Грядущее

Все тело налилось свинцом, глаза слиплись, и вокруг стояла темнота. Тепло… Во рту пересохло, Сакура попыталась разлепить веки, на что едва хватило энергии. Голова раскалывалась, ее донимали адская слабость и ломота. Харуно нашла в себе силы подняться на локтях и разглядеть место, где она находилась. Удивленно моргнув, куноичи хмыкнула. Она проснулась в своей комнате поместья Сенджу. Окна были плотно зашторены, единственным источником света оказалась керосиновая прикроватная лампа с красным оттенком. Все, что произошло, теперь виделось дурным сном. За окном темнело, и небо заволокли угрожающие тучи. В углу комнаты появились розово-алые витражные седзи, изображающие самурая с катаной в руках. Откуда они взялись? Кто-то принес их в ее комнату. Значило ли это все, что Тобирама победил того Ооцуцуки? Девушка поднесла свои бледные руки к глазам, кожа в приглушенном полумраке отливала оранжевым. Осознание произошедшего тяжким грузом навалилось на нее, сжимая тисками. Зецу просто ушел и ничего не сделал ей? Стоило ждать беды. Так значит, он искал того, кто попал в это время? И как же она себя выдала? Зецу не мог просто испугаться Тобирамы и исчезнуть, он наверняка что-то задумал, раз шел по ее следу. Сакура испуганно оглядела себя, потрогала лицо и прощупала чакру, боясь, что он спрятался где-то в ее теле или что-то вроде того. Какой ужас. Харуно поморщилась, восстанавливая хронологическую цепочку. Некий Иошикэзу Ооцуцуки потянулся к ней чакрой и печать… Она дернулась, резко ощупывая шею. Что за штуку поставил на ней Хагоромо? Он явно не говорил ей о том, в каких объемах божественная чакра была заключена в теле и как работала. Мудрец утверждал, что она была нужна для перенесения в пространстве и для того, чтобы ее тело выдержало. Часть чакры была запечатана под замком и никак не могла просочиться сквозь печать. Но, могли ли произойти такое, что ее собственная энергия начала разрушать инородную печать и смешиваться с чакрой Ооцуцуки? Сакуру пробрала дрожь. Если ее догадки были верны, то это было очень плохим предзнаменованиям. Если печать разрушиться, то материя просто начнёт отвергать ее тело, ведь она не принадлежит этому времени и пространству. Стало ясно, откуда взялись адские боли в голове, ломота и кошмары. Это значило, что ей недолго осталось. Вселенная не любит, когда кто-то нарушает ее законы и жестко наказывает тех, кто на это решается. Харуно подавила непрошеные слезы и осмотрелась в поисках одежды. Ее новая форма, к сожалению, была вся в грязи, поэтому куноичи нащупала старую безрукавку и боевую юбку. Бережно провела по ним, надевая на себя, ощутила, как ей начали жать легинсы в бедрах. Она привела себя в порядок. Сакура взглянула на отражение в зеркале. Волосы отрасли, тело стало более женственным. Она очень изменилась внешне, но внутренние перемены были более глобальными. Почему-то теперь старая форма, ассоциирующаяся с Конохой будущего, казалась ей неудобной и давящей, совсем неподходящей. Девушка вздохнула, завязывая волосы красной атласной лентой, которую ей преподнёс Нидайме. В голове щелкнула еще одна тяжелая мысль, уровень тревожности нарастал. Она обернулась на дверь, едва освещаемую красными отблесками лампы. Тобирама. Воспоминание о Втором болью отозвалось в сердце. Он видел то, как высвободилась чакра из печати, не нужно было быть гением (а он им и был как раз), чтобы сложить два плюс два и понять, что она как-то связана с этим кланом, пусть и косвенно. Горечь осела на языке. Этот мужчина… человек, к которому она так сильно привязалась, к которому ее тянуло, словно магнитом. Теперь нить доверия с ним безвозвратно утрачена. Словно в подтверждение ее мыслей, дверь в комнату резко распахнулась. В нее влетел Нидайме. Увидев его бледное лицо, темное хаори, накинутое поверх водолазки, и стальной агрессивный огонек глаз, Сакуре захотелось зябко повести плечами. Она вскочила с кровати, не зная, что сказать. Тобирама закрыл дверь и, молча, подошел к ней. Нарочитое спокойствие его движений заставляли ее испытывать внутренний страх. Мужчина вдруг с силой надавил на пол одной ногой и половица скрипнула. Шаннаро. Он, глядя на нее, наклонился и резко достал из тайника скомканные старые листы. — Ты украла записи моего отца из библиотеки. — Я н-не… Все произошло слишком быстро. Сталь куная оказалась у ее горла, тело прижато к стене, Тобирама навис над ней, Сакура испуганно заморгала. Алая радужка потемнела, и искры красной лампы отплясывали в суженных глазах. Он резко прижал ее, не давая выразить хоть малое сопротивление, тело отозвалось болью от грубых движений, и девушка, не сдержавшись, поморщилась. — Что вы…? — попыталась сказать она, заранее зная, что оправдания бессмысленны. — Кто ты такая? — с опасным безразличным спокойствием произнес он. Обычно так Тобирама смотрел на врагов и уже очень давно не одаривал ее подобным взглядом. Ледяной, пробирающий до костей, болезненный холод. — Сакура Харуно… куноичи Листа — тихо сказала она, поздно понимая, что это было плохой тактикой. Рука мужчины резко сдавила горло. Сакура дернулась, пытаясь высвободиться. Она пожинала плоды непрекращающейся лжи, теряя самое дорогое, что обрела в новом мире. — Вранье больше не принимается, — холодно сказал он, — как ты связана с Ооцуцуки? Почему у тебя появилась их чакра? Сакура сглотнула, дышать становилось все тяжелее, а большая рука мужчины все еще сжимала шею. В тусклом свете лампы он еще красивее, и эта мыслью болью отдавалась внутри. Да, она была чертовой лгуньей. — Я… Тобирама-сама, — Сакура поморщилась, судорожно пытаясь придумать, как ей оправдаться на этот раз, и хватаясь своей рукой за его, — все не так. Она почувствовала, как градус напряжения накалялся, глаза опасно щипало, кожа горела от грубых прикосновений, а на шее наверняка остался отпечаток от чужих пальцев. — Харуно, — прорычал он совсем близко, и девушка подумала о том, как тяжело ему сдерживать свое Ки в этот момент. Тобирама все еще давил на нее своим горячим телом, пространство вокруг пылало. — Я… все вам расскажу, — прохрипела она, Нидайме был очень высок, поэтому она стояла на носочках, пытаясь не задохнуться, — больно! Всполохи странной злобы быстро начинали разгораться внутри. Пусть он уже уберет эту чертову руку! По глазам она видела, что Сенджу понимал, Сакура не составляла угрозы для деревни. Он злился по разным причинам, догадаться о которых было не так-то сложно. — Что тебе нужно на самом деле? — Пусти! — злобно вспыхнула она, теряя остатки своего раскаяния. В глазах уже опасно темнело. Сакура попыталась извиваться, но мужчина, резко остановил ее, просунув свое колено между ног. Куноичи подавила мгновенное желание свести бедра, почувствовав тягучий жар внизу. Опасным напряжением завибрировал воздух. Харуно влила в свою ладонь немного чакры, из-за чего она почувствовала, как угрожающе скрипнули кости в руке Нидайме, сжимающей горло. Он стоически сдержал боль, скрипнув