия не распалась, — припомнил он. — Ты уверен, что внутри этого круга все настоящее? — Барьеры бывают разными, — неспешно проговорил аптекарь. Глаза его были закрыты, а голова чуть опущена, но пальцы он по прежнему держал высоко. — Обычно я не стремлюсь развеять иллюзии. Ведь они могут дать мне ответ. — Ладно, — кивнул Гинко. — А откуда ты берешь столько бумаги? Или стена талисманов — тоже иллюзия? — Пожалуйста, сосредоточься на местности, — размеренно произнес Котовари, ничем не выдав своего раздражения. Гинко криво усмехнулся, но смирился. — Можешь опускать, — разрешил он. — Похоже, дело не в иллюзиях. Котовари свел пальцы вместе, и талисманы немедленно разомкнули стену, сами собой сложившись в стопку. Стопка эта едва ли была толще пяти листов. О чем бы там ни просил аптекарь, Гинко все равно не мог заставить себя игнорировать чертовы талисманы, и проводил их жадным любопытным взглядом до самого рукава аптекаря. — Ты что-нибудь выяснил? — спросил Котовари, одарив мастера муши красноречивым взглядом, намекавшим тому заняться своим делом и оставить талисманы в покое. — Пока нет, — признался Гинко. — Но ситуация и правда необычная. Я только трижды сталкивался сам с тем, чтобы земля была такой плодородной вдали от световой жилы. Когда открылся поросший путь, — он принялся загибать пальцы на правой руке, — но здесь не так много муши, как там, и мертвые растения не возвращаются к жизни; когда увидел на практике работу семени нарадзу, но это больше относится к полям. Даже если дело было бы в нем, радиус действия слишком велик. До леса эффект не дошел бы. И когда столкнулся с млеколеем. — Получается, это млеколей? — уточнил аптекаря. — Не обязательно, — Гинко выдохнул облачко дыма в небо и откинулся спиной на мшистый ствол дерева. — Есть множество муши, которых я еще не встречал. Нужно узнать больше. Котовари неспешно кивнул. — Значит, идем дальше осматривать лес? — Гинко решил, что это был вопрос. Он задумчиво понаблюдал за дымом от своей сигареты. Муши-грибы все еще норовили прицепиться к его штанам, но ежились и отползали, стоило дыму приблизиться к ним. Мастер муши затянулся и выдохнул прямо на грибы. Те скорчились и спешно убрались подальше. Гинко неприятно усмехнулся. — Я не знаю, что мне искать, — признался он через некоторое время. — Стоит расспросить немного деревенских. Может, тогда ситуация прояснится. По крайней мере теперь я знаю, о чем спрашивать. Выйдя из леса, Гинко с удивлением обнаружил, что вся деревня тоже сияет огнями. Только это был не призрачный свет муши, а фонари. Похоже, в деревне что-то праздновали, да еще и с размахом. Веселый шум толпы был слышен издалека. — Похоже, напрасно я опасался, что все будут спать, и мы останемся без ночлега. Так и не скажешь, что тут обитает чудовище, — хмыкнул Гинко. — Ну что, присоединимся к веселью? Котовари только неспешно кивнул в ответ. Взгляд аптекаря был устремлен к особняку на холме. Ни одного огня там не было. Во тьме ночи казалось, что никакого особняка не существует вовсе. Но Котовари не могла обмануть обычная темнота. Особняк он видел ясно. И ощущал присутствие того, что в нем скрывалось. Гинко и Котовари спустились в деревню, устроившуюся в лощине меж холмов. Окна домов были темны, но снаружи все вокруг освещали бумажные фонари. Они висели у каждой двери, каждого окна, а еще, как ни странно, прямо посреди полей на высоких шестах. Такого Гинко видеть еще не приходилось. Бывало, в праздники освещали дороги на подступах к городам и деревням. Но чтобы поля… Похоже, деревня жила на широкую ногу. Хоть в домах и не горел свет, отыскать жителей не составило труда. Нужно было лишь идти на шум голосов и звонкий смех. Деревенские обнаружились на площади в центре деревни, где разожгли два больших костра. Народные гуляния были в полном разгаре. Несмотря на поздний час, даже дети не сидели по домам. Когда Гинко и Котовари вышли на площадь, их заметили не сразу. Но стоило только одному селянину обернуться, как вся площадь огласилась радостными возгласами. “Путники пришли! Путники!” — раздавалось со всех сторон. Гинко несколько опешил от такого приветствия, но быстро пришел в себя, когда в руки ему сунули чашку со сливовым вином. Котовари тоже получил чашку и поблагодарил принесшего ее мужика легким наклоном головы. — Встретить путника — к удаче, — весело заявил парнишка, первым заметивший пришедших, — а вы двое прямо в день Сестер пришли. Похоже, этот год принесет нам счастье. — Это его вы празднуете? — догадался Гинко, усевшись прямо на землю недалеко от костра. — С размахом, однако. — А как же еще? — усмехнулся парнишка. — Богини берегут нашу землю. Благодаря им мы не знаем никаких бед. Так что и благодарить их надо как следует. Но сегодня, конечно, самый важный день праздничной недели. Сегодня… — Недели? — ошарашенно переспросил Гинко. — Вы празднуете неделю? Парнишка только рассмеялся в ответ. Должно быть, их и правда берегли боги, раз деревенские могли позволить себе праздновать целую неделю, да еще и в конце лета. — О, да это же ты! — раздался удивленный возглас откуда-то из-за спины. Гинко обернулся, но обращались вовсе не к нему. Мужик лет сорока удивленно таращился на Котовари и тыкал в него пальцем. — Я видел тебя недавно, ты к хозяевам нашим шел! — Действительно, — не стал отпираться Котовари. — Я проходил здесь. — О, к хозяевам нашим? — тут же оживилась женщина, болтавшая с подругами неподалеку. — Что, правда что ли? — Да ладно! — удивился приметивший их парнишка. — Вот это да! Расскажите что ли, как оно у них там? — А правда, что у них павлин прямо по дому ходит? — спросила девушка, подсев поближе к аптекарю. Не успел Гинко и глазом моргнуть, как вокруг них собралась целая толпа. Деревенские с любопытством глазели на Котовари. — Нет, — размеренно ответил аптекарь. — Павлинов там не было. — Какой тебе павлин? — усмехнулся парнишка. — Петухи там по дому ходят! Деревенские засмеялись. — А вы что, не знаете, как ваши землевладельцы живут? — удивился мастер муши. — Да откуда бы, — отмахнулся парнишка. — Они ж люди важные. С такими, как мы, разговоров не разговаривают. Нас даже за ворота к ним не пускают. — И что, никто из деревни даже не работает в особняке? Парнишка только пожал плечами. — Вроде, раньше они нянек в деревне нанимали, но сейчас нет. Сидят себе там за своими стенами и носа не кажут. Но мы не в обиде. Налогами они нас не жмут, а в остальном пускай что хотят, то и делают. — Интересная у вас деревня, — хмыкнул Гинко, искоса наблюдая за тем, как Котовари описывал местным девицам картины на ширмах хозяйского особняка. Те слушали, затаив дыхание. — Ага, — улыбнулся парнишка, — Я Акито, кстати. А ты кем будешь? — Гинко, — представился мастер муши и пожал протянутую руку. — А он Котовари. — Необычные вы люди, — с простодушной прямолинейностью заявил Акито. — Все путешественники такие? Гинко только пожал плечами и вместо ответа спросил: — Здесь не часто путники проходят? — Мы от основного тракта далеко, — отозвался парнишка. — Может, к хозяевам кто и ходит, но у нас редко гости бывают. Ты, Гинко, зря расспрашиваешь. Нет в нас совершенно ничего интересного. Лучше расскажи, как в других местах люди живут. Ты же, наверное, много видел всякого? Гинко усмехнулся. — Что для вас обычно, другим может быть в диковинку, — заметил он. И продолжил прежде, чем парнишка успел осмыслить сказанное: — Ладно, раз так хочешь, слушай. Был я как-то на острове, куда попасть можно было только во время большого прилива… Разговоры затянулись почти на час. За одной историей началась другая, а потом третья. Гинко сам не заметил, как вокруг него появились новые слушатели. Но если Котовари сидел в окружении девиц всех возрастов, то к Гинко подтянулись мальчишки и пара стариков. Впрочем, такой расклад мастера муши вполне устраивал. Единственное, что тревожило его, так это косые взгляды мужиков, которые те бросали на его попутчика. Девицы хихикали и вовсю глазели на Котовари, пока он травил им байки своим негромким размеренным голосом. И с каждой минутой садились они все ближе. Мастер муши начал всерьез опасаться, что к утру какой-нибудь ревнивец набьет аптекарю морду, чтоб неповадно было чужих жен разговорами развлекать. Впрочем, Котовари жил тем, что охотился на мононокэ. Поди от разгневанных деревенских мужиков отобьется как-нибудь. — Что-то совсем ты меня заболтал, Гинко, — заявил один из стариков, слушавших его рассказы. — А ведь пора уже. — Пора для чего? — тут же заинтересовался мастер муши, прервав историю. Он как раз рассказывал о горной деревне, которая стояла зеленой даже среди зимы. — Сестрам-богиням время отправляться в путь, — пояснил старик, поднимаясь на ноги. Колени его громко хрустнули. Дед кряхтя проковылял мимо костра, встал спиной к неприметному сараю и достал из-за пазухи колокол размером чуть больше ладони. Раздался лязгающий металлический звон. Смех и разговоры тут же стихли, а все взгляды устремились на старика. Гинко только