Неболом

      В мире, где есть только тьма и единственный источник света, трудно ощущать время. Мне оставалось покорно ждать, когда Ашрей привычно войдёт в круг, расстелет плащ, на который сядет напротив меня, и закроет глаза, вслушиваясь в шум невидимых волн.       Но его не было.       Он пропал с того времени, как сидя передо мной после праздника в Келотане, ощутил тепло, разлившееся по груди. Тогда его вдруг окружили невесть откуда появившиеся светлячки, будто он источал свет куда ярче, чем полыхавший между нами костёр. Магия, как понял я, но откуда? За всё время, что мы пробыли здесь, я не видел ничего подобного, лишь с тревогой замечал, как в вспышках молний угадывались не далёкие хребты и леса, а погружённые в воду многоэтажки. Будто мир, скрытый от нас завесой, менялся.       Тогда я ещё подумал, что это лишь моё воображение, но в отличие от Ашрея, находившегося передо мной в доспехе и могущего обнажать оружие, я оставался гол и безоружен, как бы не пытался представить хоть что-то виденное на картинках типичных рыцарей из ММО. Даже трусы себе не мог наколдовать, а здесь целый доспех.       И сейчас съедало беспокойство.       Мы не ссорились довольно давно, даже перенесённые мной приключения в городе он воспринял спокойно, пусть и успев наградить меня броским «мейза», но не хватался за меч, не бросался обвинениями. Он не хотел возвращаться к нашему разговору, а я не тревожил его. Конечно, мне, чужаку, не должно быть дела до него; будь мы живыми и в моём мире, я бы даже не лез с советами в личную жизнь того, кто не хочет разобраться в собственных чувствах. Ашрей был из таких: замкнутый, прячущий всё в себе и пресекающий любые попытки приоткрыть его броню. Лишь однажды он показал истинные чувства и это воспоминание до сих пор отзывается густым запахом крови, тянущимся от сломленной фигуры рыцаря. Тогда мы просто стояли, я обнимал его, ничего не говоря, а он впивался железными перчатками в мою спину и плечи, тихо воя от прорвавшихся чувств. Сколько же боли он скрывал в себе на самом деле? Было ли там место для чего-то иного? Например, любви?       Я привычно откинулся на спину, поёрзав на неудобной гальке, заложил руки за голову и наблюдал за клубящейся тьмой. Здесь всегда темно, только шум воды и редкие всполохи далёкой грозы, когда Ашрея обуревали сильные чувства. Всегда ощущались спокойствие, размеренность и тишина, наталкивающая на глубокие размышления, ведь чем ещё можно заниматься, ожидая своей очереди увидеть мир живых. Если таков был мир мёртвых в этом мире, то я бы предпочёл знакомый Ад, там хоть какая-то движуха.       Но сейчас всё застыло в некой тревожности. Даже у меня по загривку бегали мурашки от дурного предчувствия, словно сейчас разразится…       …нечеловеческий вой, слившийся в унисон с грудным, сплетённым из тысячи голосов рёвом гигантского существа, сотрясающим всё вокруг.       Я рывком вскочил на ноги, ощущая трясущуюся под ступнями землю, как заскрежетали камни, будто целые горы раскалывались и рушились, как вскипело море, выплёскиваясь серой пеной прямо под пальцы.       И в круг света вышел бледный, прижимавший руку к груди Ашрей. Я успел лишь перескочить через огонь, когда он рухнул на гальку, заливая всё кровью из аккуратной круглой раны, а его левая рука безвольно лежала с выступающими под кожей костями.       Что же там, чёрт возьми, стряслось?!       — Рей…       Он устало поднял на меня глаза и я с ужасом заметил как тускнеет огонь в его радужках, как они постепенно становятся мёртвыми с каждой каплей крови, сочащейся сквозь мои пальцы . Я чувствовал ржавый запах, чувствовал вязкое тепло, пытался зажать отверстие на груди, но разве возможно что-то сделать, если оно сквозное?       — Нет-нет-нет, ты чего, мужик, — кусая губы и крепче стискивая, я осторожно пошлёпал по щекам. — Только не засыпай. Не смей, слышишь? Я зад тебе надеру, если ты сейчас сдохнешь.       Ашрей попытался что-то сказать, но из глотки с бульканьем и хрипом, оседая кровавой пеной на губах, вырвалось бессвязное мычание. Он сжался от боли и зашёлся кашлем, выплёвывая кровавые сгустки на камни и мои руки.       — Заткнись и не трать силы, сейчас ты исцелишься, — сквозь зубы цедил я, а сам в панике застыл, не зная что делать. — Ты ведь должен исцелиться. Это же…       Огромная тень накрыла нас, едва не задула костёр, всё ещё теплящийся над водной гладью вышедшего за берега моря, с грохотом и скрежетом огромных когтей приземлилось рядом, рождая из тьмы лоснящееся агатом чешуёй чудовище, чья массивная морда держалась на толстой шее, и грозно щерилось не только зубами в моё предплечье, но и бивнями. Я смотрел на него и чувствовал свою ничтожность перед этим зверем, что смотрел на нас с высоты своего роста, горя янтарными зрачками. Одно движение головой и молотилка челюстей с лёгкостью сомкнётся под нами, заглатывая в нутро дракона. Но он лишь вновь взмахнул крыльями и взревел, устремляя морду к чёрному небу.       — Не бой… …ся, — хрипя отозвался Ашрей и болезненно сморщился. — Келфра… кассра… Алиит’сиаш…       Я непонимающе мотнул головой:       — Он пришёл излечить тебя?       — Попрощаться…       — Чёрта с два!       — Вацлав…       — Где твой всемогущий ахади?! Почему он допустил это?! Не закрывай глаза, Ашрей! Ты поправишься! Клянусь тебе, ты не умрёшь…       Он слабо улыбнулся окровавленными уголками губ.       — Ашрей, твою мать! — я скрипнул зубами и зло уставился на огромную ящерицу, что склонилась над нами, обдавая жаром дыхания. — Разве ты не волшебное существо?! Ты не хочешь спасти своего хозяина?!       «Мейза, — раздалось в моей голове сплетение сотни голосов, — мы не хозяева друг другу. Но когда умирает один, второй умирает вместе с ним. Такова связь, что породил алиит’сиаш.»       — Так ты тоже?..       «Мой разум исчезает вместе с его душой, радзул’сади. Такова цена за сей союз. Это неизбежно. Угасание — единственное, что ждёт мой род».       В голосе чудовища сочилась печать, неотвратимое понимание собственного конца, и это раздражало сильнее всего: огромное магическое создание не может применить свою силу для помощи! Я невольно стиснул плечо, за которое поддерживал полуобморочного рыцаря, ощущая слабое сопротивление.       Хрен ты у меня сдохнешь, Ашрей!       — Так давай сделаем что-нибудь?!       Дракон медленно моргнул, скрывая янтарный зрачок третьим веком, и выдохнул, поднимая пыль, в которую превращались камни под нашими телами. Всё вокруг нас распадалось в песок, даже шелест моря стихал, больше напоминая гуляющий по барханам ветер. Смерть пожирала и этот мир.       — Может… может, поможет его учитель? Где он?       «Почему ты так заботишься о нём, радзул’сади? Разве не должно такой душе радоваться скорейшему возрождению?»       — Потому что я не могу так с ним поступить, — пальцы больнее впиваются в наплечник доспеха.       «Смерть отменяет любые клятвы».       — Не в клятвах дело, а в… — я облизнул губы и нахмурился. — …в человеческом отношении, в людях. Во мне… Да, блин, я хочу снова жить! Увидеть сестрёнку, племянника, наверстать то, что упустил по собственной тупости. Я знаю, что не смогу туда вернуться. Но я и здесь никому не нужен. А Рей? Разве он одинок, когда у него такие друзья и… учитель… Почему он должен умереть, а я жить, будто так справедливо? Нахер такую справедливость! Нахер! Если всему этому я виной, то почему тогда он вновь расплачивается за мои ошибки?! Так не должно быть!       Я кричал от распирающих меня злости и безысходности. Кричал до хрипоты, что горло саднило и каждое слово царапало его до крови и сухости. Но эта бездушная тварь продолжала прожигать меня своими тлеющими углями и молчать, оставаясь неподвижной в распадающемся в песок мире умирающего Ашрея. Как он называл это место? Асшах’гехар? Мир Мёртвой памяти? Теперь-то это как никогда подходит.       — Помоги…       Огромные кожистые крылья расправились с громким хлопком и начали взбивать воздух, поднимая настоящую песчаную бурю. Песок застил глаза, попадал в нос и рот, забивался в лёгкие, когда я поднял руки, силясь закрыться от хлёстких порывов, едва удерживаясь на коленях, скользящих по песку. А дракон всё сильнее бил в пустоту, но не торопился взлетать, вместо этого загребая к себе больше пыли, а после раскрыл пасть и выдохнул огонь прямо в клубящееся серо-коричневое марево. Я продолжал сидеть и завороженно пялиться в появившуюся бездну перед лицом, игнорируя бьющийся в агонии инстинкт выживания. Оцепеневшее тело совершенно не слушалось, когда меня, будто листок, снесло чешуйчатым хвостом в сторону, а шквал огня на одном могучем выдохе накрыл такую маленькую фигуру Ашрея.       