Ночь Ивана Купалы

Деревня медленно погружалась в сумерки, небо сменяло свой оранжевый, почти огненный окрас на более красный, который позже перетечёт в фиолетовый. Молодые парни и девки сидели на покосившейся лавке да смеялись пуще и громче детей. Многие позакрывали свои узорчатые ставни, дабы в окна не ходила и не заглядывала нечесть, пугая малышей, да жён и мужей, лишь только некоторые мужики ещё возвращались с полей, уставше здороваясь с молодцами, да девицами. Пущай гуляют, дело то молодое, главное, чтобы в лес не ходили. А то леший ночных гостей не оценит, особенно таких шумных, того и гляди дороги запутает и в чащу глубокую утащит своими ветвистыми лапами. — Ивано Купало близится, авось на женихов гадать будете, чево вам омегам ещё надобно для счастия, — заливается самый шумный парень, патлатый и конопатый, словно само солнце его прямо в рябое лицо поцеловало, — Вы не пужайтесь, коли мы к вам в стекло то постучим, а то как в прошлом году из бани то вылетели! Глаза во! — это «во» сопровождается символическим жестом и громким хохотом ещё пары парней, а девки и парни омеги, совсем юные, только губы свои возмущённо складывают, забавно дуя, явно не оценивая чужого веселья. А може и не напугаются! Ежели не будут их так бесстыдно тревожить, ещё чёрт привяжется и всю энергию в раз высосет! И коса в мышиный хвост превратится, а она ведь почти что второй позвоночник у девок то! Силу женскую бережёт, а как нечесть прицепиться, то там уж только к Бабе Матрёне идти, чтоб спасала. Чужой смех, а после и молчание длится не долго, одна тёмненькая девочка Настька оживляется, трясёт рядом с собой Максима, друга своего, с которым они ещё с самой люльки вместе, и того гляди лопнет от счастия! Ещё б кто знал, что у неё на уме, она девушка добрая, но только очень сумасбродная, за такой не угонишься. — Да тю эти гадания, мы же венки пускать пойдём, а ежели он к берегу не прибьётся, так кто-то точно замуж то и выскочит! Максим усмехается, ну это ещё повезти должно, чтобы судьба распорядилась именно в этот год кого свести. А вот кабы водяной то поглумиться решит? И венок дале не пропустит? Всё ведь рухнет в один миг! Ой, а сколько девок и парнишек то утопло прямо в Ивано Купало, да из-за того, шо подумали любовь их невзаимная, неразделённая. Но традиции есть традиции. Макс Ивано Купало любит, вся деревня собирается на празднование! Разжигается костёр, а молодые через него то только и скачут. Как только живыми остаются! А всё равно весело, глаза так и горят, улыбки с лица то и не сходют. И вера где-то в самом сердечке томится, шо венок то поплывёт в ту сторону, откудаво жених предписанный выйдет. Тот самый суженый. — Да ой, Максу то кого венок пускать, за ним кузнецкий сын вон увивается хвостом. Всё взгляд не сводит, того и гляди сам за этим венком прыгнет! — Главное, чтоб водяной то не потопил беднягу! Хохочат во весь голос друзья Макса, да и он сам посмеивается. Хотя и хотелось бы отказаться от чужих слов, спрятаться, да не высовываться, но только правду говорят. Куда не глянь, а этот рыжий парень так и смотрит. И взглядом своим почти прожигает, такой он горячий, прямо как его работа и огненные волосы. От того поди и натура такая, что он весь так и пышет жаром! Максим тоже на него заглядывается, всё смотрит издали, словно боится. А може и правда пужается, шо мамка с папкой то не одобрят. Хотя парень этот, Даня, уж видный, да складный. По нему сразу онять можно, что работа для него не в тягость. Руки и плечи крепкие, спина широкая, такой сможет всю семью кормить и днями напролёт трудиться. Но не только это ведь главное. Сам он Максу симпатичен, цветы ему полевые таскал, когда работой был не занят, воду