теперь понял, что встал старик аккурат между двумя кострами, а за спиной его стоял вовсе не сарай, а домик бога. — Сестры-богини отправляются в путь! — провозгласил старик в образовавшейся тишине. Деревенские повставали на ноги и двинулись к кострам. — Это какая-то церемония? — спросил Гинко, с любопытством наблюдая за происходящим. — Вроде того, — ответил Акито. — Сейчас мы понесем статуи богинь в лесное святилище. Думаю, вы тоже можете пойти. Парнишка тоже встал со своего места и присоединился к деревенским. Люди выстроились двумя рядами, образовав живой коридор, ведущий от костров в направлении леса. Старик открыл двери святилища, и в свете костров показались две статуи высотой в человеческий рост. Судя по всему, статуи были вырезаны из дерева. Они изображали молодых женщин, одетых в праздничные кимоно. Одна была выкрашена красным, а вторая зеленым. Четверо деревенских вынесли статуи из святилища, взвалили на плечи и понесли по живому коридору к лесу. Старик шагал перед ними. Остальные жители пристраивались в хвосте процессии, когда статуи проносили мимо. — Ну что, идем? — окликнул Гинко своего попутчика. — Идем, — согласился Котовпри. На Гинко он даже не посмотрел. Взгляд аптекаря был прикован к статуям. — Что-то не так? — обеспокоенно спросил мастер муши. — Я думал, — медленно проговорил Котовари, по-прежнему не отрывая взгляда от статуй, — они будут меньше. Гинко нахмурился. — Они связаны с мононокэ? — спросил он. Котовари кивнул и шагнул к процессии. — Идем, — снова повторил он. Гинко поджал губы и бросил на статуи богинь помрачневший взгляд. Не то чтобы он забыл, для чего пришел сюда. Но праздничное настроение и сливовое вино заставили мастера муши расслабиться. Вот только расслабляться сейчас было совсем не время. Процессия со статуями богинь прошествовала через деревню, прошла меж полей, освещенных фонарями, и двинулась к лесу. Селяне монотонно тянули гимн с пожеланиями благополучия, долголетия и плодородия. После того, как Гинко узнал, что местные верования связаны с их работой, каждая деталь стала казаться ему важной и значимой. Ужасно хотелось расспросить про сестер-богинь прямо сейчас. Но нарушать церемонию было бы невежливо, так что ему оставалось только вслушиваться в слова гимна да смотреть. Впрочем, в словах гимна не было ничего необычного. Такая песня сгодилась бы и для празднования рождения и для свадьбы и для молитвы. Люди во всех местах просили одного и того же. Им хотелось прожить долгую жизнь в достатке и здравии. В лес они вошли не там, откуда пришли Гинко и Котовари. Путь, которым пользовались деревенские, лежал ближе к западу и был куда более удобным, хотя не похоже было, чтобы им часто пользовались. Тропа под ногами хоть и виднелась отчетливо, но была заросшей. Прямо под ногами распускались цветы. Цветы вообще окружали тропу со всех сторон. Они росли по обочинам и свешивались с деревьев. Некоторые из них были не видны обычным людям, но мастер муши отчетливо видел их призрачное сияние. Должно быть, людям этот путь и правда казался священным. Из своей деревни они входили в цветущие владения бога. — Должно быть, это здесь, — проговорил Котовари, пристально глядя вперед, сквозь колонну селян. Гинко тоже заметил, что что-то происходит. Статуи впереди остановились, но процессия продолжала идти, распадаясь на две части и обходя кругом нечто пока невидимое. Когда очередь добралась до них, Гинко удивленно расширил глаза, но никакой другой реакции себе не позволил. Прямо перед ним открылась поляна, густо заросшая белыми хризантемами, бледно сияющими во тьме. Прямо посреди поляны стоял каменный идол, а по обе стороны от него уже возвышались деревянные статуи богинь. Старик, возглавлявший процессию, стоял перед божествами на коленях. Слова гимна стихли, и жители деревни молились дальше в молчании. Только стрекочущий звон наполнял поляну звуками. Гинко смотрел, как головки белых хризантем тихонько покачиваются в полном безветрии. Аптекарь рядом с ним оторвал взгляд от статуй богинь и теперь внимательно смотрел на своего попутчика. Оба они знали, что едва ли кто-то из деревенских видел сейчас сияющую в ночи белизну хризантем. *** — Хотите задержаться в нашей деревне? — старик, проводивший церемонию, потер меж пальцев кончик жиденькой бороды. Звали его Ясухиро, и в деревне он выполнял роль священника и старосты. Вообще-то делами деревни должен был заниматься клан, живущий в особняке на холме. Но из-за того, что землевладельцев дела деревни совершенно не интересовали, работа нашла старика сама. — Если возможно, — подтвердил Гинко. — Меня очень заинтересовали ваши сестры-богини. Хотелось бы узнать о них больше, пока я здесь. — Зачем вам это? — удивился Ясухиро. Мастер муши пожал плечами. — Вам ведь интересно было слушать истории других земель. Вот и мне интересно. — Хм… — задумчиво протянул старик. — Ну, причин отказывать вам я не вижу. Просто не часто к нам путешественники заходят. У нас и гостиницы-то нету. — Мы неприхотливы, — размеренно проговорил Котовари. — Если в домах не найдется места для нас, можем ночевать под звездами. Гинко бросил на попутчика укоризненный взгляд. Ночевать под звездами посреди деревни ему совершенно не хотелось. Но, к счастью, Ясухиро не поддержал идею аптекаря. — Что вы, что вы! — замахал руками старик. — Уж место для ночлега мы вам найдем. Вот, можете хоть в доме собраний остановиться. Там и очаг есть, и до колодца недалеко. — Спасибо, — облегченно выдохнул мастер муши. — Идемте, — махнул рукой Ясухиро. Дом собраний оказался небольшим строением рядом с главной площадью. Он стоял прямо напротив святилища. Внутри него была одна единственная комната, не разгороженная ширмами и сёдзи, с большим очагом посередине. Должно быть, это помещение использовали, когда погода не позволяла решать вопросы деревни на площади. — А сами вы тут живете? — поинтересовался Котовари, оглядывая небольшое помещение. — Да нет, — возразил старик. — Я живу в доме возле гречишного поля. За порядком тут обычно следит мой ученик Акито. Но раньше полудня он едва ли придет. Как-никак допоздна праздновали. Справитесь сами сегодня? — Конечно, — легко согласился Гинко. — Вот и славно, — обрадовался Ясухиро. — Тогда я пойду. Завтра напомните мне рассказать вам о богинях. — Обязательно. Старик развернулся и заковылял в сторону гречишного поля, махнув им рукой на прощание. Гинко и Котовари переглянулись. — Что думаешь? — спросил Котовари. Гинко потер подбородок, пытаясь собрать мысли в кучу. — Ты говорил, что не можешь понять форму и желание, — припомнил он. — Значит, сущность ты разгадал? Он снял с плеч свой короб, поставил его на пол, сел рядом и принялся расшнуровывать ботинки. — Думаю, да, — подтвердил Котовари, легко выскользнув из гэта и поднявшись в дом. — Двух сестер принесли в жертву местному божеству, чтобы вымолить урожай. — Погоди, так значит сестры — не божества? Что-то я запутался. — Я не говорил с людьми из деревни, когда пришел сюда, — покачал головой аптекарь. Он неспешно обошел очаг кругом, пристроил свой короб у дальней стены и сел на пол. — Мне не было известно, что они поклоняются этим сестрам. — Вот оно что, — хмыкнул Гинко. Он тоже вошел в дом и попытался задвинуть за собой сёдзи, но та не поддалась. То ли рассохлась, то ли наоборот разбухла. Должно быть, закрывали дом собраний не часто, раз никто этого не исправил. Мастер муши приложил чуть больше усилий, но побоялся сломать хрупкую конструкцию и оставил сёдзи в покое. Крыша есть, и то хорошо. — Значит, надо понять, что это за бог, которому тут жертвовали людей, — задумчиво рассуждал он тем временем. — Ты считаешь, что этим богом должен быть муши? Я не заметил ничего, что могло бы стать объектом поклонения. Здесь одна мелочь. Скорее всего, деревенские даже не подозревают о ее существовании. — А те цветы на поляне? — спросил аптекарь. — Ширагику? — Гинко покачал головой. — Они обычно живут вдоль световых жил и поглощают избыток жизненной силы из растений. Но эти муши очень уязвимы к свету, поэтому встречаются только в глухих чащах. Они совсем слабенькие, и люди как правило, не способны их видеть. Странно конечно, что ширагику так расплодились здесь, но вряд ли они могли стать объектом поклонения. — Вот как, — разочарованно проговорил аптекарь. Гинко задумался. Все-таки, обилие ширагику да еще и на полуоткрытой поляне было странным. Как и обилие растений в этой местности. Едва ли деревенские поклонялись цветам-паразитам, но на поляне наверняка что-то есть. Вот только что? — Сходим завтра посмотреть, — заявил он. — И про веру их расспросить надо бы подробнее. А то не вяжется что-то. Котовари поднял голову и повернулся к глухой стене дома собраний. Взгляд его будто бы смотрел куда-то вдаль, сквозь стену. — Что такое? — забеспокоился Гинко. Аптекарь хищно усмехнулся. — Мононокэ пришел в движение, — медленно проговорил он. Мастер муши зябко передернул плечами. — Спать-то нам здесь безопасно? — уточнил