Грядущее

Алый, багряный, красный, розовый.

Словно рассыпчатая краска, кровь окрасила воду алым. Оттенков цвета было очень много. Она продолжала бурлить, будто ничего не произошло. Вода не только пестрела кровью, в ней отражалась агрессивная заря. Тело Изуны покачивалось в такт красивого шума, дыра в его животе почернела, правильные черты лица сгладились, но улыбка, застывшая на нем навсегда останется в памяти… Отчаяние – это чувство, которое люди ощущают в минуты самого слабого духа, опустошения, отсутствия веры. Наверное, одно из ужаснейших на свете чувств - когда наступает понимание, что ничего уже нельзя сделать, ничего изменить. Человек начинает убивать себя внутри. Испытывает боль, страх от одной только мысли, что это тупик, конечная остановка страданий. В глубине души существует понимание, что пора выходить, начинать всё заново, но не хватает духу. Главное - не сломаться под действием отчаяния, иначе могут возникнуть непоправимые последствия. Сакуре казалось, что в ее жизни было много ситуаций, из которых не было выхода, но он всегда находился. Чувство ужаса и опустошения, настигшее ее сейчас казалось, непостижимым по своему объему. Впервые, за все время она очень четко осознала, что была абсолютно одна в этом мире, в котором все было враждебным и мешало ей выполнять миссию, на кон которой поставлено слишком много. Настолько много, что ее и жизнь Изуны были ничтожными шестеренками в механизме большой игры. А теперь он был мертв, ее единственный друг, отголосок прошлого, за которого отчаянно хотелось уцепиться. Ветви рябили в глазах, она спотыкалась о камни, бежала, царапала тонкую кожу о торчащие деревья, ее руки и колени были мокрыми, холодными. Сквозь салатовую листву красивых, могучих деревьев прорывались розовые, алые лучи. После ночного дождя в ямах от корней и неровностях поверхности было много воды, тишину в рассветном лесу прерывал лишь тихий звук капель, пока она перемещалась быстро, в такт своему бьющему сердцу. Листва деревьев висела не шелохнувшись. Роса стекала по белым стволам. И слышно, как где-то очень далеко – кажется, за краем земли – хрипло кричала утренняя птица… Но она быстро замолкла. В необыкновенной, страшной, холодной тишине зарождался рассвет. Голубым хрусталём загорелась на заре Венера. Все еще спало. Туман начинал клубиться над водой. Пахло дождем, ранней росой, стойким запахом сладких цветов и кровью, металлический привкус был повсюду, он преследовал ее, засел глубоко в сознании, и она не думала о том, как вырваться. Паника охватывала психику, дыхание сбилось. Бег был бесконечен, она не знала пункт назначения, но ноги сами привели в знакомое место. Домой? Особняк главы клана Сенджу казался теплым среди сгущающегося мрака, в черепице остроконечной крыши отражались розовые и багровые ноты страшного рассвета, все оживало, утренняя прохлада застилала внутренний сад, которым она обычно любовалась. Теперь даже ухоженные цветы, чайный домик из красного дерева, сад камней, энгаву, украшенное бумажными фонариками, и искусственный пруд не казались ей прекрасными и дружелюбными. Все было тоскливым и холодным. Она думала, что слезы перестали литься, но это было не так, они стекали бесшумно. Куноичи запуталась, заблудилась. Кто такая Сакура Харуно и существует ли вообще теперь этот человек. Страх. Стресс. Скорбь. Удивительно, что она не заметила его раньше. Отчаянно Сакура сфокусировалась на фигуре высокого худощавого мужчины с широкими плечами и седыми пушистыми волосами. Воин был облачен в синий доспех, в блеске которого отражалась красная заря. У него была рассечена губа. Сенджу стоял на ступенях веранды, глядя во внутренний сад уставшими алыми глазами. Алыми, как кровь, холодными, как лед. Но он был теплым и горячим, словно пламя домашнего очага. Сейчас она чувствовала это именно так. Тобирама – диктатура, суровость, жестокость, надежность, опора, защита, безопасность. Мысли отступили, лишь иррациональный