Я заорал. Попытался рвануть к нему, надеясь ещё успеть вытащить, хотя что могло остаться после такого, горстка пепла? Слёзы душили, смешивались с пылью, скользили по щекам, но я загребал пальцами песок, силясь выбраться из-под него, пока эта ящерица не решит и меня заодно отправить к праотцам.       — Зачем?! — кричал я, то и дело увязая в горячем песке, обжигая голую кожу. — Зачем ты убил его?!       Я слепо бежал вперёд к тому месту, где должен был лежать Ашрей, но вместо пустоты или горсти пепла наткнулся руками на что-то твёрдое, хоть и бесформенное. Пыль постепенно осела, позволяя мне, слепо шарящему ладонями по гладкой поверхности, увидеть нечто, напоминающее хрустальный гроб из сказки. Это не было идеальной геометрической фигурой, как и произведением искусства, но я мог видеть спокойное лицо спящего человека. Ашрей будто закрыл глаза, позволяя себе погрузиться в дрёму, ни морщинки, ни хмурого выражения, впервые за столько дней я увидел его непривычно мирным.       — Что это? — я сглотнул, пытаясь спрятать дрожащий голос, но бесполезно, он чувствовался в каждом вдохе.       «Смерть. Ещё отвратимая, ещё не окончившая его путь. Но близкая к истинной. Помни об этом, радзул’сади, когда займёшь его место в чужих жизнях. Когда-нибудь даже длинный путь заканчивается».       Он устало положил голову на песок и закрыл глаза. А я, стоя перед Ашреем, всё ещё чувствуя под ладонью жар, тихо поблагодарил.       Я распахнул глаза в тот момент, когда сталь блеснула и, распоров щёку, обожгла холодом и болью. Кожу защекотало, а чья-то голова закрыла звёзды, едва вырисовавшиеся на небе перед моим мутным взором. Я чувствовал дикий холод, боль и торопливое тёплое дыхание, ложащееся на лицо. Одна рука не слушалась, вторая была прижата к телу, а сам я чувствовал металлический запах, пропитавший одежду, а теперь и траву, на которой я лежал. На меня зло сверкая смотрели глаза человека, которого я так отчаянно пытался спасти и уберечь, будто пытаясь доказать себе собственную важность в чьей-то жизни. И вот она, благодарность. Я смотрел на Эсвейта, а тот, тяжело дыша, скалил зубы, скрипя ими от натуги.       — Тейх’ва! — яростно шипел самому себе, вдавливая рукоять кинжала в землю. — Почему я не могу просто убить тебя?!       Потому что я когда-то спас тебя и тебе будет стыдно? Или, может, я больше не безымянный солдат, которого так легко обмануть и сбежать и ты знаешь моё имя? Может… Я слабо улыбнулся и тяжело поднял единственную функционирующую руку, накрыл ладонью затылок Эсвейта и заставил прижаться к себе. Не ожидавший подобного он повалился сверху, выбив из меня весь дух, отчего я болезненно охнул, но не выпустил из неуклюжих объятий, зарывшись во влажные от пота волосы. Я ожидал непокорности, привычной ругани, попытки вырваться, но вместо этого мы оба лежали на траве в тишине леса, слушая, как бьются наши сердца, как его ладонь выдёргивает кинжал и роняет в траву, не решаясь на ещё одну попытку.       Я поглаживал его, вдыхая жар с терпким привкусом пота и дыма, чувствовал тяжесть чужого тела и то, как Эсвейт пытается не шевелиться, осторожничая. Может быть… Я сглотнул вязкую слюну и попытался позвать его, но из глотки вырвался сдавленный хрип.       Эсвейт понял и осторожно выбрался из-под моей руки и поднялся на ноги, отвернувшись и избегая моего взгляда. Сейчас он выглядел воинственно, по-настоящему взросло, пусть и сохраняя в себе черты мальчишки, но в нём что-то неуловимо поменялось, какая-то часть угасла, дав жизнь иному Эсвейту, более решительному и мрачному. Я попытался приподняться, но вместо этого он резко подался вперёд и ногой прижал к траве. Возмущение застряло в горле и весьма вовремя: послышался низкий кровожадный рык, а свежий лесной воздух наполнился вонью гниющего мяса и крови. Я хотел вывернуться из-под ступни Эсвейта, хотя бы увидеть что за зверь вышел к нам, но не смог — боль пронзило тело с трёх сторон так, будто в меня вогнали три металлических шипа толщиной в мою руку. Плечо опухло, превращаясь в тёмно-синий бугор выбитой кости, нога была неестественно вывернута — сломана, рука, возможно, тоже.       Что же произошло?       — Найхрё, — голос мне не знаком. — Он… жив? Видит Великий Ворон, у него сильные покровители. Позволь мне закончить начатое.       — Нет, — вдруг выпалил Эсвейт. — Ты не тронешь его.       