зубами. Тобирама резко отдернул руку, отчего Сакура буквально начала съезжать по стенке, она испуганно схватилась за его плечи. Кунай все еще упирался в шею, и девушка со злостью, голой рукой обхватила его, чувствуя, как по пальцам начала капать густая кровь. Кожу опалило резкой болью и жаром, она поддалась вперед, повинуясь секундному безумному порыву, вцепившись в хаори руками, как за спасательный круг, и припадая к губам мужчины. Сакура попыталась, используя чакру, оттолкнуть его от стены, но не предусмотрела, что он мгновенно схватил ее за талию, утягивая за собой, кунай с громким стуком упал вниз, но никого это не волновало. Харуно укусила Нидайме за губу до крови, пока они летели на твердый пол. Сакура оказалась сверху мужчины, обхватив ногами его талию, она почувствовала легкий вкус победы на мгновение, пока ее резко не потянули вниз. Тобирама перевернулся, меняясь с ней положением, отчего куноичи больно ударилась лопатками об пол. Их небольшая стычка очень быстро приобретала иное значение. Сакура почти зарычала от злости, пытаясь вырваться, низ живота опасно горел, щеки раскраснелись, и мысли уже плохо подчинялись рассудку. Голос разума молчал. Тобирама перехватил ее руки, которые безуспешно упирались в его грудь, и грубо завел их над ее головой. Лицо мужчины было обманчиво спокойным, но глаза выдавали безумие. Тусклый красный свет лампы очерчивал линию его подбородка, ресниц, прямой, красивый нос, перегородка которого была слегка искривлена из-за того, что его не раз ломали. Вокруг явственно опьяняюще пахло хвоей, мятой и возбуждением. Она спутала холод с привычным пламенем, но теперь более агрессивным, враждебным, разозленным. Сакура попыталась вырваться, шипя, словно змея, Тобирама прервал ее жалкие потуги глухим требовательным поцелуем, сразу проникая языком в рот. Харуно мгновенно перестала брыкаться, с готовностью и не меньшей отдачей отвечая грубым губам и чужому языку. Она резко высвободила руки, притягивая его ближе к себе за шею. Рука Нидайме сильно сжала ее бедро, отчего Сакура испуганно охнула ему в губы и, не сдержавшись, попыталась свести ноги, но он снова просунул колено между. Тобирама второй рукой грубо содрал боевую юбку и стянул лосины вниз, все еще не отрываясь от ее губ, нащупал молнию безрукавки и сдернул ее, оголяя бинты на груди. Она чувствовала жар и влагу между ног, красноту своих щек, глаза застилала пелена дурмана. Куноичи на мгновение подняла взгляд, когда он отстранился, чтобы поцеловать шею. Темнота в чужих глазах поразила и явно сказала о том, что через пару минут Сенджу просто возьмет ее прямо на полу. Но и она сама не могла больше противостоять желанию. Легкая боль от укуса в шею лишь сильнее разогрела тело. Все смешалась в единое опьяняющее безумие из похоти, злости и агрессии. Словно через эти грубые поцелуи они могли выместить все свое разочарование и ярость. Она не помнила, в какой момент он поднял ее, как перо, за талию, заставив обвить торс ногами, и бросил на кровать. Щеки раскраснелись, Сакура поддалась вперед, чтобы стряхнуть хаори и стянуть водолазку. Она провела тонкими пальцами по напряженным кубикам пресса, спускаясь все ниже, пока не коснулась резинки штанов. Тобирама испустил что-то, похоже на хриплый вздох или рык, и повалил ее на покрывало, стягивая бинты одной рукой и кусая возле ключицы. Сакура зашипела, почувствовав, что, возможно, помимо следа она обнаружит позже кровь. Впрочем, эта мысль очень быстро покинула голову. Бинты перестали давить, она оказалась практически обнажена, Тобирама сжал грудь одной рукой, а вторая оказалась на внутренней части бедра. Сакура испустила громкий стон, которого сама не ожидала от себя, она инстинктивно свела ноги и потерлась об чужую руку. Осознание вспыхнуло внезапно, но страха не было. Следующие мгновения прошли, словно сквозь туман, она очнулась от неприятной боли, вскрикнув, из-за грубого толчка внутри. Тобирама немного замедлился, давая ей привыкнуть к ощущениям, с каждым новым его движением боли становилось меньше, а наслаждения больше. Нидайме был опьяняюще груб, отчего Сакура постоянно извивалась и воспламенялась. Он двигался резко, и куноичи периодически вскрикивала. На шее появилось все больше синеватых укусов, но она и сама поддалась вперед, цепляясь зубами за чужую ключицу. Они оба наверняка походили на безумцев, но в тот момент ни что на свете не могло помешать. Это был чертов Второй Хокаге. В ее постели. Все равно. Сакура почувствовала нарастающее удовольствие и выгнулась, вскрикнув, обмякая в чужих руках. Через некоторое время она ощутила, что Сенджу тоже на пределе. Он несколько раз толкнулся, входя до упора, и, хрипло прорычав, уткнулся головой ей в ключицу. Сакура почувствовала влагу между ног, внутри себя, и наготу, но ее это не смутило. Она ласково погладила вспотевшие мягкие волосы тяжелого, очень крупного по сравнению с ней мужчины. Тобирама перевернулся на бок и притянул ее за талию одной рукой к себе. Глаза мгновенно налились свинцом от усталости. Рассветные первые лучи затрепетали на ресницах. Сакура поморщилась, чувствуя тепло и тяжесть чужого тела рядом с собой. Она распахнула глаза. Белые простыни и разметавшиеся серебряные волосы, красная атласная лента лежала между ними, вырисовывая красивые узоры. Лицо мужчины напротив казалось спокойным и умиротворенным, каждая морщинка расслаблена, брови не сведены к переносице. Сердце защемило, когда Сакура подавила желание провести по его скуле рукой. Она задумчиво подтянула край красной ленты к себе. Забавно. Харуно не ощущала ни капли стеснения, лишь тяжесть предстоящего разговора. Своими поступками она нарушила большинство правил путешествий во времени и пространстве. Вступила в близость с человеком, который умер задолго до ее рождения. Сакура осторожно высвободилась из объятий, встала и прошла по комнате, в зеркале на нее смотрела красивая девушка с растрепанными розовыми волосами, горящими глазами, хрупким телом, украшенным фиолетовыми синяками и укусами. Она задумчиво провела рукой по своей шее, и недолго размышляя, накинула простое белое хаори, затянула пояс, оставляя его полу распахнутым. Харуно старалась не думать о мужчине, который спал на ее кровати, или хотелось верить, что спал. За окном расплывался кровавый ярко-розовый рассвет. Его лучи подсвечивали витражную ширму с изображением плачущего самурая. Сакура наклонилась к своему столику и начала заваривать травяной чай. Она готовила себя к одной из самых серьезных глупостей, но понимала, что назад пути нет, и не будет. Комнату наполнил сладкий аромат черного чая с лепестками василька, манго и гиностеммой, которую также называли «травой бессмертия». Когда куноичи обернулась, то встретилась с серьезными вишневыми глазами напротив. Тобирама сидел на постели в одних штанах, его волосы пушились, глаза были сонными, но серьезными, в аристократичных руках он держал ножны и катану. Ну, конечно, он не спал. Сакура закусила губу и, молча, поставила