инстинкт руководил куноичи в ту минуту. Харуно сделала уверенные шаги вперед. Шиноби напротив замер и что-то в его безразличном лице переменилось. В следующую секунду она уже повисла на его крепкой шее, содрогаясь в усиливающихся рыданиях всем телом. Он пах хвоей, мятой и потом, а сила мышц под ее влажными руками была ощутимой и уверенной. Теплый. Она не знала, сколько времени провела так, уткнувшись носом в его грудь и пытаясь найти опору, в которой так давно нуждалась, но Тобирама не оттолкнул, он стоял неподвижно довольно долго, пока большие успокаивающие ладони не легли на спину. Сейчас она не хотела быть сильной, пусть сильным будет кто-то другой… Тобирама всегда был таким, опорой, крепкой плотиной, удерживающей деревню, брата, клан на себе. Сколько раньше она читала об этом легендарном человеке и ни капли не разочаровалась. Сакура могла бы днями напролет твердить себе, что он ворчливый, раздражающий и занудный. Но суть была в том, что это ложь. Его характер ни капли не бесил, он понимал ее, чувствовал. Разговоры с этим мужчиной были интересными, живыми, споры страстными, тренировки серьезными, его касания обжигающими. Просто… все это было неправильно, и она не могла позволить своему разуму думать об этом. Сакура не знала, сколько они так стояли, но вся ее энергия очень быстро кончилась. Она позволила себе нагло повиснуть на Сенджу, который притянул ее к себе за талию и молча потащил по коридору, предположительно в направлении покоев. Позже, возможно, ей будет стыдно за проявление такой слабости перед довольно враждебной личностью, но… казалось, это было необходимо. Он молчал, не проронил ни слова, ни задал вопроса, будто все знал и понимал, мысленно она была благодарна. Они вошли ее в комнату, и Нидайме сразу повел в ванную. Взглянув на него влажными глазами, девушка ужаснулась, его щеки, и одежда были измазаны в густой красной крови. Ее потрясла паника, Сакура подняла собственные руки к лицу, с ужасом осознавая, что они по локоть багряные темные, липкие. Она дрожала, не в силах прийти в себя. Страх, недавние воспоминания, луна, кровожадная катана, лицо умирающего друга и улыбка. — Умывайся, — холодно потребовал голос Тобирамы. Казалось тот факт, что она всего его испачкала, ни капли не заботил мужчину. Она не отреагировала, все еще глядя на свои руки. — Харуно, или ты сейчас смоешь с себя кровь, или мне придётся раздеть тебя и сделать это самому. Она подняла взгляд в растерянности, не ослышалась? Встретилась с безразличным лицом – он говорил всерьез. Знакомый огонек раздражения и возмущения вспыхнул внутри и девушка начала агрессивно отскребать темную засохшую кровь от себя. Руки, ноги, живот. Что-что, а знакомое раздражение в спорах с этим человеком, немного позволило ей прийти в себя. Мутными глазами она взглянула на мужчину перед собой, понимая, что он терпеливо ждал и сам был весь замаран чужой кровью. Казалось, его это ни капли не смущало, он привык, но все же… Сакура интуитивно подошла к нему вплотную и потёрла его щеку рукой, проверяя на прочность мягкую кожу и смывая грязные алые свидетельства ее падения. Тобирама пристально смотрел на неё своими алыми красивыми глазами, он не оттолкнул, поэтому куноичи более уверенная в своих действиях позволила себе провести по его скуле, прямому носу, красивому подбородку, стирая разводы крови. Взяла его крупные, но изящные руки, бережно оттирая с мылом каждый палец. Между ними царила тишина, но не гнетущая, она связывала их странными узами понимания происходящего. Сакура оглянулась, вся ее светлая, розоватая ванная заляпана багровым; пол усыпан кровавыми салфетками, а вода в умывальнике была ядерно-красной. Харуно все еще находилась на периферии между безумием и ясностью. Она тонула и не знала, как ей не сойти с ума. Кто бы смогу прыгнуть за ней под бесконечную толщу воды и льда, чтобы достать? Сакура вдруг вскинула голову, все еще аккуратно придерживая ладонь Тобирамы. Она