Самая непроторенная дорога

      В год 34-й 3-ей Эры Тамриэль жил в мире и покое. Шёл прекрасный золотой век под управлением могучего Тайбера Септима, который властвует уже не первый десяток лет. В своих завоевательных походах он объединил Тамриэль в Третью Империю, Империю Септимов. Разные расы расселились по всему материку, ибо их более не ограничивали границы и конфликты. И весь материк жил в согласии и мире. Рождались великие герои и авантюристы, в летописях за прошедшие десятилетия скопилось много имён. Увековечены в камне были подвиги многих последователей Тайбера Септима, местных героев и просто неравнодушных к бедам других. Но наша история берёт своё начало не в прекрасных дворцах или храмах, не в домах вельмож или военачальников, не в сырой темнице или в повозке, и даже не на лодке идущей в Морровинд.       Наш рассказ начинается к востоку от города Чейдинхол, не так далеко от сердца Сиродила и всего Тамриэля. Здесь, слегка отклонившись от Синей дороги, можно попасть на ферму Джованни. Парочка полей и виноградник, амбар для скота и стойло, сарай с пристроенной баней, а за ними двухэтажный особняк в классическом нибенейском стиле с небольшой пристройкой. Слышен обыденный фермерский гул, ржание лошадей, блеяние баранов, потоки ветра заставляют колосья свежей пшеницы шелестеть, а на грядках в поте лица трудятся несколько фигур. Два юных имперца неспешно вспахивают грядки и поливают их. А поотдаль от них, ближе к винограднику, тем же самым занят молодой аргонианин. Но что аргонианин делает на ферме в глубине Сиродила? Давайте-ка приглядимся к нему.       Он среднего росту и весу для его расы, молодая зелёная чешуя красиво отбрасывает блики под сиянием Солнца, вытянутую морду венчают небольшие костные наросты и измурдуного цвета перья на затылке. А крупные, но глубоко посаженные глаза, переливаются золотисто-салатовым оттенком. Одет он не хуже тех имперских ребят, в приличную одежду, насколько может быть приличной одежда для работы на грядках. Обуви он не носит, каждым своим шагом оставляя когтистые следы в земле. Вряд ли он тут на рабских условиях, не выглядит он несчастным, лишённым свободы. В его глазах читаются радость и праведная усталость от честного труда. Но кроме этого он время от времени бросает взгляды куда-то вдаль, то в сторону заснеженных Джерольских гор, за которыми скрывается холодный и суровый Скайрим, то в сторону древнего Имперского города и Башни Белого Золота, верхушка которой виднеется даже с этой маленькой фермы в глуши. Это и есть главный герой нашей истории — Шез’фет или как его ласково называет мать и друзья — Шез. А мальчишки-имперцы это Оттон и Маркус Джованни, сыновья владельца этой фермы, они чуть помладше Шез’фета, но уже вполне способные работники и наследники отцовского дела.       Работа идёт размеренно и тихо, пока солнце ещё высоко. Но стоит ему достичь зенита, как всякий труд обязан прекратиться, ибо невыносимый жар принесёт рабочему больше вреда, чем пользы. Ребята собираются и относят инструменты в сарай, после чего довольные идут в свой уютный деревенский дом, хохоча и обсуждая свои обыденные дела. «Деревенский» он правда лишь атмосферно, из-за своего отдалённого от всякой цивилзации местоположения, отчего он не страдает «городскими болезнями». На практике же это вполне себе городской дом, точно такие же стоят и в самом Чейдинхоле. Обычное семейное гнёздышко, в каких проживают нибенейские дворяне и семьи среднего достатка. В доме ребят встречает женщина-аргонианка средних лет в домашнем платье с бежевой юбкой в пол и белой блузкой с пышными рукавами. Завидев грязных после работы на грядках ребят, она показательно вздыхает и даёт им серьёзный наказ посетить баню и переодеться, а только после садиться за стол. Но добрые глаза выдают её фальшивую строгость и становится ясно, что её слова полны лишь заботы о шебутных мальчишках. Это Шаир’зи, мать Шез’фета и старательная домохозяйка. Мальчишки, по её указанию направляются в баню, которую та заранее растопила и подготовила им бадью с водой. Быстро умывшись и отпарившись они в своих чистых одеяниях поспешили в дом к обеду.       