помогал нести с колодца. А Макс краснел, да только в дом быстрей сбегал, чтоб скрыться от него. Но в окошко осторожно выглядывал, наблюдая как Даня с пару минут стоял у забора и мяслям своим каким-то улыбался, прежде чем побрести в сторону кузницы. Сердце Макса колотилось сильно, когда он от окна отходил и у самого улыбка с лица не слазила, пока вечером он не забывался в разговорах с матерью и отцом. — Да полно вам, он може просто глазастый, вот и смотрит. Отмахивается Макс, вздрагивая, когда слышит скрипучий голос матери, что выглядывает из окна с приоткрытыми ставнями. Пора домой, а то браниться будет, что Макс слишком долго на улице то задержался. А время сейчас, перед праздником, такое, что каждая нечистая душа бродить может. Беспокоиться матушка, потому Макс со скамьи поднимается и Настьку обходит, скользя по её плечу. Вот ейный венок бы точно в сторону Егора поплыл, который тоже за ней по пятам ступает, хотя тут и без него понятно, эти двое без всяких особых преград вместе будут. — Мамка зовёт домой, ещё повидаемся, али кто не утащит. Макс усмехается, прощается с ребятами да калитку отворяет, которая жалобно скрипит под натиском слабых усилий. Макс всё думает, шо отец так и не починит её, и будет она хлипко охранять их хозяйство от ночных хулиганов, что любят воровать яблоки с огорода. Макс ещё долго ворочается под лёгкой тканью, летним одеялом, что служит скорее видимостью, чем чем-то действительно существенным, а сон всё не идёт. Вот так хоть лежи всю ночь! Сквозь ставни пробивается тонкий луч лунного света, освещающий какую-то жалкую часть деревянного пола, духота стоит где-то у основания горла, заставляя хотеть открыть окно настежь, да вот только нельзя! Боязно и комарье только так налетит, а потом гоняй по всей хате, шо бы не кусало за ноги и руки. Вот так проходит десять минут, потом полчаса, час, а сон всё ещё не хочет брать Максима в свои цепкие лапы, чтобы быстро убаюкать. Он слушает приглушённый звук ветра и сверчков, которые то и дело стрекочут, словно рассказывая историю. И Макс невольно задумывается.о том самом сыне кузнеца. Дане. И на душе так неспокойно становится, сердце прямо наровит из груди выпрыгнуть! Макс только и может, что прижать к себе кусок ткани, глаза зажмурить, но не помогает. Перед ними уже стоит его образ, когда он только-только из кузницы выходит весь красный, с взлохмаченными волосами, а по лбу стекают мелкие капельки пота. Таким он видел Даню пару дней назад, задержал на нём свой взгляд, да тут же отвёл, когда поймал ответный, словно обжёгся об эти голубые глаза, что так внимательно глядели! Ох уж! Макс снова ворочается, а в голове уж крепко засел этот парень, как сорняк в почве, что вонзился в землю своим крепким корневищем. И не вырвешь! Ну чёрт рыжий, не иначе! Точно околдовал! Но только ежили своими красивыми глазами… Макс не вспомнил, как он уснул, но помнил лишь с мыслями о ком и встал он сегодня чуть ли не с первым криком петуха. Удивительно, но усталости в теле совсем не было, только некая мечтательность кружила в воздухе, да пропитывала комнату своим дурманящим ароматом. Или это запахи еды доносящиеся с кухни? Мамка что ль уже встала? Босые ноги касаются пола, Максим не переодевает свою ночную рубаху, когда быстро, почти сбивая с ног проснувшегося отца, бежит на кухню, успевая притормозить перед женщиной. Поцелуй в щёку, который отвлекает её от того, что Макс успешно ворует только что спечёный блин. Теперь понятно почему матушка встала так рано, блины месить та ещё морока! — Хоть бы умылся ей богу! Ворчит по доброму женщина, успевая только коснуться спины сына, как он тут же присаживается на табуретку, довольно пробуя блин, который ещё