«Девушка»-ромашка

      Сяо Синчэнь:       Дорога вышла долгая. Склон горы постепенно сменился холмами, камни и пыль под копытами коня — песком и пожухлой травой, пару раз мелькнули даже низкие, одинокие деревья… Крапчатый не спешил, переставлял копыта важно и степенно, а если Сяо Синчэню случалось легонько его пришпорить, принимался фыркать и мотать головой. «Верно говорят, — даже подумал юноша, — что некоторые животные — под стать своим хозяевам…»       За всю дорогу всадники не сказали друг другу ни слова — если не считать за разговор просьбы о воде и — в ответ — шипение: «На… и не вертись!..», а потому о том, кто сидел позади, Сяо Синчэнь мог бы, пожалуй, и вовсе позабыть, если бы не чужие руки на талии.       Руки эти, однако, вели себя на удивление прилично: не щипали, не гладили, не искали под платьем края корсета и даже не пытались обнять покрепче… Впору было радоваться, а вместо этого сосало под ложечкой: «Выходит, он так на меня зол, что даже грудью к спине старается не прижиматься, а ведь так держаться было бы намного удобней…»       День вспыхнул, отгорел и сменился вечером, но его жаркое дыхание не отпускало. Наоборот, сделалось почти невыносимо: на темя и за воротник точно насыпали углей, в рану — воткнули десяток игл, а в грудь и живот — спиц, горло же скребло так, что язык сам ловил сбегавшие по лицу капли пота…       — Во… воды… Можно?.. Чуть-чуть…       — Не вертись! — привычно раздалось сзади, но к губам скоро поднесли флягу, — Всё за день выхлещешь?       — Не… — и совсем крохотный глоток… — Нет. А мы… скоро… остановимся?..       — Да. Нет! Не вертись!..       — Вот она…       Алый шар солнца наполовину спустился за горизонт. Небо было ещё светлое, однако прерии уже оделись полумглой и потому-то старое здание, развалюха, похожая на сарай не сразу бросилось Сяо Синчэню в глаза.       — Что здесь?       Сюэ Ян не удостоил ответом. Прошипел:       — Подожди… — слез с коня и, напутствовав, — Заору — скачи отсюда! — отправился к прежде знавшему лучшие времена строению.       Вернулся, молча взял крапчатого под уздцы и потянул за собой…       Это была старая почтовая станция: навес, из крыши которого уже то ли вывалилась, то ли была кем-то снята половина досок, коновязь и главное здание — небольшое, одноэтажное, деревянное, с узким крыльцом, чёрными глазницами разбитых окон, полуприкрытыми веками ставней и висевшей на одной петле обшарпанной дверью. Между зданием и навесом на земле валялись обломки досок и просто куски дерева, разбитые ящики и несколько опрокинутых бочек, а под навесом торчал стожок не то сена, не то соломы.       — Давай-ка, — Сюэ Ян помог Сяо Синчэню спуститься в коня — для верности пришлось обхватить мальчишку здоровой рукой за шею — и подал локоть, — Идти можешь? Держись уж!..       — Скоты! — Сюэ Ян пнул валявшееся посреди первой комнаты — царства сора и разрухи, тонувшего в сумраке — ведро с выбитым дном, — Небось, были здесь недавно, вэньские суки, зуб даю! Всё в хлам! Ублюдки!.. — и, не прекращая браниться, потащил Сяо Синчэня за собой во вторую и последнюю.       Там в стене напротив уцелевшей двери было небольшое квадратное окно, вдоль левой — довольно широкие нары, а возле правой — просто сработанный, но высокий и массивный шкаф — для человека, проведшего не одну неделю в пещере мистера Вэнь Чао, обстановка вполне жилая, даже, пожалуй, не лишённая изысканности.       Мальчишка подвёл Сяо Синчэня к дощатой постели и помог сесть.       — Ложись! Или… есть?.. Пить? Нет?.. Может, на двор?..       — Н-н-нет…       — Тогда ложись! Нет, подожди-ка!.. — и вдруг проворно потянулся к вороту платья и расстегнул верхнюю пуговицу…       — Ты что?! — Сяо Синчэнь хлопнул по бесстыжим пальцам и поспешил отодвинуться.       В голове пронеслось: «Неужели опять?.. Как? Почему? Зачем?.. Нет! НЕ НАДО!..», но Сюэ Ян лишь пожал плечами:       — Корсет сниму… Без него-то дышать, небось, легче будет…       — Корсет?..       Сама по себе мысль была дельная — если, конечно, не сломаны рёбра, но в этом можно будет убедиться, надо только попросить мальчишку помочь… — но…       — Что, — вечерний полумрак не мог спрятать озлобленной гримасы, — думаешь, мне до твоих прелестей ещё дело есть?       