За столом уже сидел и хозяин дома — престарелый имперец Винициус Джованни. Одетый в богатое, но уже довольно старое бурое дворянское платье, он держал, в поморщивхися от возраста и тяжёлой работы руках, книгу из его личной коллекции, кажется это было совсем свежее произведение о походах самого Тайбера Септима, историческая хроника со слов свидетелей тех событий. Расчёсывая рукой свою бороду с проседью он тихо приговаривал что-то, реагируя на содержание книги. Вскоре прибыли и мальчишки. Всё уже было готово и семья начала радостно обедать, обсуждая свои планы и дела. Но пока они заняты этим, давайте немного поговорим о том, как же Шаир’зи и Шез’фет оказались здесь, в доме фермера, так далеко от Чернотопья. Всё довольно просто, но при этом и достаточно таинственно.       В одну дождливую ночь аргонианка просто оказалась у дома Винициуса с маленьким ребёнком на руках. Она просила лишь укрытия на одну ночь, не надеясь на большее. Но имперец позволил им оставаться столь долго, сколь они посчитают нужным. Сам Винициус только недавно лишился жены, которая всю жизнь поклонялась Стендарру, и он решил, что проявив милосердие к Шаир’зи он сможет почтить память собственной супруги. Время шло, Шез’фет рос вместе с сыновьями Винициуса, учился тому же, что и они. Шаир’зи активно хозяйничала в доме, всячески помогая, пытаясь отработать свой неоплатный долг перед Винициусом. Но за последние годы это уже стало просто образом её жизни, ибо и ей это было в радость и все остальные не жаловались на такую хозяйку в доме. Даже гости Винициуса, которые нередко посещали его отдалённый дом, поначалу с подозрением относились к его чешуйчатым сожителям, но вскоре зауважали их не меньше хозяина дома. Шез’фет стал регулярно слушать рассказы о делах из других провинций и частей Тамриэля, о скайримских буранах и древних гробницах, о заливе Илиак и Даггерфольских лесах и даже о прекрасных дворцах Алинора и богатых рынках Риммена. Путешествия манили Шез’фета не только с рассказов очевидцев, но и со страниц книг из домашней библиотеки, которые он совсем рано начал осваивать. Пока Оттон и Маркус прыгали по улицам или с отцом уезжали в Чейдинхол, Шез’фет осваивал книгу за книгой. Он читал о великих героях и событиях прошлого, об атморцах и святой Алессии, о мудрых айлейдах и жестоких цаэски с далёкого Акавира. И на сегодняшний день можно смело сказать, что Шез’фет был чуть ли не более начитан, чем дети имперских дворян и имел довольно широкий кругозор. Лишь записей о своей исторической родине он почти не нашёл. О Чернотопье не так много книг и туда редко ездят путешественники, а местные аргониане не то, чтобы любители выезжать куда-то за границу своей земли и рассказывать всем о ней. Но главной тайной жизни Шез’фета была даже не его родина, а то, кто был его отцом. Это был явно не Винициус, пусть он по сути и заменил его. Его мать редко говорила о нём, стараясь быстро сменить тему. Но было видно, что она не ненавидела его, а значит он не сделал ничего плохого. Но и кем-то простым он не был, ведь тогда бы Шаир’зи давно бы всё рассказала. В общем, эта тайна оставалась таковой на протяжении всей жизни юного аргонианина. До сегодняшнего дня.       