перед ним чай. Она вздохнула, поднося чашку к лицу и начала рассказ… Харуно благоразумно не упоминала не о каких прыжках во времени. Она поведала о том, что действительно прибыла в Коноху не просто так, а из-за того, что ее покойный учитель наказал ослабить Мадару, в котором видел мировую угрозу. Для этого она создавала особое средство. Сакура объяснила, что сейчас она не может рассказать всего, и ей бы хотелось остаться в Конохе навсегда. Она опять врала и ненавидела себя за это, но новая история была ближе к правде, как никогда. Что ее ждало теперь? Допрос с кланом Яманака? Она просто не могла этого допустить. Тобирама в свою очередь упомянул, о том, что Иошикэзу оказался проекцией и воспоминанием, а не телесным существом, и он очень быстро растворился в воздухе. Сакура вздохнула, завершая свое повествование. — Ты связана с кланом Ооцуцуки? — Не так, как вы думаете, — Сакура отпила чай, — очень косвенно. Нидайме посмотрел на нее секунду, а потом резко поднялся, на ходу накидывая на себя хаори без пояса. Сакура постаралась не пялиться на его пресс и косые мышцы внизу живота. Тобирама подошел к ней, оба расположились напротив седзи, в витраже которых играли ярко-розовые и красные всполохи тревожного раненного рассвета. В радужке алых глазах отражались багряными переливами солнечные лучи. Он сделал шаг вперед, Сакура шаг назад, вжимаясь в искусственные седзи, чувствуя, как горячий витраж, впивался в спину. — Слишком мало правды…— холодно выдал он, — кто был твоим учителем? Ооцуцуки? «Моим настоящим учителем была твоя внучка, а тем, кто дал мне задание буквально бог из этого клана…» — Такой ответ явно не подходил. — Не совсем… я не могу сказать, это клятва, — Сакура отвела глаза в пол. В следующую секунду мужчина грубо схватил ее за шкирку, развернул к себе спиной и стянул с плеч хаори. Одежда упала на пол, оставляя Сакуру полностью обнаженной. Куноичи не стеснялась, она лишь закусила губу. Тобирама положил руку на шею, туда, где располагалась печать. — Что это, Харуно? Скажи мне! — разозлено пробасил Нидайме, указывая на печать. Как бы она хотела рассказать ему абсолютно все, что знала, но не могла. Ками, как она устала. Пряди волос цвета ханами упали на лицо, губы задрожали. — Прошу, Тобирама… — слезы лились на пол, розовый свет от витража плачущего самурая рябил в глазах, — я никогда не причиню вред деревне, клянусь. Она услышала за спиной резкий рваный выдох, такой, будто ему самому физически больно было находиться рядом с ней. Тобирама отпустил ее шею. Сакура обернулась лишь тогда, когда он схватил катану с дивана и быстро вышел из комнаты, забыв свою водолазку.

***

Утро в Конохе ознаменовала всеобщий гомон и торопливый народ, снующий туда-сюда. Оно начиналось совсем рано, когда множество шиноби разных кланов в тяжелых доспехах отправлялись на свои миссии или другую службу, их жены выходили на улицы развешивать белье, заниматься хозяйством или сплетничать друг с другом, вели детей на тренировку к новым полигонам. Гражданские торговали на рынке, спешили на подработки в больницу, отправлять своих детей в школу. Всю деревню укрывал ещё блеклый солнечный свет и хрусталь капель росы на желтеющих листьях. В поместье Сенджу, традиционном большом доме с длинными энгаву, тепло-коричневой черепицей на крыше, утро началось и того раньше. Все в доме принимались за свою работу, приходили люди из квартала Сенджу, чтобы помочь кому-то по хозяйству, поговорить с Хокаге или его братом, получить особые поручения. Сакура по обыкновению хотела проснуться прямо перед своим выходом. Обычно она умывалась и бежала в больницу. Но на этот раз тревога не давала куноичи выспаться. Всю ночь она едва сомкнула глаза, уснула под утро и все же не смогла провести в кровати достаточно времени. Собираясь, она надела свой стандартный штаны и водолазку — наряд, из-за которого на неё до сих пор косо смотрели. И все же было очень рано. Мешки под глазами и бледность в зеркале заставили куноичи закусить губу. Обычно она старалась не разделять приемы пищи с братьями Сенджу. Это напоминало ей о затянувшемся «гостевом» визите, нанесённом ею. У Сакуры не было своего дома, и как бы она не полюбила клан Сенджу, их поместье и свою комнату, она все ещё была бесплановой женщиной, уже многие месяцы живущей в чужом доме. Сакура старалась брать еду с кухни утром, перед завтраками, обедать и ужинать очень поздно или посещать какое-нибудь заведение по дороге. Не то, чтобы ее питание было регулярным. Раньше, когда Тобирама уходил на миссии, она делила приёмы пищи с Хаширамой, это было приятно. Раздался стук в дверь. С появлением в доме Мито все изменилось. — Да, — пробормотала Сакура, нервно проверяя подсумок на бедре. Вошла Минами, окутанная ярким солнечным светом, который озарял коридор за ее спиной. — Госпожа, вас ждут за столом, — она выгнула брови, явно намекая на то, что отказывать снова не стоило. Сакура уже не первый раз за последние недели отклоняла подобные предложения, ссылаясь на работу в больнице. Это было уже неубедительно и даже в какой-то степени трусливо. — Да, хорошо. Она шла по знакомым лабиринтам коридоров, вспоминая последнюю встречу с Тобирамой. Их ссору, разговор, все, что было после него… Страсть, вспышка какого-то безумия, накопившегося в воздухе. В этом не было ничего ужасного, ведь рано или поздно в жизни каждой девушки, тем более куноичи, должен был появиться мужчина. Сакура думала, что ее первым будет Саске, и даже предположить не могла Второго Хокаге. Конечно, она ведь не знала, что совершит безумный прыжок во времени. Не так она представляла себе трепетный момент, о котором ранее могла задумываться лишь с румянцем на щеках и смущением. Будь она гражданским лицом в этом времени, ее честь была бы запятнана позором из-за связи с мужчиной до свадьбы. В мире шиноби к такому всегда относились проще, и Сакура приказывала себе забыть. Но как она могла забыть, когда безумно так хотела этого, когда от одной мысли о Тобираме, сердце из груди выскакивало. И после всего он выяснил, что Сакура врала, долго и методично, используя его хрупкое доверие, могла быть опасна для деревни. Она так и не сказала ему всей правды. Удивительно, что этот невозможный, неподходящий во всех отношениях мужчина, на котором у Сакуры случилось помешательство, еще ее не убил. Идиотка, чье сознание помутилось от чувств, эмоций и похоти, в глубине души она знала, что не жалела о случившемся. И эта мысль лишь сильнее ее расстраивала. Все произошедшее вызывало горькую усмешку, играющую на губах, которую она быстро притупила. В ее сердце взрывалась тревога и фейерверк при каждой мысли о Втором. Страшное чувство, учитывая их последний разговор и его поведение. После того, что случилось, и дальше отрицать очевидное влечение было глупо. Крайне глупо. Она прокололась, наврала ему и не смогла ничего сказать, это было опасно, страшно и печально. Куноичи оказалась в просторной столовой, с одной стороной