чувствовала в себе физическую потребность сказать. — Я не смогла остановить его, это все из-за меня. Снова. Сенджу продолжал внимательно сверлить ее взглядом. Он вдруг сжал ее руку своей и девушка почувствовала внутреннее тепло этого холодного мужчины. — Твоей вины тут нет, — прошептал он. — Я не хотела, — почти прохныкала она, сама пугаясь слабости голоса. — Знаю… Сакура плохо помнила, но, кажется, Нидайме помог ей добраться до постели, и она совсем себя не контролируя уснула, повалившись на его колени без сил. Комната была окутана приглушенной розовой вуалью рассвета, а ее волосы разметались по чужим ногам. Это был момент, в который она позволила себе быть жалкой, слабой, уставшей, заплаканной, впервые за долгое время в этом новом мире. Она надеялась, что ей все это привиделось, после вспышки паники, могло ведь показаться все, что угодно? Разве стал бы жестокий Нидайме терпеть такую наглость, развалиться и пускать слюни на колени взрослому мужчине для молодой девушки было провокационно. Это было непозволительным, вопиющим поведением, но Харуно не было дела до таких мелочей. Все было ничто по сравнению с необъятной дырой в груди. «— Все проходит, боль исцеляется временем…» Сколько времени ей потребуется? Она знала, что это случится рано или поздно… но. Ей снилась вода, огромная тягучая масса без конца и края, в которой она тонула, словно камень шла ко дну. Сакура могла лишь тянуть руки к просвету и чувствовать, как она все дальше вязнет в бездне. Будто темные цепкие лапы с потусторонним холодом хватали ее за руки, ноги, талию и тянули вниз. Вдруг Красная длинная атласная лента, словно спустившаяся сверху потянулась за ней, принося в темноту все больше света… Харуно проснулась с криком, чувствуя, как все тело вспотело и ослабло. Она списала все на шок от последних событий. С того самого дня однотипные кошмары о темных руках и воде стали сопровождать ее всегда. На следующее утро все произошедшее ночью показалось кошмаром. Изуна, у которого вырвали глаза, вонзает себе катану в распоротый живот, река крови, алое зарево, Тобирама, который успокаивает ее и тащит до постели... Но, когда к ней в комнату приходят братья Сенджу, по одному только бледному уставшему и виноватому виду Хаширамы она осознает, что именно произошло. С того дня ее жизнь превратилась в череду серости и монотонности. Казалось, все краски смыло горной водой в ту ночь. Братья Сенджу несколько раз допытывались у нее, спрашивая о том, что за технику она использовала для исцеления, Харуно в кратце пояснила им, немного приукрасив свои заслуги в этом, и сказала, что изобрела технику сама. Глаза Хаширамы светились интересом и восхищением, а взгляд Тобирамы она поймать так и не смогла. Сакуре разрешалось присутствовать на похоронах и даже посещать кладбище Учиха в любое время. Она рада, что Изуну хоронят с почетом, клеймо предателя было снято с него, благодаря сеппуку и защите Мадары. Он избежал позора смертью, и Сакура не могла винить его за это. Даже за то, что он оставил ее одну. Пора переставать быть эгоисткой и ждать, что кто-то всегда придет на помощь. Но она не чувствовала, казалось ничего, загружала себя в больнице, почти не тренировалась с Тобирамой, который был занят контролем над братом и тактично ее не беспокоил. Без его обычной грубости стало тяжелее осознавать реальность происходящего. Хаширама же с головой был погружен во внутренние дела деревни и ее восстановление, он больше не позволял себе покидать Коноху. Сакура оставалась на работе допоздна, ночуя на кушетке, она почему-то просыпалась укрытая тёплым синим пледом. Мадару она видела последний раз на похоронах, тень прежней ненависти залегла в его темных глазах и она не знала, как бороться с этим, сил не было ни на что. Несмотря на то, что она иногда приходила на могилу друга и говорила с ним. Они не пересекались, Сакуре казалось, что Мадара намеренно ее избегал, но она была не против. Так проходили дни, недели.

