«Девушка»-ромашка

      Сяо Синчэнь:       Что бы Сюэ Ян ни говорил, Белое русло, как и ещё одно, попавшееся юношам на пути, Жёлтое, было очень похоже на каньон: крутые, в три человеческих роста, склоны обнимали каменистое дно, по которому тихо звенел и журчал ручеёк, не шире ярда и не глубже ладони.       Когда-то, скорей всего, тут была настоящая река, узкая, но быстрая и полноводная, прорезавшая себе бурными потоками путь через окрестные долины и распавшаяся среди холмов на несколько рукавов. Каждый из них выгрыз собственное русло: глубокое или мелкое, узкое, широкое или даже обрамлённое песчаной поймой, но неизменно окружённое высокими стенами берегов: кое-где почти смыкавшимися, кое-где расступавшимися достаточно, чтобы и теперь на дне возле мелкой воды дрожал тростник, а выше по склонам полз колючий кустарник… Кое-где рукава ветвились: будь Сяо Синчэнь один, непременно бы запетлял, кое-где — осыпалась часть берегов…       Надо было полагать, со временем река обмелела, превратившись в ручей, часть протоков высохла, и вот тогда по ним стали путешествовать добрые люди…       — Ян-Ян, а у этого ручья есть название?       Тот окинул Сяо Синчэня подозрительным взглядом — подумалось, сейчас снова примется ругать любопытной шерифовой роднёй, но только насмешливо фыркнул:       — Уайт-Ривер!       «Белая река» — Сяо Синчэнь укрепился в мыслях, что угадал историю этого места.       По усеянному светлыми, крупными и скользкими, окатанными когда-то потоком, камнями дну лошади шли неспешно. Синсин шагала медленно, почти не поднимая головы, вновь и вновь припадая губами к струившейся под копытами воде, а Малыш и бурый жались к ней, раздувая ноздри, то и дело тычась мордами в белые бока и ловя шлепки метёлкой хвоста: обычно суровая, сейчас кобыла не пыталась укусить или лягнуть, лишь иной раз оборачивалась и тихонько полувизгливо похрапывала. В один из таких моментов Сяо Синчэнь, прижав руку к шее Малыша, ощутил под пальцами крупную дрожь…       — Ян-Ян, а тебе не кажется… что Синсин была бы не против обзавестись жеребятами?       — А я знаю! — не обернулся, но было слышно, что ухмыляется, — Так и я ж не против! Ха-ха!.. Но пусть потерпит чутка: не добрались ещё! Скоро доедем — можно будет и сразу к жеребятам, раз моя… ха-ха!.. кобылка так хочет!..       Через плечо сверкнул взгляд, от которого самого Сяо Синчэня проняло сладким трепетом. Лишь тогда юноша запоздало понял, что послышалось его спутнику и покраснел до корней волос:       — Нет, Ян-Ян!.. То есть не в этом смысле! Я… то есть, я хочу, конечно, но я сейчас о другом!..       Сюэ Ян обернулся — ухмылки и нахально-зовущего взгляда как ни бывало:       — Тогда держи подальше скотин этих: не хватало ещё, чтобы белую мою испортили! — и, зло кривясь, пришпорил, — Но! Пошла!.. Где я её оставлю в покое ходить пока пузатая будет?       Белое русло свернуло не один и не два раза, когда за новым поворотом почудился шум.       Ехавший впереди Сюэ Ян потянул поводья и, быстро обернувшись, предупреждающе вскинул руку — левая рука Сяо Синчэня, обратившегося в слух, легла на заткнутый за пояс револьвер. Юноши остановились — не осталось сомнений, что ручей плещет слишком громко.       Сюэ Ян прошипел:       — Голову опусти!.. — Сяо Синчэнь удивлённо на него уставился, — Опусти! Правильно, что за кольт взялся, но башку опусти… Быстро! — покорился, но вздохнул свободней, лишь поймав краем глаза, что и в ладони Ян-Яна тускло блестит оружие.       Мимо, совсем рядом, звонко шлёпая по воде, прошло с три десятка копыт: скрипели сёдла, пахло конским потом, выпивкой и табаком… кто-то громко, с бульканьем, прокашлялся, бурый жеребец коротко заржал — ни Сюэ Ян, ни те, кто держал путь навстречу, не произнесли ни слова…       Топот и плеск поутихли…       — Едем! — Сяо Синчэнь поднял голову. Сюэ Ян повторил, — Едем!       И тронул, как ни в чём не бывало, но Сяо Синчэню любопытство и опаска не дали последовать за ним не обернувшись: встреченными оказались два всадника на лошадях и при них полдесятка навьюченных мулов.       — Это…       Сюэ Ян приглушённо рыкнул:       — Мы никого не видели!       …ближе к вечеру они «не видели» молодого индейца, пронёсшегося — и едва не налетевшего на них — мимо рысью на взмыленном пегом. Эхо мокрого цокота копыт дрожало ещё долго…       В зажатом крутыми склонами овраге вечер наступил быстро: высоко над головой небо ещё оставалось ярко-голубым, а внизу всё уже было укрыто холодной тенью. Но юноши не собирались останавливать и ночью…       Потому, когда Сюэ Ян внезапно объявил:       — Стой, привал! — Сяо Синчэнь сначала удивлённо — и не без некоторого неудовольствия — кашлянул, а потом, вспомнив все события минувшего дня, поспешил оглядеться и впереди приметил что-то чёрное и колыхающееся…       Показалось, всадники в тёмных, грязных одеждах…       Показалось, на гнедых…       Скорей всего, двое или трое…       Сюэ Ян потрепал по руке:       — Слезай, говорю! — а Сяо Синчэнь, пока обнимая его за шею, спускался с Малыша, не мог оторвать взгляда от уже почти укрывшихся за новым поворотом русла силуэтов, — Э, ты куда?..       — Там…       — Нет там никого!       Это было брошено очень резко. Сяо Синчэнь почувствовал, что в груди горит, а скулы заливает румянец отнюдь не стыда…       — Ян-Ян!       — Потом! — шершавые ладони легли на шею и властно развернули к себе, — Потом… потом всё расскажу… — но Сяо Синчэнь пальцами раненой руки накрыл чужие губы: почудилось, что они хотели поцеловать…       Сюэ Ян, пару мгновений побуравив взглядом — к сердцу подкралось опасение: не прикусит ли? — хмыкнул:       — Ты это что?       — Что здесь… — ладонь Сяо Синчэнь приподнял, но не убрал совсем, — что в этом кань… в этом овраге… э!.. происходит? Если не хочешь или не можешь мне рассказать, объяснить, просто так и скажи!       Бровь Сюэ Ян выгнулась в гримасу лёгкого, чуть недоверчивого удивления:       — Так и сказал же, что потом…       Не давая ему опомниться, а опомнившись — додумать, что за мысли могли бродить сейчас в чужой голове и, приняв догадки близко к сердцу, обидеться, Сяо Синчэнь скользнул ладонью на его щёку, привлёк к себе и поцеловал…       Найти местечко для привала, такое, чтобы не пришлось ложиться спать на влажном песке или мокрых камнях удалось не сразу: юноши вернулись назад на несколько десятков ярдов.       Сюэ Ян, сунув Сяо Синчэнь одну из седельных сумок, велел:       — Поесть достань что-нибудь! И воды! — а сам долго возился с лошадьми: коротко стреножил жеребцам передние ноги между собой и почти также — с одной из задних, а кобыле — широко только передние, — Вот вам, тварины! А сможете всё-таки что — я вам всё поотрезаю!..       — Они же звери… — в ответ фыркнули, — И потом, мы же сами с тобой…       — Мы потом не ожеребимся! — на это возразить оказалось нечего.       Когда ужин был окончен, Сюэ Ян недалеко отсел и уставился Сяо Синчэню в лицо. Уголки губ скривились холодной усмешкой:       — Ну, расскажи-ка мне, что ты сегодня видел, мой сладкая?       — Ничего?       — Ха!       Они посидели молча, только переглядываясь.       Так и не разгадав, злятся на него всё же или лишь играют, Сяо Синчэнь аккуратно толкнул чужую ногу носком сапога:       — Я-Ян-Ян… — а не получив ни слова, ни кивка, придвинулся и обнял, зарываясь лицом Сюэ Яну в волосы, — Не злись на меня, Ян-Ян… Не хочешь — не говори. Спроси лучше по-индейски…       В шею зло и громко хмыкнули.       Но тотчас — хохотнули:       — Хитрый же ты, всё-таки, койот!..       — Думаешь, сладкая, много вот таких путей? Через границу к индейцам?       — Думаю, нет.       Сюэ Ян довольно кивнул, прижался крепче и потёрся щекой Сяо Синчэню о плечо:       — Мало таких путей, мой сладкая! Нет, я, конечно, может и не знаю каких… но уж те, по которым последние годы пройти можно было, и те, по которым до этого лет двадцать… ладно, десять!.. ходили — почти все видел или слышал! Уж поверь, дорог таких — что пальцев! И хорошо, если как на двух руках!..       