Сокровище Эрганы

***

      Если Илия и засёк, насколько близок был к тому, чтоб вызвать в романтику ночи извержение имперского ужина, вида не подал. Отпрянул немного, дал обнять губами головку. И мысленно — Дэл на все сто был в том уверен, — звезду себе на фюзеляж пририсовал, найдя такой надёжный способ блокнуть альфе словарный запас.       Правду сказать, Дэлин был вовсе не против. И сожалел только, что не видит сейчас его лица. Не видит, как экстаз чертит морщинку меж сведённых бровей, как язык короткими мазками смачивает приоткрытые губы и трепещут крылья тонкого носа, улавливая быстрыми жадными вдохами аромат наречённого. Единственное, что он мог — гладить подушечками пальцев его запястья. И, растекаясь под Илией лужицей кайфа, досадовал лишь на врождённую упёртость, не давшую посмаковать омежий член раньше. А у Ли он был в точности, как рассказывали фрегатские знатоки — ровный, гладкий, скользящий на языке лёгкой карамелькой. И без малейших признаков набухающего узла — даже переплетение вен под кожей ощущалось не так рельефно, как у альф, обозначенное неявно, биением тока крови. К тому же, вольно или нет, но Илия делал всё, как хотелось Дэлу: двигался мягко, будто разом на коммандерские замашки забил, бёдрами подмахивал слегка и исследовать с энтузиазмом космопроходца глубины имперской глотки не рвался. Тёрся уздечкой о его язык, изредка, словно на пробу, толкался головкой за щёку и позволял впускать глубже понемногу, будто даже в мареве возбуждения уловил, что альфе нужно время подстроиться.       А у Дэла опасение облажаться растворилось, подобно инверсионному следу, стёртому нежной голубизной неба. Интимный друг Эви-сбрось-ты-свой-чёртов-контроль мог не возникать где-то в дальних пластах памяти: кто здесь вообще вспоминал про контроль? Не Дэлин, точно. Их с контролем разнесло в разные плоскости бытия в момент, когда гравилуч Ангела замкнулся на корпусе имперской птички. Ещё с первого обмена любезностями у останков «Стилета» его контроль в присутствии Ли молчал в тряпочку, а сейчас, когда коммандер всухую продул омеге, и вовсе свинтил, не оставив адреса, где искать. Дэлин поймал себя на том, что улыбается. Пусть получалось лишь уголками губ — улыбается, как чёртов везунчик, на чьей улице рухнул флаер с медовыми леденцами. Потому что у Илии с контролем тоже был полный здец. А Дэл как бы не при делах. Выпустить член изо рта, чтоб уточнить «ты ебёшь или намекаешь?» не рискнул, и только легко поддёргивал головой: нащупать кончиком языка биение вены, вычертить её извилистый путь почти до паха и плотным широким мазком по уздечке вернуться к головке. Когда понял, что хитрит его благородие — не хочет кончить первым, оставив лавры скорострела ему самому, — и ощутил, как заметно ослабло давление на левом запястье. У Илии не хватало рук, чтобы притормозить нарастающее возбуждение, но разжать пальцы, дав альфе свободу — да хоть одной его руке, — не хотелось. Ибо чревато.       Не любишь проигрывать, Ли?       Спросить у Дэла не получилось бы, а вывернуть кисти рук и вовремя сцапать в захват омежьи запястья — вполне.       Один-один, так ведь честнее?       В ответ на провокацию проявился коммандер: толчком неожиданно мощным — головка втиснулась между нёбом и языком, грубо распирая горло, Дэла выгнуло над полом, дыхание вырвалось влажным гортанным всхлипом, и солью слёз вычертило мокрые дорожки к вискам. Тело само вспомнило позабытое — Дэлин длинно втянул воздух носом. Илия отпрянул, дав перевести дух, и задвинул снова. С уголков альфьего рта потянулось по щекам и шее вязко-солёное, заляпывая тягучими каплями пол. Потекло по боку и с до краев заполненной смазкой ямки пупка — член прилип к животу, заливая скользким теплом до самого паха, до липнущих к коже мелкими влажными змейками волос. До лёгкого зуда от лужиц предсемени на смыках косых мышц и бёдер. Дэл вряд ли припомнил бы, чтоб когда-нибудь раньше возбуждение хлестало вот так, тёмным шквалом через край, напрочь