Здравый смысл, приличия… и забота о собственной шкуре — всё требовало немедля воскликнуть, изображая крайнюю степень изумления: «Нет, конечно! Как можно? Да как ты мог подумать?!», но после подмеченного при вчерашней перевязке столь наглая ложь прилипла к языку.       — Нет. Просто…       Мальчишке, верно, пришло на ум то же самое. Он вскочил и с рыком:       — Да задохнись!.. — выскочил вон из комнаты и, что было сил, захлопнул за собой дверь…       Оставшись предоставленным самому себе, Сяо Синчэнь попытался встать — закружилась голова и пришлось снова сесть, а потом и лечь… Подложить под плечи было нечего и при каждом движении и глубоком вдохе боль отдавалась по всей груди…       В соседней комнате ходили, гремели хламом и чертыхались — всякий раз, когда казалось, что шаги замерли у двери, хотелось вскочить, и каждый раз не выходило и от бессилия на глаза наворачивались слёзы.       «Что же теперь будет? — спрашивал себя юноша и страшился искать ответа, — Что он собрался со мной сделать?.. Ну почему всё выходит так? Почему? Почему?!.»       За оконцем совсем стемнело.       Сяо Синчэнь почти забылся чутким, тревожным сном, когда дверь, тихонько скрипнув, приоткрылась, и раздались осторожные шаги…       «Всё-таки, — обречённо подумал Сяо Синчэнь, — дело ему есть…» и почувствовал, как от тоскливого ужаса ноет сердце. Сорваться с постели, ударить, хотя бы вскрикнуть — не было сил… разве что отползти, прижаться к стене… но что с этого будет толку?..       Шаги замерли возле самых нар. Сяо Синчэнь, стараясь дышать ровно, точно спящий, обратился в слух…       — Эй!.. — позвал Сюэ Ян, в его голосе чудилась хрипотца…       «Ответить или нет? Что он сделает, если я отвечу? Может быть, уйдёт, не зря же дожидался, пока я усну?..»       На лоб легла чужая ладонь… Сердце бешено заколотило…       — Чёрт! — ладонь убрали, почти тотчас что-то булькнуло, а потом лба коснулось…       Влажное…       Прохладное…       В горле застрял вопль…       Мокрая тряпка! — Сяо Синчэнь едва сдержал вздох облегчения…       Тряпицей обтёрли лицо, шею и кисти рук, а потом она снова улеглась на лоб.       О доски возле головы брякнуло — положили флягу.       Шорохи и скрип смешались с приглушённой бранью — Сюэ Ян сел на пол рядом с нарами.       «Почему я опять так дурно о нём подумал? — укорил себя Сяо Синчэнь, — После всего… Бедный и… добрый мой мальчик…»       Но предаться самобичеванию ни душевных, ни телесных сил уже не хватило, страхи остались позади — усталость взяла своё…       …за оконцем догорал день.       «Похоже, просыпаться к вечеру входит у меня в привычку… — чувствуя укол стыда, подумал Сяо Синчэнь, но почти тотчас же мысли вернулись к главному, — Где он?..»       В комнате Сюэ Ян не было, зато были — следы его заботы и хозяйственного рвенья: подложенный под голову Сяо Синчэню свёрнутый сюртук, распиханные по углам горки хлама, а посередине — пара бочек, которым полагалось служить стулом и столом, и на последней — завтрак… ужин — кусок солонины.       — А-Ян? — мальчишка не отозвался. Возможно, прежде чем объясняться стоило бы поесть, но Сяо Синчэнь был не из тех, кому нечистая совесть позволяла спокойно трапезничать, — Сюэ Ян!       Всё оказалось очень скверно — Сюэ Яна не было нигде: ни в доме, ни на улице.       Не было и крапчатого.       И воды…       И просто пустой фляги — ни одной!       Правда в шкафу нашлись деревянная ложка, гнутая жестяная кружка — пустая — и четверть мешка сухой фасоли…       И никаких объяснений — записки или хотя бы пары слов, начертанных углём на стене — тоже не было.       Превозмогая боль и не давая воли отчаянию, Сяо Синчэнь заставил себя ещё раз осмотреть комнаты и двор — нашлось свежее, не примеченное вчера вечером кострище — и даже зачем-то поворошил кучу сена под навесом…       «По крайней мере, — успокаивал себя юноша, — нет ни следов крови, ни свежих следов от выстрелов… да я бы и услышал! А значит, он жив, просто…»       Вывод действительно напрашивался проще некуда: Сюэ Ян, живой, хоть всё ещё не вполне здоровый, просто уехал, бросив надоевшую обузу! Можно ли было его за это осудить… после всего, что у них с Сяо Синчэнем вышло промеж собой?..