Песьеголосец

      Проснулся Гредо от того, что самая младшая из детей разрывалась, младенческим криком озаряя округу. Гредо подорвался, встревоженный этим непривычным и режущим по ушам звуком, но, услышав, как забавляются и ласково воркуют с малышкой Пиллетт и Сергана, сразу же вздохнул и упал обратно на лавки. Всё было спокойно.       Когда Гредо решился выйти во двор, к нему сразу же прилип Мешко, указавший на рубашку, которую Гредо, повинуясь желанию походить на остальных живущих тут, послушно натянул на себя. — Тебе как раз, — Мешко повис на перилах второго этажа, опустив голову вниз и вверх тормашками смотря на Гредо. — А на Сенко большая была. Но ему так нравится.       Гредо сразу же захлопнул рот, вспомнив слова Анкравы о том, что не стоит говорить с мальчиком об его брате. — Нравится она тебе? — не отставал Мешко. — Угу. — Забирай. Мы Сенко ещё сошьём или купим. — Спасибо, — Гредо взялся за полы рубашки, разглядывая её в дневном свете получше. Светлая, вышитая нитками, она была не хуже, чем то, что давал ему иногда Сорока. Но с тех пор Гредо не позволял себе носить красивую одежду, обходясь тем, что найдёт в первых попавшихся комнатах. На фоне его кожи, снова испачкавшейся и потемневшей, рубашка почти светилась. От этого было непривычно, но не плохо. — Но разве можно отдавать чужие вещи? — Они не чужие, они моего брата, — нахмурился Мешко. — Но ведь не твои. — Я старший в доме теперь, пока Сенко не вернулся, — уверенно ответил Мешко. — А твоя мать? А отец? А старик? И остальные? — Это другое! — запротестовал мальчик. — Сенко не стал бы жадничать, и я не буду. Забирай, носи!       Гредо скрестил руки на груди, обнимая себя и пытаясь согреться. В одной рубашке всё-таки было уже прохладно, а дневное солнце ещё не успело нагреть землю, да и от работы парень пока не разгорячился. — Смотри, как могу, — вдруг подал голос Мешко, а потом медленно стал соскальзывать с перил вниз головой, во двор. Гредо испуганно замер, пока не понял: ребёнок сейчас свалится вниз. — Стой! — выкрикнул он, но Мешко, резко вскинув ноги, опрокинулся вперёд спиной и полетел вниз. Гредо испуганно гаркнул и бросился к перилам.       Мальчишка, схватившись руками за лозу винограда, сделал круг в воздухе и, повиснув на высоте собственного роста от земли, болтал ногами. Потом, разжав руки, спрыгнул вниз, наклонился к земле и резко выпрямился, вскидывая руки вверх: — Вот так! — радостно сообщил он, довольный тем, какой испуг отразился на лице гостя. — Ах ты! Мерзавец! — закричала Сергана, видевшая представление.       Мешко сразу же сжался, услышав грозную ругань сестры, и бросился бежать, петляя между колоннами первого этажа и подобно мышонку ныряя в одну из арок, ведущих в бесконечные комнаты. — Ух, я тебя! — Сергана выбежала на середину двора, грозя кулаком братцу, но преследовать его не стала. — Смотри мне, расшибёшься! Сколько можно?!       Потом девушка подняла голову, поняв, что трюк был разыгран вовсе не для неё. Увидев шок на лице гостя, она поправила волосы и сказала: — Не бойся за него, он постоянно так делает! Только не хвали его, а то ещё страшнее начнёт что-нибудь вытворять.       Гредо нервно постучал ладонями по перилам. С самого утра эта семья уже начала испытывать его нервы на крепость. — Хочешь есть? — предложила Сергана.       Он отрицательно помотал головой, устыдившись тому, насколько на самом деле ему хотелось есть. — Точно? — переспросила она.       Держался он не долго. Вскоре вся детвора собралась за тем же столом, за которым ела в прошлый день. Гредо понял, что в другой комнате все собираются только тогда, когда ужинают вместе. Утром и днём же маленькие компании жителей едят прямо на кухне, где всё время что-то готовится. Пиллетт почти не обратила на гостя внимания, но заботливо поставила тарелку перед ним. Дети снова рассыпались подальше от пока пугающего их гостя, и только Мешко, вернувшийся из темноты комнат, уселся подле Гредо, всё время поглядывая на его лицо и иногда показывая язык кому-нибудь из младших. Гредо пытался не вслушиваться в гомон, происходящий вокруг. Когда с его едой было покончено, Пиллетт согласилась показать ему, где у них хранятся дрова. Зная, что дети не захотят работать вместе с ним, Гредо сбежал от них к занятиям, позволявшим ему чувствовать, что он способен хоть чем-то отплатить людям, принявшим его. Вскоре даже туда стали подтягиваться желающие поглазеть на пугающего гостя детишки. Гредо игнорировал Мешко, побежавшего за ним с самого начала. Потом пришла средняя девочка, усевшись рядом с названным братцем и став наблюдать за тем, как гость колет дрова и складывает их у стены. Потом явились трое мальчишек. Самый маленький из них, плохо говорящий, подлез под дрова, пытаясь забрать красиво изогнувшуюся веточку. Гредо перешагнул через него, боясь наступить на ребёнка и не решаясь передвинуть его, и сам отошёл в сторону. Ещё через время явилась старшая девочка, строго оглядевшая младших и начавшая журить их за то, что мешают взрослому. Дети начали оправдываться, утверждая о том, что они здесь вообще не за этим. Только Мешко, чувствуя власть — ведь это он привёл гостя! — честно сказал, что развлекает Гредо, чтобы тому не было скучно работать.       Гредо только хмыкнул, подумав о том, что о скуке он ещё успеет соскучиться и, быть может, действительно стоит уйти, но не потому, что он поставит семьи под угрозу, а потому, что шум, творящийся в их стенах, сам станет угрозой разуму Гредо. Когда солнце уже было в зените, с дровами больше нечего было делать. Гредо сел на нагретую кору, словно в гнездо, закрыв глаза и вдыхая запах древесины. Старшая девочка, услышав голос Серганы, подозвала среднюю и вручила ей младенца. Мешко, залезший на кучу дров и растянувшийся там, как ящерица, вмешался, требуя отдать сестрёнку ему, но девчонка только назвала его балагуром и сбежала, а средняя отказалась передать малышку мальчику. Тогда Мешко надулся и отвернулся, скрестив руки на груди. Мальчики помладше начали перебирать щепки, валяющиеся в округе. Девочка, ходя с малышкой на руках вокруг, командовала им, какие щепки брать и складывать в кучу, а какие не трогать. Потом один из мальчиков увлёкся особенно пыльной и грязной деревяшкой, от чего руки его запачкались так сильно, что девочка, увидев это, стала ругаться в манере, которую уже показывала Сергана. Передав младенца кому-то, кто не был Мешко, она схватила малыша за рубашку и потащила к колодцу, чтобы отмыть.       Так малышка оказалась на руках у Гредо, застывшего, как наседка, боящаяся сесть на птенца. Девчушка была крохотной. Она не выглядела новорождённой, но всё равно казалась Гредо такой маленькой и лёгкой, что он боялся навредить ей любым своим движением. — Ну, что ты её держишь, будто она сейчас загорится, — укоризненно сказал Мешко, наблюдающий за гостем сверху и подползающий ближе. — Возьми нормально.       Гредо никогда не держал в руках детей, ни нормально, ни ненормально. Никак. Где бы он взял таких малышей и для чего бы тащил к себе на руки? Но делать было нечего. Вспомнилась Принцесса, по размеру как раз напоминавшая ребёночка. Тогда Гредо вздохнул и, аккуратно положив малышку на себя, обнял её снизу руками, чтобы она не укатилась вниз и не мёрзла. Девочка молча разглядывала гостя, сжимая и разжимая пальцы, потом вытянула руку и попыталась схватить его за волосы. Гредо скривился, но послушно наклонил голову, чтобы ребёнок мог ухватиться за одну из прядей. Бесцеремонно, как и подобает дочери заботливой Пиллетт и сестрице балагурного Мешко, девочка стала дёргать Гредо за волосы, забавляясь тому, что он никак не реагирует и не мешает ей этим заниматься. Потом, поняв, что волосы — это слишком скучно, она переключилась на его бороду. Тут уже Гредо не смог делать вид, что его это не заботит. Борода всё ещё была ему непривычна, и он не вспоминал о ней до тех пор, пока кожа не начинала чесаться и зудеть. В ней застревала еда, напитки пропитывали и пачкали её. А теперь ещё и чужой младенец, решивший, что это хорошая забава, дёргал за волоски, улыбаясь беззубым ртом. Гредо тяжело вздохнул и аккуратно поднял голову, высвобождая бороду из младенческой хватки. — Она постоянно папе усы дёргает, — сообщил Мешко, довольный тем, как смешно страдает и терпит гость. — Поэтому её берут на руки только безбородые и собравшие волосы в косы? — уточнил Гредо, стараясь не слишком открывать рот, чтобы малышка не дотянулась до его бороды снова. — Нет, их она дёргает за серьги и за губы щипает, — усмехнулся Мешко.       Развлечение нравилось малышке. Она стала смеяться, слюняво улыбаясь и радостно растопыривая ладошки. Гредо, увидев это, удивлённо вскинул брови, а потом смиренно опустил голову, решив позволить ребёнку радоваться до тех пор, пока и это ей не надоест. К счастью колдуна, очень скоро малышка нашла ещё одно увлечение: ковырять пальчиком вышивку на рубашке, теперь принадлежащей Гредо.       