Внезапно в дверь дома постучали. Всё семейство переглянулось: — Вы не ждали сегодня гостей, господин Джованни? — вопросила Шаир’зи. — Не припоминаю. Конечно возможно это господин Нидиус с его запоздалым отчётом, но что-то я сомневаюсь. — озадачился имперец. — Я пойду открою, если позволите. — сказала аргонианка, поднимаясь со стула. За открывшейся дверью показался юноша с сумкой через плечо, который сложил руки на груди и ритмично постукивал ногой по земле. Завидев аргонианку он спросил: — Вы… — он взглянул на имя в письме. — Госпожа Шаир’зи, верно? — Да, это я. — утвердительно ответила женщина. — Я вас повсюду ищу. Вам просили кое-что передать, лично в руки. — сказал он, протягивая ей письмо. Аргонианка тут же его раскрыла и начала читать: «Уважаемая госпожа Шаир’зи, моё имя вам не будет вам знакомо да и нет смысла его говорить. Но я пишу вам в надежде на то, что вы или ваш сын сможете принять весть, которую я желаю вам сообщить. С прискорбием сообщаю вам, что ваш муж — Айджин, скончался от полученных много лет назад ран, которые здорово подкосили его здоровье. Мы похоронили его со всеми почестями и по древним традициям саксхлил. Он был не только вашим мужем и отцом вашего сына, но и настоящим героем, который многое сделал для меня и моих людей в частности. Я лишь надеюсь, что вы или ваш сын сможете посетить его могилу и попрощаться с ним. Желаете узнать её местонахождение? Извините, но я не могу быть уверенной, что это письмо не перехватят враги Айджина. Если это письмо читает госпожа Шаир’зи или господин Шез’фет, то вы поймёте о чём я говорю. Дух Айджина сам подскажет вам путь к своей могиле. Точнее ваше семейное древо хист, которое направляло его всю жизнь, оно расскажет вам о его славе и о его смерти. Мы ждём вас в любое время дня и ночи. Путь в наше поселение открыт для вас, так что не спешите и обдумайте все слова, которые вы хотели бы сказать Айджину, когда встретите его. Глубоко уважающая вас С.» Руки Шаир’зи задрожали от того вихря эмоций, которые она испытывала. Она не знала куда ей деться, куда спрятаться. — А, и ещё… — продолжил гонец, доставая что-то из своей сумки. — К письму прилагалось вот это. Он протянул аргонианке кольцо из зеленоватого серебра, с большим янтарём в центре, на котором было выгравировано дерево с широким стволом и множеством пышных ветвей. Шаир’зи аккуратно взяла кольцо дрожащими руками и прижала его к себе. Она тихо поблагодарила гонца и закрыла дверь. Пройдя пару шагов она вдруг упала на пол в беспамятстве выронив письмо и кольцо. Все вскочили со стульев и поспешили к ней. Особенно беспокоился Шез’фет, который тут же поднял мать и отнёс в кровать, где пытался всячески разбудить её. Но ничего не помогало, её сильно лихорадило и она сквозь сон бормотала какие-то несвязные буквы и звуки.       Шаир’зи пробыла в бреду до позднего вечера. Всё это время Шез’фет был рядом с ней, охраняя её покой. Проснувшись, она взглянула на него и тихо заговорила: — Шез, мальчик мой. — Да, матушка? — забеспокоился юноша и пододвинулся ближе к кровати. — Ты прочитал письмо, верно? — Да, извини. Мне просто было очень любопытно, что за новости тебя так поразили. — виновато произнёс он. — Не беспокойся, я понимаю. Ты редко видишь меня в таком состоянии. — она подняла свою руку и начала нежно гладить своего сына по чешуйчатой щеке. — Это правда? Мой отец всё это время был жив? — вполголоса спросил он, прижав к себе мамину ладонь. — Я… сама не знала об этом. Эти новости удивили меня не меньше твоего. — на её лбу выступил холодный пот. — Ты никогда не рассказывала мне об отце в подробностях. — Шез’фет взял мамину руку и положил на кровать. — Кем он был? — Что же, рано или поздно этот день должен был настать. И лучше я расскажу тебе эту историю, чем кто-либо другой. — Шаир’зи приподнялась и села, оперевшись на спинку кровати. — Итак, всё началось давным-давно, ещё в первые годы 3-ей Эры. Мы с твоим отцом познакомились, когда он проездом попал в мою маленькую деревушку. Он был авантюристом, путешественником. Мы познакомились, разговорились, стали вместе гулять