«Девушка»-ромашка

      Сяо Синчэнь:       Ручей под копытами коней опять обмелел, а на последней развилке, где Сяо Синчэнь, следуя наставлениям Сюэ Яна, взял левее, почти весь поток ушёл вправо. Белые камни высохли и частью затерялись среди столь же светлого песка и серебристо-зелёной травы…       Чем дальше к югу, к Индейской Территории, вело Белое русло, тем шире делалось его каменистое дно и тем более прямыми и пологими — берега. Жаркое солнце заливало их целый день, почти до самого заката: в ярко-голубом небе не было ни облачка — перед глазами юноши будто стояла чёрная, беспросветная ночь…       Сперва он старался ехать шагом, не желая оставлять Сюэ Яна одного: почти сразу, как тронулись в путь, стало ясно, что тому тревожит опять подстреленную ногу даже неспешная рысь.       Но так продолжалось недолго: оставили позади излучину… пару порогов… ещё один поворот…       Сяо Синчэнь осторожно придержал поводья…       …недостаточно осторожно, чтобы не услышать позади недовольное шипение:       — Сказал же, если буду отставать… не возвращайся!       — Тебе может стать хуже…       В ответ, не пожелав ничего слушать, выбранили:       — Как обычно!.. Да что ж ты… Сказал же!..       Не эта брань, но выражение ярости и тревоги на дорогом лице заставило покориться.       И не прошло и часа, как Сяо Синчэнь остался наедине со своими мыслями…       Кони шли плохо: серый, было видно, был недоволен новым седоком и оттого то и дело принимался бесноваться, пугая бурого, а тот пятился на Малыша…       Только нужда держать в порядке этот «караван» не давала утонуть в ледяном омуте сожаления: лишь сейчас, обретя способность соображать прилично и привычно, юноша осознал: чтобы не дать человеку, ворвавшемуся в «приют» с кучерским ружьём и револьвером, застрелить Ян-Яна, довольно было бы прострелить этому человеку плечо…       «Да, — запоздалое понимание, бессмысленное, бесполезное теперь раскаяние сотней клинков вонзалось в грудь и глотку, — этот человек был… хотел убить, но… но… Но если бы я… Если бы я… Почему же я…?!»

***

      Сюэ Ян:       Лишь когда удалявшийся вслед за прочими лошадьми Малыш, то и дело недовольно потряхивавший гривой, превратился из крупного жеребца в пони, из пони — в жеребёнка и, наконец, исчез за поворотом русла — Синсин проводила его тихим похрапыванием — Сюэ Ян смог немного успокоиться: какая бы дрянь и какие бы добрые люди не попались Синчэню навстречу, почти наверняка они не могли быть хуже той дряни — и тех людишек — что остались позади!       Юноша ещё несколько раз вернулся мысленно к случившейся перестрелке — и остался при прежнем мнении: если законничьи шавки сразу принялись палить, значит, именно такое с самого начало было у них намерение! И приказ — иначе откуда бы у тех, кто при службе, взялось намерение! В противном случае было множество вариантов как попытаться взять людей, проводивших время в «приюте», живыми…       Почудилось, что горло «пощекотали» ножом: «А слышали ли эти твари, чем мы были заняты? Нет? Тогда выходит, что подъехали, спешились и тотчас ворвались… Безмерно лихие или безмерно полудурки?» Помня, чем кончилось дело, верным стоило считать второе… Но как ловко, получалось, подъехали: за всем делом Сюэ Ян слышал шум на улице, слышал, но мог спутать с обычным — и имел дурость решить, что спутал — плеск ручья под шагом лошадей, но точно не слышал ни ржания, ни человеческих голосов… Собственный опыт подсказывал, что такой тихой манерой обычно не ездят, а подбираются… Значит с самого начала знали, что сразу будут стрелять и подбирались, чтобы почти наверняка застать врасплох…       Или — всё же что-то слышали? Подъехали… Подобрались! Прислушались, услышали, поняли, что самим не грозит сейчас получить пулю, и тогда спешились и… Если так — знали… слышали… в каком виде найдут тех, за кем явились! Много ли кто полезет в драку, если его поймают после… почти ебли с только что опавшим членом и ещё не сползшей с рожи блаженной улыбкой и потребуют сдаваться, грозя револьвером — и тем паче кучерским ружьём, но пока что не пытаясь пристрелить? Сам Сюэ Ян, конечно, полез бы… Но вот много ли таких?.. Если слышали и всё равно взялись стрелять, выходило, именно пристрелить и собирались…       …как ни посмотри, выходило, именно пристрелить и собирались!       И причина была ясна — чёртова бумажонка! Объявление! Эти ублюдки хотели голову «убийцы Сюэ Яна» — и четыре сотни баксов!       Шевельнулась мысль: «Имеют ли право законники требовать награды по подобным объявлениям?» Тут ручаться за каждый округ юноша не мог, но в бескорыстных «убийц убийцы» верилось с трудом… Бескорыстно убивают из страсти или ненависти… Но тогда зачем таскать с собой объявление?       Эту мысль сменила другая, ещё более поганая: никто… мало кто легко откажется от четырёх сотен!       И — вот это юноша отлично слышал! — кому-то из шерифских шавок удалось убраться…       Значит, должна была быть погоня!       Но время шло, а её всё не было…