Вся компания сидела в соседнем, более мелком и заполненном разной утварью дворе. Гредо продолжал нежиться на солнце, устроившись на дровах, а Мешко, последовав его примеру, растянулся сверху. Вскоре вернулись младшие. Девочка, уводившая мальчика умываться, заприметила, что доверенный ей младенец начинает засыпать в руках гостя. Решив, что так будет лучше, она освободила себя от необходимости будить малышку и стала развлекаться тем, что начала драться с одним из самых крупных мальчишек, орудуя веткой, как саблей. Мешко сверху заёрзал и начал зевать. Гредо заразился от него этим, тоже зевнув и поняв, что его клонит в сон. Ребёнок у него на руках совсем затих, положив голову на грудь гостя и закрыв лицо ручками. Так продолжалось некоторое время. Откуда-то издали раздавался недовольный голос Серганы, лишь показательно ругающей младшеньких. Потом заговорила старшая девочка, потом средняя. Их голоса звучали как бы сквозь сон, и Гредо, совсем разморённый удивительно тёплым октябрьским солнцем, успешно игнорировал их до тех пор, пока кто-то не коснулся его плеча. Открыв глаза, парень увидел перед собой Сергану. Девушка ласково улыбнулась, потом прошептала: — Её пора кормить.       Гредо встрепенулся и с удивлением обнаружил, что малышка всё ещё спала у него на руках! Он успел забыть об этом, усыплённый теплом и спокойствием чужой жизни. Сергана потянулась к сестрице, мягко придержала её рукой, но девочка, проснувшись от такого, вцепилась в рубашку Гредо и захныкала. — Ну, тише, тише. Нужно поесть, — уговаривала её Сергана.       Малышка скривилась и заплакала, недовольная тем, как подло прервали её сон. Гредо сочувственно улыбнулся, понимая, как не хочется ребёнку покидать тёплое место. Ему и самому было… в какой-то мере даже слишком тепло. Потом Сергана, подняв сестру на руки, разочарованно заохала, покачав головой и посмотрев на Гредо. Мешко, наблюдающий сверху, охнул и начал приговаривать: — Ай-ай-ай! Я ему новую рубашку отдал! Как же так?!       Малышка продолжала плакать. Её разбудили, заставили покинуть насиженное место ещё и обвиняют почём зря! Неуклюже поднявшись с кучи дров, Гредо посмотрел вслед упорхнувшей Сергане, вздохнул и стал стягивать с себя промоченную младенцем рубашку. — Ничего, отстирается, — успокоил его Мешко.       Гредо только хмыкнул, осматривая себя и радостно отмечая, что хотя бы штаны у него остались сухими. Даже Принцесса научена была терпеть! А маленький человек сдерживать себя не захотел.       Пока он отмывался у колодца, Мешко притащил ему ещё одну рубашку. Гредо не стал спрашивать, чья она, но когда он увидел, как проходящая мимо Сергана, держащая засыпающую сестру на руках, смотрит на него, он понял, что ему, быть может, не хочется больше носить чужую одежду. Но появившаяся на пороге кухни Пиллетт разбила его желания на кусочки. Увидев гостя, отмытого и переодетого, в рубашке сына, женщина залюбовалась и громко и восторженно сообщила о том, как идёт ему хорошая одежда. Гредо не мог поверить ей. Слишком уж радостно она звучала. Настолько, что можно было принять это за притворство. Но и об этом долго думать не удалось: снова решивший напомнить о себе Мешко возник перед Гредо и стал нахваливаться сам. — Ты знаешь, я уже несколько книг прочёл! — сообщил он.       Гредо, не понявший, с чего вдруг ребёнок вообще начал про такое, удивлённо посмотрел на него и спросил: — И каких же? — «Бархатная накидка», — Мешко выставил вперёд руку, загибая на ней по пальцу на каждое название. — «Алтари», «Семь испытаний храбрости», «Два рыцаря», «Танцующий круг», «Сверкающая леди», «Звери и овцы». — Сколько тебе лет? — спросил Гредо, поражённый тем, как совпал у них с Мешко литературный опыт. — Десять! — гордо ответил мальчик. — В следующем году будет одиннадцать.       Гредо не сдержал улыбки, силясь заглушить злобный и изнывающий от боли голос в голове, твердящий о том, в какие года он сам познакомился с этими произведениями, и как получил и потерял книгу, рассказавшую ему о них. — И ты прочитал всё это? — Это не несколько книг. Это одна книга. С поэмами, — вредничая, подала голос девочка, сидящая на лавке неподалёку от входа в кухню и плетущая что-то из длинных травинок. — Да ну! — отмахнулся от неё Мешко, потом сразу же снова повернулся к Гредо. — А ты тоже их знаешь? — Конечно. — Что тебе больше всего нравится? — Сверкающая леди, — без сомнений ответил Гредо. — Она грустная, — снова отмахнулся Мешко, явно не впечатлённый подобной историей. — Есть ещё саги Папилайона! Это отдельные книги! — Ты всего две их прочёл, — ответила девочка, не смотря на него и продолжая внимательно связывать травинки друг с другом. — Но прочёл! — Вы все умеете читать? — спросил Гредо. — Вас родители научили? — Ну, не Дочери Слова же, — с явным пренебрежением сказал Мешко. — К ним в школу мы не пойдём. Да нас и не отдали бы туда. Нас Асол всему учит.       Гредо не знал, что у Дочерей Слова есть ещё и школы. Всё, что знал о них колдун, сходилось на написании текстов и создании книг. — Дедушка Асол много что знает, — девочка встала с лавки и медленно пошла к гостю, наглаживая торчащие из своей поделки травинки. — Вот, посмотри лучше. Я сделала.       Она протянула ему фигурку, туго сплетённую из травы. Игрушка напоминала человека, вместо глаз у неё были сушёные ягоды. Когда Гредо попытался взять её, чтобы рассмотреть поближе, девочка одёрнула руку, строго сказав: — Так смотри! Она хрупкая.       Мешко завистливо стал поглядывать на игрушку, потом оба ребёнка обернулись на Сергану, снова идущую мимо. Старшая сестра остановилась возле них, держа корзину, и строго проговорила: — Не надоедайте ему. — Мы не надоедаем! — почти хором ответили дети, а Гредо стыдливо опустил глаза к выложенному плиткой полу, чтобы не смотреть слишком долго на лицо девушки.       Он уже заметил, что она снова смотрит на него тем недружелюбным взглядом, из-за которого Гредо ощущал себя не старше тех, кого Сергана ругала. Мешко с девочкой пропали в комнатах дома, не желая спорить с сестрой, а Сергана быстрым шагом пошла в сторону колодца. Решив, что она собирается набирать воду, Гредо пошёл за ней. Но девушка миновала колодец, нырнув в тёмную арку, прошествовала по коридору, открыла дверь плечом и вышла в ещё один двор, куда Гредо пока не заходил. Оглянувшись, колдун увидел, что теперь они с Серганой оказались возле канала, к которому выходила территория семейного дома. Справа и слева, закрывая двор от любопытных глаз, высились стены дома. Под ними с одной стороны располагался курятник, а с другой, защищённый от наглых птиц, маленький палисадник, буйно растущий даже осенью. Сергана, увидев, что Гредо следует за ней, удивлённо посмотрела на него и спросила: — Тебе что-нибудь нужно?       Её лицо сразу же стало мягче. Девушка искренне побеспокоилась о том, что гость хочет попросить чего-нибудь. — Что ты будешь делать? — поинтересовался Гредо. — Тебе нужна помощь?       Недолго продлилось её смущение. Она снова вернула лицу привычное строгое выражение и ответила: — Нет.       Гредо так и замер у входа во дворик, пока Сергана зашла в курятник вместе с корзиной. Когда девушка вышла, гость всё ещё стоял у двери. Сергана только бросила на него недоумевающий взгляд и пошла обратно в основной двор. Гредо пошёл за ней. Уже у колодца она снова остановилась, обернулась к парню и спросила: — Тебя отвести куда-то нужно? — её голос звучал спокойно, но Сергана явно хотела чего-то от гостя. Он ещё не понимал, чего именно. — Нет, — удивлённо ответил Гредо. — Тогда почему ты за мной ходишь?       Гредо снова стал заламывать собственные пальцы, пытаясь подобрать слова. Чтобы не смущать хозяйскую дочку своим взглядом, он смотрел себе под ноги. — Мешко принёс мне рубашку, — сказал он, а потом тут же пожалел о своих словах, поняв, что подставляет мальчика перед сестрой, которая отругает его. — Он сказал, что ты сказала отнести её мне вчера. — Да, — согласилась Сергана. — И что? — А сегодня он дал мне ещё одну… — Да.       Её короткие, лишённые эмоций ответы путали и раздражали. Гредо пытался говорить, но у него плохо получалось. — Это рубашки твоего брата? — спросил он, решившись таки поднять глаза на Сергану. Её лицо не изменилось. — Да. — Если не хочешь, чтобы я надевал их, я не буду, — сказал Гредо, думая, что Сергана злится на него за то, как легко он взял вещи её пропавшего брата.       Девушка стала смотреть иначе. Теперь её лицо было украшено самыми разными эмоциями. Гредо пристально разглядывал его, ставшее для колдуна открытой книгой. Смущение, стыд и злость вспыхивали тут и там, в движении бровей, в поджатых губах, в нервно забегавших глазах. — Извини, если обидела, — торопливо проговорила Сергана, краснея. — Я решила, что тебе пригодится чистая одежда. То есть… Носи на здоровье. Ты наш гость.       «Если ты отдала её сама, то почему так недовольно смотришь на меня», — подумал Гредо. — Прости, — девушка отвернулась от него и выпорхнула во двор.       Гредо тяжело выдохнул, сдувая упавшие на лицо волосы, потом пошёл к лестницам, чтобы подняться на второй этаж. Там, бродя вокруг над двором, он стал изучать чужие двери и арки, ведущие в другие коридоры дома. Внутреннее убранство жилища трёх семей всё ещё казалось Гредо непривычным и странным. Он остановился на стороне у входа во двор и, увидев, что за стеной скрывается ещё лестница, начал спускаться по ней, оказавшись в тёмном коридорчике. Из него парень вышел к большим воротам, ведущим на улицу и затемняющим арку, через которую он впервые вошёл во двор, когда следовал за Серганой.       «Мышиная нора», — снова подумал он, прицокивая языком и слушая, как отражается этот звук от стен арки. Двор отсюда казался светящимся, полным солнца и тепла. Не сразу Гредо заметил фигуру, идущую со стороны колодца. Когда колдун присмотрелся лучше, то увидел мужчину, несущего длинный кувшин. С этим членом семьи Гредо ещё знаком не был, но он сразу понял, кто перед ним. Одетый в дорогую длиннополую одежду старик тихо, почти шаркая, переставлял ноги в мягкой обувке по плитам, подходя к толстому стеблю винограда, поднимающемуся из земли. Гредо как завороженный смотрел за движениями человека, не зная, стоит ли ему выйти из темноты и поздороваться, или с этим можно повременить.       Старик склонился над виноградом и стал медленно, тонким ручьём выливать из кувшина воду. Гредо заметил, как блестит на солнце бритая голова старика. Его кожа была загорелой, вся в глубоких морщинах. Сам старик был невысоким и худым. Рукава его расшитой одежды свободно покачивались, но движения оставались плавными и уверенными. Когда кувшин опустел, старик поставил его на плитку около себя, потом снял с плеч длинный отрезок ткани, который Гредо принял поначалу за шарф, сложил его несколько раз и положил на землю. Сев на эту ткань и скрестив ноги, старик замер, смотря на виноград. Гредо не понимал, что видит, но ему казалось, что он стал свидетелем чего-то сокрытого.       Из кухни выбежал Мешко. Заметив старика, мальчик сразу же пристал к нему, радостно рассказывая о чём-то. Гредо видел, что в какой-то момент мальчик стал оглядываться. Тогда колдун шагнул дальше в тень, спрятавшись за стеной возле лестницы. Когда он выглянул снова, Мешко уже не искал его, и продолжал говорить со стариком. Гредо смог расслышать: — А ты спал вчера? Ты не открыл мне дверь. — Прости, малыш, — извинился старик. Даже в голосе его слышалась улыбка. — Я поздно вернулся. Видно, ты тогда и приходил ко мне. А проверишь для меня вон ту лозу? Хочу знать, готово ли уже.       Мешко подбежал к лестнице, которая была около винограда, поднялся на второй этаж, залез на перила и, под пристальным взглядом и указкам старика, начал тянуться к одной из веток. Гредо видел, что у Мешко не получится дотянуться, но мальчик вдруг поставил ногу на одну из ветвей, надеясь залезть выше. В этот же момент во дворе появилась Сергана. Она, уперев руки в бока, стала строго причитать о том, чтобы брат не лез так высоко. Гредо подумал, что этот жест подошёл бы скорее Пиллетт, чем её юной дочери, но потом вспомнил, что далеко не мать всё время одёргивала и отчитывала мальчишку. — Он не дотянется, — сообщила Сергана. — Слезай, Мешко, — мягко проговорил старик, видя, что девушка права. — Дотянусь! — Мешко не хотел сдаваться. Он продолжал тянуться и лезть к винограду до тех пор, пока голос его сестры не сделался совсем уж злобным и строгим.       Тогда же рядом с Серганой очутился и Гредо. Девушка, не слышавшая, как он подходит, вздрогнула, потом смущённо притихла, не желая повышать голос при госте. Гредо специально не смотрел на неё. Он поднял взгляд к Мешко, но прежде, чем успел что-то сказать, мальчик радостно выкрикнул: — Поймаешь меня, если спрыгну?!       Гредо поднял руки к нему. — Мешко! — злобно шикнула Сергана, потом тут же вскрикнула, увидев, что брат оттолкнулся от перил и полетел вниз.       Гредо схватил его на лету и прижал к себе. Тогда Сергана, сразу задушив испуг злостью, уставилась на него и заругалась: — Да что с вами такое?! — она явно имела в виду обоих, и гостя, и брата. — Зачем ты позволил ему это?!       Гредо отступил назад, чуть было не придавив всё ещё сидящего на плитке старика, потом стал поспешно извиняться перед ним. Старик только усмехался, ласково щурясь на гостя и ничего не говоря. Сергана продолжала: — А если бы он разбился?! — Всё нормально, — попытался оправдаться Мешко, но Сергана, схватив его за ворот рубашки, стащила его с рук Гредо. — Дурак малолетний! — ругалась она. — Ты думаешь, маме не хватило одного сына потерять?!       Мешко обиженно насупился, рывком освободил руку и побежал прочь, опять скрываясь от сестры в комнатах. — А ты! — она повернулась к Гредо, надеясь поругаться и с ним, но замолкла, увидев, насколько растерянным выглядел гость.       Он сделал ещё один шаг назад, потом отвёл взгляд и смял рубашку у себя на груди, не зная, куда деть руки. — Не жури гостя за то, что мы сами допустили, — тихо посмеялся старик, надеясь заглушить конфликт. — Асол! — пристыжено, но всё же упрямо вздохнула Сергана.       Гредо силился извиниться, но язык не слушался. — Он мог пораниться! — Сергана старалась теперь удержать собственный голос, чтобы звучать мягче. — Гредо? Ты слышишь?       Услышав собственное, имя, произнесённое из её уст, Гредо почувствовал, как хочется ему закрыть уши и отвернуться. Он не смог противиться этому желанию, потом зажмурился и опустил голову, закрываясь от девушки волосами. Сергана ничего больше не говорила. Асол откуда-то снизу нежно проворковал: — Серганочка, поможешь подняться?       Гредо сразу же вздрогнул, раскрыл глаза и, так и не решаясь посмотреть на Сергану, наклонился над стариком, чтобы подхватить его за подмышки и поднять в воздух. Сергана вздохнула, не успев ничего предпринять, а Асол смущённо хохотнул. — Шустрый! Ладно, не волнуйся. Оставишь нас, милая? — он посмотрел на девушку.       Хозяйская дочь смущённо кивнула, подобрала юбку и быстрым шагом ушла на кухню. Повернувшись к гостю, Асол растянулся в улыбке и вздохнул: — Ну, простишь мне то, что я не вышел встретить тебя вчера?       Почти сиюсекундно речь снова возвратилась к Гредо: — Нет! То есть, я ведь не обижен вовсе! Что вы… Зачем вы так.       Асол только усмехнулся, сощурившись ещё сильнее. Глаза у него были тёмные, почти чёрные, а пёстрая чёрно-седая борода подстрижена так ровно, что Гредо сам того не понимая, стал засматриваться на эту бороду, обрамляющую губы и подбородок старика. — Проводишь меня? — предложил Асол.       Гредо молча выставил вперёд руку, думая, что тот хочет опереться на него, но Асол, сложив ладони за спиной, сам спокойно пошёл куда-то в тень под вторым этажом. Растерянный и пристыженный, Гредо пошёл за ним. Старик поднялся по лестнице и, войдя в общую комнату, сел на тахту, стоящую у стены. Гредо присел на лавках, сдвинутых хозяевами дома для него. Поправив длинные одежды, Асол кашлянул и сказал: — Извинений ты не примешь. А примешь благодарность? — За что? — уставший от своего стыда, почти раздражённо спросил Гредо, успокоенный тишиной и полумраком комнаты. — Как же это… — Асол развёл руками. — Ты спас нашего мальчика. — Меня уже благодарили вчера, не стоит, — вздохнул Гредо. — Это был не я. Что ж, ладно. Разговор приносит тебе неудобства? Гредо поднял на него глаза, изумившись такому вопросу. — Что? — Ты не хочешь говорить со мной? — мягко спросил Асол.       Он всё-таки сильно отличался от всех в этой семье. Не только внешне, хотя это бросалось в глаза первее всего. Он был темнее всех, тише всех, покладистее и худее всех. Разве что Анкрава могла бы посоревноваться с ним в тонкости, но её уж точно нельзя было назвать кроткой и покладистой. Асол производил впечатление старого кота, готового замурчать, чтобы успокоить гостя. И всё-таки, под этой мягкостью и нежностью Гредо чувствовал — не мог не чувствовать! — силу, несравнимую с силой кого угодно другого в этом доме. Тем более с его собственной силой, молодой и буйной. Стыд внутри Песьеголосца изменился. Стал другим. Колдун больше не стеснялся Асола. Скорее, он стеснялся плохо принять то, что мог дать ему Асол. — Нет. Нет, простите, — пробормотал Гредо, опуская глаза. — Я хочу с вами говорить. Я просто…       Асол терпеливо ждал, пока Гредо подберёт слова. — Мне бывает сложно, — признался Гредо. — Я… Слишком много всего вокруг, я не успеваю найти слова. Их слишком много тоже.       Асол усмехнулся, потирая длинные узловатые пальцы о ладони. — Понимаю, мальчик. Не бойся, ты сейчас среди друзей.       Гредо кивнул, соглашаясь с ним. — Ты колдун, правда это? — Да. — Откуда ты?       Сила и тайна, скрывающиеся в Асоле, не могли не завораживать Гредо так же, как завораживала любого человека непостижимая ему звериная красота. Гредо знал, что может быть честным с кем угодно в этом доме, но впервые он почувствовал, что теперь может быть ещё и откровенным. — Я не знаю, — признался он. — Если я пойду обратно, то, наверное, найду это место. Найду, семью, которая меня приютила. Я помню, где они живут. Они расскажут мне о тех, кто меня к ним привёз. И уже от них я дойду до родных мест. Если они ещё есть.       Асол слушал молча, потом понимающе кивнул и ответил: — Значит, и родных ты не помнишь?       