Незнакомец не ответил, но по лёгкому вздохну понял, что тот нехотя, но согласился, даже не начиная спор. Вместо этого ко мне на мягких лапах подкрались две уродливые псины, чьи слепые глаза, сочившиеся гноем, уставились прямо в лицо, а узкие языки свисали из раскрытых пастей между острых клыков. Я отвернулся, морщась от гнилостной вони, и попытался лишний раз не вдыхать.       Я что-то слышал о магах и колдунах среди мятежников, что-то такое мелькало в разговоре между Шукре и Маром, когда они ещё охраняли подземелье с пленниками. Сыпали проклятьями и сплёвывали каждый раз, когда кто-то упоминал о нечто подобном. Суеверные олухи, думалось мне тогда, ведь разве может существовать сила, которую невозможно объяснить наукой? Дикие и тёмные люди, поклоняющиеся каким-то эльфам и природным явлениям. И теперь со скрытым ужасом следил краем глаза за отвратительными, покрытыми язвами и трупными пятнами на голой коже собаками, одна из которых улеглась около меня.       Эсвейт напряжённо за кем-то следил, всё ещё сжимая в кулаке кинжал, но не пытаясь защититься — знал говорившего. А затем послышался шорох травы и к нам подошли. Едва различимый шорох травы — единственное, что я услышал, пока не увидел перед собой копыта. Настоящие копыта, как у какой-нибудь козы, они были вместо обычных человеческих ступней, но вот голени, выглядывавшие из-под штанин, оставались привычными моему взору. Он не выглядел сатиром из сказки о Нарнии, которую я смотрел в детстве с сестрой, а обычным юношей, если не считать копыт и… рогов. Он удостоил меня беглым взглядом и отвернулся, поглощённый Эсвейтом.       — Я видел янивар джанара, — пытаясь скрыть волнение произнёс аль’шира. — Ты можешь…       Козлоногий лишь холодно хмыкнул, но я увидел, как по его рукам заструился огонь, собираясь в ладонь и незнакомец выбросил вверх руку, отправляя в небо огненную птицу. Та взмыла в ночное небо, расправила крылья и закружила над головами, привлекая чьё-то внимание. Эсвейт поблагодарил коротким кивком, продолжая следить за ярким всполохом среди далёких звёзд. Скоро я услышал рёв, отдалённо напоминавший тонкий птичий клёкот и драконий рык, а после сильный поток воздуха заставил двух мерзких псин отпрыгнуть в сторону, облегчив моё и без того ужасное существование. Странные ящеры, отдалённо напоминавшие птеродактилей и драконов, смешанных друг с другом, закружили над нами, скрывая в тенях от широких крыльев, спускаясь всё ниже. Пятеро мягко спикировали вниз и приземлились рядом, вцепившись в дёрн крючковатыми когтями на сгибах собранных крыльев. На их спинах, держа лёгкие копья, сидели наездники, чьи лица были скрыты за забралами, а один из них спешился, легко спрыгнув на землю с высоты в два, а то и больше метра, тихо лязгнув доспехом. Ему-то Эсвейт отдал честь и поклонился, прижимая ладонь к сердцу, а затем выпрямился.       — Эй, это же ты, Эсвейт? — раздался чей-то голос за спиной спешившегося. — Я думал, тебя вздёрнули вместе с остальными!       — Как тебе удалось выжить? — один из всадников поднял забрало, пытаясь разглядеть в слабом свете аль’ширу.       — Хаста! — рявкнул мужчина, стянувший с головы шлем, и пристально оглядел сначала Эсвейта, затем меня, не обратив внимания на стоящего чуть поодаль козлоногого. — Почему ты не добил его?       — Он… — Эсвейт поджал губы, покосившись на меня и в этих глазах я заметил сожаление. — …станет ценным заложником.       Мужчина прищурился. Он выглядел огромным, широкоплечим, его щёку портил узорчатый рубец, будто кто-то хотел вырезать на ней неизвестный мне символ. Тёмные брови сошлись на переносице, где залегла глубокая складка, а глаза казались сплошной тьмой без блеска.       — И кто же он?       — Фасхран’кассра, джанар.       Послышались неуверенные смешки, затем шепотки, но всё улеглось, когда к висевшим у меня ножнам потянулась руку, вторая легко перерезала крепкие кожаные ремешки и теперь человек изучал проступающий на коже узор.       — Где тогда его меч? — насмешливо спросил он, не поворачиваясь к Эсвейту. — Всем известно, что они не расстаются с ним до самой смерти.       — В лагере, — голос Эсвейта дрогнул и этого хватило, чтобы тот, кого он называл джанаром, раздражённо фыркнул.       — Геш, Танайя — в лагерь. Если он действительно там, вы найдёте.       Вновь захлопали крылья и две тени взмыли в воздух.       — Колдун, ты можешь залечить хотя бы его перелом? Если это действительно фасхран’кассра, герцогу будет интересно с ним потолковать.       