***

      Сяо Синчэнь:       Мысль: «Как же я мог?» засела гвоздём. Иглой, угодившей неосторожному портновскому подмастерью или хозяйке в пятку и ушедшей в плоть целиком, до алых жил и белых костей, так, что доктору-самоучке — глупому, неосторожному, бездарному… вчерашнему сопляку, возомнившему себя лихим человеком, не извлечь никогда, никаким, даже самым острым ланцетом…       Боль от неё Сяо Синчэнь ощущал как почти живую, но, вопреки здравому смыслу: «Оставь! Не трогай сейчас! Не береди!» — снова и снова терзал душевную рану.       «Как же я мог…»       «Руками! — ответила совесть, — Пальцем. Которым ты на курок нажал…» И продолжила громче и резче, как строгая учительница, уже пославшая за розгами для самого скверного ученика. Так, чтобы «ученик» хорошенько расслышал каждое слово: «Ты мог выстрелить ему в плечо! В руку! В ногу, наконец!.. Если уж так опасался, что он может потом пуститься в погоню, мог бы прострелить коленную чашечку… Тебе ли не знать, как это больно, но раз уж…»       «Я не знал, чего от него опасаться!»       Совесть свысока бросила: «Чего опасаться? От человека, пустившегося в бега? Ты знал, что Старого Вэня убили. Его люди разбежались. Этот человек… Эти люди — ты же помнишь, что он был не один? — держали путь на юг. Туда, где не действуют законы Штатов и штата. Они пытались спасти свои жизни. Что бы они сделали, если бы получили отпор, но остались живы? Наверняка, просто сбежали бы, поняв, что противник им не по зубам!..»       Сяо Синчэнь попробовал слабо возразить: «Или напали бы ещё раз…» — с каждым словом чувствуя себя всё более и более преступником и душегубом.       «Ты этого не знаешь!»       «Я не знаю и обратного…»       «Значит по-твоему, только что раненый человек попытается напасть? Если не будет видеть, что ему грозит смерть? Скорей уж он бросит оружие и будет молить о пощаде!»       «Я говорил ему бросить оружие! Кричал! — но уверенности в том, что имеешь право хоть на крупицу умалить собственную вину, почти не осталось, — Им обоим кричал!..»       «Во всём пылу тебя могли и не расслышать! А за дымом — и не увидеть, что ты вооружён! И да, что тебе на второй раз не позволило уладить дело, прострелив кому-нибудь плечо? Тогда, возможно, не дошло бы до ещё одного убийства… Кровь обоих этих людей… этих вэньских беглецов на тебе!..»       По щекам, как ни кусал губы, покатились слёзы.       «Ты мог бы решить это дело, не дав никому погибнуть! Мог хотя бы попытаться! Эти люди были в скверном положении. И не успели причинить тебе… вам обоим значительного вреда. Ты лишил их этого! Ты всего их лишил!.. Убийца!..»