***

Пустота и боль сменяли друг друга, пока вся палитра спутанных чувств не выгорела, словно пепел, который сыпался с неба в тот день. Он не видел, он не помог брату, а теперь… Зачем ему смотреть на мир потрясающими чужими глазами, если Изуны не было рядом? « Изуна лежал на простыне в пустующей комнате, никто не пускал к нему целителей. Полумрак, тяжесть мыслей и тихие стоны умирающего брата давили на него. Он уже говорил, что собирается пойти к Хашираме и придумать решение, но Изуна лишь качал головой, пока не сказал… Мадара громко сглотнул. —…что? — ужаснулся глава клана. Он позволил себе отпрянуть от Учиха. — Забери мои глаза, брат. — Изуна, не говори так, будто ты уже не жилец… Я… приведу сюда Харуно, и она все вылечит, — Мадара и сам слабо верил в свои слова. — Не нужно, я нахожусь тут слишком долго, даже она не справится… Забери их, брат… С помощью силы вечного шарингана ты не потеряешь авторитет среди клана, борись за свои идеалы до конца. — Изуна… — Сделай это». Мадара много раз видел смерть в разных ее образах и проявлениях. Люди всегда гибли в мире шиноби. Жизнь и смерть - оба представляют одно целое. Не думая о смерти, люди как будто пытаются получить отсрочку. Однако чем больше человек бежит от нее, тем стремительнее смерть догоняет и, в конце, он становится совершенно неподготовленным к встрече с ней. Воин всегда должен быть готов к гибели и Изуна был, но правильно ли это? Он не смог сберечь последнего брата и теперь боролся с противоречиями внутри себя. Разве все то, что Изуна говорил об отстранении клана и всеобщей ненависти к ним, не было правдой? Но Хаширама обещал ему титул Хокаге и заботился о нем, он был практически самым близким человеком для него, оставшемся на этом свете. Одним из исключений, которые Мадара делал из своих правил, всегда был Хаширама. Годы их соперничества оставили в Мадаре противоречивые чувства и уважение. В голове всплыл образ его ублюдка младшего брата и Мадара сжал кулаки. Он хотел заботиться о рождающемся селении, являясь шиноби Конохи, он делал всё, что в его глазах было лучшим для интересов деревни. Опускалась ночь. Комплекс Учиха опустел из-за проливного дождя, в домах уютно горел свет, дворовые животные прятались по углам, с крыш стекали ручьи воды. Черные тучи покрыли небосвод темной дымкой, вода стекала по его лицу, волосам и одежде, когда он направился к могиле брата. Раздались раскаты грома. Мадара остановился в нескольких метрах от могилы, когда увидел еще кого-то. По розовой макушке и бордовой форме он узнал личность человека и позволил себе закатить глаза. Эта девушка не была склонна к драматизму, как он думал, но именно сейчас она выглядела ужасно. Волосы промокли, спутались, под глазами залегли темные круги, лицо исхудало, невидящим взглядом зеленых больших глаз она смотрела перед собой, сидя на коленях перед могилой брата. Ее голые ноги были измазаны в грязи. Казалось, Харуно даже не заметила его. Признаться честно, он избегал ее последние пару недель, Сакура слишком сильно напоминала ему о брате, но сейчас, кажется, это было бы уже глупо. Оставить куноичи здесь в таком состоянии и под проливным дождем? Какой же из нее медик. — Сакура? — он прокашлялся, — ливень. — Я в курсе, — раздалось снизу, и она продолжала безучастно смотреть на плиту. Моргнула и подняла глаза на него. Свои большие яркие глаза, — Мадара-сама? И снова он почувствовала, как раздражение и напряжение между ними разряжает атмосферу, совсем как раньше. — Я здесь живу. — Я в курсе, — девушка вскочила