Из любви к тебе

Томиока прислушался. Удивительно тихая ночь. Несмотря на то, что днём на сером небе собирались стайки облачков, образуя впоследствии тёмные кучевые облака, погода так и не разразилась бураном. Может быть, оно было и к лучшему, но сейчас, сидя в комнате в полном одиночестве, истребитель особенно остро ощущал на себе эту гнетущую тишину. Он развёл огонь в очаге, безусловно, иначе они с Тао уже давно промёрзли бы до костей, но его мерное потрескивание ничуть не помогало справиться с тревогой и смятением. Хотелось, чтобы вой ветра и скрип деревьев за стенами дома на Одиноком холме приглушали собою назойливые мысли, которые упорно лезли в голову, чего бы Гию не делал. Иногда ему казалось, что он слишком много думал в последнее время. Было над чем, разумеется, но не имея возможности поделиться хоть с кем-то своими тревогами и опасениями, столп воды всё глубже погружался в себя, раз за разом возвращаясь к тому дню, когда ему пришлось признать, что перед упрямством и решимостью своего подопечного он практически безоружен. Какой от него толк в качестве наставника, если он не смог ни припугнуть Юки, ни остановить его уже тогда, когда начал понимать, что что-то идёт не так? Сегодняшний вечер не стал исключением. Юки держался достаточно хорошо, но его состояние всё ещё пугало Томиоку… Мечники быстро оправляются от ран, иногда шокируя скоростью восстановления даже бывалых лекарей. Это правда, которую Гию не мог отрицать, и всё же… всё же что-то никак не давало ему покоя. Это неприятное чувство в груди, словно тонкая иголка, больно колющая сердце при каждом его ударе. Словно теперь, когда они с Тао были как никогда близки к тому, чтобы разорвать хрупкие узы наставничества, Томиока начал переживать за него особенно сильно. Даже сильнее, чем тогда, когда Юки был полностью зависим от своего учителя. «Ведь должно быть наоборот.», раз за разом мужчина продолжал пытаться объяснить самому себе всю сложность сложившейся ситуации. «Раз мальчишка стал более самостоятельным и сильным, значит, он готов к тому, чтобы избавить меня от обязательств опекуна, от этой ноши… Почему тогда… я так не желаю его отпускать? Почему я привык к чужой компании так быстро?». Мужчина поднял руки, покоящиеся на коленях, запустил пальцы в тёмные пряди волос, замер так ненадолго, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Юки ушёл достаточно давно, и уже должен был вернуться, но его всё не было, и эта мелочь нервировала Гию до ужаса. Он сам отказался пробежаться с юношей перед сном, бросив в ответ на чужое предложение какую-то глупую и странную отговорку с таким лицом, словно Тао мог бы догадаться о его планах самостоятельно. Каждый день юноша предлагал наставнику свою компанию, и каждый раз Гию отказывал ему. Снова и снова. Конечно, он не мог не заметить, как юный мечник погрустнел и сразу стал куда серьёзнее и собраннее. Помнится, тогда ещё Гию подумал о том, что его подопечный наверняка считает себя виноватым в плохом настроении своего наставника. Может быть, всё, чего он пытается добиться, так этого того, чтобы молчаливый мужчина поговорил с ним хоть немного, даже несмотря на то, что Томиока в принципе не отличался особенной разговорчивостью. Тогда столп воды пресёк на корню собственные мысли о том, чтобы дать парню поблажку и смягчиться… и вот теперь жалел об этом. Надо было отбросить сомнения, гордость, сбросить с себя завесу неприступности и согласиться прогуляться, ведь они уже достаточно долгое время ничего не делали вместе. А теперь его мучали мысли о том, что юноша умудрился ввязаться в какую-то неприятность. Шутка ли? Если даже находишься рядом с владениями столпа, это совершенно не значит, что демоны обходят это место стороной… Вдруг Юки повстречал в лесу чудовище, с которым не смог справиться? Что если прямо сейчас ему требуется помощь? «Успокойся.», велел себе Гию. Подобные приказы, как известно, работают редко. Умом мужчина понимал, что его подопечный вовсе не беззащитный и показал отличные результаты на последнем задании, даже несмотря на то, что дисциплина по отношению к старшим у него явно пострадала, но… Сердце всё равно продолжало болеть. Что если он ошибся, пытаясь удержать парня под чрезмерным контролем после того случая, когда жизнь Тао буквально висела на волоске? Что если во всём виновато его нежелание увидеть в маленьком истребителе полноценного воина? Ведь, как известно, у личности, в которую отказываются поверить, есть всего два пути: отступиться, если человек достаточно слаб, сдаться, доверившись воле тех, кто сильнее… или раз за разом пытаться доказать окружающим, что в него стоит поверить. Что если он надавил слишком сильно, наивно полагая, что подобное давление сработает на Тао так же эффективно, как работало на других истребителях низшего ранга? Опасаясь за жизнь своего подопечного, Томиока недооценил его. Юки оказался слишком силен… и слишком умён. Гию вынужден был признаться себе в этом. Парень не бездумно бросился в бой. Он обдумал каждую деталь, адекватно взвесил свои шансы против болотного демона, и поэтому ему удалось победить даже без помощи своего наставника. Выходит, единственным, кто был не прав в той ситуации - сам Томиока? Что ж, в это он охотно мог поверить. Поток мыслей прерывает скрип передвигаемых перегородок: мальчишка вернулся домой. В стенку постучали, и Гию, совсем слегка повернув голову в сторону звука, тщательно скрывая рвущееся наружу облегчение, тихо и холодно произнёс: - Зайди.