Ему не ответили, а я смотрел на Эсвейта, надеясь, что он объяснит всю ситуацию, но мальчишка отвернулся и отошёл к ящерице джанара, и оттуда спросил:       — Джанар. Урлейв, он…       — Не здесь, — коротко ответил тот.       Я вновь увидел козлоногого. Лицо у него оказалось довольно милым, молодым, за ушами и между двух крепких рогов струились светлые локоны, скрывая блеснувшие алым глаза. Мрачно смерил меня взглядом, недовольно дёрнув губой, обнажая крепкий клык, и присел рядом со сломанной ногой. Под его — Тейррана — одеждой засветилась тонкая вязь знаков, вытатуированных по всей коже существа, он вправил торчащие кости, пока я скрипел зубами, сжимая челюсти и кулаки от дикой боли, накрыл их пальцами и начал гортанно напевать, раскачиваясь из стороны в сторону маятником. С кончиков, куда стекалась магия, потянулись тонкие нити, которыми, не открывая глаз и продолжая петь, начал оплетать раненую конечность. Штрих за штрихом, узел за узлом, будто вязал тугую сеть. Боль усиливалась, я едва не терял сознание, вроде даже пытался кричать, но во рту неизвестно как оказалась тряпка, в которую я впивался зубами, глухо матерясь. А он продолжал, раз за разом накидывая новую нить, пока всё не опутало голень, под которой костяные осколки срастались между собой, то и дело двигаясь под постепенно затягивающейся кожей. Я чувствовал каждое движение, каждый нерв был задет и вопил мне о том, что что-то не так с ногой, а я размазывал выступившие слёзы, корчась и дёргаясь, пока этот козлоногий лекарь сращивал голень.       Меня почти вырубило, ещё немного и я бы сожрал тряпку, лишь бы дать себе шанс высказать всё о каждом из находившихся здесь ублюдков, но стоило достигнуть самого пика боли — она отступила. Как волна в момент отлива медленно угасла, оставляя зуд и прохладу от чужих прикосновений, проверяющих перелом. Я подтянул к себе ногу и коснулся сам, чувствуя новую кожу, выделяющуюся на фоне загорелой своей светлой смуглостью. Остались только бурые подтёки высохшей крови.       — Руку тоже? — холодно поинтересовался козлоногий, сверля мужика недовольным взглядом.       — Нет. Эсвейт, привяжи её к телу.       Я оглянулся на мальчишку. Растерянный, оказавшийся рядом со мной, он послушался не сразу, но на меня даже не посмотрел, когда кто-то из товарищей протянул ремень, сняв с себя. Все они — аль’ширы. Уверенные, спокойные, тихо переговаривающиеся за спиной недовольного джанара так, словно уже всё случилось и им нечего было бояться. Значит ли это, что все, кого Ашрей сопровождал, погибли? Или это не все и часть уже сопроводила пленников? А Тейрран? Он сбежал? Его схватили? Может ли быть такое, что он бездыханным телом лежит где-то там, откуда прилетели ящеры? Но почему Ашрей оказался здесь, ведь он до последнего вздоха защищал бы учителя? Я откровенно не понимал и на языке вертелось столько вопросов, только вряд ли медленно приближавшийся Эсвейт даст на них ответы.       Больше нет Ашрея, нет могущественного покровителя, я один на один с окружающим меня миром, о котором знал только из чужих воспоминаний, постепенно таявших среди моих собственных. Я и сам постепенно начал забывать лица знакомых и друзей, какие-то события и вовсе казались сном, а теперь терял то, что связывало с драконьим рыцарем.       — Эс…       Он не смотрел. Боялся? Ненавидел? Решительно подсел, уперевшись в мягкую траву коленом, и начал фиксировать больную руку, пытаясь осторожничать, каждый раз замирая, когда я шипел сквозь зубы. Он не пытался сделать мне шину, даже намёка на это не было, а просто примотал непослушную конечность к туловищу, будто это как-то могло помочь.       — Слишком долго возишься. Заканчивай.       — Фахим, джанар.       Я успел дотронуться до локтя мальчишки до того, как он поднялся и вновь вернулся к тихо урчащему ящеру, то и дело втягивающему запахи, скользя змеиными глазами по тёмной кромке подступающего к нам леса. Жилистый, подвижный, как вода, отливающий стальным отблеском на зеленоватой шкуре, совершенно не походившей на крепкую чешую дракона. Эта тварь скорее вызывала отторжение и брезгливость, чем интерес и любовь, не было в ней величественного, но зато ощущалась ловкость. А рядом с ним стоял натянутый, как тетива, Эсвейт.       