немного обжигает пальцы. Но, кажется, ночные думанья настолько замучали Макса, что он готов был проглотить еду не жуя, лишь бы заглушить свой голод. — Умоюсь, всё равно воду таскать. Мать бурчит о том, шо уже натаскала хотя то было и неудивительно, ей дай волю, она всю деревню водой снабдить сможет! Баба настолько работящая, что без дела и минуты сидеть то не может. И Максим, конечно, по хозяйству помогает, но душа молодая просит отдыха и прогулок, просит каких-то приключений и походов в лес по ягоды, да грибы. Когда компания справная, то совсем без разницы куда, главное идти, плясать, песни петь и на полянах цветочных кружится, пока дурно не станет. Лето поистине самое волшебное, что есть на свете. Максим дожидается, пока в комнату зайдёт отец и спешит встать, чтобы дойти до него почти вприпрыжку и оставить и на его щетинистой щеке быстрый поцелуй. Мужская крепкая рука ложится на спину Макса, приободряюще растирая, показывая на самом деле намного больше, чем может показаться на первый взгляд. Отец пусть и не говорит постоянно с нежностью и лаской, частенько браниться, но то совсем не показатель, Макс прекрасно знает, что его папа любит. Однако долго так он не стоит, выбирается из отцовских объятий и хватает ещё пару блинов, обжигая пальцы и язык, когда засовывает их в рот. Шипит на боль, но жует только быстрее, пока к двери несётся, чтобы отворить её и выйти на крыльцо, вдыхая свежий летний воздух. Жара ещё не взялась, потомуветерок приятно холодит кожу, задувая под лёгкую рубаху. На улице почти умиротворённая тишина, расползающаяся по улицам, от дома к дому, будто бы сейчас люди не начнут выходить в поля, огороды, чтобы работать, пока солнце ещё не поднялось достаточно высоко. Макс даже почти растворяется в своих мечтах, размеренно дыша утренней свежестью, пока не замечает краем приоткрытого глаза что-то рыжее, точно язык пламени. Открыв свои очи пошире, Макс видит Даню, который почти проходит калитку их хаты, но останавливается резко повернув голову в сторону Макса, который, совсем забывшись, всё ещё стоит в ночной рубахе, которую бы поменять на нормальную одежду. Макс почти подпрыгивает на месте от чужого взгляда и от расцветающей улыбки, которая растягивает тонкие губы на светлом лице. Макс отмирает, словно до этого стоял в оцепенении и вваливается в избу, успевая крикнуть, что-то несвязное про минуту и что он выйдет. Наверняка Даня не понимает ни слова, но смиренно ждёт, пока Макс наконец сменит одежду и схватит ведро, будто бы только что собирался идти до колодца за водой. Ну.она никогда не бывает лишней. — Куда путь держишь? — Макс закрывает хлипкую калитку, которая одним углом почти что касается земли, он поправляет её как может и вздыхает, когда она всё равно не закрывается должным образом. Проще её отломить, чем попытаться прикрыть. Нужно будет напомнить отцу сегодня вечером, чтобы не забыл починить. — Батя послал за ягодой, а то мамка в лес боится ступать, заплутает ещё. В лес. Максим многозначительно кивает, будто бы не замечая как его вновь проедают глазами. На самом деле, они бывало часто говорили, но Даня за ним больше ходит, наверняка и сейчас специально проходил мимо его дома, где дорога до леса больше, чем если пойти по другой. Но что поделать, Макс только неловко ручку ведра сжимает, не зная что ему сказать. Но Даня говорит сам, за Макса, что иногда выручает в подобных случаях. — Помочь донести воду? Ты ж за ней выбежал? Макс думает, не за водой то он бежал, сам не понимает за чем конкретно. Поговорить с Даней? Возможно.но точно не прямо за водой. Да и.эта мысль, конечно, совсем уж не по Максу, точнее, не так, как он бы поступил ещё вчера, но! Но.