Гредо помотал головой, болезненно кривясь. — Прости, что спрашиваю о таком, — тише сказал Асол. — Но мне нужно знать, кого я нынче принимаю. — Я понимаю. — Все здесь зовут меня Асол, — представился старик, подняв руку к груди. Он говорил медленно, вдумчиво и, как позже догадался Гредо, подавая пример гостю. — Я приехал сюда сорок лет назад. Моя дочь основала тут дело. Её больше нет с нами, но мой внук продолжает его. Мы держатели нескольких лавок, и тесно сотрудничаем с жителями Дамстоля, но наши двери всегда открыты для друзей из других мест. Семьи Киг и Гобан вступили в нашу общину уже давно. Я жду, что ты будешь с ними так же ласков, как если бы у них тоже был дар, — на этом моменте Асол, не меняя доброго выражения лица, многозначительно посмотрел на Гредо. — Они люди, это правда, но они моя семья и мои друзья. Мы потеряли нескольких членов, и с тех пор живём тихо и скрытно, но живём. Если это не подходит тебе, мы готовы оказать тебе помощь, но не дадим тебе кров настолько, насколько ты сам захочешь. Тебе придётся продолжить путь после того, как ты наберёшься сил.       Потом старик медленно отвёл руку от своей груди, став указывать на Гредо. Парень облизнул пересохшие губы, тяжело втянул воздух носом и начал: — Моё имя Гредо. Я… я пришёл сюда пару недель назад. Я шёл с земель Богарне. Я работал на них в детстве, но сбежал, — каждое слово давалось Гредо с трудом, но от этого у него было лишь больше решительности продолжать. — Я шёл прочь, потому что хотел уйти от них и боялся, что меня станут искать. Я… прожил несколько лет с друзьями. Но нам пришлось расстаться. Сейчас я один. И вчера ночью я говорил с Анкравой про это жилище и про то, как мне можно тут жить. — «Как тебе можно тут жить»? — аккуратно, почти посмеиваясь от такой фразы, переспросил Асол. — И что она сказала тебе? — Она сказала, чтобы я не выходил в город и не колдовал. Чтобы я не подставлял вас. Я понимаю, почему. Я тоже хочу жить тихо, и я не хочу подставлять вас, — сбивчиво говорил Гредо. — Хорошо, — кивнул ему Асол. — Значит, мы будем рады принять тебя, как гостя. Ты хорошо узнал Анкраву? Гредо сначала в недоумении посмотрел на него, потом предположил: — Анкрава — опальный маг? — Значит, достаточно, — мягко улыбнулся старик. — Она не выходит в город тоже, и она тоже считает себя человеком. Не хочет отличаться от сестры и от других, кто тут живёт. Понимаешь?       Гредо не понимал, но закивал головой. — Тебя учил кто-то? — спросил Асол, потом увидел, что Гредо снова смотрит на него, ожидая подсказки. — Колдовать. Были те, кто говорил с тобой об этом? — Нет.       Впервые лицо Асола стало более задумчивым, а глаза словно потускнели. Старик поднёс руку к лицу, стал поглаживать ровную узкую бородку и спустя время ответил: — Старший сын Пиллетт и Семкку был колдуном. Надеюсь, есть и сейчас. Ты познакомился с ними? Хорошо. Все они люди, но их сын — Сенко — родился с даром. Мы обнаружили это недавно, и он учился сам. Я не сведущ в колдовстве, оно мне недоступно. Но ты не маг, это уже хорошо. — Почему? — поразился Гредо, думавший, что в этой общине к магам и колдунам относятся неплохо. Чего стоит только Анкрава, живущая среди них. — Твоё колдовство не будет травить тебя, если ты не станет использовать его, — ласково улыбнулся Асол. — Ты ведь знаешь, чем твоё колдовство отличается от магии?       Гредо впервые задумался об этом. За столько лет его не сильно интересовало то, почему опальные маги зовутся именно магами, а не колдунами. Ему было достаточно знания, что в них живёт огонь, который может перекинуться на них самих. В хворах живут силы самой жизни. В самонах живёт ветер. — …В колдунах живёт колдовство? — продолжая собственные мысли, вслух спросил, смотря на старика, Гредо. — Нет, — не согласился с ним Асол. — В колдунах живёт идея. Колдовство рождается из идеи и силы, которую колдун берёт откуда-то и вкладывает куда-то. Это большая сила, но тебе не нужно будет выплёскивать из себя её, она таится в источниках, из которых ты берёшь. И пока ты не трогаешь её, она не тронет тебя. Ты будешь чист, пока не прикоснёшься к чему-то грязному. Скажи, не брал ли ты из смерти, из боли, из болезни? Откуда ты пьёшь? — Нет, — сразу же, не думая над вопросом, ответил Гредо. Он был уверен, что никогда не делал подобного. — Я пью из голосов. — Из голосов? — поразился Асол.       Оба они замолчали. Гредо внимательно следил за тем, как меняется лицо старика. Асол отвёл взгляд, положил руки на колени и задумчиво думал над чем-то. Потом вдруг лицо его расслабилось, он снова слабо улыбнулся и, подняв печальные, но старающиеся светиться добром глаза на Гредо, спросил: — И как, удаётся тебе?       Гредо смущённо отвёл взгляд, но всё же закивал головой, чувствуя, что смог удивить старика своим, видимо, редким даром. — Ты можешь взять силу из любого голоса? — уточнил старик. — Или нужны особенные? Может, чем громче, тем лучше? — медленно перебирал варианты он. — Тебе нужны разговоры или крики? Или, может, песни?..       Не удалось скрыть своих чувств от Асола. Гредо сразу же метнул взгляд на старика, а тот, поняв, что задал верный вопрос, не изменился лицом, но глаза его стали смотреть иначе. Ответ Асолу не требовался, он понял всё сам. — Они не успели научить тебя? — мягко спросил он.       И теперь ответа не было. Гредо нахмурился и отвернулся в сторону, не готовый больше смотреть в лицо старику. Но голоса внутри колдуна начали настырнее подпевать мелодиям. Он наморщил нос, чтобы сдержать тянущую изнутри грусть, и спросил, так и не поворачиваясь к Асолу: — Вы знаете что-то о них? — Прости, — сразу же признался Асол. — Я не знаю. Знаю, что были те, кто брал силу из голосов. Из песен. Но ни с кем из них я знаком не был.       Гредо слушал молча, упираясь глазами в стену и чувствуя, как растёт внутри него тяжёлое, болезненное чувство. Но плакать не хотелось. Вместо этого его руки напрягались, готовые схватить и разбить что-нибудь. Хотелось вгрызться во что-нибудь зубами и трепать до тех пор, пока силы не покинут тело. — Знал только, что они были. Потом пали. — Может, я и не из них, — сдерживая злость, сказал Песьеголосец. — Может, так, — согласился Асол. — Прости меня. Впредь я буду аккуратнее.       Злость, теплящаяся в Гредо, сразу же была задавлена виной. Ему не хотелось заставлять Асола извиняться, да и разве был старик неаккуратен? Желая показать, что он не держит зла, Гредо сразу же повернулся к собеседнику и сказал: — Всё прошлое, не важно. Не просите прощения, — его голос дрогнул, но Гредо не хотел замечать этого. — Я не смогу ничему тебя научить, — Асол развёл руками. — Я не колдун, а Сенко пропал. Надеюсь, что жив, просто бежал из Дамстоля. Но есть те, кто сможет. — В городе есть ещё маги или колдуны? — спросил Гредо, сразу же забывший о своих переживаниях. — Да. Но они не хотят, чтобы о них знали. И я говорю не о них. Тебе придётся ждать, пока мой старый знакомый приедет снова. Быть может, он захочет пригласить тебя к себе, — тихо проговорил Асол, потом усмехнулся своим словам и добавил: Думаю, что захочет. — Значит, я могу остаться? — уточнил Гредо, наклонив голову. — Конечно, — Асол сразу же посмотрел на него, добродушно улыбнувшись. — Ты наш гость, мы тебе рады. — Но я не нравлюсь Сергане, — Гредо понизил голос и указал пальцем на дверь. — Может, стоит сделать что-то для неё? — Она сказала тебе так? — удивился Асол. — Нет. — Если скажет — тогда это будет правдой, — заключил старик.       Будет глупо сказать, что Гредо кажется, словно Сергане жаль рубашек брата, но отказать гостю попросту стыдно. Он хотел было сказать это иначе, но осёкся, поняв, что иначе всё становится ещё глупее. Асол прав: если Сергане что-то не понравится, она явно скажет об этом вслух. Даже одного дня, проведённого в этой семье, хватило, чтобы понять это. Но Гредо всё ещё хотел спросить о чём-то, связанным с ней. Уж больно странным был тот недружелюбный взгляд, которым она одаривала гостя всякий раз, как он появлялся в её поле зрения. — Наверное, дело в том, что я ношу одежду Сенко, — предположил Гредо, надеясь, что Асол умнее сможет обернуть его слова в правду. — Я испачкал первую рубашку, это вторая. — Не злись на неё, — виновато улыбнулся Асол. — Потерять человека — испытание для его родных. Каждый из нас по-своему это переживает. Мешко старается быть таким, как он. Потому и шумит так сильно. Сергана старается не допустить этого, потому заботится.       Гредо согласно закивал, хотя всё ещё это был не тот ответ, которого он бы хотел. — Значит, не нужно ничего делать? — в недоумении спросил он. — Этого я не говорил, — заговорщически ответил Асол. — Мы все тут делаем какое-то дело. Помогай нам, и мы оценим. Сергана оценит тоже.       Тогда Гредо встал и, жестом руки попросив старика подождать, вышел из комнаты. Вернувшись, он подошёл к тахте и протянул Асолу кисть винограда, на которую старик указывал Мешко, прося сорвать её. Асол довольно улыбнулся, взял гроздь, попробовав несколько виноградин, потом кивнул сам себе и сказал: — Всё ещё хороший. — Можно? — попросил разрешения Гредо. Асол кивнул. Прожевав виноград, в середине октября покрывающий весь двор, Гредо так и не понял, в чём дело, просто насладился вкусом.       Видно было, что и Асол наслаждается. Старик оторвал себе половину горсти, заботливо сложив виноград у себя на коленях, а остаток отдал гостю. Гредо сел обратно на лавку, потом, вспомнив о чём-то, спросил: — А вы? — А что я? — шутливо спросил словно помолодевший от радости Асол, по одной отправляя виноградины себе в рот. — Вы — маг? — Да, — даже глубокие морщины, пересекающие лицо старика, меркли на фоне его улыбки. — Я — утоп.       «…В утопах живёт вода», — подумал Гредо.