Как я не боролся, но всё же усталость и пульсирующая боль вытравили последние силы, утягивая меня в пустоту. Сил совершенно не осталось. Посмотри я на себя сверху и увидел бы сломанную куклу. В глотке привкус металла и горечи. Я закрыл глаза и отдался темноте, прислушиваясь к каждому шепотку и шороху вокруг себя.       Придти в себя мне помогли крепким пинком под рёбра. Бок болезненно вспыхнул, и я тут же сгруппировался, прикрывая жизненно важные органы, но второго удара не последовало. Чья-то рука схватила за ворот, заставила резко встать и грубо толкнула в сторону одной из ящериц. Я послушно поковылял, заплетаясь в собственных ногах, когда меня вновь одёрнули, заставив взглянуть в суровое лицо джанара. Тени вычерчивали широкие скулы и нижнюю челюсть, залегли под чёрными, похожими на два тоннеля, глазами. Широкие крылья носа, выделяющаяся узкая переносица, когда-то сломанная и слегка криво срощенная, отчего нос немного косил в сторону. Шрам и аккуратная шкиперская бородка.       — Будь послушным солдатом, шияз, — с холодной усмешкой напутствовал меня этот мужик, пихнув в сторону седла. — И тогда сможешь увидеть закат своей империи.       Я оглянулся через плечо, но меня тут же потащили вверх, заставив неуклюже взобраться и усесться впереди аль’ширы — ровесника Эсвейта, чьё лицо выражало крайнюю степень недовольства. Я был выше, шире, явно загораживал обзор, но не это ему мешало, а то, что пришлось обнимать меня, держа узду ишракасса. Впрочем, мне самому было неудобно, и я ёрзал, пытаясь усесться.       — Хаста, акриб, — зашипели за моей спиной, и чужие руки болезненно прижали бока локтями. — Мне приказано взять тебя с собой, а не охранять. Ты должен знать насколько ветры бывают жестоки.       Я закатил глаза и попытался расслабиться. Вторую руку мне никто не связывал — оставили, чтобы держаться, правда, я так и не понял за что. Поискав среди оставшихся аль’шир — часть так и кружила над нами, а остальные, видимо, присоединились к ним — Эсвейта, я увидел его за спиной у той, что звали Танайя. Значит, меч они нашли, раз я отправляюсь с ними. Раздался короткий свист и все поочерёдно взмыли ввысь.       Я снова был среди облаков и шумного ветра, пусть мы и летели в разы ниже и медленнее, чем я когда-то на своём «Граче», но я вновь ощутил ту детскую радость, что обуревала всякий раз, когда преодолевал отрыв и оказывался в синеве неба. Хотелось улыбаться, раскинуть руки в стороны, отдаться потоку, но на деле я промёрз до костей, ветер бил в лицо, заставляя слезиться глаза, а за спиной то и дело рявкали на каждое моё движение. Я уже готов был скинуть этого идиота, когда заметил медленно поднимающееся солнце. Красные лучи сочились через скопившиеся на горизонте тучи, окрашивая их в огненно-красный, едва прорисовываясь за верхушками далёких гор и равнин. Дурная примета, подумалось мне, когда тоже самое прошептал сидящий за спиной юнец.       Мы и Танайя с Эсвейтом — единственные, кто снизился из основного построения, но моё положение это не улучшило, в отличие от закутанного в тёплый плащ мальчишки, я был в рубахе, штанах и в сапогах. Если мы доберёмся до лагеря мятежников, я просто слягу с воспалением лёгких и этот увлекательный аттракцион закончится ещё быстрее, чем начнутся допросы.       Меня передёрнуло. Зная жестокость аэлердских тюремщиков, вряд ли здесь ждало более человеческое отношение. Спасала меня лишь принадлежность к драконьим рыцарям и то до тех пор, пока не узнают, что я ничего ценного не смогу рассказать. А дракон Ашрея и вовсе находился где-то там, в Бривасе, до которого мы так и не добрались. Как скоро нас начнут искать? Узнают ли о том, где лежат погибшие, и кто это сотворил? Что с Тейрраном и почему он допустил всё это? Я вздохнул и попытался хоть немного отключиться от размышлений и не опускаться в ещё большее уныние. Пока живой, пока мы летим, пока есть шанс.       Но страх продолжал стискивать моё сердце весь оставшийся путь.