стены которой был вход на кухню, по центру расположатся низкий стол, а сёдзи, украшенные оранжевыми и жёлтыми узорами, гербом Сенджу, были развёрнуты, впуская краски улицы. У Харуно заурчало в животе, и она смущённо схватилась за него. Здесь уже сидела Мито, радостно махавшая куноичи, улыбающийся и облизывающийся Хаширама. Ее сердце пропустило удар, когда она увидела фигуру в темном свободном кимоно, распахнутом и оголяющем водолазку со штанами. Его спокойный и расслабленный вид, холодную отстранённостью и особенно отточенные, почти аристократические, сдержанные манеры за столом. Сакура закусила губу и села, оглядывая пищу. Все было накрыто на высшем уровне сервировки, еда в небольших такатсуки и плошках, даже башня из риса. — О, Сакура-чан, доброе утро! — проголосил Шодайме, — предлагаю, всем приступить к еде! Мито рассмеялась, кивнув ей. — Итадакимас, — все одновременно приступили к приему пищи. Тобирама не взглянул на неё, даже не удостоил кивком. Кусок в горло не лез. Сакура смотрела в свою тарелку, стараясь не выдавать расстройства. Чего она хотела? После всего этой лжи? — Как спалось, Сакура? — поинтересовалась Мито, оправляя длинное кимоно. — О, — она фальшиво улыбнулась, демонстрируя синяки под глазами, — отлично, спасибо. Девушка поджала губы, явно заметив ложь. Хаширама нахмурился, подавившись гёдза, которые ел только он. Подобную жирную пищу обычно не подавали, но Шодай был поклонником. Он громко закашлялся прямо за столом. Цвет лица тоже оставлял желать лучшего, бледно-зеленый оттенок. Возможно, он пил совсем недавно. Мито обеспокоенно положила небольшую ладошку ему на спину, и этот заботливый жест не укрылся от Сакуры. — Вы в порядке, Хаширама-сама? — поинтересовалась девушка, хотя ее мысли были сосредоточены вокруг одного человека, который очень спокойно и аккуратно расправлялся со своей пищей справа от неё. — Я… фсе холошо, — не до конца пережевав, ответил старший Сенджу. — Когда ты научишься есть? — Тобирама на мгновение прикрыл глаза, и Сакура бросила на него быстрый взгляд. Встретившись с ответным на секунду, она пожалела. Все ее тело обдало чудовищным холодом. Захотелось поежиться. Еда больше не казалась ей привлекательной. — Не злись, Тоби, — по-доброму усмехнулся Шодай, бросив тёплый взгляд на Мито. Нидайме фыркнул, церемонно поклонился и спокойно вышел из-за стола, оставив за собой всепоглощающую пустоту. Она так и замерла, надеясь, что ни один мускул на лице не дрогнул. Сакура чувствовала себя третьей лишней рядом с влюблёнными. Она повторила за Тобирамой и, кивнув всем, вышла в коридор. Странное чувство неясности и вины заставило ее ускориться и догнать на веранде будущего Второго. Она окликнула его. — Тобирама-сама, подождите, — собственный голос звучал даже увереннее и жёстче, чем куноичи предполагала. На секунду фигура высокого человека с серебряными волосами замерла, но он не обернулся. — Я занят, — только и ответил, прежде чем пойти дальше. Жалкой — вот какой она себя почувствовала. И даже не из-за их близости, о которой оба предпочитали умалчивать, из-за того, что ее ложь начала всплывать — это делало нахождение в прошлом более опасным, ставило главную миссию под угрозу, а она продолжала думать о младшем Сенджу. О том, что он больше не взглянет на нее с теплотой. Сакура тогда сказала себе, что вычеркнет его, что забудет. Связь с этим человеком лишь делала ей больнее, лишь разрушала и портила все, и она с самого начала знала это. Глядя вслед удаляющейся фигуре, она кивнула своим мыслям. В глазах как назло скапливалась хрустальная влага, сердце сжималось от ноющей тяжести. «Закончили». За последние дни на деревню опустилась осень. Она работала, медитировала, приходила поздно вечером, уставшая и измученная. В деревне все больше мелькали представители кланов Яманака, Хьюго, Шимура, внутри куноичи при этих наблюдениях расцветала всевозможная гамма чувств. Время бежало. Для кланов возводили новые кварталы, потому в селении постоянно гудела стройка. Напоминала о том, как быстро бежала вокруг жизнь. Коноха уже существовала больше полугода, она все больше походила на то, что Сакура видела в будущем. Дни стояли солнечные: отступало мерной поступью летнее тепло; замороженная пыль носилась по улицам бурыми вихрями; и покорно ложился на дорожках золотой шепот лиственный, и мягко у ног шелестящий багрец. Цвета, обсыпавшие клены, сплетали из листьев желто-красные россыпи. Сакура вздохнула, откладывая в сторону документы. Нужно было сделать перерыв, Харуно постоянно снились кошмары и донимали головные боли. Последние два дня Тобирама упорно избегал ее, да она и сама боялась встречи. Но сердце каждый раз болезненно сжималось при мысли о нем. Лико сидела рядом и что-то перечитывала, закусив губу. Упорства ей было не занимать. В дверь вдруг раздался стук, Сакура моргнула. — Войдите. Внутри появилась густая волнистая копна каштановых волос и темно-зеленые большие глаза. Это была Иошши Сенджу. Сакура искренне улыбнулась, увидев ее, и поднялась с места. — Привет! Ты решила навестить меня? Зуко опять что-то вытворил? — она подошла ближе к девочке, почувствовав тепло на душе. — Я-я, здравствуйте, Сакура-сама, — она поклонилась, резко начиная сжимать края юкаты в руках и краснеть, — пришла по делу. Н-нет, Зуко-кун в порядке. Харуно нахмурилась. — Что-то случилось? — Я…я бы хотела… — она резко и решительно подняла лицо, перехватывая взгляд Харуно, — чтобы вы обучали меня! Сакура моргнула, оставаясь в замешательстве. Да, она явно не сейчас ожидала, но… Эта идея уже не раз приходила ей в голову. Стоило начинать подготавливать специалистов на замену себе. Тем более она знала, что у Иошши имелся неплохой контроль чакры. Харуно и так внесла уже огромнейший вклад в медицину этого времени. Хуже она вряд ли сделает. — Что ж…— протянула куноичи, обдумывая свой ответ. Ей понравилась смелость девочки. — Сакура-сама! — вдруг подала голос Лико, — если вы не против, я тоже хочу обучаться у вас! Медицинским дзюцу. Ирьенин улыбнулась, чувствуя легкое предвкушение предстоящей работы. — Хорошо. Сакура привела их на реку, где тренировалась с Тобирамой. Клены вокруг пестрили оранжевым и красным, ярко контрастируя с чистой ультрамариновой водой. Сначала она предполагала, что проведет теоретический опрос и накажет новым ученицам выучить множество книг и медицинских пособий, но на удивление девушки были хорошо подготовлены и ответили на большинство вопросов без запинок. Этого было недостаточно, но у них еще будет время зазубрить все, что она попросит. В этом времени существовало не так много книг по медицине и все же, она могла найти несколько полезных даже в библиотеке клана Сенджу. Помимо прочего какое-то время назад Сакура уже позаботилась о том, чтобы начать составлять собственные методички, более полезные и продвинутые, чем то, что могли предложить целители этих времен. Сакура мысленно похвалила новых учениц за погружение в тему еще до начала занятий. Она решила, что