по болотам и джунглям. Он дарил мне красивые цветы и дорогие подарки. А потом он уехал, отправился в новое приключение. Мои родители сказали забыть о нём, но ни один мужчина во всей деревне не был таким же, как Айджин. Он был добрым и смелым, очень красноречивым и мудрым. Я любила его истории о дальних землях, моё сердце замирало, когда он рассказывал о своих опасных приключениях. Я ждала его возвращения. Для кого-то это было наивно и глупо, все мои подружки уже давно имели семьи, а я всё ждала. И дождалась, он вернулся с дорогими подарками и кольцом, этим самым, которое прислали вместе с письмом. Мы уехали из моей деревни и какое-то время жили в дороге. Ночевали под открытым небом, созерцая звёзды, пересекались с караванами и имперскими патрулями, пополняя у них запасы. Мы нигде надолго не задерживались, каждый день приносил нам что-то новое. Мы были поглощены азартом приключений. Потом я забеременела и нам пришлось остепениться. Мы обосновались на юге, в Лилмоте. Твой отец нашёл работу, а я заботилась о тебе. Мы жили прекрасно и ни в чём не нуждались. Но в один день всё изменилось. Ночью в наш дом ворвались люди в тёмных одеждах, они пришли за твоим отцом. Айджин смог отбиться от них, и мы бежали в джунгли через болота. Твой отец понял, что с тобой на руках я не смогу далеко убежать, а потому он отдал мне все скопленные деньги и отправил к своему другу в Гидеон, а сам бросился наперерез врагам. Я видела как он растворился во мраке дождливых джунглей. Часть меня хотела броситься за ним, спасти его, но потом ты начал громко плакать и я поняла, что Айджин хотел прежде всего защитить тебя. Я добралась до Гидеона, старый друг Айджина по имени Сарухэй позволил мне остаться на некоторое время, но сказал, что надолго мне здесь оставаться нельзя. Он оплатил нам с тобой билет до Лейавина, но и там нам не было покоя. Я скиталась по всей Нибенейской долине, пока не нашла наконец дом Винициуса. Теперь ты знаешь всю историю как она есть. — То есть у моего отца были какие-то враги, которые вынудили его оставить дом и мирную жизнь. — пытался осознать услышанное Шез’фет. — Сейчас мне кажется, что все его авантюры и наши с ним путешествия уже были частью этой большой погони. Словно он всю жизнь от кого-то бежал. Скорее всего он и ушёл тогда из моей деревни, потому что не хотел подвергать меня опасности. А когда всё утихло, вернулся и забрал меня с собой. К моменту твоего рождения он видимо подумал, что его преследователи оставили его поиски, а потому согласился наконец перестать бегать. Но всё оказалось с точностью да наоборот. — вздыхала Шаир’зи. — Но в ту ночь они его не убили. Он выжил, если судить по письму, но где он пропадал и почему не искал нас? — Этого я, увы, понять не могу. — печально произнесла она. — И при чём тут древо хист? Я читал, что в Чернотопье есть особые деревья, почитаемые аргонианами, но что в них такого особенного? — продолжал заваливать мать вопросами юный ящер. — Хист это не просто почитаемые нашим народом деревья, это целая отдельная раса. Они разумны и общаются между собой, а некоторые из нас даже могут их понимать. Мы почитаем их не так, как другие расы почитают богов. Они для нас скорее как символы жизни и перерождения, источники жизненной силы. Эта строчка на самом деле непонятна даже мне, ибо Айджин никогда не говорил ни о каком семейном древе хист. Да и вообще о своей семье он говорил крайне редко. Но вот на кольце изображено как раз древо хист, возможно это символ его семьи. — предположила Шаир’зи, указав на кольцо, лежащее рядом на столике. Шез’фет погрузился в глубокие раздумья, так как перестал что-либо понимать. Он так долго хотел раскрыть тайну судьбы своего отца. Но стоило разгадке свалиться ему на голову, как вопросов стало ещё больше. И все эти вопросы после банальных