***

      — Они уже должны были прибыть.       — Сядь, — развалившийся на стуле Аствэй убрал за голову руки и лениво прикрыл глаза, сложив ноги на стол. — Раздражаешь.       В руке стоявшей у окна Кайры блеснул нож и через мгновение впился в столешницу рядом с носком начищенного сапога, заставив Четвёртое Копьё вздрогнуть.       — А ты слишком обленился. Если на нас нападут, твою мягкотелую тушу подвесят первой над воротами.       — Перестаньте.       — Не вмешивайся, Янзел. Если эта тейх’ви хочет драки — она её получит.       — А накажут всех нас.       — Что поделать, если Аллаки пожрал её терпение вместе с мозгами, — скрипнув деревянными ножками, Аствэй выдернул нож и отдал брату, не сводя пылающих глаз с Третьего Копья. — Мы все видели, как Коготь передал слова принца. Они просто задержались в Келотане.       — А с каких пор Вороны доставляют послания?       — Ты ищешь беду там, где её нет, мейза!       — Если бы у тебя была хоть половина мозгов твоего брата, ты бы не тратил время на очередную иссохай!       — Ты просто боишься, что все сплетни о принце и шиназзе — правда.       — Аствэй, хватит.       — Ты ведь тоже так думаешь, братец! — Четвёртое Копьё вскочил на ноги, перевернув стул и тот с грохотом повалился на дощатый пол. — Иначе бы не заявился к этому фарри в ту ноч…       — Хаста! — короткий клинок стальной вспышкой разрезал воздух и опасно застыл под подбородком удивлённого Аствэя. Янзел, его Янзел, которого знал с рождения, теперь казался чужим, холодно глядя на прикусившего язык близнеца.       — О Светоносная, так вот что тогда произошло… — Кайра отшатнулась, продолжая смотреть широко распахнутыми глазами на играющего желваками Пятое Копьё. — Мы все думали, что он просто хотел… Ха! Так вот как выглядит истина! Ты явился к нему, чтобы убить?       Рука Янзела опустилась и замерший Аствэй тут же выдохнул, растирая непострадавшую шею. Его брат редко терял самообладание и одной из немногочисленных причин был их шиназза, человек, взявший когда-то под крыло молодого Янзела, обучивший всему, что теперь умеет Пятое Копьё, а взамен мальчишка перепутал восхищение с другим отравляющим разум чувством.       — Это должна была быть дуэль, — Янзел говорил полушёпотом, но каждое слово падало в тишину подобно камню в пустой колодец. — Я тогда выпил слишком много вина, вспылил с кем-то. Незначительный спор, о котором уже и не вспомнить. А после услышал о чём шепчутся другие: Елан, Арлен и тот вечно ноющий Перрин. Что принц пользуется шиназзой как хочет из-за какого-то долга. Что жизнь Второго Копья — игрушка и скоро Ашрей надоест ему. И тогда… Как можно было не поверить в то, что видишь собственными глазами каждый раз, когда этот демон встречает его кхадир или когда подлавливает одного на очередном праздничном вечере. Я видел, как шиназза отворачивался от него, как пытался не смотреть в лицо, но каждый раз принц проявлял настойчивость.       — И ты решил сыграть на чести рыцаря, вызвав наследного принца? — Кайра сложила руки на груди, опасливо сощурившись.       — А ты бы так не поступила? — повысил голос Янзел, привстав со стула, но взял себя в руки и снова сел. — Мы оба испытываем одно и тоже чувство. Просто я успел совершить ошибку.       — Прекращай ныть и скажи, что произошло.       — Не зарывайся. Он не обязан тебе…       Тихую ночь погрузившегося в сон Бриваса разорвал протяжный, полный боли драконий рёв, прокатившийся громом над спящими крышами невысоких каменных домиков.       — Это же…       — Келфра…       Кайра высунулась в окно едва ли не наполовину, пытаясь разглядеть в темноте далёкий силуэт одинокого кассры, взмывшего в небо, скрывая звёзды.       — Азаб тэкаль кириб! Я же говорила!       За её спиной засуетились близнецы, хватая ножны с мечами и торопясь скорее доложить Первому Копью о драконе, как их окликнула Кайра, успев поймать в дверях. Теперь на их лицах не было ни обид, ни ядовитых улыбок, всё растворилось с первым рёвом Келфры, а со вторым, что заставил стены домов затрястись от мощи величественного существа, в глазах пылал настоящий страх.       — Он летит в сторону Келотана! Мы должны отправиться за ним!       — Твоё благоразумие и правда сожрал Аллаки! — вцепившийся в рукоять меча Аствэй мотнул головой, отступая в глубь коридора. — Ты же знаешь что бывает, когда алиит’сиаш ослабевает, Кайра! Единственное, что мы можем — убить, пока его разум ещё не совсем повредился!       — Он не погиб, — тихий голос Кайры зазвенел сталью, она крепко схватила Аствэя за ворот рубашки и притянула к себе. — Он не погиб!       — Мы теряем время, — ладонь Янзела мягко легла на дрожащие пальцы девушки, стискивающие ткань, вымещая на ней всю боль и обиду. — Если хочешь догнать Келфру, то нам нужно поспешить.       