***

      Когда в обед Мешко заскочил в комнату, где в начале и в конце дня Асол обычно собирал детей на уроки, старик заботливо возвращал книги на место, отведённое для них. Услышав шаги пусть и не родного, но всё же внука, Асол обернулся на него, добродушно улыбнувшись. — А у нас гость! — важно продекларировал мальчик, держась руками за край стены у входной арки и покачиваясь на носочках. — Неужели? — удивился старик. — И кто же? — Колдун Гредо.       Улыбка Асола не стала слабее, чтобы не тревожить ребёнка, но всё же тревога внутри старика пошла кругами по воде. — Он у нас по делу, или как? — шутливо спросил Асол.       Мешко в красках расписал деду о случившемся, не забыв похвастаться возвращённым на место зубом. — Не порть работу Оника, — Асол мягко перехватил руку Мешко, чтобы мальчик не шатал вставленный в десну зуб. — И что, Гредо всё ещё здесь? — Да. Во дворе где-то. Позвать? — обрадовался Мешко, желающий познакомить нового друга и деда. — Не нужно, не тревожь его пока. Выйду к нему сам, когда нужно будет. — Думаешь, он знаком был с Сенко? — Вряд ли, малыш. Если бы был знаком, сбежал бы из Дамстоля.       Мешко сделал вид, что его это не расстроило, но глаза мальчика, ставшие избегать взгляда деда, обо всём рассказали сами. — Дедушка Асол… — Что такое? — Ле’О попросил тебя к нему зайти. — Да ну? — удивился Асол, обрадовавшись, что тема с Сенко, видимо, пока что закрыта. — Я сказал, что могу от тебя слова ему передать. Но он отказался. Говорит, лично надо. — Он не может прийти сам? — шутливо поинтересовался старик. — Он не ходит больше, — Мешко так и не решался поднять глаз.       Асол перестал улыбаться. — Совсем он плох стал? — Не знаю. Вроде бы нет, — мальчик потянулся к голове рукой, приложив ладонь туда, где раньше был ушиб. — Он коснулся, и не болит больше.       Асол ласково погладил висок Мешко, где тот трогал кожу. — Он сказал, что сообщить тебе что-то должен. И передал, чтобы мы гостя хорошо приняли. — Мы иначе и не принимаем, — Асол усмехнулся и растрепал волосы мальчишке, отвлекая его от собственных же слов. — Скажи сёстрам и братьям, что сегодня уроков не будет. Я прогуляюсь к Онику.       Как и сказал Мешко, незнакомец был во дворе. Асол издали, украдкой, наблюдал за мужчиной, молчаливо ходящим туда-сюда. Гость был высоким, неприветливым и смотрел, как ошалелый, на всё вокруг, пока рядом с ним не возникла громкая Пиллетт, зовущая его за собой. Асол сразу заметил перемену в лице гостя: мужчина растерялся, удивлённо вскинул брови и смиренно пошёл за хозяйкой, ничего ей не говоря. Его разбойничья дикая внешность стала смотреться нелепо вместе со смущённым и виноватым выражением лица. Послышались шаги на втором этаже — Пиллетт показывала ему комнату. Стоило хозяйке уйти, к гостю прилип Мешко. Можно было разобрать, как тараторит мальчик обо всём подряд, а гость слушает его, не подначивая говорить ещё, но и не пытаясь остановить. Потом они спустились обратно во двор, и Асол сделал несколько шагов назад в тень, чтобы остаться незамеченным. Гредо — так представил его Мешко — сел на одну из лавок под стенами дома, и продолжал слушать, что тараторит мальчишка. Асол прошёл несколько комнат насквозь, оказавшись в зале, где все ужинали, и уже оттуда снова стал смотреть на гостя. Тот пока не заметил его, и старик, гоня стыдливые мысли о том, что он как мальчишка подглядывает за незнакомым человеком, силился понять, стоит ли бояться чужака. Мешко не соврал насчёт странности: даже на расстоянии, разделявшем его и Гредо, старик мог видеть, что оба глаза мужчины отличаются друг от друга. Это была не единственная причина, почему гость вызывал такое липкое и не оставляющее старика чувство тревоги. Мешко упомянул шрамы — их Асол разглядеть не мог, но не удивился бы им. Если Гредо действительно колдун, причём колдун такого толка, каких знал Асол, то много кто захотел бы порезать его. Страннее было то, что не до смерти. Вдруг Гредо коротко ответил что-то мальчишке, и Асол, отвлекавшийся на свои мысли, пожурил себя за невнимательность: он не расслышал ни голоса мужчины, ни его слов, а речь гостя сразу же утонула в изречениях Мешко, не перестающего заваливать нового друга информацией. Ведь Гредо, судя по всему, был единственным, кто не собирался ни ругать мальчика, ни учить его, ни соревноваться с ним в детских умениях. Это и тревожило Асола: нужно ли считать другом незнакомца? Словно подтверждая его слова, Анкрава, подкравшаяся сзади, тихо спросила: — Следишь, старый уж? Асол сдержано усмехнулся и показал ей язык, пропустив обзывательство мимо ушей. Он знал, что она не оскорбляет его. Наоборот. Асол был змеем, это правда, но змеем без яда. Женщина улыбнулась в ответ, довольная его реакцией. — Слежу. Не знаю его, не встречал раньше. А ты? — Нет, — сквозь зубы ответила Анкрава. — Не видела. Зато читала. — Читала? — Мы нынче у себя убийцу принимаем, — нараспев, но без радости произнесла Анкрава. — Убийцу?.. — Он висит. Правда, пока не на виселице, — Анкрава пожала плечами, из-за стены поглядывая на гостя и пальцами касаясь своих собственных шрамов на щеках и шее. — На гончих листах о нём пишут. Разные глаза, лицо в рубцах. Зовётся Гредо. Убийца и вор. — Про колдовство там сказано? — Не сказано. А тебе смерти чьей-то недостаточно?       Асол покачал головой. — Я не знаю, что там случилось. А ты знаешь? — Он забил человека. И обокрал его. Вот что случилось. Посмотри на него — настоящая зверюга.       Асол уже достаточно насмотрелся на чужака, пришедшего в их двор, и не мог не согласиться с Анкравой. Гость оброс волосами, кутался в пыльный плащ и молча прожигал глазами всё, до чего дотянется взглядом. Странно было, что Мешко не боится находиться поблизости, и продолжает вещать в уши гостю, не будучи даже уверенным, что его слышат там, под этим одичавшим обликом. — Внешность обманчива, Анкрава, — Асол пытался убедить её, но убеждал, скорее, сам себя. — Да ну? — разозлилась женщина. — Моя внешность никого вот, не обманет. Если он кого хоть пальцем тронет… — Анкрава… — …Если тронет, я его сожгу. Даже ты не потушишь. — Делай с ним, что хочешь, если он навредит кому-то, — разрешил ей Асол. — Но я не сделаю ничего, пока не узнаю о нём больше. — Думаешь, он расскажет правду? Он же умалишённый. Он даже не говорит толком. Или ты ещё не подполз достаточно близко, чтобы подслушать? — Он спас ребёнка. И принёс его домой.       Анкрава рокочуще вздохнула себе под нос. Асол чувствовал, какой жар исходит от неё. — Твоё миролюбие… — она оскалилась, но потом сдержала грубость и выразилась иначе. — Твоё миролюбие меня очень огорчает, Асол. Мы у Сынов под боком, а ты… Бродячего колдуна к нам пускаешь? — Я никого не пускаю, — Асол повернулся к ней, впервые сделавшись строгим. — И я не решил ничего! А если миролюбие моё не нравится, уходи к Бездомному Королю, он поймёт тебя лучше моего.       Анкрава поджала губы, потом сказала: — Поступай, как знаешь. Но я сказала, что с ним будет, если устроит тут беду. — А смысл сжигать утонувшего? — не сдержал собственного гнева Асол, но сразу же пожалел об этом. — Надеюсь, никогда до такого не дойдёт. Оник меня к себе зовёт. Хочет поговорить. Думаю, что про гостя нашего… — Что он сказал? — Передал через Мешко, чтобы мы этого Гредо хорошо приняли. — А ты уже научил Мешко сарказму? — поинтересовалась Анкрава, скрестив руки на груди. — Хватит, — вздохнул Асол. — Если бы Оник предупреждал меня о нём, он бы сказал иначе. — Иди к Онику, — кивнула Анкрава. — Иди-иди. Я тут побуду с ними. Увидишь пожар — не спеши, уже поздно будет. — Взбалмошная гадюка, — Асол помахал на неё рукой, словно бы прогоняя. — Нету у меня ног, я к нему ползти на пузе буду. Всё, уползай ты тоже.       Анкрава не была оскорблена. Она прищурилась, смотря на старика, потом поморщила нос, сдерживая улыбку, показала Асолу язык и быстро пропала среди коридоров и арок.       Асол отсутствовал до самого утра. Возвратившись домой, старик поспешил к колодцу, призывая в свои руки ледяную воду и сгоняя ночной разговор с лица. Хвор Оник, так ласково называемый Мешко дядей Ле’О, поведал Асолу достаточно, чтобы старик знал, кого принимает у себя в общине. Однако нужно было теперь, чтобы Гредо сам ему это рассказал. Только так Асол сможет принять решение. Анкрава, очутившись поблизости так же тихо, как и всегда, удивлённо посмотрела на Асола, а потом, заметно повеселев, сказала: — А, это ты, ползучий. Что, пришёл ловить лягушек? — Дом, я смотрю, цел, — Асол устало потирал шею влажными руками. — Не сожгла ты нашего погорельца? — Погорельца? — переспросила Анкрава. — А, ты про Гредо? Погорелец, и то верно. Жалкое дитя, несчастный и больной человек, — пренебрежительно отозвалась о нём опальная. — Может, его самого нужно к Онику отправить вместо тебя, чтобы тот его вылечил? — Оник с ним встречаться не хочет, — измученно выдохнул Асол. — Но просил, чтобы мы приглядывали за ним. А с чего ты решила, что он болен? — Плачет по ночам от кошмаров, — Анкрава рассеянно посмотрела куда-то в сторону, словно её не заботило то, как она успокаивала гостя посреди ночи. — Так разве ж это болезнь? — Ещё какая. Не говоря уже о том, что он прокля́тый Колдун. — Злая ты женщина, Анкрава. Мальчик всего лишился, а ты… — печально проговорил Асол. — Разве все колдуны пло́хи? — Я просто хочу, чтобы мы ничего не лишились. Да и нормальных колдунов я не встречала. — А Сенко не нормальным был? — теперь уже усталость в голосе Асола звучала не от бессонной ночи, но от разговора с опальной, вконец вытянувшей силы из старика, пытающегося не ссориться. — Был, — только и ответила Анкрава.       