Под снежным куполом счастья

Было так холодно. Это, пожалуй, было первым, что она почувствовала, ощущая, как сознание возвращается к ней. Этот холод пробирал до костей, бил по самой золотой середине и в то же время так ласково ласкал что-то, чему Дэль не могла дать название. Лёгкая, ни с чем не сравнимая теплота сейчас окружала низ живота, не позволяя холоду проникнуть туда. Длинные пушистые ресницы затрепетали, приоткрывая яркие, подобно солнцу, глаза. Хотелось жутко рассмеяться, но вместо этого тяжёлый хриплый вздох сорвался с ее губ, за которым последовал неприятный липкий кашель. Перед глазами была темнотая мрак, но даже так, затуманенные болью глаза смогли найти в этой темное слабый проблеск свечи. Тем временем в нос ударил сильный запах трав, но на деле никакого дискомфорта он не приносил, вместо этого успокаивая быстро бьющееся сердце. Воспоминания, подобно жуткому кошмару, всплыли ярче обычного, едва ли не заставляя Дэль подскочить. Му Цин. Она должна найти его. Сейчас же. Однако, все было не так-то просто. Как бы Дэль не хотела — тело болело так сильно, что даже слабое движение было сопровождено огромноми усилиями. А сил у нее не было. Перемотаная бинтами рука взлетела вверх, с трудом поднимаясь с места. Дрожь, унять которую Дэль смогла не сразу, пробежалась по всему телу, заметно давая ощутить едва заметную тяжесть на животе. Что-то мягкое и небольшое лежало на ней, грело и дарило покой, делясь своей теплой энергией. Хриплый, полный боли, но настоящей и искренней радости шепот, разбулмл виновника, заставляя открыть свои горящие глаза, уставившись на Дэль с такой же пылкой любовью, как и обычно. — Хуа. Котик, который до этого клубочком лежал на ее животе, замурчал, приподнимаясь, но лишь для того, чтоб ласково и нежно впиться коготочками в нижние одеяния богини. Теплая Ци, подобно потоку горячего меда, побежала по меридианам, наполняя их светлой энергией Ян. Откинулись обратно на подушку от внезапного потока сил, Дэль тихо заскулила, чувствуя жгучее тепло под кожей. Тем временем, довольный собой и своей работой, Хуа Чен наконец-то размял коготочки, обратно устраиваясь на низу ее живота. Теперь, помимо шумных и тяжёлых вздохом, было слышно громкое мурчание. В комнате царил полумрак. Но тем не менее было видно, как темные шторы укрывали окна от света, не давая ему проникнуть в комнату, позволяя приятному полумраку царить внутри. — Хуа, дай мне...подняться. Кот, лениво приоткрыв глаз, не шевельнулся. Потока Ци все ещё было много, но тем не менее кроме этого всего лёгкий холодок бегал под кожей и по ней, будто обволакивал, привлекая своей свежестью и мягкостью. Дэль не могла ни с чем сравнить это чувство, но однажды она уже испытывала его. И не раз. Тот день, когда Мэй Линг ранил ее впервые за долгое время, а потом после пореза шипом алой розы Бию Аи... Этот знакомый холодок фокусировался на ране, не позволяя яду идти дальше. Дэль невольно усмехнулась; видимо, это было то самое целебное свойство, о котором говорил Ао Шунь ей ещё давным-давно. Чудно́. Кстати о драконе. Девушка осмотрелась, с удивлением замечая, что сейчас она находилась в покоях Му Цина, покрытая темным шелком одеял. Она была одна, Хуа, которого благосклонно приютил Му Цин, был рядом, но больше — ни души. Сил подняться было крайне мало. Тем более Хуа не позволял и шагу сделать, поглядывая за ней время от времени краем грозных глаз. С каких пор этот кот стал таким? Подумать об этом Дэль решила попозже. Сейчас ей надо было найти Му Цина и узнать жив ли он. Последнее, что она помнит — появление Мин И, вернее, Хэ Сюаня в той проклятой пещере, а потом — темнота. Кажется, может быть это всего лишь ее воображение, но в моменты, сквозь тьму, она слышала голос Пэй Мина и его помощников. Хотя, Дэль неуклюже стаскивает с живота кота, скорее всего ей просто показалось. И все же... Как они выбрались? Ноги не слушались. Это было одно из первых, что поняла Дэль, когда она попробовала подняться с постели, не смотря на злобное шипение кота, который все ещё не оставлял надежды вернуть ее обратно в постель. Пол покоев был холодным. А ещё Дэль с разочарованием отметила, что любой ушиб или удар — пронизывающая боль, которая от одного лёгкого удара пронизывала все тело насквозь. Приглушённый стон боли сорвался с ее губ. Дрожь в руках, слабые, но влажные глаза прикрылись, а глупое сердце тревожно билось в груди, будто вот-вот предаст ее, выпрыгнет из груди. —...