он. — Не волнуйся, — размеренно произнес аптекарь. — Я не дам ему потревожить твой сон. Гинко натянуто улыбнулся и не смог придумать достойного ответа. — Ладно, — со вздохом сказал он и достал из короба туго свернутое одеяло. Когда он устроил себе спальное место рядом с очагом, подальше от раздвинутых дверей, Котовари улегся рядом, оперев голову на согнутую руку. — Ты что, собрался смотреть, как я сплю? — мрачно осведомился Гинко, уставившись в покрытое алыми узорами лицо, зависшее рядом с его собственным. — Тебе будет спокойнее, если я уйду? — насмешливо уточнил Котовари. Меж пальцев он вертел сложенный бумажный талисман. — Ладно, ладно, — пошел на попятный мастер муши. Оставаться одному в владениях мононокэ ему и правда не хотелось. — Только, пожалуйста, дай мне выспаться. Котовари драматично вздохнул и поднял глаза к потолку. — Встреча с тобой заставила меня усомниться в собственной неотразимости, — проговорил он. — Что-то я не заметил, — фыркнул Гинко. — Да и поклонниц у тебя и без меня хватает. Не пойму, на кой черт я вообще тебя сдался. Котовари в ответ только загадочно усмехнулся. — Спи, — сказал он. — Сегодня я не стану тебе мешать. *** Проснулся Гинко оттого, что в лицо ему светило солнце сквозь раздвинутые сёдзи. На плече ощущалась теплая тяжесть головы Котовари. Едва ли аптекарь спал. Просто лежал тихо и неподвижно, пригревшись у Гинко под боком. Гинко шевельнул рукой осторожно, чтобы не спугнуть, и обнял Котовари за плечи. Мастер муши так и не понял, нуждался ли его попутчик во сне. Если и нуждался, то явно в меньшей степени, чем люди. Иногда он укладывался рядом с Гинко, и тогда засыпать становилось сложно. Не потому, что аптекарь что-то делал. Мастеру муши в принципе было сложно уснуть рядом с кем-то. Слишком привык он засыпать в одиночестве. Но вот просыпаться рядом с Котовари было как-то… уютно, что ли? Можно было сказать ему “доброе утро”, и услышать в ответ живой голос. Можно было не говорить ничего и начать заниматься своими делами, но ощущать молчаливое присутствие рядом. Аптекарь вообще говорил немного. Коротко спрашивал что-нибудь. Или отпускал туманный не слишком понятный комментарий. О нем не надо было заботиться, не надо было присматривать за ним. Это оказалось странно и непривычно. Пусть аптекарь и выглядел хрупким, но тело его было куда сильнее, выносливее и ловчее, чем у мастера муши. Человеческие мерки совсем не годились для возможностей Котовари. Привыкнуть к этому оказалось не просто. За людьми всегда требовался присмотр. Даже за теми, кто, казалось бы, должен был быть мудрее и опытнее, чем Гинко. Но даже они делали глупости, сталкиваясь с непостижимым, и платили за это большую цену, чем способен был отдать человек. Но аптекарь человеком не был. И мало что могло ему навредить. Казалось, ничто не способно повлиять на него. Он был как небо над головой. Переменчивым и неизменным. Тихим и внимательным. Неотъемлемым и непостижимым. Котовари просто шагал рядом, и казалось бы, его присутствие не должно было ничего менять. Но оно меняло все. Теперь Гинко мог говорить. Вообще-то он любил поговорить. И рассказать что-нибудь, и послушать. Но обычно в дороге говорить было не с кем. Порой мастер муши просто озвучивал свои мысли и наблюдения вслух, ни к кому не обращаясь. Теперь он мог обращаться к попутчику, и тот отвечал. Еще появилось время. Разумеется, время было всегда. День сменялся ночью, путь — привалами. Это и было временем, когда Гинко путешествовал один. Но мастер муши особо о нем не задумывался. Было просто время пути и время перерывов в пути, когда он выполнял свою работу или же просто останавливался где-то. Теперь все было не так. Рядом с аптекарем время ощущалось. Оно текло, его уходило много или мало. Оно существовало каждый день, каждую минуту и отмеряло каждое занятие своей собственной мерой. Только теперь Гинко понял, что раньше времени как будто не существовало. Оно просыпалось, когда Гинко был рядом с кем-то, и уходило в спячку, когда мастер муши оставался один. Гинко не был уверен, нравилось ли ему появление времени, или нет. Но потерять его снова почему-то было страшно. Хотя он точно знал, что сможет привыкнуть снова, и тогда путешествие без времени будет вполне комфортным. С Котовари появилось желание. Сперва оно было нервным и волнительным, от него замирало сердце и перехватывало дыхание. И Котовари не упускал случая поддеть Гинко по этому поводу. Потом желание стало просто теплым и приятным. Тело у Котовари было крепким, но тонким. Оно приятно ложилось в руки, приятно отзывалось на прикосновения. Котовари умел быть желанным. Но даже не это было главным. Страсть хоть и была ему приятна, Гинко прекрасно годами обходился без нее. Дело привычки, не иначе. По-молодости было сложно, потом стало неважно. А вот возможность просто прикоснуться, почувствовать чужое тепло рядом оказалась на удивление значимой. Гинко даже не ожидал, что это будет так. Этикет и нормы вежливости вообще не приветствовали излишних прикосновений. В деревнях это ощущалось меньше, в городах и знатных домах — больше. Впрочем, для Гинко разницы почти не было. Он во всех местах оставался чужаком, и потому должен был держать дистанцию с окружающими. Так было всегда, и мастер муши не переживал особо по этому поводу. До тех пор, пока Котовари не сломал все границы этой дистанции. Сначала это было неловко. Но только сначала. Гинко даже представить себе не мог, что не нуждаться в причине, чтобы прикоснуться к кому-то, окажется так приятно. Просто опереться на чужую спину, чтоб сидеть было удобнее, или взять чужую ладонь в свою. Обнять узкие плечи, как сейчас, ощущая теплую тяжесть чужого тела. Приятно. Теплый уют оказался куда важнее жаркой страсти. Котовари насмешливо говорил о том, как Гинко станет вспоминать его стоны одинокими ночами. Гинко точно знал, что помнить он будет не сладкие стоны и жаркую тесноту чужого тела. Он будет вспоминать одинокими ночами, как потешался над Котовари, когда тот спешно заталкивал волосы под платок, услышав о юрей-га. Как рассказывал аптекарю о тонкостях своей работы. Как бесцеремонно Котовари укладывал ему голову на колени по вечерам у костра. Едва ли Гинко осмелится писать такое в письмах. Котовари наверняка его засмеет. Гинко вообще не особенно верил, что они станут писать друг другу письма. Он старался не думать о том дне, когда они доберутся до сборщицы пустых коконов. Потому что за этим днем как будто бы не было ничего. И “ничего” это пугало мастера муши своей пустотой. Гинко всегда успешно избегал привязанностей. Ну или почти всегда. Он знал, когда следует уйти. Знал, когда не следует возвращаться. С Котовари ему не следовало даже заговаривать. Но когда Гинко осознал это, было уже слишком поздно. Что думал обо всем этом сам Котовари, Гинко не имел ни малейшего представления. Вероятно, аптекарь не думал об этом вовсе. Иногда Гинко казалось, что он живет лишь для того, чтобы убивать мононокэ. Все остальное было лишь способом скоротать время в дороге. — Сюда кто-то идет, — негромко проговорил Котовари, не поднимая головы. — Будешь вставать? — Да надо бы, — нехотя отозвался Гинко. — Работы сегодня еще много. Он поднялся, скатал свое одеяло, пригладил рукой растрепавшиеся волосы и как раз подумывал поискать колодец, о котором говорил вчера Ясухиро, когда к дому собраний бодрым пружинистым шагом подошел Акито. — О, уже проснулись! — поприветствовал он путников и широко улыбнулся. — Что, не гудит голова после сливового вина? — А чего ей гудеть? — отозвался Гинко. — Не такое уж крепкое вино. — Ну кому как, — засмеялся парнишка. — Старик Ясу вон еле встал сегодня. Мастер муши скривился и поджал губы. — Ну я поди покрепче старика буду. Акито рассмеялся снова. — Не обижайся, — легкомысленно бросил он. — Ты седой на всю голову, так что по тебе совсем не понятно, стар ты или младше меня самого. Вот, возьмите лучше. Со вчерашнего праздника осталось. Он присел на край деревянного пола дома собраний и поставил перед Гинко плетеную корзинку с онигири. — О, а вот это дело, — одобрил мастер муши и тут же ухватил один онигири. Аптекарь, который не ел в принципе и вино лишь делал вид, что пил, молча наблюдал из глубины комнаты за происходящим. Гинко бросил на него взгляд и подумал, не предложить ли ему позавтракать хотя бы для виду, но потом передумал. — Да, кстати о Ясухиро, — спохватился он, не успев как следует прожевать. — Он обещал рассказать нам о местной вере. Не знаешь, когда его можно будет найти? Акито поскреб пятерней в затылке и задумчиво пожевал губу. — Да кто его знает, — наконец пожал плечами он. — Ну днем старик обычно занят, как и все, в общем. Вы лучше ближе к вечеру к нему сходите. Или, может, он сам к вам придет, раз обещал. А что вы узнать-то хотели? Может, я расскажу? — Чем больше, тем лучше, — заявил мастер муши. — Кто эти сестры, как вы их чтите. Что за идол стоит в лесном святилище, кто вырезал статуи. В общем, все. — Ох, — парнишка явно