Он будто невзначай махнул перед самыми лицами — уже слишком стемнело, чтобы можно было что-то разглядеть дальше — у обоих юношей своей левой: четырёхпалой, лишённой мизинца. В горле у Сяо Синчэня мигом пересохло и противно заскребло: «Я так ни разу и не спросил, что вышло с его рукой! Даже не подумал! Забыл: он же такой ловкий, будто и нет никакого увечья!.. А ведь там была когда-то страшная рана! Когда? От чего? Что с ним тогда случилось?.. Ужасно! Как я после этого могу… Да я даже думать не должен сметь!..»       — …половину перекрыли кордонами своими!.. Ты не слушаешь что ли, мой сладкая? Так кому я тогда языком мету?       Сяо Синчэнь вздрогнул и, здраво рассудив — очень хотелось верить, что к здравомыслию не примешалось малодушие — что этот вопрос, так долго незаданный, может остаться таковым и ещё немного… например, до завтрашнего утра… тряхнул головой:       — Прости! Я слушаю! Одно слово только… пропустил… Кто перекрыл?       — Ну-ну… — но допытываться не стал: к стыду и радости Сяо Синчэня, — Краснокожие перекрыли, говорю! Кордонами своими! Теперь на Территорию дорог… для деловых людей… считай, и полдесятка не осталось… Нет, дорог-то туда для белых по закону и так-то быть не должно! Но для деловых-то… и добрых — всегда были! А теперь… И из всех оставшихся эта… эти-то есть — русло-то тут не одно!.. приличная самая: не так верно на ней что заблудиться, что сдохнуть можно! Но, понятное дело, потому тут и людишек — что мух над дерьмом! — Сяо Синчэнь кашлянул, — Что блох на собаке!.. А значит, никто не может уверен быть, что по пути какого-нибудь ублюдка не встретит… А встретишь…       — На этой дороге те, кто случайно сталкивался, часто убивал друг друга? Чтобы ограбить? Или по другим причинам?       Сюэ Ян кивнул:       — Да, раньше, говорили, много убивали… по разным… Когда дорог на Территорию больше было.       — А теперь?       — А теперь дорог мало! Раньше можно было на одной дороге пристрелить кого, а потом по ней год не ездить: глядишь, родня или знакомые какие пристреленного, пока ты им попал, и поутихнут уже… Или их самих — ещё кто-нибудь пристрелит. Или — тебя… А теперь — дорог мало: сегодня ты на одной сцепился с кем — завтра, хочешь-нет, а если обратно — то по ней же и поедешь! Там тебя и встретят!       — И убьют…       — Ну, если сам первым не убьёшь… Ха-ха-ха! Но главное — хорошо, если это всё тишком устроится! Понимаешь? Если по-тихому один другого пристрелил, а брат второго — первого, то и чёрт бы с ними! А вот если шум поднимется… К западу, дней семь отсюда, может меньше… Ну, как же тебе объяснить?.. А! Ну за Цзиня сараем, где мы ещё с тобой… Да, вот там! Оттуда пару дней… или меньше… было там ещё через границу две дороги! Может, день между ними пути… Две! И что?       — Что?       — А не поделили там… это давно было, Стариковы полудурки рассказывали, они тогда ещё уважаемой земельной конторой… нет, тогда ещё правда уважаемой!.. были… не поделили что-то местные деловые люди с пришлыми, которые приезжали шкуры через границу возить! И пошло: одни других, ненароком встретив, порезали, другие — «случайно» первых, первые вторых постреляли… Какого-то не последнего человека сынка пулей задело — вторые первым настоящую засаду устроили… Говорили, человек тридцать только трупов тогда было! А то и все сорок! И-и-и… что, думаешь?       — Не знаю.       — А дошёл весь этот шум до всякой сволочи: в округе и у индейцев! И, чтобы впредь такого же дерьма не вышло, поставили на этих дорогах по кордону: на одной — от округа, на другой — от индейцев! И кончилась там для добрых и деловых людей езда! — было слышно, как довольный рассказчик хлопнул себя по коленке, — И вот поэтому — чтобы и с этой дорогой не случилось паскудства такого, правило есть… то есть, не правило, конечно, просто… не договаривался никто, просто сложилось так!.. Ну как… как уговор, но… но не договаривались! Но всё равно…       Сяо Синчэнь, подозревая, что догадался, в чём дело, пришёл на помощь:       — Думаю, ты прав, можно сказать, что сложилось правило или уговор. Негласный.       