на ноги, недовольство на ее бледном лице выступило явственнее. Несмотря на то, что он почувствовал знакомый прилив агрессии, видеть ее чуть более похожей на саму себя, а не на ходячий труп было почти приятно, — больше не смею вас беспокоить. Сакура собралась развернуться и уйти, но он схватил ее за руку. Вспыльчивая, истеричная и несдержанная, что-то не менялось никогда. Девушка обернулась, источая недовольство. — Идем за мной. Он поволок ее в дом, зная, что, несмотря на напускную злость, она плелась за ним, особо не сопротивляясь. Мадара не любил ощутимое присутствие слуг, поэтому все гражданские ночевали в своих домах. Пустые темные коридоры и комнаты сменяли друг друга, пока они не пришли в зал с камином и длинным столом. Внутри помещения стояла кромешная непроглядная тьма, пахло дождем и петрикором. Его место жительство после гибели брата стало похоже на заброшенный дом. В тишине он выпустил тонкую руку куноичи, и начал возиться с камином сам не понимая, зачем все это делает. За недели одиночества он отчаянно нуждался в компании. В тишине раздался приглушенный звук, Харуно чихнула. — Зачем вы меня сюда привели? — она неловко села на стул, нащупав его в темноте. Обычно Харуно спорила и упиралась, сейчас же даже за недовольством в голосе он чувствовал холодную отрешенность, ни капли сопротивления. Мадара выдул небольшую струйку оранжевого пламени, и помещение наполнил приглушенный красноватый свет. Он поднялся и взглянул на девушку, не спешил отвечать. Сакура вся продрогла, отросшие розовые волосы спутались, одежда прилипла к телу, подчеркивая плавные женские изгибы. В полумраке ее губы были немного приоткрыты и лишь яркие салатовые глаза горели, выделяясь. Как бы он не отрицал, несмотря на ужасный характер, Харуно обладала особенной притягательной энергией, из-за которой внутри него просыпалось что-то животное, граничащее с яростью и чем-то более опасным. Мадара окинул ее взглядом с ног до головы и, испугавшись своих мыслей, поспешно отвернулся. Он вынес ей темно-бордовую чистую юкату с гербом клана Учиха и молча бросил на стул, нахмурившись, когда заметил, что под Сакурой образовалась небольшая лужа. — Переоденься. Девушка изогнула брови, странно глядя на него. Недоумение явно читалось в больших глазах. — Э-э-э-э… — Это младший Сенджу любит плескаться в лужах, а не я, — он выразительно посмотрел на мокрый пол и воду, стекающую по ее одежде. К бледным щекам прилил очаровательный румянец. Сакура вскочила, коснулась молнии на своей безрукавки и вдруг замерла, краснея еще сильнее. Мадара подавил желание усмехнуться и отвернулся к камину, чувствуя, как комната медленно оттаивает и наполняется теплом. Он услышал шелест ткани, невольно представляя, как Харуно снимает сначала безрукавку, оголяя тонкую талию и грудь, перевязанную тугими бинтами, а затем стаскивает с себя боевую юбку, короткие шорты, показывая ноги и женственные бедра. Он резко выдохнул, ощущая прилив необоснованной ярости на куноичи. Эта женщина… ломала все в его жизни, переворачивала с ног на голову и меняла. Он резко обернулся, заметив, как велика была одежда на хрупкой девушке, но она была теплой и сухой, что уже радовало, Сакура перестанет чихать. На лице Харуно появилось подобие благодарности, щеки все еще горели. Сакура чувствовала явную неловкость, каждой секундой которой он наслаждался. Мадара достал бутылку саке и поставил на стол перед ней, все еще сомневаясь, стоит ли напаивать Харуно, когда его больная голова в трезвом состоянии позволяла ему такие