***

      Сюэ Ян:       На первый взгляд, способов уладить дело с погоней, всё не спешившей возвестить о себе шумом, криками, конским топотом, громким плеском воды… — или выстрелом в спину — было не так много: сдаться, бежать или стрелять. Или попытаться запутать — но такая возможность представилась бы только на ближайшей развилке!       На второй, более пристальный, их было и того меньше: что за полудурок бросит оружие и вскинет руки, если ещё с прошлой встречи с законничьими тварями должен был уразуметь, что сменять его на баксы решили уже остывшим? Бежать могло выйти само собой — нужно было только погонять до Территории… Так быстро, как позволит клятая нога… И надеяться, что по какому-нибудь чуду шерифские задержаться… Такое чудо могло б случиться, реши они, вернувшись к приюту, прикопать своих мертвяков…       В итоге самым надёжным выходило стрелять. Но стрелять не бездумно: в редких, полуголых кустах по пояс устроить хорошую засаду непросто было бы и при двух здоровых ногах. Нужно ехать спокойно, не спеша, не давая повода ни себе, ни Синсин устать или устроить лишний шум. Прибавлять ходу только когда впереди будет развилка или поворот — чтобы за ними укрыться. Не держать всё время оружие на изготовке: рука быстро устанет, но — в руке или под рукой. И постоянно слушать и не лениться оборачиваться… Сделать всё, чтобы первым заметить! А дальше… Дальше всё будет зависеть от того, сколько шавок на этот раз пустится по следу. Если их окажется не больше троих — вдвое меньше, чем патронов в барабане — постараться тут же перестрелять всех. Кого не выйдет — добить со второго выстрела. А уж если и тогда кто-то уцелеет… придётся, наверное, как бы не кусалась нога, спешиться и взяться за нож…       Если же шерифских собак будет больше… Тогда нужно будет ранить — серьёзно, но не смертельно — самого важного, громогласного и прилично одетого — почти наверняка именно он и будет среди них за главаря… или самого молодого… или и того и другого… и пришпорить и нестись прочь. Хорошо выйдет, если в этой своре сыщутся братья или папаша с сыном, да так, что бы это можно было угадать по их рожам: вот тогда стрелять в младшего — самое верное дело!.. Если всё устроится так, с ранеными непременно кто-нибудь останется… И не один!.. А тех, кто не захочет отвязаться… Тут опять будет прежний вопрос: шавок больше троих?       И успеть перезарядить…       План, дельный и хорошо знакомый: не однажды воплощённый прежде — вернул уверенность: сколько бы ни оказалось законничьих полудурков, с ними удастся сладить! Возможно, небыстро, но почти наверняка…       И, что было едва ли не важней, Синчэнь останется от всего в стороне: и не поймает пулю от «Вэней», и не получит повода в «Вэнях» усомниться.       А если шерифские псы окажутся всё же больно ловки и…       …засосало под ложечкой, и Сюэ Ян преувеличенно громко фыркнул: «Да кто им даст ловчиться?» — но к дрянной мысли заставил себя вернуться: нужно было обдумать любой исход…       …если всё выйдет погано… Никаких других объявлений, обещавших награду, у мертвецов при себе не было, а на том, что было, не было приписок вроде «И всех, кто с ним» или «И 20$ сверху за сообщника!». Да, шерифский помощник вопил: «Пристрели второго!» — и его могли слышать и те шавки, что остались выжидать на улице, но никто из них не видел этого «второго». И доподлинно знать, кто именно прикончил двух ублюдков в приюте, свора тоже не может — тут очень кстати придётся слава «убийцы Сюэ Яна»… С трупом которого они смогут героями вернуться к своему хозяину, не тратя время — и не рискуя лишиться жизни — в поисках ещё одного беглеца. А у сладкой будет возможность благополучно добраться до индейцев…