Сюэ Ян благодарно потёрся носом об его щёку:       — Ну да, уговор теперь! Как бы! Если через границу тут едешь — делай вид, что не видел и не слышал никого: хоть встречных, хоть попутных! Если кто навстречу — глаза опусти, если нагнал кого — остановись и выжди, пусть вперёд уйдёт! Так и перестрелять друг друга поводов меньше и, если что, и рассказать, кто ещё, кроме тебя, тут был, ни в штате законничьим сукам, ни на Территории — индейским, не сможешь: не видел же, считай, никого! И тебя — считай, никто не видел!       Примерно об этом подумал и сам Сяо Синчэнь: деловые и добрые люди, обычно жадные и до всякого «заработка» и до чужого добра, и скорые на расправу и оттого не признававшие ничьих интересов, кроме собственных, здесь, будучи стеснены обстоятельствами, сошлись принять между собой неписаное правило стараться не замечать друг друга. Эта негласная «солидарность» должна была и облегчить каждому поодиночке ведение незаконных дел, и уберечь тайную тропу — общее достояние от излишнего интереса со стороны как шерифов и маршалов из приграничного округа и штата, так и индейских законных патрулей. Никто никого не видит, никто ничего ни слышит — никто не устроит опасную свару, которая могла бы дойти до законников! Никто никого не видел, никто ничего не слушал — никто ничего не знает и не сможет ни выдать, ни опознать другого!       — Ян-Ян, и сколько, ты думаешь, надо выждать? Раз мы… нагнали?.. До утра?       — До полудня завтра, думаю, подождём… — Сяо Синчэнь удивлённо охнул, — Ты же их видел… А-а-а… да! Ты ж и правда… Кабы ты их видел — то ли пострелянные, то ли с голодухи вот-вот подохнут… Только за ночь — не уйдут далеко!..       Сяо Синчэню казалось, что ночи и половины следующего дня будет довольно чтобы известись, не находя себе места от бездействия. Тяготясь наперёд этой мыслью, он с разрешения Сюэ Яна и получив от того лёгкий поцелуй в висок — и лёгкий шлепок пониже спины — и заверение, что «Там дальше уже недалеко будет!» устроился спать. Поворочался, прислушиваясь к песне ручья… и распахнул глаза поздним утром, когда солнце уже подбиралось к зениту!       Нашёл Сюэ Яна в компании Синсин — жеребцы паслись поодаль — возле кипящего над скудным костерком котелка.       — Отоспался, мой сладкая? А я вот про руку твою вспомнил!       День заняли перевязка — заниматься ногой Сюэ Ян отказался, объявив, что «Почти не болит! Дождусь уж пока доберёмся!» — но в воздухе дрожало: «Трогать меня начнёшь — не сдержусь, тут тебя и повалю и исцелую!» — стирка бинтов — развешанные на тощих, почти лишённых листвы ветвях шипастого куста они быстро просохли — неспешный обед, тренировка и урок индейского — «ученик» впервые проявил рвение, спросив «учителя», как по-индейски будет «Спасибо» — оказалось, нужно было держать обе руки перед собой: рядом, ладонями вниз, а потом, не отводя друг от друга, повести ладони вперёд и вниз.       Вновь в дорогу юноши отправились только к вечеру…       А к вечеру нового дня опять пришлось остановиться.       Белое русло взяло немного под горку, ручей сделался глубже и быстрей, на нём попалось с полдюжины порогов, каждый примерно в фут. Потом уклон выправился, а берега не только искривились, увлекая новым поворотом, но и расступились почти вдвое — ручей прижался к более крутому, почти отвесному, оставляя другую половину дна оврага усеянной крупной белой галькой.       Пахнуло свежим ветром. Лошади, подставляясь ему, затрясли гривами.       Сяо Синчэнь окликнул Сюэ Яна:       — Мы почти добрались? Русло… то есть, овраг скоро кончится? Мы уже на Индейской территории?       — Да. — сердце вслед за лошадьми возликовало. Ненадолго, — Нет. Нет. До привала почти добрались!       