отключив мозг и оставив лишь ощущения — жар, наслаждение, щекотка от капель пота. Раньше, в тусклом мире, скованном бортами фрегата, не было его омеги. Дерзкого и необузданного в страсти. Не умеющего проигрывать. Не играющего в поддавки. Теперь Дэл представить не мог, как существовал в прошлой жизни, где кровь не кипела в жилах раскалённой магмой, не таяли мёдом на губах поцелуи, а внутри не было до боли остро и горячо — до безумия, до пронзительных всполохов под закрытыми веками. И едва ли почувствовал, как голую спину куснуло слабым электрическим разрядом: уборщик бдел в своём углу — ещё одним лиловым цвирком дал понять, как не нравятся ему липкие плюхи, размазанные ёрзающими по полу мешками.       Илия больше не сдерживался. Да и не смог бы — толчки его бёдер, прежде размеренные, всё больше походили на метания буйного мотылька. Точно омегу разрывало желаниями проникнуть глубже и малодушно смыться из жадного рта. Дэлин втайне рассчитывал, что победит привычка побеждать: сам он про «смыться» просёк влёт и не одобрил. Изволите соскочить, благородие? Назад хода нет! — Прихватывал ускользающую головку зубами. Не сильно, не до боли, но с намёком прозрачным, как помыслы тех дикарей, из-за которых и вляпался в экскурс на планету с чудовищами и лесом, страдающими непомерным аппетитом. Собственно, помыслы представителей зародившейся цивилизации человеков ограничивались тривиальным «пожрать» — один в один с привычками местной биоты. А Дэл, как прилично обогнавший в развитии тех и других, жрать вышестоящего по званию не хотел, но надо же дать понять командиру, что идея кинуть его с пустым ртом — ни разу не клёвая!       Командир наверху чертыхался. Шипел. Вгонял ему по самые гланды, и всё больше напоминал альфе рыбку, бьющуюся на крючке, безжалостно впившемся в жабры. Только раз Дэл уступил, выпустил изо рта упругий ствол, но так, чтобы ощущать, как он, горячий и гладкий, мажет по губам. О’кей, остынь, детка. И спустя лишь долгое мгновение понял, что за мысль, кощунственная по сути, змеёнком вкралась ему в голову. Но мысли было вообще пох на где детка и где коммандер, а Дэлу нравилось её думать. Мечтать о времени, когда он шепнёт «детка» омеге на ушко. «Надёжно привязав Ли к кровати. Чтоб не пугать потом мокриц за защиткой сиянием глазных фонарей!» — вякнул из астрала здравый смысл. Дэлин разумный вопль проигнорил: чувствовал уже, как сочится во рту горьковато-пряный привкус. Долго Илия не продержится. И он выпьет его до капли, до донышка, а после… Дэл почти наяву уже видел, как струится сквозь пальцы шёлковый огонь и мягким жгутом обнимает кулак, как сильное нагое тело распластывается под ним, как налитая багровым головка вдавливает края омежьего ануса и…       Папашу ж твоего, зараза рыжая!       Ну как он мог забыть? Его омега не проигрывает. Не в этой жизни — плямкнуло в размазанном кайфом сознании. «Такие ноги нужно запретить законодательно!» — возникло там последнее связное, а остальное, сжатое до а-а-ах… оу-у… вообще нечест… утопло в буйновороте эйфории. Потому что Илия заелозил коленками, чуть сдвинулся вниз, и длины его ног хватило, чтобы прижаться обеими ступнями к скучавшему в одиночестве альфьему члену. И эти мягкие ступни — полжизни в берцах? не-е, не слыхали! — обняли, точно лепестками тепла. И на остыть ни минутки не дали. Мяли, массировали — нежно, перетекая с пятки на мысок и обратно. Выглаживали, чуть цепляя пальцами тонкую кожу. А пока мучимый балетом-на-члене Дэл слал мысленное «чтоб вам жить на одну зарплату!» графьям, приделавшим сыну дохрена длиннющие ноги, ступни омеги коварно переместились на набухающий узел. Сжали. Мягко и коротко. Одновременно с тем, как Илия запрокинул голову, зарычал, и горьковато-пряное полилось Дэлу в горло. Много и густо, так, что альфа, торопясь сглотнуть, едва ли почувствовал, как резко поджимаются яйца. А липкое тепло, стекающее по животу и груди, не заметил, улетая вместе с омегой в зыбкое, затянутое жгучим удовольствием ничто.       