Асол долго решал, как поступить. Старые кости ломило, и даже жар, подаренный Анкравой, не помог ему до тех пор, пока солнце не поднялось на свой пик, прогревая землю и напитывая запоздалый виноград сладостью. Асол, борясь со сном, решил не медлить и поговорить с гостем. Он и так потерял уже почти сутки, скрываясь от Гредо и изучая его, как случайно зашедшего в чужой двор бродячего пса. Слова нужно было подбирать аккуратно, но Асол не зря прожил столько лет на свете, чтобы не знать, как найти верный ключ, пусть даже не к человеку, а к колдуну. Гредо говорил странно. Теперь, пообщавшись с ним лично, Асол слышал его голос достаточно хорошо и мог на части разобрать каждое сказанное им слово. А ещё Асол наконец видел его лицо вблизи, уже исполосованное, но ещё не морщинами, а только белеющими на загорелой коже шрамами. Старый утоп признал свою ошибку: в прошлый день перед его глазами предстал всё тот же неопрятный, диковатый и опасный незнакомец, но возраст гостя обманчиво скрывался под этим. Это был человек, носящий неухоженную бороду и усы, неумело скрывающий под плащом оружие и свершивший что-то, за что, быть может, закономерно должен будет предстать перед судом, уже его ищущим. Не невинный потерявшийся мальчик, которого почему-то увидела в нём заботливая Пиллетт. Но всё же и не мужчина. Всего-то испуганный, озлобленный, наломавший дров и потерявшийся юноша, не умеющий следить за собой, потому что никто и не учил. Этого уже было немало, на самом деле, чтобы побаиваться или сторониться его, но всё же и недостаточно, чтобы не давать ему шанса. Асол не хотел гнать из общины колдуна. Что бы кто ни думал о них, а всё-таки, колдуны, как и другие маги, родня Асолу. В Дамстоле их осталось совсем немного, и становится всё меньше и меньше. Старик не был готов так просто отказываться от кого-то. Да и Гредо не соврал ему ни разу, говоря о себе. Хотя бы это уже подкупало.       Больше этого могло подкупать только трудолюбие гостя. Пиллетт сначала отказывалась поручать ему какую-то работу. Всё-таки, он принёс её сына домой! Но вскоре, поняв, как радуется и успокаивается гость, выполняя что-то, женщина обнаружила исключительную пользу для себя. В отличие от детей, помогавших ей и ранее, Гредо помогал молча. Эта же польза, но с другой стороны, была воистину оценена и детьми. Стоило им только понять, как много за них готов выполнять гость, как Гредо стал лучшим другом для всех, начиная от малышки, считавшей его отличным местом для сна, и заканчивая старшими детьми, нашедшими особенно весёлым свойство Гредо без стеснения включаться в игры, которые других взрослых уже не прельщали. Гость не мог им отказать, наивно покупался на их розыгрыши, соглашался искать их, спрятавшихся в комнатах, катал их на себе, подкидывал их в воздух, дрался с ними на деревянных саблях и был готов бесконечно долго бегать от них по обоим этажам, позволяя считать себя загнанным зверем. Если раньше криков и гомона в доме трёх семей было много, то с появлением Гредо их стало ещё больше.       Асол отметил, как переменился гость, ставший куда свободнее, веселее и сговорчивее. Он, не стыдясь своего незнания, с радостью слушал, что расскажет детишкам старик во время своих уроков. А слушал он прилежнее и внимательнее всех, тихо усевшись где-нибудь у стены. Даже Анкрава, птицей кружащаяся вокруг так, чтобы Гредо не видел её (или, быть может, она только думала так), стала посмеиваться, говоря, что колдун, видимо, пытается стать человеком. Асол только шутливо шипел на неё и отмахивался, радуясь, что мысли опальной о сожжении гостя стали уступать простым издёвкам. Издёвки были больше в её стиле, нежели убийство.       Переменилась и Сергана. Освобождённая от необходимости следить за младшими, которых всегда теперь можно было найти около гостя, позволявшего им вытворять всё, что непоседливым детям придёт в голову, девушка стала посвящать время собственным увлечениям. Она пропадала в городе, пока внезапно вернувшееся солнце прогревало Дамстоль, чаще просила Анкраву нагреть воду, чтобы искупаться самой, а потом вдруг надела серьги. Асол давно не видел её такой. Как-то всё не успевала девушка украсить себя, вечно занятую бытом. Но была ли хороша эта перемена? Асол внимательнее стал приглядываться к внучке, чтобы понять, стоит ли ему обеспокоиться. Всё-таки, он сам признал, что гостю рады в их общине. Ему ли теперь сокрушаться о том, что рады настолько? В один из дней, когда дети, плотно отобедав, собрались в большой комнате, заворожённые чтением Серганы вслух, Асол выполз из своего логова, чтобы проведать их. Сергана полулёжа расположилась на полу у того места, где за стеной скрывался печной дымоход. Подложив под локти и бок подушки, девушка держала книгу, вдумчиво и медленно зачитывая одну из поэм. Дети, увлечённые сюжетом, собрались вокруг, прислонившись друг к другу, словно щенки, и кутаясь в одеяла. Гредо, скрестив руки и закрыв глаза, лежал тут же, положив голову на бедро Серганы.       Заметив деда, Сергана подняла на него глаза, улыбнулась и продолжила читать. Дети, не решаясь нарушать её чтение, молча помахали старику. Гредо не отреагировал. Может, он спал. Или только притворялся спящим. Асол тоже улыбнулся, приветствуя всех, потом кивнул Сергане и тихо сказал: — Когда закончите, спустись ко мне. Хочу обсудить с тобой кое что.

***

      Гредо успел уже несколько раз обойти весь дом по поручениям Пиллетт. Видя, как радуется женщина помощнику, которому самому не нужно помогать, парень чувствовал себя исключительно полезным и хорошим человеком. Пиллетт гладила его по голове, накладывала ему вкуснейшей еды и бесконечно долго могла рассказывать о своей молодости, пока гость прилежно слушал её, не пытаясь баловаться, не плача и не пачкая мебель, как это делали другие дети. Так уж случилось, что ребятишки, собранные в таком количестве и разнообразии, даже будучи добрыми всё равно умудрялись доставлять массу проблем, в отличие от пусть и неразумного с точки зрения Пиллетт, но всё-таки спокойного и послушного Гредо. Чего стоил один только Мешко, решивший во что бы то ни стало впечатлить гостя. Песьеголосец, на самом деле, от впечатлений уже порядком устал. Он не замечал, как летели дни в общине, но Мешко, казалось, каждый день был готов превратить в представление. Гредо только и успевал ловить его, прыгающего со второго этажа, соревноваться с ним в беге и позволять пинать себя в попытке проверить, стал ли удар Мешко крепче с прошлого раза. Пусть даже прошлый раз был день назад. Это не было в тягость колдуну, но всё же ребяческое веселье забавляло только понемногу. В остальные минуты он просто не мог отказать детям, боясь обидеть их или стать виноватым в том, что они поранятся без его надзора. Так и получалось, что дети, ощутив полную свободу, выбрали себе в няньки именно безотказного гостя. Если нужно было поручить кому-то следить за малышкой — выбирали Гредо. Он мог, как пастуший пёс, сидеть над девочкой, подолгу не шевелясь и следя, чтобы она не делась никуда из своей колыбели. Если нужно было выполнить работу, поручённую взрослыми, они снова выбирали Гредо. Ведь он, наивно верящий каждому их слову о том, что они не умеют делать такое, сразу же бросался помогать, по итогу и делая всё за них. Если нужно было веселиться, и тут их выбор падал на Гредо! Он стал живой игрушкой, дрессированной говорящей зверушкой. Вскоре дети обнаружили, что на его волосах, в отличие от волос Серганы, вечно цокающей на младших, можно тренироваться в плетении кос. Несколько часов Гредо пришлось терпеть, пока из него выдирали волоски, прежде чем троица самых старших детей не сошлась на том, что коса получилась приличной. К этому времени уже наступала пора обеда, но Пиллетт, ещё не вернувшаяся из курятника, пока не звала ребят, так что Гредо вынужден был развлекать своих юных хозяев. Он знал, скоро мать вернётся, и озорников и след простынет. Слушать Пиллетт всяко легче, чем ждать, пока детям надоест дёргать его за кудри. С женщиной только и нужно, что помалкивать, кивать ей головой и радостно смеяться тогда, когда смеётся и она. Разве придумаешь проще? — Ну, подожди. Видишь, тут торчит криво? — сказала старшая девочка, указывая на одну прядь, выбившуюся из косы. — Переплетать нужно, — деловито сообщил Мешко, тоже не оставшийся довольным косой.       Гредо вздохнул, предчувствуя, что пытка начинается заново. Дети снова задёргали его за волосы, начав распускать косу, на которую убили так много времени. Потом, под строгим надзором старшей девочки, Мешко и младшая сестра стали снова перекладывать пряди друг на друга. В четыре руки получалось медленнее, чем в две, но быстрее, чем в шесть. И куда спокойнее. Когда был закончен следующий вариант косы, Гредо уже не слышал, о чём говорят дети. Опомнился он только тогда, когда Мешко, схватив его за косу, стал яростно дёргать на себя, словно пытался оттащить за хвост корову, тянущуюся к цветам. — Крепко! — сообщил Мешко. — Теперь вы довольны? — спросил Гредо, так непривычно ощущая, как затянуты волосы на его голове. — Сойдёт, — согласилась старшая девочка.       Мешко снова болезненно потянул косу на себя, из-за чего Гредо, усаженный на табурет посреди двора, отклонился назад. — А сколько она сможет выдержать? — спросил вдруг мальчик, так и не отпуская косу. — Что? — переспросил Гредо. — А сможет выдержать меня? — подключилась младшая девочка.       Глаза у детей загорелись от предчувствия новой игры. Гредо ещё не понимал, что они имеют в виду, но уже начинал переживать. — Попробуем, попробуем! — закричали ребята.       Они заставили колдуна встать и стали хвататься за его косу. Вскоре каждый из них успел повисеть на ней, подобрав под себя ноги. Гредо, придерживая волосы у основания рукой и в глубине души боясь, что так его оставят совершенно безволосым, медленно приподнимал их, стремящихся проверить крепость заплетённой ими косы. Притихнуть их заставила только Сергана, идущая мимо. Как обычно подобрав длинную юбку, девушка поспешила мимо, молча посмотрев на брата и сестёр. Она ничего не сказала им, в обман их ожиданий. Гредо не успел смутиться её появлению, но заметил, как ярко поблёскивали серьги, в такт девичьему шагу раскачивающиеся на её ушах. «Значит, малышку в руки брать она пока не собирается» — догадался Гредо, понимающий, кто сегодня будет помогать Пиллетт укачивать младенца. Не то, чтобы он был против, но ведь и косу ему заплели, видимо, не просто так. Не только же старшим детям она пригодится должна!       