растерялся под градом вопросов. — Ладно, об этом вам и правда лучше со стариком Ясу поговорить. Я знаю только, что сестры-богини хранят нашу землю. И вроде как они когда-то жили в этой деревне. Ну и о празднике, конечно. На десятый день последней луны лета мы несем статуи в лесное святилище, а после сбора урожая возвращаем обратно сюда. Вот так примерно. А что за идол в лесу, я уже и не помню. Он вроде всегда там стоял. Я даже думал сперва, что это просто камень такой странной формы. — Ну это уже кое-что, — подбодрил его Гинко. — Но Ясухиро мы, конечно, тоже расспросим. — О! — вдруг спохватился парнишка и хлопнул себя ладонью по колену. — Я еще кое-что вспомнил. Сейчас так уже не делают правда, но раньше у нас обычай еще был. — Ну-ка? — тут же заинтересовался мастер муши и даже подался чуть вперед. — Я тогда малой еще был, не очень помню, — смущенно признался Акито, — но вроде, после шествия к лесному святилищу было принято на три дня запирать женщин дома. То ли духи их могли утащить, то ли еще чего. Такое пойдет? — Любопытный обычай, — признал Гинко. Парнишка заулыбался с гордостью, что сумел удивить путников. — Ладно, — сказал он и поднялся на ноги. — Давайте-ка я тут все вымету по-быстрому, да пойду. Если вам надо чего будет, можете в поле меня потом найти. — Спасибо, — поблагодарил его мастер муши. — Мы, наверное, пройдемся по округе сегодня. Я думал еще трав набрать в лесу. У вас тут так обильно все растет. Редко где такое встретишь. — Это точно! — подтвердил парнишка и даже приосанился от гордости за родную землю. — Смотрите не заплутайте только. Лес у нас хоть и не очень большой, но густой. — Постараемся, — заверил его Гинко и добавил как будто между прочим: — У вас, наверное, всегда земля была такой плодородной? — Сколько себя помню, хвала богиням. Гинко кивнул и тоже поднялся, подхватив корзинку с оставшимися онигири. — Ладно, пойдем мы тогда, что ли. Котовари, ты готов? — Разумеется, — размеренно отозвался аптекарь. — Подай мне тогда мой короб. Думаю, он может пригодиться. — А, точно, — вдруг снова окликнул их Акито. — Вы на ночь-то сегодня останетесь? — Думаю, да, — кивнул мастер муши. — Отлично! — обрадовался парнишка. — Я тогда к вечеру футоны вам притащу. Вчера уже так поздно было, вы простите уж… — Да ладно, — прервал его извинения мастер муши и добродушно улыбнулся. — Ничего страшного. Но за футоны спасибо. — Ага, — Акито бодро кивнул и ускакал куда-то. Наверное, за метлой. Гинко влез в ботинки, завязал шнурки, закинул короб на спину и только тогда понял, что позабыл сходить к колодцу. Но решил, что умоется позже. В конце концов, он и так провалялся все утро. А ведь пришли они сюда не для того, чтобы отдыхать. — Идем? — проговорил Котовари, обернувшись к Гинко. Аптекарь оставил свой короб в доме собраний и отправился налегке. — Ага, — кивнул Гинко и отложил мысли об умывании до возвращения. Сперва надо заняться делом. *** Поляна с идолом и статуями богинь оставалась сумрачной даже при свете дня. Статуи богинь в цветных кимоно и каменный идол, похожий то ли на Будду, то ли на пузатую жабу, неподвижно стояли в полутемной глубине. Туго переплетенные ветви едва пропускали солнечный свет. Но даже такого количества света хватило, чтобы распугать муши, притворявшиеся хризантемами. Ширагику жались к статуям и окраинам поляны, пытаясь отыскать тень погуще. Те из них, что попадали на солнце, стремительно чернели и осыпались пеплом. Но и без них поляна оказалась цветущей и яркой. Травы, что в ночи скрывались под белыми лепестками ширагику, были полны жизненных соков. Котовари ухватил пальцами одну из головок, похожих на белые хризантемы, и подставил под луч света, пробивавшийся сквозь густую листву. Муши жалобно зазвенел, белые лепестки принялись судорожно извиваться в попытках вырваться. Но аптекарь держал крепко. — И правда совсем слабые, — проговорил он, когда пойманный ширагику почернел и осыпался прахом. Котовари старательно отряхнул ладони. — А вот это уже интересно, — вдруг заявил Гинко и принялся стаскивать короб со спины. Котовари обернулся к нему, но мастер муши на него не смотрел. Взгляд Гинко был прикован к каменному идолу. Зеленый глаз поблескивал азартом из-под челки. Мастер муши достал из ящичка пустую склянку с широким горлышком и стал подкрадываться к идолу. Он напружинился весь, как кот, заметивший добычу. Котовари проследил направление его взгляда и заметил на камне еще одну хризантему. Только, в отличие от прочих, она была кроваво-алой. Оглядев поляну, аптекарь заметил еще несколько алых пятнышек в траве. Подкравшись к каменному идолу, Гинко выбросил руку вперед и проворно ухватил красную хризантему. Та принялась биться и извиваться в пальцах мастера муши, но сбежать у нее не было ни единого шанса. Сунув свою добычу в склянку, Гинко плотно закрыл крышку и посмотрел на муши сквозь стекло. Взгляд у него был совсем такой же, как в тот день, когда он выпрашивал у Котовари образец крови. Аптекарю сделалось немного не по себе. — Что это? — спросил он, подойдя ближе и тоже вглядываясь в склянку. Алая хризантема внутри шевелилась и упиралась в стенки тонкими лепестками, похожими на щупальца. — А это местный хищник, — ответил Гинко, не отводя от муши сверкающего взгляда. — Акаикику. Они водятся в местах больших скоплений ширагику, но встречаются гораздо реже. До сих пор я о них только слышал, но ни разу не видел своими глазами. Котовари склонился к склянке и постучал по ней острым пурпурным ногтем. Хризантема внутри съежилась и попыталась отползти в противоположную сторону. — Их еще называют “хитокуижинсу”, пожирающие себе подобных. Они выделяют в почву вещества, стимулирующие рост растений, чтобы приманить ширагику и съесть их. Точно неизвестно, являются ли они отдельным видом, маскирующимся под ширагику, или же это сами ширагику, изменившиеся в процессе адаптации. Известно только, что встречаются они значительно реже и, в отличие от ширагику, не боятся солнечного света. Но теперь, возможно, мне удастся разобраться в их природе. От азартной улыбки Гинко бросало в дрожь. — И это меня ты называешь жутким, — проговорил аптекарь. Но Гинко его как будто не слышал. — Стоит, наверное, поймать еще парочку образцов, — пробормотал он, вертя склянку перед глазами. — Пожирающие себе подобных, говоришь? — попытался вернуть его мысли в рабочее русло Котовари. Гинко моргнул и оторвал все-таки взгляд от склянки. — Да, они ведь с ширагику довольно похожи, — кивнул он и добавил, запоздало осознав, к чему клонит его попутчик. — Думаешь, это как-то связано с мононокэ? — Кто знает, — качнул головой аптекарь. — Но это имеет смысл. — Они совсем крошечные, — с сомнением заметил мастер муши. — Не слишком-то тянут на монстров. — Даже кусок дерева может стать мононокэ, если обретет душу, — возразил Котовари в своей неспешной размеренной манере. — Для этого не нужно быть монстром. Нужно лишь иметь сущность и желание. — Ладно, тебе виднее, — не стал спорить Гинко. — Но как они связаны с сестрами-богинями? Не только же местом? — Порой и места достаточно, — покачал головой аптекарь. — Но ты прав, нам придется это понять. — Придется понять… — повторил мастер муши, будто бы пробуя слова на вкус. Он многое жаждал понять. Но никогда еще ему не “приходилось” понимать. Котовари же говорил о понимании, как о тяжком бремени, которое, впрочем, он привык уже нести, как тяжелый короб за спиной. Деревянные статуи богинь безучастно смотрели на них белыми лицами. Они побродили еще немного по окрестностям. Гинко набрал трав и поймал несколько муши, но Котовари не счел остальные его находки интересными. Зато мастер муши радовался, как ребенок. Когда они вернулись, в деревне уже кипела жизнь. Праздники кончились, и пришло время возвращаться к работе. Фонари с домов уже успели снять. Только кое-где над полями еще виднелись бумажные шары. Гинко на миг почудилось, что один из них горит переменчивым красным светом. Но миг прошел, и видение пропало. Ближе к вечеру, как и было обещано, в дом собраний пришел старик Ясухиро. Гинко как раз сортировал собранные травы и образцы. Котовари сидел рядом и в наглую читал один из его свитков. — Как вы тут? — приветливо поинтересовался старик. — Не соскучились? — Как же, соскучишься тут, — хмыкнул мастер муши. Взгляд его все еще был полон азарта. — Это не лес, а просто кладезь находок. Ясухиро негромко рассмеялся. — Никогда еще не видел, чтоб человек так радовался всяким сорнякам, — заметил он. — Вы травники, выходит? — Не совсем, — возразил Гинко. — Котовари аптекарь, а я мастер муши. — А что такое это твое муши? — старик снял сандали, забрался на приподнятый над землей пол и подсел поближе. — Это существа, близкие к основе самой жизни, — принялся объяснять Гинко. — Нечто среднее, между растениями и животными. Они примитивны, и большинство людей не могут их видеть. Но порой сталкиваются со следами их жизнедеятельности. Муши могут создавать странные явления или вызывать