все эти проскальзывающие мысли о парне. — Пошли вместе за ягодой? А то одному же не так весело. Максим улыбается, стоит перед высоким Альфой и мнётся, словно щас ему откажут. Он может заметить лишь вспыхнувший огонёк в этой бездонной синеве, и новую улыбку, только шире предыдущей. И в груди снова бьётся так сильно, как маленькая резвая птичка, что вот-вот выпорхнет наружу и устремится в небо, кажется, к самому солнцу. Макс получает оживлённый кивок и ступает рядом с юношей, что так и наровит обогнать его с непривычки. Шаги у него широкие, не замедляйся он специально из-за Макса, точно бы сбежал вперёд! Солнце встанет полностью к полудню, но в лесу будет в разы прохладнее из-за тени, что отбрасывают деревья да ветки. Только на опушке и поляне можно будет прочувствовать весь зной нового дня. Но пока холодок обдувает кожу и дышится легко, Даня может себе позволить украдкой смотреть на Макса. На завитки его кудряшек, что забавно подпрыгивают от каждого его шага, на красивый профиль и красивый изгиб губ в лёгкой улыбке. Она каждый раз заставляет альфу чувствовать себя как-то по иному, словно он до этого вообще не жил. Не ступал ногами по земле, не просыпался по утрам, не знал радости. Макс что-то с ним творит, настолько невероятное, что дух захватывает так сильно! Как если бы он убегал от волка или медведя. Только бьющее в грудь сердце и какая-то слепая радость от одного его взгляда, что удалось уловить украдкой. Тропинка начинается менее протоптанная, поросшая зелёной свежей травой и цветами, которых не так много, как на поле, но тоже хватает. Здесь можно встретить ароматные травы для чая или колючую крапиву, что не оставит без внимания босые ноги, коли решишь пробежаться без обуви. Пахнет лесом, воздух пропитанный запахами смолы и коры деревьев, сыростью и землёй, но он приятно оседает где-то на стенках лёгких, даря ощущение единения с природой. Максим идёт молча, Даня тоже не спешит заводить разговоры, ему и молчать рядом с омегой нравится, пока он отодвигает ветки, придерживая, чтобы Макса не ударило. На некоторых можно заметить паутину, на которой скопилась утренняя роса. Она сверкает под лучами солнца и Даня кладёт руку на плечо Макса, удерживая его и призывая посмотреть: — Красота какая, гляди. И Макс смотрит, чаруется волшебными красотами леса, пока внимание скользит от крупных капель на тонких нитях паутины, до парня, что стоит как заколдованный и рассматривает, кажется, не в силах оторваться. Макс тоже не может, но не от лесных пейзажей и прочих прелестей, а от Дани, что так удивлён и заворожён, казалось бы, чем-то настолько простым. Слышится карканье ворона и Макс с Даней отмирают, а с ними, кажется, и лес, что, видимо, не хотел мешать своими шумами, отвлекая от разглядывания чего-то прекрасного. Правда, для каждого понятие этого слова было своим. Их путь продолжается, запах становится всё гуще, как и деревья, меж которыми они петляют по тропе. Макс вспоминает ночь, как он лежал и мучался больше то ли от духоты, то ли от постоянных мыслей. И будто бы предчувствовал, что сегодня он будет идти совсем рядом с тем, кто ещё ночью упорно стоял пред сомкнутыми веками. Макс то и дело поворачивал голову, чуть приподнимая её, чтобы взглянуть на чужое спокойное лицо и мысленно хмыкнуть. — Пойдёшь на реку в день Ивана Купалы? Максим замечает краем глаза знакомую опушку, но лишь провожает её взглядом, идя дальше, всё пытаясь поспевать за парнем. — А мне нужно туда идти? Смешок, Даня будто не понимает о чём говорит Макс, только внимание на омегу обращает, складывая губы в расслабленной усмешке. — А.