чуть позже проведет большой тест и опрос по теории. Поэтому наловила несколько рыб и положила перед девочками. — Думаю, вы обе знакомы с основами дзюцу. Для того, чтобы использовать чакру для исцеления, а не разрушения, нужно обладать филигранным контролем, — Сакура выставила брыкающуюся рыбу перед ними и сделала надрез кунаем, по ее рукам хлынула кровь, — Однако его можно развить в себе упорными тренировками. Стоит понимать, что мы выпускаем чакру без желания убить, а сделать наоборот. Нужно четко почувствовать грань между грубыми толчками для нанесения вреда и облокачивающей, точной, но легкой энергией, — с каждой секундой рыба все медленнее брыкалась и сильнее затихала, — Вам нужно будет исцелить их также, — руки обожгло зеленым свечением, и животное снова задергалось в ее руках. Она объяснила основную теорию преобразования чакры, и девочки сразу приступили к выполнению задачи. Они выглядели очень сосредоточено. Сакура ощутила грустную ностальгию, словно что-то подобное было с ней очень и очень давно, буквально в другой жизни. Она пристально пригляделась к девочкам, отмечая, что разница в возрасте между ними была не такой уж и большой, просто Лико явно выглядела старше, да и сама Сакура была взрослее едва ли. Но различия в статусе и ролях выглядели колоссальными. Харуно так вообще чувствовало себя лет на двести, а ответственность на ее плечах была размером с гору. Война действительно заставляла детей рано взрослеть. К слову, между ученицами сразу появились нотки легкого соперничества, и Сакура с улыбкой вспомнила их препирания с Ино… Какого цвета были глаза у Яманака? Наверное, как и у всех представителей этого клана, не так ли? Харуно нахмурилась, пытаясь вспомнить черты ее лица и улыбку. Она только сейчас заметила, что поранилась о камни, пока искала рыбу, и ее руки были испещрены мелкими порезами. Сакура пустила чакру для невербального исцеления по телу… Странно. Она встрепенулась, попробовав еще раз. Не сработало. Старясь не выдавать волнения, девушка приложила левую руку к правой, на мгновение пальцы засветились зеленым цветом, но сразу потухли, словно мигающая несправная лампа. Сакура быстро встала, сказав девочкам, что скоро вернется. В лесу пестрили оранжевым множественные деревья, и закатный свет багрился вокруг их крон. Куноичи остановилась на поляне, где подбила кунаем первую попавшуюся птицу. Белый дикий голубь упал, трепеща своими раненными крыльями в бессилии. В панике и, не отдавая себе отчета, она схватила раненное животное и начала залечивать его. Все получилось. Зеленое свечение в несколько мгновений исцелило пернатого белесого голубя, задергавшегося в ее руках и быстро упорхнувшего в густые дебри секвой. Сакура судорожно выдохнула через рот, пытаясь выровнять сбившееся дыхание и глядя на свои чуть дрожащие руки. Сердце истерически отплясывало чечетку. На запястьях явно проступили вены, они почернели и выглядели мертвенно-болезненными. Она больше не могла лечить себя. Время, отведенное для Харуно Сакуры, медленно подходило к концу. Она повязала свою красную ленту ниже, скрывая увечья слабого тела, и остаток тренировки старалась выглядеть непринуждённо. Руки периодически мелко подрагивали. У ее новых учениц выходило неплохо для первого раза. Лико лучше знала теорию, она многое уже видела, работая в госпитале, в то время, как контроль Иошши превосходил ее. Девушки буквально дополняли друг друга. К вечеру, Сенджу справилась с задачей идеально, а Инузука немного повредила внутренности рыбы, но в целом тоже была неплоха. Очень занятно. Все занятие ее не покидали тревожные мысли, паника страх, обида, смирение. Хагоромо больше не появлялся. А время истекало, стремительно бежало вперед. Умирать не хотелось, слабеть тоже. Было до дрожи страшно. Обстоятельства подгоняли скорее изготовить нужную сыворотку. А еще нестерпимо хотелось жить. Перед глазами все еще стояло ледяное спокойствие Тобирамы и его аура враждебности, вновь вернувшаяся по отношению к ней. Стальные ноты в словах. «— Ты украла записи моего отца из библиотеки.» Значит, автором описания техники Склона Мира Мертвых был Бацума Сенджу, и ко всему прочему этого дневника с кучей полезных пометок, техник и описаний кровного предела кланов. Его записи обладали невероятной ценностью. Жаль, она не могла увидеть весь дневник и прочитать его. Возможно, если бы не пыталась тогда впопыхах обмануть Хору и выкрасть несколько страниц из библиотеки, то нашла бы больше полезного. Того, что могло бы помочь разузнать о пространственных прыжках Ооцуцуки. Неужели она была единственной путешественницей во времени, если подобные силы существовали? Сразу вспомнились слова Хагоромо, объясняющие, прочему он выбрал ее. Тело Сакуры было защищено регенерацией, устойчивостью, огромными запасами чакры и печатью. А ее разум охраняли метальные блоки второй личности. Со всем этим набором навыков, характером и связью с легендарной тройкой Конохи, она действительно была единственной пригодной кандидатурой для подобных переносов. Возможно, в прошлом Ооцуцуки и пытались менять ход времени, но вряд ли обладали всем этим вместе взятым, учитывая общий низкий уровень медицины людей в древние времена. Пытались наверняка многие, но, вероятно, она была единственной, кому это удалось. И все же Сакура должна была проникнуть в библиотеку вновь.… На этот раз без надзора. После месяцев сожительства и пройденных вместе испытаний клан Сенджу ей доверял и не стал бы приставлять охрану. Никто не видел в ней угрозы. Почти никто. Она как раз шла в сторону рынка, чтобы взять себе несколько простых водолазок и, быть может, прихватить чего-нибудь съедобного, чтобы вновь избежать совместного ужина с главной семьей клана Седжу. Вечером осенний ветерок шнырял среди пестрых лавок и палаток, повсюду сновали люди в юкатах, кимоно, броне самых разных сословий. Здесь появилось еще больше торговцев с того времени, как Сакура посещала это место последний раз. Ее душу опалило печалью и тоской, мимо пролетел пожелтевший кленовый лист. Некогда она была здесь с Изуной, они вообще часто гуляли по странным лавочкам и палаткам с ним, нередко случайно пересекались в подобных местах. С ним было нескучно и легко, его улыбка заставляла Сакуру чувствовать себя лучше, легче, моложе. Не такой загруженной и уставшей. Сложно было объяснить. Сейчас все было уже по-другому. Куноичи вновь пришлось посетить лавку неприятной старухи, где она приглядывала себе кимоно раньше. Та вновь, словно банши, глядела на нее вытаращенными глазами из темного угла, на этот раз еще более пристально и неприятно. Сакура с удовольствием покинула полумрак той лавки, увешанной дорогими тканями и разными одеждами, целенаправленно двигаясь в сторону пестрых палаток, от которых исходил манящий запах жирной уличной еды. — Ай, госпожа, не интересуешься редкостями? — ее окликнула пожилая женщина с загорелой кожей и желтовато-белесым пучком. Сакура бросила на нее быстрый взгляд. Та