некоторые болезни. Когда такое происходит, за дело берутся мастера муши. — Вот оно как, — Ясухиро удивленно покачал седой головой и потер в пальцах пончик жиденькой бороды. — Может, и колени мои болят из-за муши? Ну-ка посмотри. Он отогнул чуть полу одежды и высунул наружу тощую шишковатую коленку. Гинко прищурил глаз и покачал головой. — Да не, это просто артрит, — заявил он. — Чего? — не понял старик. — У меня найдется мазь, снимающая боль, — тут же вклинился в разговор Котовари. Гинко хмыкнул себе под нос и вернулся к собранным травам, пока они договаривались о цене. Он понятия не имел, зачем Котовари нужны были деньги, но своей выгоды аптекарь никогда не упускал. — Так что там с сестрами-богинями? — напомнил Котовари, когда старик стал счастливым обладателем мази, которую тут же принялся втирать в колено. Гинко снова отвлекся от трав и даже развернулся, чтобы не упустить ничего важного. — Да, сестры, — задумчиво протянул Ясухиро. — Теперь понятно, почему вам это так интересно. Мой дед рассказывал, что когда они еще были людьми, то тоже видели всякое, чего не могли видеть другие. Может, они даже могли видеть больше, чем вы. — Так как они стали богинями? — поинтересовался Гинко. — Как же это было… — старик снова потер кончик бороды между пальцами и устремил взгляд к потолку, пытаясь припомнить. — Дед говорил, это случилось еще тогда, когда он был молод. Тогда эти земли еще хранил один только бог земли. Сейчас мало кто о нем помнит. Молодые совсем ничего не слушают, сколько им ни говори. Однажды они навлекут на нас беду. Но я никогда не забывал бога. Его лик стоит там, в лесном святилище. Его поляна всегда пышно цвела даже в самые засушливые годы. Котовари едва заметно нахмурил брови и чуть склонил голову на бок. Гинко достал сигарету и закурил. — Тот год как раз был из таких, — продолжал тем временем свой рассказ Ясухиро. — Взгляд его будто бы проникал сквозь стены дома собраний и смотрел прямиком в далекое прошлое. — Дед говорил, тогда была страшная засуха. Побеги сохли прямо на корню. Поля стояли мертвыми и пустыми. Дед говорил, что деревенские пошли к тогдашнему землевладельцу в богатый дом на холме. Но и там их ждало лишь запустение. Хозяин ничем не мог помочь. Он едва сумел закупить риса, чтобы прокормить зимой свою семью. Но даже если бы он разделил весь свой запас с деревней, этого бы не хватило надолго. Людям оставалось только молиться. К молитве они и обратились. А чтобы бог земли наверняка ее услышал, хозяин земли предложил принести ему в дар жену. Конечно, свою дочь отдавать он не стал. Да никто этого и не ждал. Я не знаю, почему выбор пал на тех сестер. Не знаю даже, почему было принято решение отдать богу обеих. Наверное, все из-за их странной силы видеть невидимое. Дед говорил, что они тогда еще даже не успели достичь брачного возраста. Но их обеих преподнесли в дар богу земли от лица деревни. И свершилось чудо. Высохшая земля напиталась жизнью. Деревня сумела пережить зиму. А на следующий год урожай стал даже больше прежнего. Все вокруг расцвело. Никто не усомнился в том, что это сестры, отданные богу земли, принесли деревне благополучие. Их стали почитать как богинь. И чем больше люди молились им, тем богаче и плодороднее становилась наша земля. С тех пор мы каждый год повторяем церемонию бракосочетания сестер-богинь и отправляем их в лесное святилище к богу земли. Гинко слушал старика, склонив голову, так что за седой челкой не было видно глаз. Сигарета медленно тлела меж его пальцев. Мастер муши изо всех сил пытался скрыть свой гнев. Он не знал, существуют ли боги на самом деле. Гинко никогда их не видел. Все то, что люди называли божественными сущностями, обычно оказывалось лишь природными явлениями. Но люди с неизменным упорством несли безликой стихии бесполезные жертвы, которые некому было принять. Молодых женщин топили в реках и сбрасывали с обрывов, называя это свадьбами с богом. Их просто убивали ради веры, призрачной надежды или обычаев. И каждый раз это заставляло зубы мастера муши скрежетать от бессильного гнева. Утешало лишь то, что некоторых несчастных ему все же удалось спасти. — А для чего прятали женщин? — нарушил воцарившуюся тишину Котовари. Гинко стряхнул с себя гнев и поднял взгляд. Ему самому следовало задать этот вопрос, но мастер муши совсем позабыл об этом. — Прятали женщин? — удивленно переспросил Ясухиро. — Да, точно, — спохватился Гинко. — Акито рассказал нам про обычай запирать после праздника женщин на три дня. Это как-то связано с сестрами-богинями? — Да не, богини тут ни при чем, — сердито отмахнулся старик. — Этот Акито опять все напутал. Совсем меня не слушает, бестолочь. И как мне прикажешь передавать дела такому оболтусу? — Так значит, этот обычай не связан с богами? — неспешно и терпеливо уточнил аптекарь. — Никакой это не обычай, — заявил Ясухиро, недовольно скривив губы. — Это… как бы сказать-то так… Неприятная история, в общем. — А что за история? — тут же заинтересовался Гинко. — Акито говорил, что женщин, мол, духи утащить могли. Старик усмехнулся и покачал головой. — Давно такого не было, — проговорил он. — Акито мал совсем был, наверное, потому ему так и сказали. Не все можно объяснить ребенку. Он задумался ненадолго, будто решая, говорить или нет. История явно старику не нравилась. — А, ладно, — наконец махнул он рукой. — Дело прошлое, ведь. Хозяин наш тогда искал нянек для своих детей среди деревенских. Работа завидная, так что мы радовались первое время. Да только женщины, отправившиеся работать в дом на холме, назад больше не возвращались. Им не позволяли видеться с семьей, не выпускали ни на минуту. А через год или два приходили искать новую няньку. Конечно мы заподозрили неладное и перестали пускать женщин туда работать. Бывало, что молодые и глупые сами рвались, так что и запирать их порой приходилось. Как завидим слугу из дома, так сразу и двери закрывать. Но потом слуги перестали спускаться в деревню. Я вообще не помню, когда в последний раз оттуда кто-то выходил. Может, и нет там уже никого вовсе. Но ворота заперты, так что мы и не знаем. Но вы ведь были там, вроде? Живы ли еще хозяева наши? — Тех, кого вы помните, в живых наверняка уже нет, — деликатно ушел от ответа аптекарь. — Да уж, наверное, — пробормотал старик. *** — Что думаешь? — спросил Гинко, когда старик ушел. От мази его коленям и правда полегчало, так что домой Ясухиро возвращался ужасно довольным. Плату за мазь он обещал принести к утру. — Если сестры умерли на той поляне, гнев их душ мог слиться с муши и породить мононокэ, — проговорил аптекарь. — Я сперва думал, что это растение или воплощение бога. Думал даже, что души сестер сами стали мононокэ. Но все это не сняло печать. И не объяснило того, что я видел. — А что ты видел? — уточнил Гинко. — Теперь-то можешь сказать? Котовари посомневался немного, глянув сквозь стены дома собраний куда-то в сторону особняка на холме. — Вокруг мононокэ, — наконец проговорил он даже медленнее, чем обычно, — все цвело. Гинко задумчиво хмыкнул. — Цвело, значит, — пробормотал он. — Эй, Гинко! — звонкий голос прервал его размышления. Мастер муши выглянул из дома и увидел Акито. Парнишка вышагивал прямо к ним, держа в охапке свернутые футоны. А следом за ним шел еще один парень примерно того же возраста и девушка, яро интересовавшаяся павлинами, которые якобы обитали в хозяйском доме. Девушка несла в руках большую корзину. Незнакомый парень — два пузатых кувшина. — Привет, — махнул рукой мастер муши. — А кто это с тобой? — Это Тэтсуя и Рэйко, — сообщил он и широко улыбнулся. — Мы тут сообразили обед. Поедим вместе? А ты расскажешь нам еще что-нибудь о местах, в которых бывал. — Это можно, — усмехнулся Гинко. Он отчетливо чуял, как из кувшинов Тэтсуи пахло сливовым вином. Обед обещал быть веселым. Рэйко поставила на пол свою корзину и принялась снимать плетеные сандали. Покончив с этим, она забралась на пол и принялась доставать из корзины свертки с едой. — Простите, столиков мы не принесли, — скромно сказала она, почему-то глядя на Котовари. — Да ладно, не такие уж мы важные! — беззаботно заявил Акито, свалив футоны кучей в дальнем углу комнаты. — Правда ведь, Гинко? — Главное, что вино принесли, — ухмыльнулся его приятель, повыше подняв один из кувшинов. — Вам лишь бы вино пить, — надулась девушка. — А ты что, не будешь? — поддел ее Акито. — Да ну тебя, — отмахнулась Рэйко, но совсем не сердито, а как-то даже весело. Гинко наблюдал, как она раскладывает на полу плетеные коробки с онигири, овощной темпурой и о-каси со сладкими бобами. Живот мастера муши предательски заурчал. — Кажется, мы как раз вовремя, — засмеялась Рэйко. — Это точно, — смущенно проговорил Гинко. — Может тогда Котовари расскажет нам что-нибудь, а ты пока подкрепишься? — предложила она, бросив хитрый взгляд на аптекаря. — Ты ведь тоже путешествуешь? — Я не рассказчик, — качнул головой Котовари. — Я всего лишь аптекарь. — Да ладно, не прибедняйся, — ехидно