Склоны оврага раздались шире, выгибаясь излучиной. Кое-где на них шуршал седыми метёлками тростник…       Сюэ Ян резко осадил белую — Сяо Синчэнь потянул повод Малыша слишком поздно, юноши остановились рядом.       — Придётся, — губы Ян-Яна кривились, — выждать…       — Выждать?       — Вон! — кивок указал на тряпицу, показалось, застрявшую в тростнике — присмотревшись, Сяо Синчэнь понял, что обрывок повязан вокруг нескольких стеблей.       — Это какой-то знак?       Сюэ Ян кисло хмыкнул:       — Ага! Говорю же, выждать придётся!       Выждать пришлось ещё сутки.       За ужином, вспомнив, Сяо Синчэнь кивнул Сюэ Яну на его левую руку:       — Ян-Ян, я не спрашивал…       Тот, хмурясь, перебил:       — И молодец! И не спрашивай! — и принялся «мучить» индейским языком. Очередь дошла до дел небесных: «Солнце», «Луна», «Дождь», «Рассвет», «Полдень»…       — …Ян-Ян, сколько же в этом языке слов?       — Говорят, сотен пять.       — И ты их все знаешь?       «Учитель», скалясь, хохотнул:       — Ну сотню знаю, не меньше. А что?       Отвечая, Сяо Синчэнь потупился, пряча глаза:       — Наверное, у меня совсем нет таланта к языкам: начинаю с охотой, но чем дальше… Мне плохо даётся и от этого… Когда доктор *** учил меня латыни, она мне тоже через пару недель…       — В глотке встала?       — …надоела… Да.       Сюэ Ян, напоказ сокрушаясь, покачал головой:       — Плохо, мой сладкая! Но… — подался ближе и прошептал на ухо, — Если будешь… как это говорят? «Хорошо учить»?.. Если будешь хорошо… я тебе «расскажу» как по-индейски будет…       Его губы коснулись угла нижней челюсти и спустились по шее — медленно, осторожным, ласковым поцелуем, заставившим сладко дрогнуть, но не позволявшим забыться и утонуть в желании…       А отстраняясь, прошептали:       — Обещаю, если до следующей ночи выждем, а ублюдки эти… кто бы там ни был, не уберутся… то чёрт с ним, с «уговором»! Перестреляю! Сами виноваты будут: нечего! Привал — для всех: отдохнули день — так езжайте!..       — Нет! — Сяо Синчэнь, опять не зная, всерьёз это или играя, поймал в объятия, — Нельзя! Не смей!..       В сумерках следующего вечера — Сяо Синчэнь на быстрине ручья набирал воду во фляги, тревожно косясь на как будто дремавшего на берегу Сюэ Яна: ночь приближалась, внял ли тот просьбам и разуму или так и не оставил мысль «перестрелять»? — из-за поворота выехали два всадника на светло-рыжих: мужчина лет сорока, неприметно одетый, с плотными, сизыми от щетины щеками и молоденькая скво: на высокую грудь падали две толстые косы и спускалось несколько ниток разноцветных бус, разрезы по бокам рубашки не то из оленьей, не то из бизоньей кожи почти до бёдер оголяли смуглые ноги.       Возле обвязанного тростника мужчина остановился, соскочил с коня и отвязал тряпку. Вернулся в седло и нагнал свою спутницу. Ни он, ни она за всё время не произнесли ни слова, лишь девушка — исподтишка мазнула глазами по лошадям, по Сюэ Яну и потупилась, встретив такой же — исподтишка — взгляд Сяо Синчэня…       — Едем! — всадники ещё не скрылись из виду, а Сюэ Ян был уже на ногах — значит, и не дремал — махнул Сяо Синчэню и, выхватив из-за пазухи обрывок бинта, склонился к тому самому тростнику, — Едем, а то ещё каких полудурков принесёт!..       Дугу ручью по-прежнему обнимал сделавшийся ещё шире: в полудюжину ярдов — пляж: у воды покрытый галькой, дальше — кое-где поросший тростником и пучками травы. На этом пляже, возле подножья крутого откоса торчал самый настоящий сарай: дощатый, под плоской крышей, лишённый окон, но с широкой, сейчас притворённой дверью и с навесом по дальней стене. Совсем почерневший от времени и дождей.       — Привал!       С губ Сяо Синчэня сорвалось удивлённое:       — Я, признаться, думал, что будет какая-то пещера…       Сюэ Ян пожал плечами:       — Пещер тут нет: склоны больно рыхлые — где подмоет сильней, тотчас оползают! — настроение у него было приподнятым, взгляд — полыхал так, что можно было обжечься, — Давай-ка, я быстро с другой стороны тоже повяжу, а ты — располагайся!