что же ты делаешь? — чей-то голос раздался совсем рядом, но в то же время так далеко. Сквозь шум в ушах, Дэль смогла разобрать грубую речь, но мягкий успокаивающий и кажется взволнованный тембр голоса. Дэль неохотно подняла голову, встречаясь с нахмуренным взглядом темных глаз, — Почему ты не можешь просто полежать в постели? Тем более сейчас, цветочек? Пэй Мин. Это был Пэй Мин. Собственной персоной, пусть и без своец обычной брони. Удивление в его глазах было последним, что она увидела, прежде чем прикрыть веки, невольно заключая друга в объятия. Да, друга. Слабая, едва заметная улыбка коснулась уголок ее губ. Она рада видеть его. Определенно. — Хэй, потише, цветочек, у тебе что-то болит? — рука все ещё держала ее за плечо, не давая возможности ни подняться, ни сесть ещё ниже, — Тебе нужно обратно в постель, иначе твой драгоценный свернёт мне шею раньше, чем очнётся, — ясные глаза Пэй Мина так отличались от затуманенных дымкой Дэль. Чего она не ожидала, как это то, что Пэй Мин просто возьмет ее на руки, поднимая как пушинку, лишь для того, чтобы отнести ее обратно в постель, — Как бы ты не хотела, сейчас тебе нужно оставаться здесь. Зная твой упрямый характер, я поставил у дверей двух своих генералов, так что покинуть покои в ближайшие пару дней даже не мечтай. Повелительница снега, которая все ещё с трудом могла вымолвить слова, спустя пару мгновений и цепкого взгляда Пэй Мина смогла пробормотал лишь невнятное, но понятное любому, имя. — Му Цин. Бог войны тяжело вздохнул, подвигая к кровати ближайший стул. Выглядел Генерал Пэй так себе. Его кожа была бледнее обычного, под глазами были синяки, а сквозь ткань ханьфу виднелись местами перевязочные ткани. Он был ранен? Что вообще произошло? И где все ещё Му Цин? Сколько всего хотела сказать Дэль, но слова, подобно рыбьей кости, застряли в горле. — Жив он, — Пэй Мин неоднозначно махнул рукой в сторону дверей, — С ним Сяо Цзяньнин. Камень с души Дэль упал. Повелитель Целительства был здесь, рядом с Му Цином. Это внушало в ее сердце покой, по крайней мере так было до следующих слов Пэй Мина. — Сейчас тебе следует думать о себе, а не о Сюаньчжене, — Бог войны неоднозначно почесал подбородок. Это уже показалось Дэль странным, — Тебе нужен покой и лишнее беспокойство ни к чему. Особенно сейчас, в твоём то состоянии. Что-то, подобно жгучему камню, разлилось в груди, спускаясь книзу живота, на котором уже расположился Хуа, шёрстку которого почесал генерал Пэй минутой ранее. Удивительно, обычно собственнический и злой кот, мурлыкал, поддаваясь руке бога. — Ты о чем? — ухмылка на губах Пэй Мина не давала покоя, но в то же время выглядила она на устах генерала взволнованно и, кажется, обеспокоенно, — Генерал Пэй? — Ты не знаешь... — он странно посмотрел на нее, потом на кота, вздыхая. У богини было такое чувство, что она упускает что-то очень важное. Будто ее отсчитывают как маленькую девочку, пытаясь втолкнуть ей, дать понять где именно она провинилась, — Наньян был прав. — Фэн Синь? Он здесь? — она хрипло посмотрела на двери, чувствуя новый поток Ци, поморщившись, под странным взглядом Бога войны севера, — Да скажи уже. Сил спорить не было, как и говорить тоже. Однако следующие слова Пэй Мина выбили не только слова, но и весь воздух из лёгких. Пэй Мин вздохнул, выглядя взволнованно, после чего пробормотал : — Мои поздравления, — он ухмыльнулся, сверкая своими хитрыми глазами. Весь холод, который был до этого, ушел, вслед ему Дэль чувствовала жар, сердце которого билось так же сильно, как и ее собственное. Тем более было кое-что ещё. Канга была снята.

