Между огнем и туманом

      Виварий представлял собой огромную залу, заполненную различными клетками и вольерами, прочно защищенными магией от любого воздействия. Некоторые вольеры были пустые, а в других было видно разных животных, обитающих в Междуземье. Крысы, волки, даже собаки из Каэлида, пораженные красной гнилью — загоны с ними были изолированы. Оливия с интересом разглядывала обитателей вивария, пока они с Ренналой шли по залу.       — Не спалось на новом месте? — увидев помятый вид Погасшей, спросила Реннала. От её напевного голоса сонливость накатывала еще сильнее.       — Думаю о том, как все пройдет.       Первородный камень Селлен оттягивал скрытый внутренний карман мантии. Погасшая старалась отгонять от себя любые мысли о том, что может пойти не так во время их так называемого эксперимента, но внутри все равно сжимался комок тревожности. Нет и нет, но Оливия чувствовала укол злости из-за Селлен — за то, что та полезла в дебри неприкосновенной магии, и на себя — за то, что упустила момент, когда её надо было любой ценой отговорить от дальнейших исследований.       Пройдя через тяжелые двери, они оказались в изолированной части вивария, где находился один — единственный высокий вольер за магическими печатями. Девушке удалось разглядеть внутри этого вольера знакомую аморфную серебристую каплю, которую она ни раз и ни два видела в Нокроне и Нокстелле. Мимик был неподвижен и казалось, даже не чувствовал приближающихся гостей.       — Идея заключается в том, чтобы поместить внутрь мимика первородный камень, — тоном, словно читая лекцию для студентов, сказала ректор Академии, когда они подошли вплотную к печати на дверях, — я буду удерживать мимика обездвиженным в ловушке, а тебе придется подойти и поместить камень в центр капли. Как только камень «поймет», что он внутри тела, он начнет разрастаться. Но что будет дальше, это неизвестно.       Оливия молча кивнула, достав камень.       — И мне нужно предупредить, — не допускающим никаких возражений тоном продолжила Реннала, — если что-либо пойдет не так, мимика придется убить. Безусловно, Академия присягала на верность новой Повелительнице Элдена, но безопасность Академии все ещё остается в области моих прямых обязанностей.       — Иначе и не планировалось, — хмыкнула Погасшая.       С легким звоном магические печати спали со входа в клетку, и Оливия зашла внутрь. Реннала, выставив посох вперед и прошептав заклинание, сковала мимика налетевшей на него волной, состоящей из пятен света. Магия Ренналы была столь сильной, что её мощь Оливия могла ощущать физически, и от этого по коже забегали мурашки. Капля задрожала и попыталась вырваться из сковавших её цепей, но это было бесполезно. Быстрым шагом Погасшая подошла к мимику и, примерившись протянула руку прямо в центр мимика. Первородный камень Селлен, напоследок блеснув красно-фиолетовыми гранями, скрылся внутри вязкой серебристой плоти. До этого Оливия никогда не касалась мимиков и краем сознания успела поразиться тому, насколько необычны они на ощупь. По капле шли волны крупной дрожи, и Погасшая чувствовала легкие холодные покалывания. Вдруг камень резко раскалился в руке, а изнутри мимика появилось сияние. До Оливии донесся голос Ренналы:       — Отпускай и отходи в сторону!       Погасшая резко выпустила камень из рук, и отошла назад.       «Мечтают ли мимики о том, чтобы их душу изгнали из собственного тела? Впрочем, это же все ради Селлен. Жизнь подделки в обмен на право стать сосудом для чего-то настоящего. И здесь совсем нет ничего общего с моей историей про безумное пламя. Совсем-совсем ничего…»       Оливия поежилась от собственных мыслей.