размышлений приводили в тупик, формируя несвязный ком из мыслей и догадок. Заметив, как загрузился её сын, Шаир’зи сказала: — Хватит на сегодня дум, иди поспи. Поговорим об этом завтра. — Хорошо, мам. — сказал Шез’фет и поднялся со стула. Они пожелали друг другу спокойной ночи и день на этом закончился. Шез’фет долго не мог уснуть, ворочаясь на кровати. Всё его представление об его отце перевернулось в одночасье. Беспокойство, что враги прошлого настигнут и его с матерью, моментально затмило его разум. Он крепко схватился когтями за подушку и вслушивался в каждый шорох в доме, в каждый скрип.       Вдруг он услышал шёпот. Слов он разобрать не смог, звук раздавался откуда-то издали, но при этом был слышен в комнате. Вглядываясь в тёмные углы, не освещённые лунным светом, он стал замечать зеленоватое сияние. Оно стало обволакивать комнату, расстилаясь по полу, ползая по стенам и потолку. Зеленоватый туман обуял всё пространство. Шез’фет не мог пошевелиться и как-то повлиять на это, он мог лишь беспомощно наблюдать, как туман подбирался всё ближе к нему, забираясь по ножкам кровати прямо к нему. В тумане ему стали чудиться образы ветвей, листьев и цветов. А после он узрел дерево, точь-в-точь как на кольце отца. И когда Шез’фет начал всматриваться в дерево, его уши пронзил громкий скрип ветвей и шелест листьев, который словно призывал его к чему-то. Он резко подорвался с кровати и обнаружил, что уже утро. В его комнату стучали. Шез’фет спешно оделся и открыл дверь, это была его мать, которая приготовила завтрака и звала к столу. Прошёл день, вечером он рассказал ей о том, что происходило ночью, но она не смогла найти этому объяснение.       Прошло время, спустя неделю мать Шез’фета захворала, но продолжала работать. Лишь когда она совсем разболелась, она перестала готовить и убирать. Вызывали лекаря, но ничего не помогало. Долгий месяц терпела она мучения болезни, но всё-таки проиграла и скончалась в холодный осенний день. Её похоронили недалеко от фермы, рядом с другими Джованни, предками Винициуса. На смертном одре она попросила Шез’фета дать ей обещание, что он найдёт могилу отца и почтит его память. Шез’фет, конечно, дал ей такое обещание, но сам слабо верил, что сможет его исполнить. Все в доме горевали по потере Шаир’зи, но если семейство Джованни вскоре вернулось к работе, то Шез’фет ещё неделю не мог придти в себя. И когда он наконец смог выбраться на семейный ужин, весь истощённый и уставший, Винициус обратился к нему: — Шез, послушай, не желаешь ли ты поехать учиться? — Учиться? — удивился юноша. — Да, в университет. Выучишься на какого-нибудь специалиста, устроишься работать. Я же вижу как ты мучаешься в нашей глуши. Ладно Оттон и Маркус, они мои наследники и им ещё жить на этой земле, но тебя-то ничто здесь не держит. А страсть к приключениям у тебя всегда в глазах горела. Я готов оплатить твоё обучение, лишь бы у тебя всё было хорошо. Что скажешь? — Я премного благодарен, господин Джованни, но я не могу принять этого. Вы и так много сделали для меня и для моей матери. Я перед вами в неоплатном долгу и… — Да, я знаю. Но я пустил твою мать в свой дом не потому, что я хотел что-то поиметь. Я сделал это из чистого милосердия и требовать что-то с вас было бы крайней наглостью с моей стороны. — возразил Винициус. Шез’фет не мог найти слов, чтобы продолжить и лишь смущённо смотрел в пол. Престарелый имперец вздохнул и сказал: — Значит так, пока я жив, оставайся здесь сколько душе твоей угодно. Но когда настанет час моей смерти, я хочу, чтобы ты отправился и нашёл свой собственный путь. Не хватало мне ещё после смерти глядеть как ты мучаешься на моей ферме. У нас тут не Морровинд и рабов мы не держим. Ты согласен на это? Вопрос в конце был скорее риторическим, а сами слова звучали как ультиматум. С одной стороны Шез’фета и правда тянул внешний мир и возможные приключения, но с другой он всё ещё считал свой долг невыплаченным до конца. Но раз такие дела, пришлось согласиться.       