Она кивнула и, оттолкнув от себя Четвёртое Копьё, устремилась вниз, на ходу застёгивая ремень с ножнами, не дожидаясь, когда догонят близнецы. Они выскочили на улицу в тот момент, когда исполинская тень кассры накрыла часть города, заставляя испуганных людей выскочить из домов. Крики младенцев и лай собак смешался с ропотом молящихся, упавших на колени, стоило узреть надвигающуюся тень, а затем потонули в очередном скорбящем рёве. В чёрных провалах окошек робко зажглись лучины, испуганные, но совладавшие со страхом стражники расталкивали столпившихся, начинавших паниковать горожан, прогоняя прочь в дома руганью.       Кайра повернула голову к окну Первого Копья и прикусила губу, заметив слабый свет, осветивший на мгновение силуэт человека. У них немного времени до того, как старик зайдёт к ним и прикажет собраться для охоты на взбесившегося дракона, если не сам решит отдать честь, сойдясь в личном поединке. Потерявший фасхран’кассру дракон больше не способен на связь душ и погибает вместе со своим всадником в тот момент, как сердце человека прекращает биться. Безумие может наступить мгновенно, как было с Яндином, или же постепенно, отравляя разум и душу подобно ржавчине, разъедающей металл. Никто не станет рисковать сотнями и тысячами жизней, надеясь, что подобное не коснётся каждого кассры.       — Кайра! — Янзел, единственный, кто не терял голову среди них, бросил поводья в руки Третьего Копья, восседая на спине жеребчика. — Цайх!       И дав шенкеля лошади, помчал по ночным улицам Бриваса в сторону северных северных ворот, за которыми уже ждали обеспокоенные драконы. Они неслись подобно стрелам, загоняя своих скакунов до изнеможения, то и дело кто-то поглядывал назад, боясь увидеть спешащего за ними Драйгана ат-Троу, но кроме тянущихся следом пустых улиц и редких стражников никого не было. Внушало ли это надежду? До тех пор, как над головами не проплыл безмолвный антрацитовый гигант, чьё имя стало легендой. Мартуг.       Его исполинская тень словно пожирала город, крылья шумно скользили по ветру, накрывая собой целые кварталы. На самой большой площади могла поместиться лишь одна треть этого чудовища, настолько он был огромен, и столь же свиреп и опасен.       — Тц! Дагхт! — выругалась Кайра, провожая пролетевшего над ней Маргута и ударила пятками по лошадиным бокам. — Так мы не успеем!       — К стене! Позовём оттуда!       Янзел дёрнул поводья, заставляя своего загнанного жеребчика вильнуть вправо, где высилась сторожевая башня, привыкавшая к стене, на которой сновали перепуганные стражи в жёлто-синих гамбезонах, мелькая между старых истёртых ветром зубцов. Их путь оказался короче, чем предполагал Аствэй, и едва доехав до стены и спешившись на ходу, он оттолкнул преградившего путь усатого толстяка, рыкнув в лицо:       — Прочь!       Его попытались остановить, схватив за руку, но Четвёртое Копьё вывернулся и тут же ответил кулаком в нос. Под сжатыми пальцами глухо хрустнуло и кровь полилась на губы и подбородок, заливая чистый гамбезон.       — К оружию! — надрывно взвыл кто-то из солдат и за спинами спешащих фасхран’касср зашелестели вынимаемые из ножен мечи. — Остановите их!       Яростно взвыла Кайра, резко сбавив шаг и разворачиваясь к подступавшим к ним солдатам, вынимая из ножен меч:       — Ну! Кто первым осмелится напасть на Третье Копьё Его Императорского Величества? — она обвела всех пылающим взглядом, что сиял двумя раскалёнными угольками из-под пышных ресниц, и дерзко сплюнула. — Кучка шиязов.       — Кайра! — голос скрывшегося на лестнице Аствэя заставил убрать меч и поторопиться.       Она нагнала их у выхода на крышу башни, где в железных треножниках пылал огонь, освещая каменную площадку. В этот раз они не устраивали представление, как за стенами Аэлерда, а призвали своих драконов, сжимая до побелевших костяшек камни на крестовинах мечей. И они отозвались, взревев в унисон, поднявшись в небо. Юркий Бейхар первым оказался на стене, вцепившись в затрещавшую под его весом каменную кладку, и Кайра с лёгкостью взобралась в седло, свистом заставляя вновь взмыть в небо. Сейар и Адалат оказались одновременно по обе стороны башни, словно два отражения, замерев в ожидании приказа. Закрепившийся в седле Янзел ласково потрепал своего дракона и отсалютовал брату, на что получил утвердительный кивок.       Сгрудившиеся внизу солдаты беспомощно глазели на то, как Бривас покидают четыре чудовищных тени, а вместе с ними из сердец каждого стражника исчезала тревога, зародившаяся с первым днём пребывания драконьих всадников.