Во время обеда — а в этот раз все снова собрались в большом зале, ведь Сергана и Асол присоединились к трапезе — детвора наконец притихла, занятая едой. Старик ел аккуратнее и медленнее всех, иногда пытаясь начать диалог с Пиллетт, но женщина, слишком погружённая в свои мысли, вечно уводила речь не туда, становясь громче нужного. Гредо за две недели уже научился не слушать её вовсе. Но вот голос Асола приесться ещё не успел. Слишком уж редко старик покидал свою комнату, выходя только на уроки или трапезы и изредка поливая виноград, всё ещё яростно плодоносящий. Гредо понимал, что дело тут в магии, и пытался даже почувствовать силу внутри растения. Он был убеждён, что это вовсе не колдовство, и обещания, данного Анкраве, он не нарушает. Ведь виноград никак не меняется от него! Гредо не отдаёт ничего растению, лишь стремится вслушаться в него, как вслушивается в голоса людей и зверей. Но увы, такого рода колдовство не давалось ему. Или проведённого в общине времени было ещё слишком мало, чтобы постичь такую науку. Оставалось только слушать речи Асола, говорящего не хуже, чем льётся вода из его высокого кувшина. — Я думаю, ещё несколько урожаев соберём, — задумчиво говорил старик. — Сергана, дочка, поможешь собрать нынешний? — Уже пора? — оживилась Сергана, думавшая о чём-то своём.       Асол кивнул ей. — Поможет, конечно, — ответила за неё Пиллетт, собирая тарелки за детьми, стремящимися разбежаться, кто куда.       Гредо сразу же посмотрел на девушку, желая увидеть её реакцию. Румяная, пышущая здоровьем и растрёпанная — ведь не нужно больше собирать волосы, раз уже не станёт их дёргать младшая сестра! — Сергана сидела напротив него, отводя взгляд и, казалось, совершенно не расстраиваясь порученной ей работе. Гредо был готов помочь и ей, собрав виноград за неё. Всё-таки, ему хотелось, чтобы члены семей принимали его хорошо. Если для этого нужно сделать что-нибудь — почему бы и не сделать?       На шее у Серганы висело украшение. Неправильной формы камни, собранные на нить и обрамлённые деревянными бусинами, поблёскивали голубым и фиолетовым. Гредо сразу же посмотрел и на глаза девушки, скромно опущенные к столу. Всё-таки, настолько синих глаз колдуну видеть ещё не приходилось. Он засматривался на них нередко, и это даже помогало не отводить взгляда и не бояться того, что в следующий раз Сергана может поругать его так же, как ругает младших детей. Но, видимо, при госте девушка хорошо себя сдерживала, не готовая показывать характер. Гредо было интересно, может ли его собственный левый глаз быть настолько же красивым? Песьеголосец давно не смотрел на своё отражение так пристально, чтобы разглядеть это. Но он хотел думать, что может. Красота Серганы не могла не радовать и не заставлять желать о такой же красоте для себя.       «Как всё переменилось бы, если бы люди не боялись, а любовались», — думал Гредо, постукивая ложкой по столу и ненамеренно выстукивая какой-то ритм. — Прости, прости, — сразу же оживилась Пиллетт, решив, что гость привлекает внимание к себе таким примитивным жестом.       Очутившись возле колдуна, женщина выхватила у него из-под носа опустевшую тарелку. Гредо смущённо разинул рот, надеясь оправдаться: он вовсе не подгонял хозяйку! Но Пиллетт уже ушла в сторону кухни. Всё-таки, поспеть за ней было непросто. Взглянув на Сергану, Гредо побоялся увидеть у неё то самое недружелюбное выражение лица. Что, если девушка злится из-за того, как нагло гость обошёлся с её матерью? Но Сергана, казалось, вообще не обратила внимания на это. Смотря в сторону, девушка потирала щёку пальцами и молчала. Гредо, пользуясь тем, что остался незамеченным, снова залюбовался ею, смелее изучая внешность хозяйской дочери и запоминая то, что ему нравится, чтобы оставить в памяти ещё что-то хорошее. А нравилось ему многое. Как непослушно и мягко распустились русые волосы девушки, перекидываясь на шею и плечи. Как задумчиво выглядит лицо Серганы, спокойное, не искажённое напускной строгостью. Как искажается и переплетается заботливо вышитый голубой узор, украшавший рубашку и поднимающийся с каждым вздохом девушки. Скользить взглядом, подмечая детали, складывающиеся в прекрасную картину, так увлекало Гредо, что он готов был забыть каждый тревожащий его случай, когда Сергане подворачивается шанс проявить свой поучающий всех характер. С другой стороны, в последние дни она вовсе не кричит на младших и не пытается отчитывать их.       Тогда Гредо осенило. А ведь раньше его рядом не было. И где крутились дети, так яростно набросившиеся на него со своими развлечениями и просьбами? Сергана перед ним была расслаблена. Она больше не заплетала косу так туго, она начала надевать на себя украшения. Её крепкая, вечно напряжённая и пышная фигура теперь стала казаться мягче, открытее и нежнее. Девушка больше молчала, дольше спать и даже выходила со двора, привлечённая городом. Конечно же, до Гредо сёстры и братья доставали именно Сергану. От того теперь, освободившись от работы, девушка сама делалась и тише, и добрее. И куда красивее, ведь она реже хмурилась, да и недружелюбного взгляда Гредо уже давно не замечал. Зато заметил, как девушка, встав из-за стола, пошла выполнять порученную ей работу. Гредо пошёл за ней. Пусть помогать его не просили, он решил сделать это сам. Быть может тогда Сергана станет ещё веселее и свободнее.       Лозы вились, оплетая камень и пробираясь к крыше, откуда струился столь желанный растением свет. Гредо нравилось прятаться в тени листьев, бесконечно долго и любовно разглядывая изгибы веток. Он не знал, когда этому винограду следует созревать, ровно как и прекращать плодоносить, но гроздья длинных набитых соком и меняющих свой цвет с каждым днём ягод до сих пор украшали лозу. Ожидая, пока Сергана, ушедшая за корзиной, начнёт работу, Гредо, как обычно, сел внизу, среди корней, размышляя о том, как проведёт зиму в этом месте. Увлечённый этими мыслями, он не сразу заметил, что Сергана уже вернулась, поднявшись по другой лестнице. Громкие и весёлые вскрики вывели колдуна из оцепенения. Он поднял голову, поняв, что детишки окружили Сергану и требуют у неё виноград, жалуясь на то, что самим им запрещают срывать его без спросу и без указки. Гредо не раз видел, как они всё равно делали это, но теперь, раз уж ягоды стали особенно близки и сладки от магии Асола, дети решили воспользоваться чужими усилиями.       Дети прыгали вокруг старшей сестры, мешая ей и почти выхватывая у неё из рук виноград. Гредо хотел было вмешаться, слыша протесты девушки, но быстро понял, что она на самом деле не против, и ругается лишь для вида. Была бы она серьёзна, младшие давно бы пропали из виду, отпугнутые её криком. Схватив столько, сколько можно было унести, не рассыпав, ребята исчезли так же быстро, как и появились, а Сергана вздохнула, закатала рукава повыше и полезла на перила. Гредо подошёл ближе и молча поднял корзину, чтобы девушке не пришлось кидать гроздья ягод далеко вниз. — Спасибо, — коротко ответила Сергана, не смотря на него.       Гредо не хотелось говорить, да и не о чем было. Он снова опустил взгляд, смотря на то, как солнце, очерченное крышей и козырьками коридоров, рисует замысловатую и угловатую фигуру на плитках посреди двора общины. Проход, через который парень пришёл, когда оказался тут впервые, был закрыт на засов и укутан темнотой каменной арки. — Ты можешь пойти поиграть вместе с ними, — тихо сообщила Сергана, не отрываясь от своего занятия. — Я знаю, — ответил Гредо. — Но хочу помочь. — А можешь, ты тоже ждёшь, чтобы украсть виноград?       Он сначала не понял, что она шутит. Поднял голову, посмотрел на неё слегка удивлённо, припоминая, попадался ли когда-нибудь на воровстве? Нет, в общине воровать ему не приходилось ни разу. Наоборот, пока что все эти дни ему предлагали даже больше, чем он хотел. Потом, заметив, как хитро улыбается и поглядывает на него из-под листьев Сергана, Гредо смог догадаться, о чём речь. — Нет. Не знаю… — ответил он. — Держи, — Сергана протянула ему небольшую веточку, полную винограда, но Гредо помедлил: он всё ещё держал в руках корзину.       Девушка, дожидаясь, пока у неё из рук наконец-то заберут виноград, всё-таки повернулась к нему и воскликнула: — Ну, ладно тебе, поставь её, незачем так держать.       Тогда Гредо послушно поставил корзину себе под ноги и взял виноград у Серганы, начав рассматривать и его. Хозяйская дочь наблюдала за действиями парня, и его пытливый взгляд и гуляющие по ягодам пальцы заставили её присмотреться внимательнее. Может, была причина в том, почему он медлил. Но Гредо всего-то засмотрелся на ягоды, от прикосновения меняющие цвет. Матовый восковой блеск и пыль, делавшие виноград голубо-фиолетовым, как камень на шее Серганы, менялись на блестящий и глубокий цвет, стоило только провести кончиками пальцев по кожуре. Гредо любовался этим зрелищем, позабыв даже, что язык его уже требует сладости. — Он ведь полон магии, да? — спросил Гредо, подняв голову и уставившись на Сергану.       Девушка тут же отвела взгляд, не желая рассматривать исполосованное шрамами лицо, после чего ответила: — Это обычный виноград. Его можно есть, не бойся. Ты ведь и ел уже раньше. — Я и не боюсь. Но в нём есть что-то, так ведь? Не просто же так Асол его поливает. — Простой виноград, говорю тебе, — в голосе Серганы послышалось что-то похожее на раздражение, но Гредо уже узнал этот оттенок: это была тревога. — Ты не любишь магов? — спросил колдун и оторвал от грозди одну виноградину, чтобы съесть её. — Зачем ты говоришь со мной об этом? — А ты не хочешь говорить?       