а ежели судьбу там свою встретишь. Выйдешь с той стороны, куда венок какой омеги свернёт. Макс старается быть непринуждённым, сам не сознаёт чего так стыдится сейчас и смущается. Щеки точно нарумяненные горят, даже прохладный воздух, обдувающий горячую кожу, не спасает, только лишь разносит шелест листьев по всему лесному простору. — Тогда было бы славно поди ты запускать венок. Снова усмешка, снова этот всепоглощающий взгляд. Макс проглатывает слюну да отворачивается, пнём нужно быть, чтоб не понять, что Даня сейчас говорит. Да только снова неловкость Максиму руки связывает и горло пережимает. Все уж молодые знают, что Макс сыну кузнеца нравится, осталось только посвататься пойти, но только Даня всё ожидает, что Макс ему скажет. А Макс молчит, даже сейчас ни слова больше не произносит, пока они доходят до небольшой цветочной поляны и Макс останавливается, чтобы передохнуть. Цветочный аромат наполняет всё вокруг, Макс с счастливыми, почти ребячьими глазами смотрит на обилие цветков и присаживается на траву, отставляя ведро в сторону. Пальцы скользят по лепесткам и стеблям, он срывает вкуснопахнущие цветы и недолго думает, прежде чем начать вязать из них венок на голову. Макс связывает стебли между собой, умело вплетая всё новые и будто под ворожбой совсем не замечает, что Даня садится рядом, наблюдая за самим Максимом и его руками. Такие по омежьи аккуратные, ещё не покрытые мозолями от постоянной домашней работы, и хрупкие. Запястья украшены тонкими браслетами из ниток, Даня задерживается на одном, рассматривая плетение, но после скользит взглядом дальше, до худых длинных пальцев, которые хочется расцеловать. Коснуться губами каждого, а после перейти к костяшкам и ладоням, прижаться к ним щекой и потереться. Макса хочется любить, Даня давно уже принял это желание, да только боязно ему тоже, что отвергнуть могут и батя Макса кого другого ему засватает. Но Макс такой нежный, как эти цветы, ему за невесть кого нельзя, а Даня бы смог осчастливить омегу, будь он только его. — Ты такой красивый. Срывается с сухих губ, хочется пить, но ещё боле хочется прикоснуться к мягкой щеке, а потом и к этим розовым губам, что сейчас так забавно кривятся в удивлении. Не от того, что Макс не знает, что он красивый, а от того, что Даня это сказал так просто, словно вёл беседу о том, что на небе плывут облака. Даня движется ближе, замечает как руки Макса с недоплетённым венком замирают и сам он тоже, прямо как напуганный кролик не двигается. А Даня всё насмотреться не может, в глаза эти карие, что сердце его пленили настолько, что дышать трудно. Что Даня каждое утро просыпается с мыслью о них и засыпает с ними же. Даже работа в кузнице не отвлекает, ничего не может отвлечь от Макса. — Ты мне так нравишься. Дурак бы не догадался, Макс не дурак и он прекрасно знает, но Даня хочет сказать ему прямо. И он говорит, только ближе наклоняясь и укладывая свою горячую ладонь на щёку Макса, который в момент оживляется, хлопая своими глазками. И у него наверняка нет слов, он удивлён, но альфа не винит, ласково оглаживая кожу и наклоняясь настолько, что с лёгкостью может коснуться приоткрытых манящих губ. И он касается, прижимаясь к ним так охотно, как зверь, что только что нагнал свою добычу, но Даня не жесток, он мягок. Поцелуй не длится долго, всего каких-то пять секунд, но дыхание успевает сбиться, как при быстром беге. Отстраняясь, он замечает чужие дрожащие плечи и приоткрытые веки, кажется, что Макс сейчас заплачет, но он только глотает воздух и открывает глаза полностью. — Мне нужно домой. Это всё, что он говорит, когда бросает венок в ноги и смотрит в чужие голубые глаза последний раз. На сегодня уж точно. Не знает чего он так напугался. Такой внезапности, своей растерянности или того, что Даня ему тоже нравится. Неготовность