Длинное придушенное «о-о-ох-х!» синхронно вырвалось у обоих. У Дэла от ломоты в затёкших руках. У Илии оттого, что эти руки, обретя свободу, тут же просунулись ему под бёдра и обняли. Гадски крепко. Мало того, руки ещё и поддёрнули, почти усадив его имперцу на лицо — Дэлин как раз решил, что будет последним лошарой мира, если упустит момент прямо сейчас прикоснуться губами к мечте. К беззащитному местечку под яйцами омеги, которое бессчётное количество раз ласкал в мокрых снах, просыпаясь потом с больным стояком и чувством глубокого неудовлетворения. А потому терять драгоценные секунды не стал: не прикоснулся — впился долгим поцелуем, вырав у Илии ещё один тяжкий «о-ох!» и что-то непечатное на кирианском. Ухмыльнулся. С нажимом вылизал мокрую кожу, по рубчику, от мошонки до ануса. И обратно. Тонкие пальцы вцепились ему в запястья, расчертили ногтями кривые бороздки почти до локтей. Что изумило Дэла сильнее, чем если бы его, привата, произвели вдруг в адмиралы — царапается! вместо того, чтоб вломить! Но ничуть не пригасило желания забрать в рот голые омежьи яички. По очереди. Покатать плотные кожные шарики языком. Пусть и прилетел потом сверху хнык «всего обслюнявил!». Райли ему припомнил бы, конечно, что ещё каких-то пару минут назад никто не предъявлял за сверхувлажнение члена… Да язык был сильно занят: добрался — по скользким потёкам на внутренней стороне бедра, по влажной складке на смыке с пахом и рубчику в промежности — до текущего смазкой ануса. Опять сподвигнув Дэлина на мысль, что если и были у Ли любовники, про которых не знал ушлый Лей, то все как один убогие. С рабочим органом не толще спицы. Ибо втиснуться языком в дырку, снова сжатую, как мембрана шлюзового ангара в открытом космосе, казалось той ещё задачей…       А Илия меж тем на руки свои смотрел, отказываясь верить тому, что видит: его ладони, бросив попытки стереть белёсые полоски, оставленные ногтями на матовой коже альфы, голодными лианами впились в запястья Дэла. Волны призрачного моря бликовали озерцами света в мутных после оргазма глазах, каюта отрабатывала программу, создавая иллюзию полной оторванности от мира, а Илия ловил себя на желании быть сейчас далеко отсюда. По-настоящему. За сотни парсеков от голо-обмана, созданного кирианскими инженерами. Только он и его альфа, вдвоём. На берегу настоящего моря — чтоб наготу их тел облизывали волны прибоя, а дорожку на воде вёл серебром реальный лунный свет. И пусть лун на тёмном бархате неба было бы даже две или три… Или пять, как на Таларне — пятилуние там случалось нечасто, но в такие ночи неприветливый океан простирался до самого горизонта сплошной, светящейся лилово-серебряным гладью. Напрасно Илия терзал плывущий в нирване мозг попытками понять, как вообще так вышло. Не того ведь он хотел, когда тащил из-под армейского барахла папин подарок. Когда, отмытый до скрипа и с тщательно уложенным беспорядком на голове, пугал интенданта поздним визитом сквозь стены — с приказом хоть из-под земли достать отпариватель для одежды. Интендант гляделки вылупил размером со «зрачок» импульсара, но прибежал спустя полчаса, нежно прижимая к груди добытый прибор. Приказать разузнать, не завалялся ли у кого-нибудь блеск для губ, да пусть самый дешёвый, Ли не рискнул, хоть тонкая кожица на губах от вечной эрганской стужи и резко пахнущего антисептиком воздуха в кабине Ангела, трескалась, ссыхаясь тёмными корочками… Но без того шептаться по углам, косясь на проходящего мимо коммандера, хватит обитателям базы до следующей недели, а хотел-то Илия всего лишь побыть рядом с альфой. Вдохнуть его чистый после душа запах, без вечных примесей тефраллиума и затёртого пластика. А вышло…       Точнее, вошло! — почувствовало тело, расслабленное, словно скелет и мышцы подменили массой из тающего желе. И вошло, по ощутимому дискомфорту, как минимум два пальца. Ну да, пихнуть в неподготовленный зад сразу пару — у Дэла нездоровая привычка. Это Ли чётко понял в