напоминала ей жителей Облака своей внешностью. В мочках старухи висели золотые кольца — серьги. Перед ней простирался небольшой, наспех сколоченный прилавок, заваленный свитками с позолоченными нитями, ножами с множественными кандзи и гравировками, даже драгоценностями и несколькими платками, расписанными диковинными узорами. — Сказания, старые свитки, платки, оби, что душе твоей угодно, —улыбнулась белыми зубами женщина. — Откуда вы? — Харуно остановилась и нахмурилась, внутри нее поселилось смутное тревожное подозрение. — Я блуждающий торговец, красивая госпожа, — ответила ей звонким голосом старуха. Ее кимоно выглядело дорогим, ладным, спина оставалась ровной, а зубы ухоженными и сверкающими. Девушка придирчиво оглядела прилавок, взяв в руку первый попавшийся свиток, она все еще пристально наблюдала за пожилой женщиной. Сама себе не могла объяснить, чем именно та ее смущала. Но взгляд, скользнувший по свитку, мгновенно замер, губы ее поджались. — Биджу? — Да, это легенды, конечно, но какие! — улыбка старухи больше напоминала ей оскал. Она нахмурилась, начиная видеть паранормальные связи и заговоры ото всюду, мотнула головой. — Легенды, да… спасибо, пока не нужно, — Сакура действительно надеялась, что это ей пока было не нужно. Она, все еще охваченная приступом тревоги, подошла к лавке с едой. Там столпилось множество громких людей, смеющихся и болтающих. Куноичи сглотнула вязкую слюну, в животе ее предательски заурчало. Она встала в очередь за окономияки. Перед ее глазами на тонкую лепёшку торговец положил начинку из картофеля, мяса, морепродуктов, капусты, обжарил, приправил соусом окономияки и майонезом, посыпал стружкой из сушёной рыбы, зеленью и другими специями. — Слышала, новый глава клана Учиха приструнил их аппетиты, —высокая блондинка с призрачно серыми глазами, явно Яманака, шептала что-то на ухо пухлой женщине с красными узорами на щеках. — Давно пора. Они ненасытны в своих покушениях на власть, — кивнула ей собеседница, — не могу понять, как Хаширама Сенджу простил Мадаре и Изуне Учиха попытку переворота. — Он очень мягкий! Для Хокаге. Кажется, деревней управляет его брат, — блондинка накрутила пушистый локон на палец. Акимичи понизила голос и наклонилась к ней. — Губы не раскатывай. Тобирама Сенджу — тиран, каких поискать, он очень жестокий, его даже в собственном клане боялись. Родной отец отправил его на поле боя раньше старшего, чтобы он там голову сложил. Тем более, уже поздно заглядываться, — она опасливо огляделась, но Сакуру так и не заметила. Куноичи замерла. Спина ее сделалась прямой, как струна, внутри начинал кипящей лавой разливаться поднимающийся гнев. Та поджала губы, вздернула тонкую аккуратную бровь. — Ну, жестокий и жестокий, с чего вдруг опоздала? — Ее явно задели последние слова. — Знаешь, скольких Учиха он убил? Даже счета не вел. А опоздала потому, как уже давно ходят слухи о его… особом отношении к той чужеземке, целительнице. Сакура моргнула, сжав руку в кулак и не заметив, как вокруг него запульсировала зеленовато-бирюзовывым светом концентрированная чакра. — Разве она так красива? — Ходит слух, она сводит мужчин с ума, словно ведьма. Говорят, она такая же сильная, точно дьявол. Мой муж видел ее тренировочный бой с Изуной Учиха. — Чужеземная ведьма. Она живет в их особняке уже много месяцев, без имени и рода, молодая незамужняя женщина, — Яманака кивнула, глаза ее горели от сплетен, — почему Хокаге не отвел ей один из новых домов, а оставил рядом? Только ли из-за ее невероятных талантов? — Позор, — покачала головой Акимичи. Слова о ее чести, о том, что она безродная и добиться чего-то могла лишь благодаря мужскому покровительству не так ранили ее, как фраза о «слабости» Хаширамы и «тирании» Тобирамы. Куноичи знала, что в прошлом Первого Хокаге очень любили, одобряли его идеи и тянулись к нему, словно к лучу солнца. Но дерьмовых людей хватало во всех временах. С Тобирамой было сложнее, его тяжелый характер и жестокость запомнились многим. Но среди учебников и строк подробности размываются. Остаются сухие факты и цифры. А они говорили то, что за время правления Второго Коноха была такой прогрессивной, как никогда. Он не только изобрел множества техник, залегших в основу того устоя шиноби во всех странах, которые она знала, как современность, но и основал полицию Конохи, АНБУ, отдел пыток, вместе с Первым возвел академию, систему званий и рангов и многое другое. Он был легендарным, даже, несмотря на свой паскудный характер. И, конечно, она была предвзята в своих суждениях по уж очень очевидным причинам, все до единой заслуги Нидайме отрицать было невозможно. Почти трясущаяся от гнева, Сакура, позабыв о еде, уже набрала воздуха в легкие, чуть распустив свое Ки. Ее глаза выражали обманчивое, яростное спокойствие. Яманака взвизгнула, ощутив, как пространство сдавило ее чакрой и убийственным намерением. «Мерзкие сплетницы, шаннаро!» Именно в этот миг, вновь остановив ее от глупостей и вспышки агрессии, появился знакомый игривый голос. — Сакура! — два голоса синхронно и остро окликнули ее, наполненные паникой. Она обернулась, успокаивая чакру. К Харуно шествовали Кейго с Теруо. Рыжеволосый махал и нагло улыбался неловко и немного напугано. Отложив мысли о массовом убийстве, Сакура повернулась в сторону товарищей. — Воу, полегче, ты решила тут кого-то убить своим Ки? Мне кажется, — рыжеволосый смотрел на нее с неловким и забавным ужасом в глазах, — мы только что остановили резню. Харуно кисло улыбнулась на фразу Кейго. Внимание привлек шорох. Из-за ноги Теруо вдруг выскользнул мальчишка в темной юкате, маленький ребенок, лет пяти. Его темные волосы забавно топорщились в разные стороны, но карие глаза уже глядели как-то холодно и надменно, смуглыми маленькими пальчиками он тянул Шимура за штанину. Сакура замерла, на лице отразился легкий шок. В этом мальчике было что-то очень знакомое, далекое. — А, это мой племянник, — Теруо вежливо и робко улыбнулся, —Данзо-кун, поприветствуй Сакуру-сан — она способный медик из моего отряда. Ее будто окатило волной холодной воды. Куноичи замерла, как вкопанная, едва нашла в себе силы сглотнуть. — Здравствуйте, — мальчишка с какой-то неохотой и пренебрежением представился и отвесил ей легкий поклон. Он явно уже сейчас испытывал предубеждения по поводу ее происхождения. Сакура отмерла и попыталась натянуть на лицо искусственную улыбку. Вот он ужас будущего перед ней, пятилетний и еще невинный, окутанный заботой и любовью своего клана, наследник, на которого возлагали надежды. В будущем разрушивший столько жизней, причинивший столько хаоса, бед, смертей. Сейчас Данзо Шимура с благовонием и доверием жался к ноге Теруо. — Тайчо в особняке? — Расхлябанно поинтересовался рыжеволосый, закладывая руки за голову. Сакура резко выпрямилась, взгляд ее похолодел, сердце запылало. — Без понятия, — подчеркнуто равнодушно ответила она. Проницательный Кейго выразительно моргнул. Сакура так и не поела.