отвечать сейчас на свои вопросы толкает Макса бежать, в прямом смысле бежать с этой поляны по знакомой тропинке к выходу из леса. А губы всё горят, как будто бы он только сейчас, вот несколько секунд назад вновь целовался с Даней. И сердце теперь не маленькая птица, а настоящий ворон, что ещё свирепее пытается порвать его грудь. Деревья мелькают перед глазами, ноги давно устали, а воздуха не хватает, но Макс не останавливается, словно Даня бежит за ним, словно вот-вот нагонит и схватит, а Макс больше не сможет ничего отрицать. Потому он перебирает ногами так быстро, как може его ослабевшее тело. И останавливается подышать он лишь тогда, когда лес остаётся за спиной. А в нём остаётся и первый поцелуй Макса за шестнадцать лет жизни. И это так… Стук о деревянную поверхность двери разносится по двору, Макс всё не в силах отдышаться, пока без устали колотит кулаком несчастную дверь. Настя должна быть дома, так почему не отворяет? В голове стоит только этот быстрый поцелуй, тепло чужой ладони и запах цветов, который перебивал лишь аромат альфьего феромона. Макс успевает жалобно провыть что-то себе под нос, когда дверь всё же открывается. — Чего ломишься, я полы мыла, а ты мне чуть дверь не снёс! Настя хмурит свои густые чёрные брови и хватает рукав парня пальцами, затягивая его в избу. Девушка трясёт Максима за плечо, но тот будто в воду опущенный. Не слышит и не реагирует почти! Кабы к поветухе тащить не пришлось, чтоб сделала с ним что-то. Страшно ведь, от того шо он на имя своё не отзывается. — Он меня поцеловал. Макс поднимает голову, встречаясь с взволнованным взглядом подруги и выдыхает протяжно, даже не заметив, как дыхание задержал. Хотелось упасть прямо в сенях, он был так растерян, что совсем уж не знал как поступить. А Настя, кажется, о чём-то крепко задумалась, прежде чем ответить на то, что Макс ей вывалил настолько резко. Макс опускается на скамью, за голову хватается, вплетаясь в тёмные кудри пальцами. Вниманием парней был не обделён, но всё это так.волнительно! И чувства внутри бушуют с новой силой, грозясь разорвать на кусочки! Максим отчаянно хочет понять почему сбежал, почему ему так трусливо стало, може напора чужого испугался? Прямоты? Так радоваться ведь надо, что за нос не водят! Но что-то не дало, заставило сжаться и убежать на всех порах из леса. — Так чево, он твоему сердцу не мил совсем? Наконец выдаёт Настя присаживаясь рядом. Её подол сарафана скользит по полу, а она его руками подбирает повыше, чтобы не пачкался. Тут она ещё не убирала. Голова клонится в бок, пока взгляд скользит по опущенным плечам Максима. Такой он непонятный. Вроде всегда был не прочь пообщаться с кузнецким сыном, цветочки принять, а теперь сбегает. Позора боится? Что до свадьбы поцелуй случился? Или правда совсем он ему не нравится? — Мил, — в том то и проблема, что очень даже сердцу Макса он приглянулся. Но на него будто надавили в момент, заперли в клетке. Но, видимо, только для самого Максима, никто его крепко не держал, не позволяя вырваться совсем, — А если он теперь от меня отмахнётся? — Коли отмахнётся, так гони его прочь. Пойдём я чаем тебя напою, а ты поведаешь как было. И она поднимается, утягивая за собой Макса, который только кивает на предложение подруги. Может, сам поймёт своё сердце, всё прогнав по кругу. Голова лежит на сложенных руках, когда Макс наблюдает за своей матерью, которая снуёт от печки до стола туда-сюда. Прошёл уже второй день, когда Макс выбежал из леса так, будто за ним гнался хищник, он пришёл домой неожиданно, почти ввалился в избу после разговора с Настей, что напугал этим мать. Благо отец тогда уже ушёл в поле и не увидел Макса в уже менее, но всё ещё переполошённом состоянии, а если бы они узнали о поцелуе…точно бы голову Максу отвернули! До свадьбы целоваться! Да уму ведь непостижимо.