тот день, когда запретил ему приближаться к себе, чем сварганил самый странный и мощный магнит в природе. Не иначе, в высших энергетических сферах что-то замкнуло. Или наоборот, сильно приземлённых: с того дня их влекло друг к другу так, словно гравитационное поле Эрганы, похерив законы физики, сгустилось вокруг, решив связать навечно силой притяжения…       Омега охнул, сообразив, что прощёлкал вообще всё. В неподготовленный? Разве? Да пока он самокопался в ментале, альфа — ещё бы, с его-то упрямством и не? — зализал ему анус от «ладно, только кончиком языка» до «ещё… ещё-ё… глубже!». Последнее Илия, кажется, выстонал вслух… И Дэл в край осмелел, рискнув отпустить его ногу. Омега подорвался вскочить — с досады, что его, как тормозного птенца, застали врасплох. Словил предупредительный кусь в ягодицу, на который тут же подышали теплом и принялись залечивать поцелуями. А дерзкие пальцы внутри чуть согнулись, надавили, послав по ногам волну сладкой дрожи, и притянули обратно.       Ли мысленно надавал себе оплеух. Ну как он мог забыть? Его альфа не сдаётся. Не в этой жизни, где Дэл может только прикинуться котиком. Ненадолго. Спрятать стальные когти меж подушечек мягких лап… Определить степень охуения, куда его швырнуло, пока искин «Стилета» живописал, как имперскую птичку занесло на рандеву с «Идеальным», Илия не пытался. Ибо сыграть в блэк-джек со смертью, нырнув на мелкой скорлупке в дюкер, мог только отмороженный кретин. Или отчаянный смельчак. А диагноз «прогрессирующий кретинизм» Дэлу точно не грозил — поссорился с рассудком он только в том длинном рейде… За что Ли до сих пор себя корил. Это он тогда налажал. А Дэлин разбился бы вместе с ним — обожгло вдруг, как кнутом. Или плетью. Или как там назывались те штуки у древних надсмотрщиков за рабами. Илия чуток подосадовал на своё увлечение древностями. И на лишек воображения тоже — фантомной болью огрело, как настоящей. Резануло по мышцам спины, словно острым крюком цепануло под сердцем. И губы вместе с тем обжёг длинный стон. От ужаса с накатившего понимания. И с недовольства, что наглые пальцы — гладившие внутри так нежно, отчего Ли вилял задом и тёрся о них в точности как последняя блядь, — выскользнули из его тела.       Верни туда, где было — и похер, кто из нас выше на стенку ссыт!       Снизу его чувственный спич одобрили — «да, сэр! как глубоко, сэр?».       Чё-ёрт! Он снова ляпнул это вслух!       — Охренел? — Илия взвизгнул, пойманный на второй попытке взмыть к потолку. — Эй, да не всю же руку, ну!       Чего там ни болтали бы досужие языки, но привычкой к таким размерам, что чуть не втиснулись ему в зад, омега так и не обзавёлся.       — Руку? — Дэл от такого отлупа опешил. — Три пальца, Ли… Больно?       — А ты думал, мне туда гол забить можно? — с трудом пробился чёткий интерлингв сквозь перлы кирианского плебса. — Ах, ну да… репутация же… пардонь, не оправдал!       — Плевать, что там треплют спецы по перемывке мослов! — проворчал Дэл, вернув пальцы куда было велено. Медленно. Два и без прочей самодеятельности. Парочку-то Ли молчаливо «одобрил», хоть поначалу и сдавил в себе так, что альфу продрало опасением — не оттяпало бы их тугой дыркой… Омега и сейчас хныкал сквозь прикушенную губу, откидывал голову так, что волосы языками огня плескались по спине, но соскочить уже не рвался. И вертел задом всё круче, словно подстраивался… «Ох да, вот здесь, да-а!» — выскулил, когда кончики альфьих пальцев задели внутри то, отчего ноги опять сплело дрожью. Дэл ещё плюсик себе в карму прибавил — каким бы Ли недотрогой ни был, а всё же распробовал! И озадачился нешутейно — как омегу с репутацией оторвы угораздило остаться тугим, словно девственник? Или… не «словно»? Но… Пусть сплетники про его шлюховатое прошлое дофига сочинили, однако был ещё в реале тот, кому Ли продал первую ночь. Ведь был же? Они вообще каким сексом трахались? Тантрическим? До того неторопливым и скучным, что вырубились в процессе, не