***

Дэль не знала, как она оказалась здесь, но заснуть она так и не смогла. Прошели два дня и ночь с момента ее пробуждения. И теперь, все ещё шатко стоя на ногах, она, подобно кошке, шагала по холодному коридору дворца Сюаньчженя, направляясь прямиком в кабинет Му Цина. Пэй Мин убьет ее, узнав, что она усыпила его генералов, убьет за то, что покинула свою постель посреди ночи, не сдерживая поток горячих слез. Он просто убьет ее за то, что она соизволила прийти сюда. К нему. Нельзя. Это было первое, что она услышала. К нему было нельзя. Он был слаб и отравлен. Ао Шунь, который был рядом с ним, пытался вытравить яд. Не смог. Та маленькая ранка на его шее, которую Дэль нанесла собственными руками, не позволяла телу Му Цина регенерироваться. Ей было так страшно. И она боялась. За день, что Пэй Мин провел рядом с ней, ухаживая за едва способной передвигаться богиней, бог войны поведал ей обо всем, что произошло за время ее беспамятства и лихорадки. Также она узнала, что Цинсюань не отходил от нее ни на шаг, Мин И тоже был рядом, хотя часто спускался в мир смертных, постоянно принося оттуда разные снадобья. В одном из таких флаконов она узнала склянку из Призрачного города, которые стояли у Хуа Чена на полке в Игорном доме. Но ничего не сказала. Ао Шунь был с Му Цином с самого момента их нахождения здесь. Фэн Синь... И тут и там, местами бранясь на двух "супругов", как выразился Пэй Мин, хохотнув. Кроме того... Был ещё и Владыка. Как оказалось, дело приняло серьезный оборот. Дэль провалялась в беспамятстве больше шести дней. Му Цин же ещё не проснулся. Генерал Пэй рассказал в чём было дело и это заставило Дэль всколыхнуться. Пускай он и пытался не тревожить итак тревожное сердце богини, слова мягкими не были отнюдь. На второй день ее беспамятства, как оказалось, было собрание, организатором которого был сам генерал Пэй, вернувшийся с горы Тайцан. К ужасу Повелительницы снега, дворцы богов войны потеряли знатное колличество младших служащих, многие были ранены. Впрочем, было кое-что, что заставило Дэль волноваться сильнее всего. И это не снятые Проклятые оконы. Генерал Пэй лично возобновил дело Мин Дэль. То, которое, как думала Дэль, давно было закрыто. Она в любом случае знала, что Небеса не планировали связываться с Преисподней. Но открытие врат в Призрачный мир и мир Мертвых — громкое нарушение правил и законов, которые Небеса и Преисподняя веками держали вместе, согласно договору. И сейчас оно было жёстко нарушено. Мэй Линг сбежал. Поэтому возможность открытых врат все ещё велика. Ее шаги нарушали тишину коридоров. Здесь часто бывало пусто, но сейчас тишина была гробовая. И это больше походило на кошмар, чем на ночную вылазку. Тело болело так сильно, что каждый шаг казался целой пропастью, а каждый вздох отдавался гулкой болью в груди. Ей нельзя подниматься с постели. Это может навредить. Му Цин не приходит в себя. Ранен. Слаб. И лишён духовных сил. Они обы в проигрыше. Холодная ладонь коснулась дверей. Таких знакомых, которые столетие мазолили ей глаза. Тех самых, которые она с грохотом закрывала в порывах гнева и негодования. Тихий скрип донёсся до ушей, в одно мгновение скрывая тонкую худую и блеклую фигуру за тяжёлыми дубовыми дверьми. В комнате пахло травами. Так сильно и ярко, что, и без того тяжёлая голова, потяжелела от запаха. И если до этого Дэль едва шагала в кабинет к Му Цину, то сейчас ноги буквально приросли к полу. Шаг. Второй. Это не сложно. Нет. Это чертовски сложно. И страшно. Так страшно подойти поближе. Так страшно увидеть то, что заставит ее сердце разбиться упасть и навеки замолкнуть. Слезы, которые она так хотела сдержать, потекли по щекам. Беззвучно. Такие горячие... Это тяжело. Впервые за всю ее жизнь, страх сковал ее сердце так сильно, что каждый крошечный шажок, который богиня с трудом делала в сторону постели — горькая боль, зудящая под ребрами, как загнутая в угол кошка. Беспощадная луна играла с серебром. Му Цин спал. Бледный, больше похожий на мертвеца, чем на человека. Перевязанный, как и Дэль. Раненный, как и Дэль. Такой же, как и она. Она и Му Цин. Му Цин и Мин Дэль. Бог и богиня. Луна и звёзды. Мир замирает в тот самый момент, когда ее ладони касаются тонкого шелка постели, невесомо скользя по нему к бледной тонкой руке. Он исхудал. Она тоже. Если бы их не знали, со стороны можно было сказать, что они оба такие... Сломанные. Больные и битые. На его пальце был красный узел. Такой же, как и на ее. — Му Цин... Лёгкое, невесомое