Сергана перестала тянуться к лозам и замерла, руками обхватив деревянную подпорку крыши. Её пальцы медленно, но нервно двигались, словно стремились прочитать выцарапанное на дереве послание. Взгляд девушки был направлен прямо на листья перед лицом, но не видел их: мысли Серганы были где-то гораздо дальше. Молчание начало затягиваться. Гредо не решался сказать что-то, но ждал, пока хозяйская дочь снова подаст голос, чтобы дать ему понять, как вести себя дальше. — Сенко был колдуном, — наконец сдержанно сказала она. — Мне неприятно говорить об этом. — Из-за того, что он пропал? — Гредо знал, что такой вопрос может принести боль, но также он знал, куда хочет обернуть этот разговор. — Да. Это был её обычный короткий ответ. Но в этот раз Гредо уже не волновался из-за него. Парню вдруг всё стало ясно. Сергана перестала казаться такой уж строгой и недружелюбной. Колдун мог чувствовать боль, сокрытую в девушке. — Я думаю, что с твоим братом всё в порядке, — сказал он. Сергана не обернулась, но он видел, как она замерла и внимательно слушает его. — Он колдун. Колдунов так просто не поймать и не убить. — Почему он тогда не вернулся к нам? — тихо спросила девушка. — Потому что не хочет подставлять, — предположил Гредо. — Ты же не думаешь, что он дался бы Сынам? Даже я смог выжить и столько лет избегать их. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, что Сенко рос здесь. Асол учил его так же, как всех. Как других детей, да? Значит, то, что я услышал от Асола лишь недавно, Сенко услышал уже давно. И он куда умнее, чем я. Так что, я думаю, он в порядке, — спокойно сказал Гредо, уже вовсю уминающий данную ему гроздь. — Просто ушёл, чтобы скрываться было легче. Ведь тут его все узнают. — Ты правда так считаешь, или просто пытаешься меня убедить? — А зачем мне тебя убеждать? — искренне удивился Гредо. На зубах парня хрустнула косточка, и только тогда девушка повернулась к нему.       Она выглядела удивлённой, и Гредо заметил, что она внимательно смотрит на уже опустевшую и ставшую голой в его руках ветку. — Что? — боязливо спросил он. — Нельзя было? — Что нельзя? — так же удивилась Сергана. — Мне нужно было положить виноград в корзину? Я думал, ты угощаешь меня…       Вдруг Сергана рассмеялась, потом посмотрела на него уже без страха и без грусти. — Я угощаю, — подтвердила она, и, быстро сорвав ещё одну гроздь, опять протянула её Гредо. — В корзину бросаю сама, а тебе даю поесть. — Спасибо, — тихо ответил парень, опустив голову и спрятав лицо за волосами. — А ты не боишься своего колдовства? — как будто бы шутливо спросила Сергана. — Зачем мне его бояться? — Ну… Не боишься? — Не боюсь. — А может, ты тоже нам что-нибудь заколдуешь? — девушка не отвела глаз от винограда, но лукаво улыбнулась и сощурилась, надеясь, что Гредо смотрит на неё. Он заметил это. — Нет, — смущённо улыбнувшись, ответил он. — Я обещал Анкраве не колдовать у вас. Да и я не умею ничего такого, как Асол или Анкрава. Виноград от меня слаще не станет.       Сергана рассмеялась снова, но потом хмыкнула, повернулась и посмотрела на Гредо, в этот раз куда более заинтересованно и смело. — А ты пробовал? — уточнила она.       Почувствовав в её тоне нечто иное, колдун вгляделся пристальнее, чтобы видеть Сергану сквозь листья и оценить, что расскажет ему её лицо. — Пробовал, — признался он, увидев то, что хотел. — Ничего не вышло. — Гредо, ты никому не расскажешь? — очень серьёзно спросила девушка.       Гредо кивнул, выпрямившись и немного даже придвинувшись ближе к ней. Он чувствовал, что она хочет сказать что-то важное для неё. — Я тоже думаю, что Сенко жив. Но все вокруг его словно уже похоронили, — девушка потянулась к собственной груди, потом среди нескольких украшений поддела ногтем одну нить и, приподняв её, показала Гредо синий камешек. — Видишь? Это Сенко мне подарил. — Там его чувства? — тихо спросил Гредо.       Сергана перестала улыбаться и медленно опустилась вниз, подогнув ноги и руками держась за подпорку. Так гость и хозяйская дочь оказались лицом к лицу. — Как ты понял?       Он не нашёл, что ответить. Ему просто было понятно. Песьеголосец пожал плечами и помотал головой, надеясь, что этого будет достаточно. — Ты веришь в то, что говорят про магов и колдунов? — очень серьёзно и очень тихо спросила Сергана. — Всякое говорят, — пробормотал Гредо, зная, что бывает в разговорах и правда. — Что именно? — Что это всё зло и болезнь. — Не верю, глупости это. — И правильно, — подтвердила Сергана. — Сенко вложил туда много хорошего. Радость, веселье, любовь. Смелостью свою тоже. — Ты недавно начала носить это, — Гредо пальцем показал на камень. — Почему же раньше не носила? — Боялась, — прошептала Сергана. — Боялась, что растрачу всё колдовство оттуда. Сняла, как только Сенко пропал. Так хотела сохранить что-то, что от него осталось… — она сжала камешек в руках, нежно поглаживая его пальцами. — Но Мешко… Он так верит, что Сенко вернётся… И мне стало стыдно, что я не верю. Когда я надеваю это ожерелье, то чувствую, что Сенко действительно вернётся к нам. И его колдовство не слабеет. Оно помогает мне каждый день. Знаешь, у меня слово камень с плеч упал, когда я надела его снова… — Потому что он подарил тебе это не для того, чтобы ты грустила о нём, — серьёзно сказал Гредо.       Девушка долго и пристально посмотрела на него, после чего резво выпрямилась, сорвала ещё одну гроздь и опять протянула парню. Гредо принял её, но не спешил начать есть. Заметив это, Сергана заботливо спросила: — Тебе не понравилось? — Понравилось, — ответил он.       Трудно было подобрать слова. Непривычно ласковый тон Серганы, ставшей вдруг так похожей на свою мать в лучших её качествах, обескуражил Гредо. Конечно же, виноград был очень вкусный, но парень почувствовал стыд, думая о том, сколько может съесть, если не остановится. Старания Серганы будут напрасны, если он станет поедать каждую сорванную гроздь. Сам того не замечая, Гредо снова стал заламывать собственные пальцы. Из мыслей его вырвала Сергана: она, соскочив с перил, чтобы перейти к следующей лозе, остановилась около гостя и протягивала ему виноградину, аккуратно держа её пальцами. Жест узнавался легко, и Гредо, больше ни секунды не раздумывая, наклонился и взял ягоду губами.       Девушка смущённо рассмеялась, но всё же именно этого она и добивалась. — Не стесняйся, — продолжая улыбаться, сказала она и, надеясь побороть и собственное смущение, предложила ему ещё одну ягоду из грозди, которую держала в другой руке.       Гредо и сам не сдержал улыбки и снова потянулся ближе к Сергане, позволив положить виноградину себе в рот. Хозяйская дочь смеялась всё громче, и парень начинал смеяться с ней, продолжая игру и по одной съедая ягоды, которые протягивала ему девушка. Не нужно больше было ограничивать себя: ему позволили угощаться!       Вдруг Сергана отвлеклась на звонкий голос Пиллетт, зовущую старшую дочь. Отвернувшись лишь на мгновение, Сергана остановилась, а Гредо тем временем не захотел прерываться. Руки и пальцы хозяйской дочери были густо вымазаны сладким красным соком, и колдун, чтобы задержать их, стремящиеся отдалиться, спокойно, но уверенно взял девушку за локоть и провёл языком по её пальцам. Сергана замерла, как вкопанная, резко повернувшись к парню и уставившись на него. Гредо и не заметил этого: увлечённый сладким вкусом, он притянул её руку ближе к себе, продолжая слизывать капли сока с пальцев девушки. Та растерялась, не зная, как скоро закончится эта новая игра и как далеко она зайдёт, нужно ли вырваться или подыграть и рассмеяться. Гредо был гораздо выше Серганы, и теперь, чтобы было удобнее, он склонился над ней, левой рукой крепко обхватил запястье девушки, а правой подтолкнул её локоть вверх, заставив Сергану шагнуть вперёд и с шумом вздохнуть от неожиданности.       Было бы так расточительно съесть лишь виноград, но при этом же позволить соку сорваться с рук девушки. Гредо не собирался отказываться от того, что ему так щедро предложили. Длинная капля стекла от кисти Серганы к оголённому плечу. Проследив за этой красной каплей и не отвлекая себя какими бы то ни было мыслями, колдун прижался губами к коже Серганы и провёл языком вслед за полосой, которую оставил виноградный сок. Рот парня уже был полон сладости, и теперь он не заметил никакой разницы. Даже если бы руки Серганы были чисты и безвкусны, Гредо бы вряд ли обеспокоился этим. Разленившийся и расслабившийся от гостеприимства и тепла, наевшийся винограда и получивший ласку от хозяйской дочери, он почувствовал только то, что ему уже и не важно, есть ли под его языком следы сока или нет. Ему в любом случае было хорошо.       Ступор Серганы оборвался сразу же, как раздался второй оклик матери. Пиллетт, так и не дождавшаяся дочь и не услышавшая ответа от неё, стала звать требовательнее. Девушка снова шумно вздохнула и рывком убрала руку, отшагнув назад от гостя. — Ешь виноград, на здоровье, — подобрав юбку, бросила напоследок Сергана и побежала вниз по лестнице.       Гредо, забывшийся в полудрёме сытости и удовольствия, вдруг встрепенулся и удивлённо посмотрел вслед хозяйской дочери, но она упорхнула прочь так же быстро, как и сама Пиллетт, умевшая, когда ей хочется, пропасть из кухни в любую секунду.       Наткнувшись взглядом на незаполненную корзину, колдун вспомнил, зачем пришёл сюда изначально. Он стал размышлять о том, стоит ли ему собрать виноград самому, или его пожурят за то, что он без разрешения вмешался в чужую работу. Вдруг Сергана и не собиралась срывать вообще весь виноград? Мало ли, что планировал Асол.       В конце концов, Гредо решил, что это не его дело, но он точно не откажет, если его попросят о помощи или прикажут завершить начатое уже без Серганы.