добравшись до главного? Или ментальным? Космос упаси, церебральным? Ну в этом-то Илия профи — выебет в мозг качественно и без наркоза. Особенно, когда на нервяке. Дэл недоверчиво качнул головой: неужто провожал омегу в космопорт толстосум, увешанный лапшой, как ёлка в рождественских бусах? В такое верилось очень слабо. За десять-то лямов? Или они просто дрочили друг другу? Сосали? За десять, папашу его, лямов?! Да Дэла чуть не фалломорфировало, когда кто-то из белобрысых озвучил прайс коммандерской невинности. Ему-то, с денежным довольствием привата, три жизни вджобывать пришлось бы, чтоб расплатиться за Илию! Но если так, то… Как тот парень выжил без мозга? А может, он ебёт только взглядом? Парализованный по самые ноздри? Благородный до кончиков ауры? Что в реалиях сумасшедшего мира, где алчность и власть роляют за бога, всё равно, что безмозглый. «Святой, — пожалел парня Дэл. — Нетронутым отдал мне Ли»… И вздохнул, заглаживая вину: поцелуями по бархату бёдер, языком — от яичек до ануса, обтянувшего пальцы припухшей горячей плотью.       — А если бы я… Ох, бля-я…       Илия, словно мысли его прочёл, оглянулся, скосил глаза, пытаясь разглядеть в бликующей полутьме Райли-меньшого, скромно прикорнувшего в лужице смазки на бедре. Открыл было рот и… Поперхнулся ругательством по поводу раскрытия планов впихнуть в него все эти дохуя дюймов разом. Которые и в подувядшем виде выглядели привлека-а…а-ахуенно устрашающе! Омега только клацнул зубами на ещё одной попытке лингвистически обломать альфьи планы — тело, наплевав на недовольство хозяина и теоретическую неспособность позвонков скрутиться в узел, выгнулось так, что кончики волос шорхнули щекоткой по оттопыренным ягодицам. Всё потому, что пальцы обладателя роскошных дюймов слегка раздвинулись внутри и снова сошлись. На той самой точке. Отчего не только ноги, а всего Илию тряхнуло дрожью так, что язык залип во рту, словно разучившемся производить что-либо, кроме тягучих стонов почти на инфразвуке.       — Раскрой шире! — пробилось сквозь биение пульса в ушах Ли, и будь он в себе, то попросту охренел бы. Потому что даже разозлиться не успел на посмевшего ему приказывать, а руки уже отцепились от альфы и развели ягодицы. Максимально широко — как было велено. Так, что растянутому анусу стало больно. Но не до желания сняться с наглых пальцев, а ровно наоборот — насадиться глубже и ёрзнуть задом, растравляя эту лёгкую боль ещё больше. Теперь и она казалась приятной… Самолюбие трепыхнулось, вяло попыталось запузыриться злостью где-то в груди и стухло — похоже, коммандер всё-таки подал в отставку. Без выходного пособия. Да бедняге до сих пор было мучительно больно от того, сколько времени он торчал перед зеркалом, зализывая злополучные корочки! А омега резче подкрутил задницей — внизу тихо, но отчётливо чертыхнулись, — приподнялся, едва не выругавшись от боли в затёкших коленках, и опустился, чувствуя как альфьи пальцы въехали до самой ладони. Что тут же отозвалось движением с крепким нажимом внутри, а снаружи, подушечкой большого пальца, от мошонки до ануса, и… Ли всё-таки забрызгал пол. Далеко над головой Дэла и густо, чем вызвал ещё один лиловый цвирк из уборщицкого угла.       Два-один, вашблагородие?       Озвучивать победный счёт Дэл не стал. Только выдохнул с облегчением от того, что слегка онемевшие пальцы, кажется, даже не сломаны. Подхватил сползающего по нему раненым крабом омегу, словил его выдох за секунду до поцелуя, успел шепнуть «люблю» в приоткрытые губы.       — Целовать тебя — особый вид кайфа, знаешь? — на поцелуй Ли ответил жёстко. Голодно. Сжимая ладонями его скулы и не давая ни отвернуться, ни отдышаться. И оторвался с разочарованным стоном, гася пожар в лёгких шумным глотком воздуха. Охнул — напоролся мутным взглядом на потно-кровавую кляксу, расплывшуюся на плече альфы. «Это я тебя так?» Принялся торопливо зализывать. Собрал губами кровавый пот и чуть не сорвался в отчаяние оттого, что ранки от зубов, даже тщательно заглаженные языком, выглядели… Паршиво. Особенно в середине расплывшейся уродливой каракатицей гематомы. Особенно — вновь наливающиеся алым. Страхом, абсурдным, неведомо с каких глубин накатившим, хлестнуло наотмашь. Его альфа ранен, а он ничего… ничегошеньки не может… — ужасом забилось в висках, омега заскулил, вновь склоняясь к кровящим ранкам, и… Ткнулся губами в жёсткую альфью ладонь.       — Ли, хватит, — Дэлин попробовал сглотнуть — горло терануло, будто горстку острейшей алмазной пыли вдохнул, и загнанный в подполье словарный запас из глотки выцарапался хрипом. Но отчаяние, вдруг исказившее лицо омеги, ему совсем не понравилось. А кроме того, уже начинало казаться, что прокушенное плечо щас влижут очень глубоко. Примерно в подмышку.       — А? — Ли посмотрел осоловело, как вытащенный из дупла совёнок. — У тебя кровь!       — Да ерунда, чего ты… заживёт! — Дэл метнул убийственный взгляд туда, где в бликах моря темнел провалом проём в каморку медроба — там как раз озабоченно зажужжало и замигало кислотной зеленью рун.       Омега моргнул, будто стряхивая морок, ещё раз… Машинально лизнул губы, вздрогнул, ощутив ржавый привкус, и его щёки по уши забрызгало румянцем.       — Я стал ва… импиром? — Шутка получилась дурацкой. Как и попытка залечить языком альфьи ранки.       — Обязательно, — Дэлин отвёл с его лица липкие от пота пряди. Снял языком кровавые разводы с омежьих губ. И прикрыл глаза, на всякий, хоть в полумраке призрачного моря Илия вряд ли заметил бы бесившиеся в них смешинки. — Будешь теперь вскакивать среди ночи, чтоб помолиться на звёздно-драконистый флаг…       Омега кивнул, уложив голову ему на плечо.       — Давно мне не было так… свободно, — пробормотал он вдруг, слизнув чудом не смазанную плюху спермы с альфьего соска. — Давно. Не дома. Не при папе — там приходилось изображать замурованного в благопристойность, как в жёсткий корсет. У деда. В саду, где цвёл миндаль. И сейчас наверное цветёт — дед любит красивое. Не застывшее в красоте навечно, как смола, но живое, что, отцветая, умирает, а следующей весной вновь возрождается к жизни буйной кипенью цветов. Он и сам уже отцветает… Предпочёл красиво состариться, нежели бесконечно ложиться в клинику на омоложение. Говорит, что глупо мужику возрастом в сто с лишком стандартов выглядеть, как сопляк, только-только выползший из пубертата. Папа его ругает, конечно… Не со зла. Сроду не признается, но до жути боится даже думать о том, что дед однажды уйдёт навсегда. И я боюсь. Некуда будет приткнуться… и не к кому. Только в его саду… я мог быть собой. Напялить старую рубаху на голое тело, лопать абрикосы прямо из корзинки и не заморачиваться, что сок неприлично течёт по рукам…       Илия говорил всё медленнее и тише, а Дэлин, вплетясь рукой в его волосы, пытался расчесать пальцами спутанные прядки. Навёл ещё больший бардак, да и оставил руку там, легко массируя омеге затылок. Молчал, боясь спугнуть неосторожным словом — когда ещё удастся глянуть в потайной мир коммандера, сейчас случайно приоткрытый… В кусочек жизни Илии настоящего, без всей этой шелухи из крутизны, ореола вселенского пугала и пометки «стрелять на поражение». Дэлин хотел, чтоб омега так и уснул у него на груди, в бликах волн призрачного моря. В идеале — до утра, и плевать, что пол в каюте, хоть тёплый, но чрезмерной мягкостью не страдает. Он сам матрасом поработает — завернёт Ли в себя, как в мягкую перинку. И засыпать будет под тихое сопение омеги. А проснётся, запутавшись носом в метели его волос — и пусть за окном еле-еле продирает глаза мрачное эрганское утро. Пусть за окном — осточертевшая стужа, чудовища и вся срань вселенной, только…       Райли-меньшой был, как всегда, прямолинеен. Во всех смыслах. И, доверчиво прильнув к омежьему бедру, открытым текстом сигналил, что постелью они побудут после, а попытку проникнуть в желанного омегу он готов повторить вотпрямщас. Дэлин подкис, сочтя, что решать хуёвую проблему опять придётся вручную…       Но Илия не позволил.       