***

      Сяо Синчэнь:       «…Убийца!.. Закоренелый убийца!.. — в душу точно выплеснули котелок кипящего масла, — Ты сам ничуть не лучше людей, что зовёшь бандитами и головорезами! Всё пытаешься… ищешь, чем бы оправдать себя за сегодняшнее зверство, а ведь твои руки давно в крови! Не помнишь?..»       «Я…»       «Не хочешь помнить!»       Левую ладонь свело — как сводило, когда в ней лежал нож, похожий на шило: перед мысленным взором Сяо Синчэня возник человек, обращённый к юноше затылком. Этого затылка почти коснулась рукоять ножа — недолеченную руку пронзила боль… Человек, получив удар, замер. Застыл, даже не вскрикнув… Повалился на сторону — нож торчал у него из шеи…       «Убийца!..»       «Я не хотел… Я тогда не знал…»       Совесть кивнула, холодно, но милосердно: «Да, тогда ты не хотел. Не хотел убить. Не понимал, как держишь нож — иначе бы не ударил! — но уже не осталась сострадательной там, где долженствовала быть справедливой, — Но сегодня-то… У тебя было время прицелиться ему, тому первому с кучерским ружьём, в плечо! Ты успел крикнуть! Дважды!.. Значит, и это бы успел! Если бы захотел и подумал…»       «А может и не успел бы… — фыркнула ещё какая-то часть собственного разума, собственной натуры голосом Сюэ Яна, — Или успел бы… Или не успел… Да чёрт его знает! Успел бы — он, может, заорал бы! Второй бы на тебя кинулся! Третий бы… Или сколько их там?.. Дьявол знает, сколько их всего было!.. Третий бы… или сколько их там было… ворвался бы! Тоже при оружии, конечно…»       «И ты всё равно ещё мог бы решить дело благополучно! Попытаться…»       «…взвести второй раз раненой рукой, ха! На виду у всех троих! И надеяться, что они за это время, прежде чем ты заведёшь речь об общем… хм!.. благополучии, не прострелят тебя самого!..»       «Ты не можешь знать наверняка!..»       «Не можешь! И что успел бы в плечо — тоже не можешь!..»       «…Ты мог бы попытаться!..»       «Мог бы, кто спорит… А он, пока ты бы пытался, мог бы меня пристрелить!..»       — Нет!       От окрика серый жеребец дёрнулся и рванулся встать на дыбы — стоило большого усилия удержать его.       — Нет! — повторил Сяо Синчэнь, — Конечно нет!..       И вцепился в поводья крепче, почти задыхаясь от мысли: безобразной, гнилой, уродливой мысли. Голой — лишённой малейшего клочка самоуничижения, которым она могла бы попытаться прикрыть свою омерзительную наготу: «Да, я мог бы попытаться! Но я… не захотел. Я видел, что он хочет убить, я видел, кого он хочет убить — и я не хотел дать ему такой возможности! Я мог бы попытаться уладить всё благополучно… так, чтобы все, возможно, остались живы — но я не мог дать ему выстрелить в Ян-Яна! Допустить, что он выстрелит… Да, я мог бы попытаться остановить его… их обоих… их всех по-другому… Но я сделал то, что сделал. Я виноват. Я сожалею… Но… То, что я сделал, это подло. Омерзительно! Но… Да, я — убийца…»       Солнце укрылось за склоном оврага, по небо разлился лёгкий румянец зачинавшейся зари — «караван» повернул назад.

***

      Сюэ Ян:       Уже совсем стемнело, когда послышался тихий цокот — не позади, а навстречу: лошадей — или мулов — было больше одной. Сюэ Ян коротко выругался и, отъехав к береговому откосу, остановился.       Было отлично слышно, как лошади приблизились… как, приближаясь, сбавляли шаг — правая рука юноши замерла с пальцем, положенным на взвод…       На первой лошади был всадник. Он встал в паре ярдов — Сюэ Ян мысленно похвалил себя, что выбрал кольт, а не нож…       — Хорошо… — от родного голоса сердце ухнуло и тотчас застучало быстро и, вопреки всему, бестолково-радостно, — что Синсин белая: я бы тебя проехал…       Палец со взвода Сюэ Ян снял медленно, хоть и хмыкнул про себя такой глупости: не спуск, как ни прижми — случайно не выстрелишь!       — Я не мог дать ему… им убить тебя, понимаешь? Не мог…       — Брось, мой сладкая! Ублюдки эти сами виноваты: мы, что ли, в них первые палить начали?       — Нет. И… и всё же, можно было что-то сделать… попытаться… Наверное… Я… — обречённый вздох, — Ужасно, что всё так вышло. Я… я должен был… но… Может быть, можно было как-то попытаться…       Рыком сорвалось:       — Что, жалеешь?       По голосу было слышно, что Синчэнь кивнул. Будто злости в чужом не заметил:       — Д-да, я сожалею. Я бы очень хотел, чтобы всё вышло по-другому… Но тебя… — его дрожащая рука нашла и стиснула руку Сюэ Яна.       Он повторил медленно. Тщательно, до буквы, до малейшего звука и придыхания выговаривая каждое слово:       — Но тебя дать им убить я не мог.