вольные мысли. Куноичи прервала внутреннюю борьбу, когда сама потянулась к саке и, не спрашивая его ни о чем разлила его. — Э-э-э, спасибо за теплую одежду, — она кивнула, отпивая крепкий алкоголь. Сама ситуация, в которой они находились, казалась абсурдной. Невысказанные фразы и некая связь, повисшие между ними явственно читались в каждом взгляде. Ведь было то, что как бы он не хотел признавать, объединяло их. Гибель близкого человека. Мадара бросил на девушку косой взгляд. Некогда свежее лицо выглядело вымученным, глаза опущены, брови нахмурены. Сакура была так юна, а он никогда не замечал этого… Только появившись в его жизни эта женщина показала стойкий характер, умения и право стоять с мужчинами наравне, все это сбило с толку настолько, что он даже не заметил ее юность или не придал этому особого значения. — Прекрати приходить сюда каждый день, это ничего не исправит, — твердо произнес мужчина. Куноичи дернулась, пытаясь натянуть на свое лицо наигранную улыбку — Хватит притворяться, что всё хорошо. Твои притворства не изменят этот мир. — Я имею право навещать его, когда захоч… — Он мертв, Сакура, — резко обрубил Мадара, глядя в расширившиеся от страшной фразы глаза напротив, в которых отражались алые приглушенные искры камина, и он не был уверен к кому обращался, произнося слова, — а мы живы, — заметив, как ее взгляд потускнел, он продолжил, — Этот мир полон вещей, которые ты не можешь изменить. Чем дольше ты живешь, тем больше осознаёшь, что мир состоит из боли, страдания и пустоты. Пока в этом мире существует свет, будет и тьма. До тех пор, пока есть победители, будут и проигравшие. Эгоистичное желание «мира» побуждает войны, а ненависть побуждается любовью. — Вы говорите так, словно не стоит пытаться, ведь, если опустить руки и не совершать ничего, мир никогда не изменится… — она посмотрела на него почти враждебно. Мадара хотел рассмеяться ее наивности, — Очень просто сложить руки и сказать «Это невозможно». Судя по лицу Харуно, она воодушевилась так сильно только сейчас и говорила чьими-то фразами, которые возможно были связаны с людьми из ее трагичного прошлого. — Слабаки ничего не могут изменить, — куноичи дернулась, словно от пощечины, — а обладающие силой всегда будут сражаться, чтобы ее приумножить... Чем дольше ты живешь, тем больше осознаешь, единственное, что действительно существует в этой реальности, — это боль, страдание и смерть. Все на свете можно исправить, кроме смерти. Сакура вздохнула, упрямо не отводя взгляд. — Настоящие шиноби научили меня не бояться смерти. Меня пугает только жить в бездействии. — Ты слишком юна… — он покачал головой, сам удивляясь внезапно нахлынувшей на себя мягкости, — все же, постарайся не приходить так часто. Между ними воцарилась недолгая тишина, прерываемая треском поленьев в камине и барабанным стуком дождя по крыше. Сакура отпила еще саке, залпом. Мадара выгнул брови, переключая внимание на то, в каких объемах она пила алкоголь. Это было, по меньшей мере, странно, спустя недолгую паузу он не упустил момента прокомментировать свое наблюдение. — Не знал, что алкоголь – твоя слабая сторона, — заметил он между делом, физически чувствуя, как девушка гневно поднимает взгляд на него, кипя. — С чего вы взяли, что это моя слабость?! — она говорила с вызовом, — да я… спорим, я вас перепью? — Азарт и игривость в ее голосе позабавили Мадару. Впервые за долгое время он почувствовал себя легко. Девушка протянула маленькую ладонь. — Спор? — он криво усмехнулся, — такими вещами обычного