Дэл замер чёрно-белой гравюрой в тени иллюзорного моря. Когда-то он лишь мечтал увидеть, как губы Ли, все в трещинках от холода, обнимают его член. И медленно, натягиваясь, скользят от головки к основанию… А теперь видел вживую. И чувствовал. О-о-ох как! Яснее ясного ощутил, что его недавняя победа вот-вот обернётся пшиком. Линялой ветхой тряпкой, что болталась на флагштоке над мэрией флавианского городка. И понял: он по сравнению с Илией — птенчишка, такой прозрачно-зелёный, что солнце просвечивает… Ибо коммандер-заглот в реале был круче, чем он рисовал себе в самых мокрых мечтах — Райли-меньшого втянуло плавно, но всеми дюймами сразу. И обжало горлом так, что Дэл разглядел, как вспухла, оттянутая головкой, кожа на шее омеги. Чё-ёрт… Не в той академии он учился. Надо было поступать в кирианскую!       Ноги Дэл согнул почти в бессознанке, руку под голову заложил, а другой всё же сгрёб в кулак длинную рыжую чёлку — как раз в момент, когда омега сморщился от щекотки, ткнувшись носом в островок волос в его паху. Не то, чтоб уж очень хотелось осуществить ещё один пунктик мечты… Просто волосы падают Ли на лицо…       Да ладно, кому он втирает?       Омега вскинулся, — в морских глазах метнулась гроза, и… уголки его губ дрогнули в улыбке: портретом альфа смахивал на барбоса, пойманного за дегустацией мяса в хозяйской тарелке. И с члена Илия снялся неторопливо, позволив губам вытянуться трубочкой. Плотно скользя языком от яиц до головки. В точности, как измывался над ним Райли — пусть теперь терпит!       — Красиво?       — Ничего красивее в жизни не видел, — сознался Дэл и сглотнул. Чертовски сильно захотелось слизнуть с омежьего языка нитку смазки, паутинкой протянувшуюся к головке…       — Кому-то здесь глубоко плевать на субординацию! — пыхнул ядом со своей отставки коммандер.       А омега словил себя на том, что ему-то самому плевать гораздо глубже. На целое дохрена. В особенности, когда он щекочет языком альфьи дюймы под головкой.       — Да, детка, — Дэл обмахнул языком губы, сухие, точно голенище старого берца. И с сожалением проследил, как стекает с разжатой ладони рыжий огонь. — То есть… конечно, нет, сэр…       — Сука, — Илия качнул головой. С укоризной. Почти.       — Виноват, — Дэл попёр грудью на амбразуру, — но по всем анатомическим признакам — кобель!       — Пять нарядов вне очереди! — Илия, от греха, занавесился выпущенной на волю чёлкой.       — Да, сэр! Хоть десять! — сдавленное фырканье из-за рыжей завесы, перемежаемое стонами, Дэл счёл хорошим знаком. Если это вся плата за то, чтоб называть Илию деткой… Да он сутками готов гонять по блоку кибер-уборщиков или до хрипоты сраться с плитой по поводу прожарки чёртовых плавников. Собственноручно взлётку подметёт, если интендант вспомнит, что за зверь такой «метла» и сыщет её в своих закромах! С душнилой Заком поздоровается и морду жалобную скорявит, прости, что так всё, но помочь… Хрен там плавал! Чтоб отобрать Ли, придётся его убить. Да он Илии звезду с неба достанет! Благо, долететь почти до любой не проблема. Ну разве к самым отдалённым галактикам человечество загребущие лапы не дотянуло. Правда, как звезду упереть, он пока…       — Не парься, — посоветовал омега, а Дэл запоздало язык прикусил — не заметил, как мечты вырвались тихим, но отчётливым бормотанием. Словарный запас вновь берега потерял, без заглушки-то, будь он неладен!       — Ну что мне со звездой делать? — Ли отёр слезящиеся глаза и унять ржач уже не пытался. — В сервант положить? Так нет у меня! Серванта, в смысле. Из моды вышли не помню уж, сколько веков назад. В каком-то древнем фолианте такой стеклянный ящик видел… А хочешь, — омега шало блеснул глазами, — я твою мечту исполню? Которая неоном на лбу горит! Да прям из мозга фотонами в череп хреначит, боюсь, извилины тебе в труху не спалило бы! Что я после Каре скажу?       