поддел его Гинко. — Вон с каким красноречием ты ширмы вчера описывал. Целую толпу собрал. Тэтсуя напрягся и как-то мрачно поджал губы, а Акито расхохотался в голос. Но Рэйко и бровью не повела. Она все еще с любопытством смотрела на аптекаря. — Кстати, а я ведь не слышал твоих историй, — спохватился Акито, тоже посмотрев на Котовари. — Так с Гинко заговорился, что даже и не слышал, что ты там рассказывал. Давай что ли и правда твои истории слушать! Аптекарь бросил на Гинко сердитый взгляд, но тот сделал вид, что ничего не заметил, и потянулся к чашке со сливовым вином. — Как пожелаете, — сдался Котовари. — Расскажу вам, как побывал в Эдо. — Ты был в Эдо?! — вытаращил глаза Тэтсуя. Недовольство его как рукой сняло, и теперь во взгляде парня было лишь жадное любопытство. — А правда, что там самураев больше, чем у нас жителей в деревне? — Не знаю, сколько человек живет в вашей деревне, — размеренно начал аптекарь, — но думаю, ты недалек от истины. Впрочем, самураев я тоже не считал. Помню, один из них три дня держал меня на мосту, не позволяя пройти во владения своего господина. — А через три дня он тебя пустил, или ты ушел? — тут же заинтересовался Акито. — Все оказалось куда сложнее, — возразил аптекарь, загадочно улыбнулся и начал свою историю. Слушая его, Гинко подумал, что Котовари и правда прибеднялся. Рассказчик из него вышел куда лучше, чем из мастера муши. Аптекарь умел заинтриговать слушателя, отвлечь его внимание, а потом обернуть все так, что самые обыденные вещи представали неожиданными событиями. Деревенский молодняк сидел как на иголках, зачарованно заглядывая ему в рот. Да Гинко и сам сидел в напряженном любопытстве, ожидая, чем же закончится рассказ. И почему он раньше ни о чем не расспрашивал Котовари? Они путешествовали вместе уже около половины месяца, а Гинко так ничего толком и не знал о своем попутчике. Вот же глупость. Ребята засиделись в доме собраний до позднего вечера, слушая истории о путешествиях. Только когда за ними пришли старшие, чтобы отчитать за безделье и отвести по домам, Рэйко стала собирать опустевшие свертки и корзинки. Но и старшие задержались послушать. В итоге раскладывать футоны Гинко стал только далеко за полночь. — Ничего, что мы так отвлекаемся? — немного встревоженно спросил он. — Мы ведь за мононокэ пришли. Он провожал взглядом деревенских, шумно обсуждавших услышанные истории. На миг Гинко показалось, что к кимоно Рэйко прицепился бледно мерцающий ширагику. Но уже в следующий миг муши нигде видно не было. Да и откуда бы ему взяться посреди деревни? Он бы не пережил солнечный свет… — Мононокэ здесь уже не один год, — в своей неспешной манере возразил Котовари. — Пара дней ничего не изменят. Но я бы не хотел сильно задерживаться. — Значит, завтра пойдем в особняк, — решил мастер муши. — Не думаю, что мы сможем узнать здесь что-то еще. Аптекарь неспешно кивнул. — Я тоже так думаю, — согласился он. — А что ты делал в столице? — Гинко все-таки не смог сдержать любопытства. — Там что, тоже водятся мононокэ? — Мононокэ появляются всюду, где кипят человеческие страсти, — ответил аптекарь. — В столице их особенно много. Но там они слабее. — Почему интересно, — удивился мастер муши. — Когда страстей слишком много, они теряют свою силу, — задумчиво проговорил Котовари. — По крайней мере, мне так кажется. Если с тобой случалось многое, ты не станешь помнить и половины. Но если событие было лишь одно, оно врежется в память на долгие годы. Те, чьи жизни обделены событиями, ярче переживают страсти. Гинко невнятно хмыкнул в ответ и закурил сигарету, выдыхая дым в сгустившийся ночной мрак. Пожалуй, он был согласен с Котовари. Но ему совершенно не хотелось рассуждать о собственном опыте, подтверждавшим это наблюдение. *** Весь остаток ночи Гинко мучили кошмары. Он снова стоял на поляне в лесу. Бесчисленные хризантемы сияли призрачной белизной в ночи. Деревенских вокруг не было. Только вместо статуй богинь перед каменным идолом сидели две девочки лет шести и держались за руки. На одной было зеленое кимоно, на другой — красное. “Зажгите огни”, — шепотом пронеслось над поляной. В полях на шестах вспыхнули фонари. Гинко не знал, как увидел это. Видение вспыхнуло и пропало. Только две девочки вновь сидели перед ним на поляне сияющих цветов. Тонкие лепестки шевелились по собственному желанию. Девочки, будто бы отражая друг друга зеркалом, одновременно стали поворачивать головы. “Зажмурьте глаза” Гинко хотел бы зажмуриться. Его обуял животный ужас, не подвластный здравому смыслу. Казалось, когда девочки обернутся, непременно случится что-то непоправимое и ужасное. Их головы поворачивались невыносимо медленно. Гинко хотел убежать. Все его инстинкты вопили, что бежать надо как можно скорее. Но ноги будто бы приросли к земле. Гинко даже не мог отвести взгляд от медленно поворачивающихся голов. “Закройте уши” Стрекочущий звон хризантем обернулся монотонным гимном, молящим о благополучии. Девочки повернули к Гинко свои круглые белые лица, сияющие, как лепестки хризантем. Они улыбались так широко, как не сумел бы ни один человек. С одинаковых лиц на него смотрели глаза, алые, как горящие угли. Алым вспыхнули фонари на полях. Алым окрасились лепестки хризантем. Алым вспыхнул каменный идол. Лепестка хризантем бесплрядочно шевелились, и алый цвет расползался по ним, подобно пятну крови на ткани. Он уже подступил к самым ногам Гинко. Пламя фонарей на полях зашевелилось алыми лепестками. Девочки с белыми лицами и алыми глазами оказались совсем близко. Алые лепестки сыпались дождем на их головы. Они раскрыли свои огромные нечеловеческие рты, и в сиянии хризантем блеснули ряды острых клыков. “Открой глаза…” На этот раз Гинко узнал в шепоте голос Котовари. Аптекарь стоял перед ним, и алое пятно расползалось по его животу, пропитывая узорчатую ткань. Аптекарь улыбался. Слишком широко для человека. Во рту его блестели клыки. Гинко опустил взгляд вниз и увидел алое на своих руках. Пятно расползалось по его рубашке, будто бы отразив рану Котовари в зеркале. — Открой глаза, — повторил Котовари. Все перемешалось. Алая кровь на поляне. Алые лепестки в фонарях. Алое пламя в глазах девочек. Алые глаза на бумажных талисманах. Алые хризантемы, шевелящиеся в ране на животе Котовари. Все стало алым. А потом вдруг стало темно. Гинко распахнул глаза и рывком сел. Крик встал у него поперек горла. Мастер муши мучительно закашлялся и принялся хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. На лице что-то мешало, не давая смотреть. Гинко убрал это и с удивлением уставился на предмет в своих руках. Оказывается, к его лбу был прицеплен бумажный талисман. Глаз на нем был плотно сомкнут, а чернила оставались черными. Мастер муши тревожно огляделся по сторонам в поисках попутчика. Но Котовари рядом не было. Только его короб сиротливо стоял у стены. В памяти немедленно воскрес образ аптекаря из сна. Неестественно широкая улыбка и шевелящиеся лепестки хризантем на животе. Стало жутко. Гинко с силой потер руками лицо, чтобы разогнать наваждение. — Проснулся? — голос Котовари раздался снаружи дома. — Отлично. Нам пора идти. Гинко вздрогнул, услышав этот голос. И понял вдруг, что в нем отчетливо звучало напряжение. Или это было нетерпение? В общем, аптекарь явно был чем-то взволнован. — В чем дело? — спросил мастер муши, все еще пытаясь прийти в себя после ночного кошмара и сосредоточиться на происходящем. — Рэйко пропала, — проговорил Котовари. Его хищная улыбка совсем не вязалась с произнесенными словами. — Что… что?! — Гинко вскочил на ноги, тут же стряхнув с себя остатки сна. — Почему ты сразу меня не разбудил?! — Чтобы ты выспался, — безо всякого выражения отозвался аптекарь. Гинко выругался сквозь зубы, подхватил свой короб и принялся влезать в ботинки. Тратить время на расстановку приоритетов аптекаря не было никакого смысла, но Гинко дал себе слово обязательно поговорить с ним об этом позже. Подумать только! Девушка могла погибнуть в пасти мононокэ, а Котовари ждал, пока Гинко выспится! — И мой короб возьми, — невозмутимо попросил Котовари. Гинко чертыхнулся, скинул надетый уже ботинок снова, и прошел к дальней стене за коробом аптекаря. — У меня просто слов нет, — проворчал он, сердито глянув на Котовари. — Ничего, — проговорил Котовари, и лицо его приобрело жутковатое выражение злого веселья. — Теперь мой черед говорить. Идем. Пока Гинко поспешно шагал через деревню следом за аптекарем, ему всюду мерещились алые и белые хризантемы. Они появлялись везде: на домах, на одежде людей, на полях. Но мастер муши видел их лишь на границе поля зрения, а стоило посмотреть прямо, и видение исчезало. Должно быть, это ночной кошмар так повлиял на него. Котовари же летел вперед так, будто и вовсе ничего не видел вокруг. Только длинные рукава и полы расписного кимоно хлопали в воздухе, как птичьи крылья. Гинко за ним еле поспевал. Но он не смел жаловаться или сбавлять темп. Он и так клял