прикосновение. Холодный. Он такой холодный. Дэль, наверное, упала бы, не присядь она на кровать. Ноги больше не держали, сердце замерло, а слезы, как горяча магма, капали на бледную, едва ли не синюю кожу ладони Бога войны. Ее ладонь сжала его. Бессознательно. Само собой. Потому что так будет правильно. Так и должно быть. Другая рука осторожно, но любяще, на столько это вообще возможно, коснулась серебряных прядей, убирая их за ухо. Мягкая, но такая холодная кожа лица отозвалась на тонких пальцах болью. Рубцом, который никогда не заживёт, каждый раз напоминая ей о том, что она натворила. Она знала. Это ее вина. Никого более. Она поднесла нож к его горлу. Она. — Прости, — ладонь сжала руку Му Цина так крепко, насколько позволяли сейчас ей ее же силы. Тем временем поток ее Ци устремился по меридианам Му Цина, само того не осознавая, — Прости... Даже то чёртово проклятье больше походило на шутку. Даже сопротивляясь самой себе, она не смогла убрать кинжал. Не смогла. Такая трусиха. Такая... Жалкая. Дэль знала это с самого начала. С самого детства, всегда была такой. Всегда опускала голову, когда ее колотили, когда ругали, даже на пороге смерти — опустила руки. Это так жалко. Слезы, потоко которых не прекращался, ослеплял, дурманил, путал. Она даже не сразу поняла, что произошло. Что слезы, которые текли по щекам, стали падать на мягкую подушку, а тело, сдрагавшись в судорогах, дрожало, крепко прижатое к холодному, но медленно согревающему ее теплу. Стало теплее. Но от этого не лучше. — Я готов принять смерть, но только если она от твоих любящих рук. Голос. Что-то на грани шёпота прозвучало над ухом. Дэль почувствовала это не сразу. Только тогда, когда ее заключили в объятия, ласково стирая с щек горячие слезы. — Если ты будешь плакать, мне легче не станет. Рука, которая до этого сжимала ладонь Му Цина, сжалась сильнее, а Дэль подняла взгляд, широко уставившись на слабого и едва находящегося в сознании мужчину. — Му Цин. Черные глаза, которые в лунном свете больше были похожи на бездну, отражали саму Дэль, но даже смотря в них, она не видела себя. — Цин. Не веря в это, Дэль с огромными усилиями подняла руки, обхватывая лицо бога. Ее полные слез глаза заблестели, а искусные до крови губы, не переставали шептать как в бреду лишь одно единственное : "Цин" — Дэль. Его слабый шепот резал по сердцу ножами. Будь воля Дэль, она бы отдала ему свое. Все, что только могла. Но... Ее сердце уже давно принадлежало мужчине, в руках которого было все. Ее жизнь, ее сердце и то, что совсем недавно начало храниться под сердцем. То, что было таким малым, но таким дорогим. Превыше всего на свете. — Му Цин. Рывок. Объятия. Это было то, что так нужно было сейчас. Без прикрас. Они оба. Таких похожие и такие разные. Такие сильные и такие слабые. Родные. Она так многое хотела ему сказать. И так многое ему скажет. Они были богами. Сильными, бессмертными и почитаемыми людьми. У каждого было не лучшее прошлое, не светлое настоящее, но вечное будущее. И Дэль не знала : хорошо ли это? Однако сейчас, держа в руках человека, которому уже давно раз и навсегда отдала свое сердце и душу, она знала одно : она до беспамятства любит этого человека, смерть которого вряд-ли бы пережила. — Прекрати, — шепот Му Цина, хриплый и надломленный, заставляет сердце сжаться, — Твои силы... Не надо. — Канга снята, — целуя бога в уголок рта, Дэль нежно проводит большим пальцем по щеке, не сводя с его глаз взгляда, — Ао Шунь говорил, что моя Ци способна обезвреживать яды. Позволь. Му Цин, позволь мне, — лёгкий поцелуй, лёгкая передача Ци. Бог, находящийся в объятиях богини вздрогнул, — Я не дам тебе умереть. Поцелуй. Полный слез, горечи и отчаяния. Но такой теплый от потока Ци, прохладной, но в то же время обжигающей. Если бы Му Цин был в состоянии, он бы оттолкнул, не позволил. Но сейчас, когда Дэль, так отчаянно, едва ли не рыдая, прижимает его к себе, отдает свою Ци, прочищая его меридианы, он не стал. — В это раз... — поцелуй, — Я ни за что не отпущу твою руку, — слезы так и текут по ее щекам, — И в будущем тоже. Ни твою, ни нашего ребенка. В этот момент мир остановился. И не было ничего, кроме черных, подобных ночному небу, глаз. И любви, которую бог подарил в ту же минуту, заключая в объятия то, что было сейчас дороже всего на свете. Прохладный ветер небес проникал в комнату, где два бога, свернувшись в объятия, молились друг другу, обещая любить и оберегать. Скорбить и веровать вместе. Один раз и во веки веков.