занимается Хаширама, но… никакого жульничества, Харуно, учти. — Девушка часто заморгала. Мадара не был глупцом, и он разумно предполагал, что медик ее уровня может достаточно контролировать свое тело и чакру, чтобы не опьянеть даже от большой порции саке. Они пожали руки. Это было унизительно, но он – Мадара Учиха проигрывал какой-то малявке в таком простом деле. Харуно Сакура была скрытой алкоголичкой? Прошло уже несколько часов за распиванием его запасов саке, и Мадара чувствовал, как пьянящий напиток брал над ним верх, пока раскрасневшаяся Харуно смеялась из-за какой-то глупой шуткой. Она выглядела намного собраннее него. Перед глазами все плыло, мысли ускользали от него и путались. Лицо собеседницы туманилось. В какой-то момент они оба оказались друг напротив друга. Сакура споткнулась и повалилась на него, хотя Мадара был и пьян, он к счастью не пошатнулся и даже выдержал строгое лицо, поймав Харуно за талию. Сквозь тонкую юкату он почувствовала жар стройного тела и явственное очертания часто вздымающейся груди. Он задней мыслью предположил, что вероятно бинты тоже промокли. Сейчас, она была беззащитной и пьяной, раздражающей, желанной. Ядовито-зеленые глаза искрились в свете потухающего огня, щеки красные, едва различимая россыпь веснушек на вздернутом носу, появившихся от солнца. На спине куноичи располагался герб его клана, увидев который Мадара собственнически отметил, что ей шло, и он бы не хотел, чтобы Сакура Харуно всегда его носила. Не бред ли? В нем проснулось навязчивое желание подавить ее вспыльчивость, дерзость, наказать отважную куноичи за все пренебрежение к нему. Он почувствовал, как возбуждение и гнетущее Ки его чакры сжимает пространство. Сакура резко отстранилась, словно выйдя из транса. — Я вас выиграла, — пробормотала она, пытаясь вернуть былую легкость беседе. Не выходило. Мадара почувствовал, что приступы агрессии рядом с этой девушкой все меньше поддавались его контролю. — Ты еле на ногах стоишь, — холодно заметил он. — Умейте признавать поражение, — она надулась, словно ребенок, — меня сложно перепить. «Ками, чем я занят?» — он мысленно закатил глаза. — Я не проигрываю, — он сложил руки, куноичи рассмеялась. — Вы иногда ведете себя, словно ребенок, — алкоголь явно развязал ей язык. — Харуно. Девушка вздохнула. — Хорошо-хорошо, но я все равно выиграла, — пробормотала она тихо, раскованно. Это было редкостью, видеть Сакуру такой ненапряженной рядом с ним. Обычно она одаривала игривыми улыбками Изуну (мысль о брате заставила его болезненно нахмуриться) или Хашираму, в то время как Мадара получал лишь опасливые разъяренные взгляды. Одно его веселило, белобрысый Сенджу тоже не пользовался расположением розововолосой куноичи. Они ругались постоянно. Мадара позволил себе посмотреть на герб Учиха, украшающий худую спину ирьенина. Он ей действительно шел. Учиха на секунду активировал шаринган, стараясь сохранить в памяти свет ясных глаз, улыбку и юкату с символом его клана на женских плечах в памяти, на долгое-долгое время. Сейчас, мужчина, списывая все на алкоголь, позволял себе не анализировать поступки и мысли, но слабая надежда и грусть одновременно обуяли душу. Его глаза теперь хранили моменты горячих прикосновений и запах вишни, воспоминания и грезы, о той жизни, которую он бы себе никогда не позволил. Всего на одно нелепое мгновение ему показалось, что Сакура была чем-то искренним и светлым, ещё одним белым пятном, которое он мог разрушить. По крыше барабанил дождь. Он шел всю ночь, не прекращая.