Ждать пришлось не так долго, уже к зиме Винициус захворал когда возвращался из Чейдинхола и умер с наступлением весны. О наследстве Оттон и Маркус договорились быстро, первому досталась ферма, второму же контора в городе. В ночь после похорон Шез’фету вновь явился зелёный туман, но теперь он не сковывал его движений, а наоборот, вёл его куда-то. Пока все спали, аргонианин тихо пробирался через дом, следуя за тонкой зелёной нитью, которая вела его куда-то в поля. Он нёсся через грядки и виноградники, преследуя виляющий огонёк, который в итоге вывел его к кладбищу, к могиле Винициуса. Но кладбище в ту ночь было не таким как обычно. Вместо холодных камней на пустыре Шез’фет увидел целое семейное собрание Джованни. Все, начиная от основателя рода и заканчивая Винициусом стояли около своих могил в виде полупрозрачных духов. И чем старше был дух, тем менее прозрачным он был, расплываясь в воздухе, а слова его искажались и путались. Дух Винициуса заметил Шез’фета и быстро подошёл к нему, сказав следующее: — Шез, мальчик мой. Как видишь, я всё-таки умер. А это значит только одно. Ты… — Почему? — перебил ошеломлённый аргонианин. — Что «почему»? — удивился дух имперца. — Почему я вижу их всех, и вас? — он махнул рукой в сторону других духов. — Хм, тебе стоит спросить об этом у своего маленького друга. — дух Виницуса указал на зелёный огонёк, парящий возле Шез’фета. Юноша взглянул на него, но тот лишь заискрился и зашелестел, словно пытаясь что-то сказать. Но Шез’фет не понимал ни единого его слова. Тогда дух Винициуса продолжил: — В любом случае, это не отменяет того факта, что я мёртв. А это значит мой дорогой Шез, что тебе пора отправляться в путь. Загляни в верхний ящик моего письменного стола, я оставил там небольшую сумму, которая поможет тебе на первых порах твоих поисков. — Поисков? Вы же хотели, чтобы я отправился учиться. — непонимающе сказал ящер. — Я был глуп, когда хотел переселить тебя из четырёх стен фермы в четыре стены университета. Ты вольный дух, полный энтузиазма. Твоя судьба быть в пути и помогать всем окружающим. Ты благословлён великим духом и вместе с ним тебя ждут приключения о каких не писали ещё ни в одной книге. Забудь о несуществующем долге, о врагах твоего отца, найди его могилу и поговори с его духом. И заодно передай привет своей матери, которая отправилась к Айджину. Хотя, твои стопы вольны идти куда угодно, духи вечны, могут подождать. Так что решай сам, куда отправишься именно ты. Может ты захочешь обойти все провинции и помочь всем нуждающимся, может захочешь составить описание всей живности Тамриэля, а может захочешь поучавствовать в интригах при дворе мелкого графа в Сиродиле или ярла в Скайриме. Создай свою судьбу сам Шез’фет. И пусть тебе сопутствует только удача. Слова духа растрогали молодого аргонианина. И он, полный решимости и духа приключений, отбросил свои печали. Его более ничего не тяготило, он почувствовал лёгкость в своих ногах, и казалось, будто он готов прямо сейчас пробежать через весь Тамриэль. Он широко улыбнулся духу Винициуса и отправился готовиться к своему путешествию.       И словно ознаменовав новую главу в жизни Шез’фета Солнце начало подниматься. Занималось новое утро, утро, которое принесёт в этот мир нового авантюриста, нового путешественника и нового героя. Возможно, в честь него не будут воздвигнуты статуи. Возможно, его имя даже не будет упоминаться в книгах. Возможно, когда он умрёт о нём никто и не вспомнит. Но Тамриэль запомнит его, а это, ценее всяких работ от писателей и скульпторов. Ибо он напишет свою историю сам, не взирая ни на какие преграды.