Не будь Дэл прихлопнут счастьем, как муха газетой — подъёбчик вернул бы с процентами. И сверху ещё накинул бы, но… Организм бултыхался в нирване и выплывать не планировал до утра, а Илия смеялся так по-доброму. И обнимал ладонью его член, поглаживая большим пальцем у мошонки. Дыхание омеги дразнило налитую багровым головку — слишком близко, слишком обещающе. Только растравляя альфью мечту вернуться побыстрее в тёплый рот. Всем Райли-меньшим целиком, и чтоб головку упруго обжало горлом. Ли читал его, как раскладку полётов на табло космодрома — и обещал… Их вынесло в параллельный реал, решил Дэл. А привычный мир где-то там, за стенами их крошечной спасательной капсулы, наверняка сейчас брызнул мириадами тусклых осколков. И чёрт с ним.       — Вашблагородие… — Дэл помахал вселенной на прощание. Мысленно. — Сэр…       — С таким еблетом, когда ты плюёшься вот этим «благородие, сэр», нахуй посылают, — оборвал его Илия. — Попробуй без официоза?       — Оближи его, детка, давай. Сначала головку… — Дэлину хотелось отереть уголок его блестевших смазкой губ, и альфа протянул руку. Почему нет, если гибнущий мир херачит сюрпризами, а он дважды назвал Илию деткой и до сих пор жив. — И вниз языком, прижми крепче… Хочу в твой охуенный рот, Ли, глубоко…       Последнее, что Дэл видел ясно — как его пальцы трогают бугорок, снова вспухший на шее омеги. Кажется, он говорил что-то ещё. Или пытался, но звуки упрямо сплетались в один тягучий длинный стон. Нет, Дэлин честно пытался отвернуться, но позвонки, похоже, защёлкнулись, оставив голову смотреть лишь в одном направлении. На рыжую макушку, двигавшуюся между его бёдер. А Илия делал всё, что он пытался хрипеть между стонами. Перетекал горячими губами от головки к мошонке, вычерчивал узоры на складках тонкой кожи, ловя кончиками пальцев биение наполненных кровью вен, дразнился, впуская будто неглубоко, за щёку… И следом, неожиданно — в горло. До конца. Так, как молил одними одними глазами разлитый лужей кайфа по полу альфа.       Сколько пережил минетов за свои тридцать с хвостиком Дэл не считал, но чтоб вот так искрило, выжигало болезненно сладкой ванилью, не помнил. Ни с одним из случайных любовников. Он даже выдыхать пытался реже, боясь, что спёкшийся от жара воздух вырвется из ноздрей клубами пламени. Как у пресловутого сказочного дракона. Охрипшего и затраханного. И перестал ругать себя сопливым девственником где-то на третьем подмахе бёдрами. Пусть и подмахивал невпопад — поймать ритм, подстроиться не получалось. Попробуй-ка словить сплетённые в гибком теле страсть и дерзость! Дэлин даже пытаться бросил. И рявкнул разочарованно всего раз, когда Ли нырнул рукой к своему паху — оттого, что сам лишь взглядом сумел дотянуться. Залип на пальцах, гонявших шкурку на омежьем члене и держался, сколько хватило сил. Недолго. Не помог ни прокуренный ор Железной Мымры — «птенцы?! ха! тупые выкидыши арианского страуса!», ржавчиной въевшийся в память. Ни чмулхак, блюющий берцами сержанта Орловски — нестираемые впечатления от первой высадки на Демайне. Ни нудные файлы космоатласа Империи, когда-то заученные так, что от зубов отлетало. Не помогло вообще ничего, способное хоть на микрон отсрочить оргазм, который криком рвался из пересохшего рта — Дэлин, словно сквозь туманную взвесь, видел, как Илия ловит губами длинные вязкие струйки. И чувствовал, как мягкое тепло брызжет ему под яйца, стекая меж раздвинутых ягодиц к анусу. А оттого чуть сам не приплыл в третий раз.       Однако «чуть» — ведь не считается?       — Предлагаю ничью, — выдохнул альфа, легко сжав коленями рыжую голову, когда Ли снова вобрал в рот не успевший опасть стояк — ещё чуток полюбоваться перемазанными спермой губами на члене. — На ближайшие полчаса…       Какой-то недовырубленной кайфом извилиной Дэл понимал, что проиграл. Вчистую. С разгромным счётом и без надежды на реванш. Но почему-то сейчас, когда Илия сыто жмурился, слизнув с головки последнюю каплю будто не спермы, а изысканного сливочного десерта, на то было искренне похуй.