***

Он был самым сильным ниндзя Деревни Скрытого Водопада. Уважение и трепет товарищей всегда придавали сил. Много лет его деревня была слаба, он видел, как страдали мирные жители от недостатка денег и опытных шиноби. И вот, селение смогло претендовать на звание деревни ниндзя, появилась возможность заключить мирные договоры, которые существенно улучшили бы жизнь Водопада. Он был воодушевлен и даже терпел выходки своего напарника, впрочем, довольно смышлёного парня. Они провели много времени вместе в пути и, разрабатывая план, так что он даже мог признаться, что привязался. «— Ай, Какузу-семпай, как у вас получается так ловко управлять чакрой…?— пробормотал промокший до нитки Хотэка. Они шли по лесам близ Конохи под проливным дождем, из-за чего Какузу использовал водоотталкивающую технику. — Я тоже хочу так научиться, — улыбнулся парень, не дожидаясь ответа. Какузу остановился и взглянул на него. — Для этого требуется хороший контроль и тренировки, — ровным тоном сказал он. — Тогда, когда мы вернемся в деревню с признанием и ку-учей денег, вы научите меня, — Хотэка заметил, что Какузу применил технику и к его одежде и радостно засеменил следом. — Посмотрим». Старейшины деревни даже поручили Какузу убить будущего главу Конохи — Первого Хокаге Хашираму, но Какузу потерпел поражение. Он не оставил ни одной серьёзной раны на этом человеке, это было удивительно… Его противник был похож на бога своей энергией и волей, силой, с которой деревья и природа склонялись перед ним. Человек ведь не мог с такой легкостью подчинять себе не объемлемую мощнейшую чистую природную энергию. Эта сила, воля, горящая в глазах, Хаширамы Сенджу удивила Какузу. Когда Коноха потребовала от Деревни Скрытого Водопада разъяснений, по поводу произошедшего, главы селения объявили Какузу террористом-одиночкой и открестились от него, даже попытавшись его убить. Чувство ненависти и желание возмездия поселились в его душе. Не ради этой черной неблагодарности он жил для деревни и был готов сдохнуть за неё. В поступках Водопада не было ни воли, ни преданности, ни чести… Он много размышлял о смерти Хотэка, и гибели его сестры, которая должна была быть связным во время миссии. Неужели все было напрасно? Их подвиги даже не были оценены по достоинству, и имена этих шиноби потонули в небытие. Погибшие за свою родину, опозоренные и стертые из архивов, памяти других. Если таким был мир скрытых деревень и шиноби, о которых говорили другие, то он его не признавал. Люди – жестокие и злые звери, неспособные построить настоящее общество, основанное на доверии и любви. Что же тогда могло послужить для него смыслом? Здоровый эгоизм, богатство и власть – вот, что могло принести настоящее счастье на самом деле. Одной жизни было мало, чтобы насладиться этими благами, но что, если… стать богом…? Какузу закрепил свою катану, дождь обволакивал его тело, словно водяная стена. Последние дни погода была тоскливой, ливни, не переставая затапливали окрестности, небо плакало. Дождь был отличным подспорьем для проникновения. Он вернулся в родную деревню под прикрытием, навестил могилы своих родителей и семьи Хотэки. Жизнь была точно такой же, как и до его миссии. Гражданские и шиноби спокойно занимались своими делами, даже не подозревая о битве с Конохой, не зная о смерти двух храбрых ниндзя ради их благополучия. Он был объявлен предателем, хотя всего лишь исполнял приказы. Пряча свою чакру, Какузу остановился у массивной двери – за ней находилось Джионгу и старейшины, запятнавшие его честь.

***

Он снова сидел над манускриптом в свете тусклого факела. Сомнения, терзающие душу, были ощутимы. Мадара перечитывал написанное на камне десятки раз, думая, что, возможно, замыслы его брата были правдивы. Но так ли было плохо на самом деле? Он видел ясный свет в глазах лучшего друга. Их мечты начинали воплощаться в реальность, рядом даже появилась Сакура, которая, как бы он не хотел это признавать, прочно влезла в его жизнь. Неужели единственным искуплением для его клана было вечное цукиеми? — Но твой брат мертв.… И никто из так называемых друзей не смог его спасти… — Мадара подпрыгнул, хватаясь за оружие. Каким образом он не заметил чужое присутствие и кто смельчак, проникнувший в поместье Учиха? — не пугайся, реинкарнация Индры, — потусторонний холод чего-то древнего и нечистого пронизывал его, голос казалось, принадлежал ни мужчине, ни женщине. — О чем ты? Покажись, — прорычал Мадара. Раздался игривый смех. Учиха с омерзением наблюдал, как некто видимо не имеющий физической оболочки, вылезал прямо из камня с кандзи. Это было существо, по форме походившее на человека, черное, как тень, с пуговицами и глазами и широким сшитым неестественным ртом, который расползался в мерзкой клыкастой улыбке. Что за нечистую тварь он потревожил? — Мадара Учиха, очень скоро ты поймешь, что я не враг, а союзник.