себя, на чем свет стоит, за то что спал слишком долго. К тому времени, как они взбежали на холм, Гинко уже едва мог дышать. Котовари остановился перед воротами, врезанными в стену, окружавшую поместье. Гинко воспользовался остановкой, чтобы отдышаться, и упер руки в колени. Аптекарь выставил вперед ладонь. Казалось, он едва коснулся ворот, но деревянные створки с тихим скрипом отворились. Они шагнули внутрь. Ветер ударил им в лица. В коробе аптекаря что-то загремело, ящик выдвинулся сам собой, и оттуда вылетел меч с головой обезьяны на навершии. Бумажных печатей на нем уже не было. Описав полукруг в воздухе, меч лег точно в ладонь аптекаря. Гинко тем временем стоял рядом и оторопело смотрел на поместье. То, что издали он принял за кленовые листья или яркую черепицу, на поверку оказалось тысячами акаикику. Эти муши были повсюду: на крышах, на стенах, на земле. Весь дом будто бы колыхался от шевеления крошечных лепестков-щупалец, а воздух наполнял шуршащий стрекочущий звон. — Рой алых хризантем, что пожирают себе подобных, — медленно проговорил Котовари, выставив перед собой меч. С лица его не сходила хищная улыбка. — Вот твоя форма! Обезьянья голова щелкнула зубами. Зашумел ветер. В воздух поднялись тысячи алых лепестков и волной полетели на незваных гостей. Но аптекарь оказался быстрее. Гинко даже не успел заметить, в какой момент в его руках оказались талисманы. Котовари взмахнул рукой, и сотни бумажных листов встали стеной перед ними. Один за другим на талисманах раскрылись алые глаза. Аптекарь сложил пальцы печатью, бумажная стена пришла в движение, и уже в следующий миг талисманы закружились вокруг Гинко высоким цилиндрическим барьером. В глазах у мастера муши зарябило, и он силой воли подавил желание прикрыть лицо руками. — Какого хрена?! — возмутился Гинко, когда Котовари неспешно, но уверенно шагнул вперед к поместью. Сам же мастер муши оказался заперт в кольце кружащихся талисманов. — Ты останешься внутри барьера, — безо всякого выражения сообщил ему Котовари. — И что, я буду просто стоять здесь? Там внутри девушка, которая может быть еще жива! Кто я, по твоему?! — Эксперт, — коротко отозвался Котовари. — Мне нет дела до девушки. Я пришел убить мононокэ. Гинко сердито скрипнул зубами. — В этом я даже не сомневался, — прорычал он. — Зато мне есть дело! И если ты запрешь меня тут, даю слово, я… Угрозу его прервал резкий взмах руки Котовари, а сразу после этого талисманы вдруг стали кружиться в другую сторону. Гинко отшатнулся и едва удержался на ногах. От мельтешения перед глазами его уже начинало мутить. — Теперь ты можешь двигаться, — все так же без особого выражения проговорил аптекарь. К Гинко он даже не обернулся. — Но ты останешься внутри барьера. — И на том спасибо, — проворчал мастер муши. За кружащимися талисманами ему почти ничего не было видно. Но, по крайней мере, теперь стена барьера двигалась вместе с ним. Пока они препирались, двери поместья с грохотом распахнулись, и на пороге появились две девочки лет шести. Они были одинакового роста, их волосы были острижены и уложены в одинаковые прически, а лица повторяли друг друга, как отражение в зеркале. Только кимоно на близняшках отличались. Одна была одета в зеленые одежды, а другая — в красные. Девочки держались за руки. А за их спинами стояла Рэйко. Девушка смотрела вперед совершенно невидящим стеклянным взглядом и блаженно улыбалась. По ее одежде расползалось бурое пятно, а пальцы левой руки были обглоданы до костей. Близняшки одновременно улыбнулись, и их губы разъехались в стороны, обернувшись нечеловеческими пастями, полными острых зубов. Точь в точь как у Гинко во сне. — Проклятье, — едва слышно выругался аптекарь. Он выбросил вперед руку с раскрытой ладонью. С пальцев сорвался рой бумажных талисманов. Близняшки одновременно метнулись в разные стороны. Талисманы окружили Рэйко барьером. Девушка закричала. Лицо ее исказилось от ужаса. Она схватилась за лицо окровавленными руками и принялась метаться, но не могла пробить кружащуюся бумажную стену. Гинко рванулся к ней. Он понятия не имел, что будет делать. Но это не было важно. Он просто сделает все, что сможет. Котовари бросил на него взгляд, но у него не было времени отвлекаться на Гинко. Близняшки уже обошли его с двух сторон, и их острые зубы щелкнули совсем рядом. Аптекарь раскинул руки в стороны. Девочки-мононокэ будто бы стукнулись о стены. Но сдаваться они явно не собирались. Глаза их горели кровожадными огнями. Они скребли пальцами невидимую стену, зубы их щелкали, не в силах достать добычу. Котовари стиснул зубы. Руки его дрожали от напряжения, а брови клином съехались к переносице. Мононокэ теснил его, постепенно толкая невидимый барьер. Вокруг вихрем летали алые лепестки. Зубастые близняшки были все ближе. Аптекарь понял, что не сможет удержать все барьеры разом. Руки его уже согнулись в локтях под натиском мононокэ, а из-под ногтей сочилась кровь, тонкими струйками сбегая по пальцам. Кем-то придется пожертвовать. Он краем глаза посмотрел в сторону деревенской девушки. Мастер муши уже был рядом с ней, но не мог пройти через стену талисманов. Что ж. Так даже лучше. Когда один из барьеров пал, Котовари изо всех сил толкнул руки в стороны и порывисто вдохнул. Казалось, стены сжимали не пространство вокруг него, а его собственные легкие, не пуская воздух внутрь. — Жертва, принесенная хозяином этого дома и людьми из деревни, — проговорил он. Каждое слово давалось Котовари с трудом, будто слова были тяжелыми камнями, которые не поднять. — Жертва, принесенная несуществующему богу на поляне хризантем. Свадьба со смертью на пиру акаикику. Вот твоя сущность. Обезьянья голова громко щелкнула челюстями. Мононокэ взвыл двумя голосами разом. Барьер дрогнул. — Гинко! — крикнул Котовари. Ему нужно было снять еще одну печать, но он не знал как. Мононокэ не желал мести — это аптекарь выяснил еще в прошлую встречу. Но каково же тогда было его желание? Он не в силах был постичь желание муши. Именно поэтому аптекарь и привел мастера муши сюда. Но Гинко возился с раненой девушкой и совершенно его не слышал. — Гинко!!! — изо всех сил закричал Котовари, срывая голос. Гинко поднял голову за стеной из кружащихся талисманов. Он вскочил на ноги от обмякшего тела деревенской девушки, лежащего на пороге дома. Но больше мастер муши сделать ничего не успел, как и сам Котовари. Барьер затрещал и осыпался. Близняшки кинулись вперед, не ощущая больше препятствий на своем пути. Гинко закричал что-то. Котовари не расслышал, что именно. Его окутал вихрь алых лепестков. А потом опустилась тьма. Аптекарь падал во тьму. Он стоял ровно и спокойно, просто позволяя своему телу падать. Он не видел даже собственных рук в кромешной темноте, но держал глаза открытыми. Так было нужно. — Покажи мне, — негромко и размеренно проговорил он. — Ты ведь хочешь показать. Я буду смотреть очень внимательно. Тьма рассеялась, будто бы кто-то зажег свечу. Котовари сосредоточился, всматриваясь в пятно света. Да, это действительно была свеча. — Зажги свет. — Зажги свет. Тонкие детские голоса вторили друг другу, нараспев произнося слова. — Что это? — растерянный голос прозвучал совсем рядом. Котовари скосил глаза в его сторону, но не позволил себе отвернуться от видения. Рядом с ним сидел мастер муши, оперевшись ладонями о землю, чтобы не упасть на спину. Видимо, его падение прошло не так спокойно. Но это не удивительно. В первый раз все барахтаются в панике. Вообще-то Гинко еще неплохо держался. Он не впал в шок и не кричал в истерике. Лицо его было напряжено и сосредоточено. Без сомнения, мастер муши был растерян и напуган, но он пытался разобраться, что происходит. — Это прошлое, — коротко и негромко ответил Котовари. Возле свечи из тьмы выступили две детские фигурки. — Не пускай тьму в дом. — Не пускай тьму в дом. Они тихонько напевали, держась за руки. Это были девочки лет шести на вид. Одинаковые стрижки, одинаковые личики. Девочки боялись темноты и жались к свече, но храбрились друг перед дружкой и улыбались. Одеты они были в простую одежду из домотканого полотна. Сцена расширилась, и из тьмы проявились старенькие потертые татами и стены комнаты. — Зажмурь глаза. — Зажмурь глаза. — Не смотри на тьму. — Не смотри на тьму. — Закрой уши. — Закрой уши. — Не слушай тьму. — Не слушай… Пламя свечи колыхнулось, и дверная рама отъехала в сторону. Девочки одновременно вздрогнули и обернулись. Но уже в следующий миг вскочили на ноги и бросились к двери с радостными возгласами. — Мама! — Мама, ты вернулась! В дверях стояла женщина. Она казалась огромной, как великанша. Но это лишь потому, что такой видели ее маленькие близняшки. Женщина улыбалось, но лицо ее было красным и опухшим от слез. В руках она держала две стопки дорогой ткани. Одну красную, а другую зеленую. — Смотрите, что я вам принесла, — проговорила женщина. Она пыталась заставить свой голос звучать ласково и приветливо, но не могла выгнать из него