***

      Всю свою долгую жизнь Селлен была очарована изучением магии — с того самого момента, когда еще слабые искорки волшебства появились на ее ладонях в детстве. Тайны, скрытые в учебниках, трактатах и монографиях, манили и притягивали к себе, обещая бессмертие, власть и могущество. Но волшебницу двигало вперед неутомимое любопытство настоящего исследователя. На алтарь постижения магии звездных кристаллов было возведено всё. Ради исследований можно было не спать по ночам, изучая очередное заклинание, оттачивая его, пока оно не начнет получаться идеально, можно было не вылазить из библиотеки, ловя на себе косые взгляды однокурсников, можно было не считаться с правилами Академии, можно было перейти грань морально дозволенного… Слова о «семенах звезд» не давали покоя, а консервативность Академии претила до тошноты — да что они понимают.       «Они предпочитают плескаться на мелководье, — думала Селлен про окружающих её магов, — в то время как я изучаю океан».       Её прозвали Могильной Ведьмой — и Селлен носила это прозвище с достоинством, так же как и скульптурную маску со своим лицом.       Даже когда её выгнали из Академии, даже когда её очередное новое тело приковали к стене цепями, а сама она стала существовать в виде проекции, и даже когда по её душу отправили охотника на ведьм — Селлен никогда не бросала свои исследования. А однажды у неё появилась и своя ученица, причем Погасшая. Лишенных Благодати волшебница видела крайне редко, не говоря уже о какой-либо совместной работе, поэтому обучать Погасшую магии было весьма любопытно. Время шло, и Погасшая стала незаменимым подмастерьем в работе. Ей удалось найти мастеров — не просто мастеров, легенд магического искусства — Азура и Лусата, тех, кто подошел ближе всех к раскрытию полного потенциала магии звезд. Помогла ей Погасшая и с этим досадным препятствием в виде охотника Джеррена — не просто забрала её первородный камень, перенеся его в новое тело, так еще и помогла убить этого раздражающего дурака.       Оставалось разобраться только с одной давнишней обидой. С годами это чувство не утихало, а наоборот, распалялось. Становясь все сильнее и сильнее, Селлен понимала, что она уже готова выгнать Ренналу Полнолунную из Академии и занять её место ректора. Вышвырнуть её так, как однажды в свое время изгнали саму Селлен. После того происшествия с Радагоном Реннала напоминала лишь бледную тень себя прежней — сжимающая в руках артефакт в виде золотого яйца, что-то бормочущая своим певучим голосом. Жалкое зрелище. Ничего удивительного, что академия уже однажды восстава против каринской семьи. Слабаки. Селлен даже не получила такого удовольствия, как рассчитывала, когда заняла пост ректора.       И все же — теперь двери были открыты. В мыслях Селлен витало её новое виденье образа Академии Райи Лукарии. Будет новый набор учеников, и больше никакой консервативности и ограничений в исследованиях. Все самое запретное станет теперь доступным. Но сначала необходимо было завершить свои исследования, и волшебница была так близка к решению загадки, как никогда прежде.       Все резко изменилось в тот момент, когда Селлен заметила странность. Маленькое пятнышко на бледной коже, которое не стиралось. Пятнышко оказалось кристаллом, бескровно пробившимся сквозь кожу. Как Селлен ни старалась, от кристалла невозможно было избавиться. А вскоре к нему добавились его собратья, стремительно проползающие из тела. Волшебница не успела ничего даже предпринять, как её же собственная магия ополчилась против неё. Кристаллы забивали горло, прорастали в легких, превращаясь в искаженные маски. С громким хрустом ломались кости, тело деформировалось, превращаясь в нечто непонятное. Селлен хотела кричать, но поняла, что не может издать ни звука.       Все дальнейшее было похоже на один кошмарный сон. Такой, который обычно снится при тяжелой, изнурительной болезни, когда сознание на грани яви и бодрости, и от этого все происходящее кажется лишь порождением воспаленного воображения. Новое тело было громоздким и неповоротливым, внутри которого была заперта Селлен — и она даже не могла ничего сказать или воспользоваться своей магией в полную силу.       Однажды в своем бесконечном повторяющемся кошмаре Селлен краем деформированного зрения увидела свою вернувшуюся ученицу. Но это тоже показалось ей частью воспаленного сна. Погасшая смотрела на неё, побелев и не отрывая от неё безумного взгляда желтых глаз — она ведь выглядела иначе?       — Моя ученица… Я… — от Селлен потребовались все её силы, чтобы наконец извлечь из камня эти слова. Она даже сама не поняла, как это получилось.       Лицо Погасшей исказилось, и она рухнула рядом со сферой на пол, сотрясаясь от слез. Так она и сидела, прижавшись к её телу и уткнувшись лицом в колени, и Селлен даже сквозь слой камня ощущала, насколько неестественно горячая у неё спина, но это все казалось ей просто лихорадочным бредом.       Так время неспешно шло дальше, и Селлен уже не понимала, какой сейчас месяц или год. В какой-то момент Погасшая снова замаячила в поле её искаженного зрения. И она держала в руке нож. Мысленно Селлен взмолилась, чтобы ей принесли наконец избавление от страданий — и оно пришло. Остался только холод и тьма её собственного первородного камня.       Но вот Селлен опять почувствовала что-то вокруг себя — что-то живое, думающее и сопротивляющееся. Старающееся спастись…от неё. Нечто, способное принять любую форму. Волшебница набросилась на эту незнакомую, но слабую сущность, чувствуя, как она её подавляет и подчиняет себе, пока от этой сущности не осталось и следа. Вслед за этим пришли новые ощущения, столь странные и уже позабытые — чувство собственного тела. Лихорадочный кошмар отступал, и Селлен чувствовала, как лежит обнаженная на холодных плитах пола. У нее снова были руки и ноги, и как же здорово было снова это ощущать. Дышать. Даже чувство жажды в пересохшем горле радовало. С трудом Селлен открыла глаза, и яркий свет с непривычки ослепил её, заставив прослезиться и зажмуриться. Она закашлялась и села, привыкая к чувствам своей новой физической оболочки. Когда её глаза адаптировались к свету, она с удивлением увидела рядом с собой свою ученицу. Её лицо выглядело уставшим и счастливым.