***

В психологии страх смерти — это комплекс тревожных переживаний о собственной конечности или о конечности близких людей, направленный на сохранение. Люди боятся умереть, потому что этот страх необходим для выживания. Назвать это «просто инстинктом», наверное, невозможно, но в целом большей части живых организмов свойственно избегать неприятных и опасных воздействий. Это позволяет им дольше оставаться живыми. Сначала ребенок не знает, что умрет. Его базовый страх — это страх сепарации, потери заботливого взрослого рядом. Когда к ребенку долго никто не подходит, он пугается и кричит, потому что это сильное переживание. Затем ребенок узнает, что его родители старше него, что однажды они умрут. Культура сообщает ему об этом через сказки, где есть мачехи, убитые отцы или братья. У шиноби эти этапы атрофированы, выворочены в другую сторону. Их с детства готовят умирать, и в то же время натаскивают бороться за жизнь. Есть люди, которые, прекрасно отдавая себе отчет в том, что смерть — это конец, утверждают, что их вполне устраивает уже тот факт, что они вообще пожили. Сакура всегда считала, что в ее природе было выживать, приспосабливаться, бороться со смертью. Она сражалась сама, предпочитая отобрать жизнь у оппонента, чем быть убитой, но при этом исцеляла, раз за разом бросая вызов костлявый. Могла ли она теперь принять и смириться? Собственные умозаключения заводили ее в тупик. Темнота сливалась с унылым осенним ветром, вторила рыжим и багряным переливом листвы. Клены в саду дворика Сенджу тихо и робко покачивались в такт теплому вихрю. Ночное синее небо, залитое перламутром звезд и теплый желтый свет фонариков на энгаву. Сакура спустилась по лестнице, оказываясь в знакомом помещении библиотеки, и зажгла свет. Красное лакированное дерево под ногами приятно щекотало босые стопы. Хоть она и в обуви умела двигаться бесшумно, Сакура все же решила выглядеть максимально расслабленной на случай, если ее застукают. Младший Сенджу не ужинал, Минами сказала, что у него возникли неотложные дела. Лучше времени найти было нельзя. Если посудить, она действительно не делала ничего страшного, используя библиотеку клана, как ресурс, но после недавних событий, Тобирама ни за что не позволил бы Хашираме официально допустить ее до важных свитков. Сокровенных, желанных знаний. На горизонте уже появился чёрный Зецу, а это значило, что время действительно заканчивалось. Нужно было подготовиться к следующей встрече с ним, выяснить, что происходит с ее телом, пусть, даже, если смерть неизбежна. Она ниндзя, росший с мыслью о том, чтобы быть готовым сложить голову в нужный момент. И все же геройская смерть на поле боя была несравнима с медленным забвением в другом времени. Без памяти и имени раствориться в пустоту. Страхи. Сакура выудила несколько свитков с базовой медициной для своих учеников, и запечатала себе. Какое-то время назад она уже составила пару методичек с более полезной информацией, которой в этом времени вообще мало кто располагал, но дополнения никогда не мешали. Казалось, книги шептали тихими жуткими голосами мантры. Оранжевый тёплый свет охватывал лишь зал и несколько стеллажей, тогда как дальние секции были скрыты чёрным мраком. Бесшумно она зажгла небольшую свечу и, неся ее перед собой, двинулась вглубь. Туда, где книжная пыль уже не ласкала обоняние, а своей спёртостью и затхлостью душила, щекотала горло. Где переплеты и корешки кожаных талмудов сменились пожухлыми и разлагающимися или окаймленными драгоценными металлами свитками. Завывания и шёпот усиливались с каждым шагом по наполированному татами. Тусклое пламя от свечи отбрасывало пугающие тени на шкафы. Сакура ушла достаточно далеко вглубь длинного помещения, и последние искорки света при входе померкли среди книжного лабиринта. Раньше она и не думала, какой длинной была библиотека Сенджу, расположенная под поместьем. Харуно остановилась и прислушалась к оглушающей тишине, прежде чем начать искать что-то нужное. Кажется, дневник лежал в прошлый раз здесь. И все же она выудила кое-что увлекательное. Сакура с опаской отложила залитую кровью бумажку с надписью: «Черная сущность. Проклятие душ Ооцуцуки». Погладила пальцем корешок свитка, окаймляемый золотой нитью и гербом знакомого ей клана. «Древо Сенджу». «Символично», — хмыкнуло подсознание. Она раскрыла свиток и начала читать о самых известных и сильных войнах клана, об их способностях, силах, кеккей генкай и битвах. Сенджу Буцуме было просвещено аж несколько страниц. Она читала взахлеб, хмурясь все сильнее. Кандзи в тусклом желтом свете мелькали и складывались в пугающие описания… Внешние характеристики, стратегии, предпочтения в еде и образе жизни. Буцума был крепким мужчиной среднего роста с грубыми чертами лица и каштановыми волосами. У него была отличная форма и военная выправка, а главное острый ум и безжалостность. Его отписывали как неразговорчивого и расчетливого, в совершенстве освоившего стихию земли воина. Он женился рано вследствие договорного союза с женщиной, не являющейся шиноби, доброй и красивой, не пылал любовью ни к кому, но ее уважал и всегда относился с нежностью. К несчастью, безымянная жена рано умерла и не могла больше сдерживать его нелюбовь к своим детям. Буцума Сенджу особенно плохо относился к «болезненному» мальчику альбиносу, он намеренно отправил его на поле боя раньше других. Он считал, что болезнь и слабость из семьи и из тела нужно вырывать на корню. Каждый раз, когда мальчик проходил испытания и возвращался живым, он доказывал, что не послужит обузой. Всех детей воспитывал в холоде и строгости, растил воинами. При нем, как главе клана, значительно повысилась мужская смертность, однако не-шиноби жили лучше, а урожая собирали больше. Сенджу также значительно увеличили ареол влияния, союзников и территории. Сакура жадно вчитывалась в воспоминания о лучших его сражениях. Однажды Буцума хитростью организовал облаву Учиха в результате которой