горечь. — Это лучшие кимоно из дома нашего хозяина. Давайте-ка скорее примерим их на вас. — Это нам? — Нам? — Сегодня праздник? — Это правда нам? Лицо женщины дрогнуло, но она не позволила улыбке исчезнуть. — Сегодня ваша свадьба, — проговорила она. — Ну же, надевайте кимоно. Комната наполнилась радостными возгласами. Девочки схватили в руки нарядную ткань и принялись выпутываться из своей простенькой одежды. Женщина опустилась на колени и принялась помогать им. По ее лицу катились слезы. — Ты плачешь? — Мама, почему ты плачешь? — Это слезы счастья, — выдавила из себя женщина. — Ведь сегодня мои дочери выходят замуж. Котовари снова скосил глаза к Гинко. На лице мастера муши застыло выражение бессильного гнева. Губы его были плотно сжаты, во рту скрипели стиснутые зубы. Взгляд зеленого глаза из-под седых волос, был таким мрачным, что казалось, от него вот-вот померкнет переменчивое пламя свечи. Когда аптекарь вновь посмотрел на воспоминания мононокэ, картина перед ним уже переменилась. Девочек несли по темной лесной тропе. Десятки голосов негромко тянули гимн молитвы о благополучии. Близняшки вертели головами с раскрытыми ртами разглядывая маленьких сияющих существ, сновавших вокруг. Когда впереди открылась цветущая поляна с каменным идолом, сестры восторженно запищали. Вокруг идола росла целая охапка белых хризантем, мерцающих в ночи призрачным светом. Теперь эту поляну полностью заполонили муши. В памяти мононокэ они лишь жались к каменному идолу. Но и этого хватило, чтобы восхитить близняшек. — Какие красивые! — Эти хризантемы светятся! — Бедные дети, — раздался шепот в толпе. — Может, богу придется по вкусу их ужасный дар. Они не люди, здесь для них будет лучше. — Вы еще и оправдываетесь, — тихо процедил Гинко сквозь стиснутые зубы. Котовари не стал отвечать. Но от видения все равно отвлекся, и картина снова переменилась. Девочки сидели перед каменным идолом. На белых таби виднелись бурые пятна в тех местах, где подрезали связки. Лица детей осунулись и побледнели. Губы их не шевелились, но в полумраке поляны все равно слышались слабенькие тонкие голоса. — Больно. — Больно. — Темно. — Страшно. — Мама. — Где ты? — Почему ты не приходишь? — Кушать хочется. — Кушать хочется. Ширагику вокруг них тихонько шевелили белыми лепестками. Среди белых головок ползли три красных. Одна из них поймала белую хризантему, обвила лепестками-щупальцами и стала поглощать. Воздух наполнился стрекочущим звоном. — Кушать хочется. — Кушать хочется. Девочки подняли с земли шевелящиеся цветки, не имеющие стеблей, и принялись жевать. Грязь на их губах говорила о том, что они поступали так уже не в первый раз. — Кушать хочется. — Кушать хочется. Близняшки держались за руки и жевали мерцающие цветы. На колени падали шевелящиеся алые лепестки. — Они умерли от голода, — тихо проговорил Котовари. — Они хотят есть? — Они хотят жить, — хмуро произнес Гинко. — Они все хотят жить. Глаза Котовари расширились, а лицо его замерло. В опустившейся тишине громко щелкнули обезьяньи зубы. Меч со свистом вылетел из ножен, ослепив золотым сиянием. Вихрь алых лепестков взметнулся в воздух, рассекаемый золотым пламенем меча. Фигура в золотых одеяниях взмыла над землей, белые волосы развевались на ветру. Воздух наполнился стрекочущим звоном. Золотое пламя объяло крышу и стены особняка. Алые хризантемы бились в агонии. Лепестки-щупальца беспорядочно извивались и корчились. Гинко на руках тащил тело Рэйко прочь от горящего здания. Но золотое пламя не жгло его. Он был слишком занят, чтобы следить за битвой. А когда поднял глаза, все уже закончилось. Аптекарь стоял перед затихшим домом и держал в руках меч в ножнах. Все вокруг покрывал толстый слой праха, в который обратились алые лепестки. Хлопья праха кружились в воздухе, подобно снегу. — Похоже, деревню ждут трудные времена, — проговорил Гинко, задумчиво глядя на крышу особняка. Прежде она алела красным, теперь же была черна. — Все акаикику, питавшие эту землю, погибли. — Ты сожалеешь? — без всякого выражения в голосе спросил аптекарь. По крайней мере, Гинко думал, что это был вопрос. — Нет, — со вздохом возразил мастер муши. — Но радоваться тоже что-то не хочется. Он отвел взгляд от крыши и вернул свое внимание девушке, лежавшей на земле перед ним без сознания. Пока Котовари разбирался с мононокэ, Гинко успел перевязать раненую руку. Пользоваться ей Рэйко уже не сможет, но по крайней мере можно попытаться предотвратить заражение. — Что у тебя есть из лекарств? — спросил он. — Врача в такой глуши они вряд ли найдут. Котовари медленно перевел взгляд на мастера муши, потом неспешно шагнул к нему и снял со спины короб. — Я посмотрю, — пообещал он. Ресницы девушки затрепетали, и она открыла глаза. — Где они? — с каким-то отчаянием спросила девушка и немедленно попыталась подняться на ноги, но мастер муши удержал ее на месте. — Кто? — спросил он. — Дети! — с раздражением ответила та, сердитая, что ей приходится объяснять очевидное. — Я должна заботиться о них! Они ведь совсем маленькие. Они, наверное, голодны… Рэйко вдруг осеклась и растерянно огляделась по сторонам. А потом и вовсе испуганно вытаращила глаза. — Где я? — сдавленно пропищала она. Гинко тяжело вздохнул. Объяснить ей все будет совсем не просто. Возвращаться в деревню совсем не хотелось. Пусть нынешнее поколение и не сделало ничего дурного, но история о жертвоприношении маленьких близняшек оставила у мастера муши тягостное впечатление. Впрочем, выбора особо не было. Надо было предупредить деревенских о грядущем истощении земли, да и Рэйко не дошла бы одна. Девушка потеряла много крови. Котовари предлагал ему сразу уйти. Но Гинко просто не мог с этим согласиться. К предупреждению мастера муши жители отнеслись с недоверием, но хотя бы обвинениями бросаться не стали. Гинко предложил им подняться в хозяйский дом, который теперь пустовал, и забрать оттуда ценности, которые еще остались. Если продать их, деревня сможет пережить тяжелые времена. По крайней мере, какое-то время. Войдя в поместье, деревенские так и позастывали, как вкопанные. Все внутри дома было усыпано костями нянек мононокэ. Заставило ли их увиденное поверить словам мастера муши? Гинко не знал. Но он верил, что поступил правильно. *** — Спасибо, — искренне поблагодарил Гинко, когда они шагали по дороге прочь от деревни. — За что? — Котовари приподнял светлую бровь. — За то, что спас Рэйко, — мастер муши тепло улыбнулся. Пусть произошедшее здесь и угнетало его, но Рэйко осталась жива. — А почему меня благодаришь ты? — Эм?.. — Гинко растерянно моргнул. — Ну… я думал, ты сделал это для меня. Разве нет? Аптекарь остановился, обернулся и удивленно уставился на него. — Ладно, сдаюсь, — вздохнул мастер муши и поднял руки ладонями вперед. — Я совершенно не понимаю, что тобой движет. И ты сам говорил, что тебе нет дела до девушки. Не мог бы ты объяснить? — Мной движет желание убивать мононокэ, — размеренно сообщил аптекарь. — До людей мне нет дела. — Об этом я уже догадался… — натянуто проговорил Гинко, но Котовари еще не закончил. — Однако я не желаю им смерти, — продолжил он. — Я говорю им, что делать, и принимаю меры для защиты. Но слушают меня редко, и еще реже попытки сохранить жизни венчаются успехом. Девушка была жива, поэтому я поднял барьер. Только и всего. Гинко поджал губы и покачал головой. Вроде бы слова Котовари звучали логично, но Гинко все равно с трудом понимал его. — Ладно, — фыркнул он и зашагал дальше. Котовари последовал за ним. — По крайней мере у меня остались образцы акаикику, — с напускной бодростью заявил он. — Ты так думаешь? — в голосе аптекаря слышалась насмешка. — А с чего бы нет? — нахмурился мастер муши, но все же снял с плеч короб и принялся проверять ящички. Склянки с хризантемами были на месте, вот только внутри них не было ничего, кроме сероватого праха. — Ээ… — Гинко оторопело вытаращил глаза и принялся суматошно снимать крышки. — Но почему?! Они что, все?.. Котовари только пожал плечами. Гинко обреченно вздохнул и убрал склянки обратно в короб. — Ладно, — хмуро протянул он. — Но это дает основание предполагать, что акаикику являются не отдельными организмами, а частями целого. Уже кое-что. — Они стали мононокэ, — невозмутимо напомнил ему аптекарь. — Это могло изменить их природу. — Умеешь же ты все испортить, — проворчал мастер муши, снова закидывая короб на спину. Котовари хмыкнул и чему-то улыбнулся. — Хочешь, я дам тебе свою кровь? — вдруг предложил он. — Что, правда? — тут же воспрянул мастер муши. — Только не прямо сейчас, — осадил его Котовари, испуганный его энтузиазмом. — А когда? — с детской непосредственностью спросил Гинко. Котовари только возвел глаза к небу, покачал головой и ничего не сказал. — Нет, подожди! — не унимался мастер муши. — Я не дам тебе забрать слова назад. — Я и не собирался, — отозвался Котовари. — Значит, на следующем привале? Или в следующей деревне? Котовари?... Аптекарь усмехнулся и прибавил шагу.