но Макс поцеловался. Не остановил, лишь замер и позволил этому случиться. Но.но ему понравилось. Осознал он это правда, только накрывшись ночью с головой, почти задыхаясь от духоты. Ему понравилось, да только стыдно ему было на глаза Дани попадаться. А вдруг бы он и правда обиду затаил, что Макс сбежал? И больше бы не захотел с ним ничего иметь. Думать обо всём этом невозможно тяжко. Макс прикрывает глаза, но тут же раскрывает их вновь, когда матушка спрашивает а пойдёт ли он запускать венок сегодня. И Макс бы пошёл, будь он уверен, что пойдёт и Даня, да только ж судьба бы смогла их свести! А ежели не сведёт? Что ежели его венок к берегу прибьётся, а Даня и вовсе не выйдет к нему? — Пойду.наверное. Неуверенно мямлит омега и утыкается лицом в свои руки, медленно выдыхая. Мать что-то бубнит про то, что в этом году было бы хорошо и свадебку сыграть, а то в «девках» Максим уже засиделся, семнадцать уж скоро, а так и не за мужем! Не дело это. А Максим бы с удовольствием не слушал это сейчас, слишком долго думавший о том, что Даня ему всё же очень симпатичен и что он бы с удовольствием согласился на сватовство с его стороны. Да только вот, что теперь будет? Идти к нему? Да срам какой! Макс под землю того гляди провалиться, как только на порог его дома ступит. Что уж говорить про разговор. Думать так много однозначно плохо. Голова болит, когда Макс уже изрядно подуставший, но довольный бредёт к реке со своими друзьями. Настроение поднялось только благодаря им и Настьке, что прожужжала ему все уши, что они точно суженые с Даней друг для друга! Всегда она такой была, всегда за самое хорошее. И Макс даже почти не боялся опускать свой венок в воду, но всё же стоял на берегу вглядываясь в тёмную воду, пока другие парни и девушки смеялись и переговаривались на фоне, провожая чей-то венок, что не прибило волной к суше. Кажется, это был Ванькин, но Макс не слушал достаточно внимательно, чтобы быть уверенным в этом. Наконец он осмелился подойти к воде ближе и спустить венок в воду, он быстро отошёл на несколько шагов назад и с удивлением смотрел на то, как он, качнувшись на новой волне, поплыл вправо, медленно так, словно кто-то его неторопливо вёл. Максим чуть потупился на месте и дрогнул, когда на плечо ему легка широкая горячая ладонь. Он даже не заметил, как от кустов, к которым поплыл его венок, к нему подошёл человек, так нежно сейчас спустившийся до его предплечья, а после и запястья, чуть сжимая его пальцами. И Макс уже знал кто это, невозможно было не узнать. — Ты всё же пришёл встретить свою судьбу? Начал Макс слегка взволнованно, когда его руку сжала чужая, такая большая, что с лёгкостью вмещала не крупную ладонь Макса. Со стороны Альфы послышался смешок и он прильнул к Максу ближе, наклоняясь к его уху, чтобы прошептать тихое: — Я встретил тебя уже давно. Улыбка сама растянула губы омеги, пока он чувствовал на своей спине лёгкие поглаживания, которые в момент остановились, когда Даня прижимал юношу к своей груди. Ничего более не волновало. Ни люди на берегу, ни их крики, ни шум ветра и плескание рыб в воде. Волновал только Даня, что смотрел на него так.по особенному, что у Макса перехватывало дыхание. Чужое лицо всё ближе, Максим прикрывает глаза и снова позволяет этому случиться. Позволяет их губам слиться в поцелуе, таком неторопливом и невинном, позволяет пальцам вплестись в свои кудри и не сильно сжать. Позволяет Дане любить себя и любить его в ответ. И пусть его страх заставил сбежать тогда, сейчас его суженый всё же пришёл на молчаливый зов Макса.