была уничтожена по меньшей мере сотня представителей клана. Он был аскетом во всем и предпочитал здоровую пищу, вёл дневник, досконально изучал каждого врага. Еще одна история привлекла ее внимание. Буцума долго руководил войной с кланом Ооцуцуки, а точнее с прошлым главой клана Мошикари, тогда дети Сенджу были еще малы… Это агрессивное жёсткое противостояние двух стратегов. Сакура подумала, что возможно, именно тогда отец Тобирамы досконально изучил технику склона мира мертвых и арсенал Ооцуцуки в целом. Все закончилось тем, что Буцума убил Мошикари на глазах у его трехлетнего сына. Имя ребенка к сожалению, было обозначено лишь инициалами. «У. О». Как странно. Харуно напряглась, пытаясь вспомнить имена с этой буквы, но ничего не шло в голову. — «Особо жесток, особо опасен», — прошептала куноичи вслух, пробираемая дрожью. После ее слов тишина показалась особенно звонкой, давящей, темнота, обступающая девушку, сгустилась. Цок. Цок. Раздался странный скрежет совсем близко. Сердце пропустило удар. Сакура сглотнула и погасила свечу, приготовившись ко всему. Что-то, скребясь и царапаясь, сопровождаемое пугающим шепотом, приближалось во мраке. Писк. И книга рухнула на пол. Сакура резко выдохнула в облегчении, когда маленький серый зверек промчался мимо. «Всего лишь мышь». Она проследила взглядом за ускользающей тенью маленького недоразумения, и снова вернулась к свиткам, с тоской замечая, что погашенную свечу уже не вернуть, а глаза едва привыкли к мраку. Она обратила внимание на опрометчиво отброшенную в сторону бумагу с кровавыми следами и описаниями каких-то темных проклятий. Мифы, связанные с кланом Ооцуцуки? В этом времени ей действительно начало казаться, что сказки, которыми ее запугивали в детстве, вовсе и не являлись таковыми, просто были спрятаны где-то в глубине. После путешествий во времени и пространстве можно поверить и не в такие безумства, как парочка особенно вредных ёкаев. Мысленно усмехнулись, она начала вчитываться в текст, но почти сразу снова услышала мышиное шуршание. Сомнительные зверушки… В темноте выдохнула, стараясь не обращать на это свое внимание. Но резко замерла в ступоре, когда поняла, что звук изменился и начал скрежетать по нарастанию со странным пугающим гулом, словно быстро приближающемуся к ней из темноты. Не звериный писк. Хлопок. — ААААААА! — Сакура резко дернулась и занесла кулак, когда нечто зловещее оказалось уже с другой стороны от нее и как-то прошло незамеченным. Ее сердце чуть не остановилось, когда руку перехватил Нидайме. Ками, как она была рада, что он застукал ее. Что бы ни было источником писка, пусть даже ее галлюцинации, младший Сенджу прогнал это. Несмотря на все их недопонимания и то, что ее, вероятно, сейчас ждал детальный отчет и возможно парочка угроз, Тобирама избавил ее от этого странного звука и того, что могло его издавать. Проклятое местечко. С его появлением в поле зрения вся тревога, ужасающий мрак и страшные скрипы растворились, будто их не было… Неужели она настолько трусливая? Ниндзя, видимо еще пару секунд назад сурово смотревший на нее, в недоумении дернул обычно нахмуренной бровью. Что у нее за нелепое поведение для опытного бойца? — А что? Было страшно, — честно призналась Сакура, нервно улыбнувшись, явно губя ситуацию еще сильнее. Черт, ее же снова застукали, и их отношения претерпевали новый крах, утягивающий в пучину недоверия и подозрений. Она попыталась вырвать свой кулак из мужской руки, но вместо того, чтобы отпустить ее, альбинос просто грубо перехватил ладонь и сжал. Избавившись от комичного шока, он снова вернул горячий холод своему взору. За его спиной стояла небольшая свеча, отбрасывающая на точеный профиль слабые красные искры. — Что ты тут забыла? — мрачно осведомился он. — Легкое чтение на ночь, — она снова испуганно хихикнула. Желваки на его скулах опасно заходили. — Это ведь просто библиотека, что не так? — воспылала невероятным энтузиазмом защищаться Харуно. — Ты — не Сенджу. Слова разрезали тишину, словно пощечина. За ними скрывались совсем другие — не озвученные, но повисшие в воздухе тяжёлым напряжением. «Ты чужая. Ты бесклановая. Ты никогда не станешь частью этого». Сакура потупила взор, замерев на месте. Болезненно. — Пусти. — Куда ты дела дневник отца? — Что? — Она моргнула, — я не трогала, вы отобрали все, что было. Пара страниц, — уязвлено. — Дневника больше нет в библиотеке. Злость снова поднималась ощутимыми волнами. Теперь он подозревал ее во всех злодеяниях на свете. Взгляд Сенджу был все еще прикован к ней с пугающей агрессией, а рука крепко сжимала запястье. Чего он теперь хотел? Насладиться унижениями? Внутри бушевало пламя нарастающей злости. — Вы, кажется, вновь изъявили желание со мной говорить? — Она вздернула бровь, — Я сказала, пустите, Лорд Сенджу, не нужно ходить за мной по пятам, — с шипением разъярённой кошки она дернула его на себя, вкладывая немного чакры в движение. Он пошатнулся, но не отпустил. В комнате значительно поднялся градус напряжения. Вероятно, оставались доли секунды до вспышки хаоса, судя по накалившему воздуху вокруг них, если бы не звук. Кто-то вошел в библиотеку. Сакура навострила уши, Тобирама вздохнул, и, спрятав их переплетённые в болезненном хвате руки, потащил обоих к входу. Что она могла поделать? Сакура сопротивлялась этому невыносимому мужчине уже много месяцев и каждый раз проигрывала. Все что ей сейчас оставалось — плестись за ним по скользящему полу, подтормаживая со злостью, словно обидчивый ребенок, и буравя широкие плечи недобрым взглядом. — Что стряслось, Мито-сан? — нахмурился Сенджу. Когда свет ласковых теплых ламп уже вторгся в пространство, и куноичи чуть сморщила лицо, перед глазами вспыхнула красная копна. Харуно хотела обрадоваться, но что-то было явно не так. Лицо прекрасной куноичи опухло, тушь потекла черными струйками, нижняя губа дергалась, высокая прическа растрепалась. Живот свело пугающим спазмом. — Хаши… Хаширама… он….