***

Мальчишка улыбался так ослепительно, что затмевал собой блёклое зимнее солнце, едва проглядывающее сквозь завесу серых облаков. Его голубое хаори развевалось на ветру вместе с волосами, которые пребывали в сущем беспорядке. Гию замер на мгновение, едва успев шагнуть за ворота поместья Бабочки, а затем ему в голову пришла неожиданная и не очень-то уместная мысль. Отчего-то мужчине вспомнилось, как ещё до последнего задания, в те дни, которые они с юношей проводили в бесконечных пробежках по окрестностям Одинокого холма, Юки пожаловался ему, как тяжело ухаживать за такими волосами. Он сказал: «Вот здорово, что вы можете собрать свои волосы в хвостик, и они сразу перестанут вам мешаться! Или люди, которые совсем коротко пострижены… им вообще ни о чем переживать не нужно. А мои волосы – что-то среднее и очень неудобное. И в пучок не соберешь, и отстригать больше для удобства жалко!». Тогда Томиока, совсем бесстрастно и без всякой задней мысли спросил: «Почему?», однако если бы тот диалог состоялся здесь и сейчас, он смог бы догадаться о причине и сам. «Потому что сестрица сказала, что мне бы не пошла короткая прическа!» Юки тогда улыбнулся ему прямо так же, как улыбался сейчас. «Твоя сестра права», вдруг подумал Гию, наблюдая за тем, как юноша прижимает рукой непослушные локоны к макушке, чтобы они не елозили ему по лицу и не прикрывали обзор. «Их и вправду было бы жалко стричь». От чего-то, Томиоке вдруг захотелось развернуться и уйти из поместья. Он не в первый раз ловил себя на подобных мыслях. Почему… ну почему ему всё ещё кажется, что таким образом он мог бы убежать от этого пронзительного взгляда? Тао никогда не требовал от него объяснений. Никогда не осуждал и… и перечить ему не смел до недавнего времени. Что если однажды он наберется храбрости и всё-таки спросит у Гию то, о чём сам столп воды хотел бы говорить меньше всего? Что если однажды Юки поймёт, что на самом деле мужчина просто трус, который даже не способен справиться с заданием, полученным от Оякаты-сама и защитить тех людей, которые ему так дороги? Будет ли тогда его улыбка сиять так же ярко? Юки замечает напряжение, исходящее от своего наставника, и его улыбка на мгновение гаснет, но лишь для того, чтобы минутой позже разгореться снова. Он подходит к Гию первым, несмотря на то, что шрамы и бинты на некоторых частях тела всё ещё сковывают движения. Это не важно. Всё не важно. Парень хранит молчание, интуитивно понимая, что чрезмерная говорливость с его стороны будет только раздражать Томиоку, хотя ему действительно есть, о чем с ним поговорить. Низко кланяется своему наставнику, замечая в его глубоких синих глазах, которые смотрят куда угодно, но только не на юношу, что-то на подобие грусти. Упорно продолжает улыбаться, хотя наверняка чувствует себя неловко, и в какой-то момент Гию, наконец, находит в себе силы для того, чтобы взглянуть подопечному в лицо и рассмотреть его получше. Теперь бледную кожу на лбу и щеках пронизывает тонкая паутинка многочисленных шрамов, оставшихся после воздействия кислоты. Они выглядят неестественно белоснежными, словно трещины во льду на замёрзшем глубоком озере, и в очередной раз за их с юношей короткую встречу столп воды испытывает приступ угрызений совести. Он хмурится в ответ на чужое дружелюбие. Теперь уже всё, что он когда-либо делал, кажется ему неправильным… Томиока не выдерживает и отворачивается от подопечного, уверенным шагом направляясь в сторону здания больницы, проходя мимо Юки так близко, что вполне мог бы задеть юношу плечом. Боковым зрением мужчина успевает заметить, как улыбка на чужом лице меркнет окончательно, и на смену ей приходит грусть и смятение. Он практически может почувствовать кожей пронзительный взгляд Юки, направленный на спину уходящего наставника, и этот взгляд заставляет мужчину ускорить шаг. «Прости. Лучше ты разочаруешься во мне сейчас. Пусть лучше для тебя я буду грубым и отталкивающим, лишь бы только ты не успел привязаться ко мне. Лишь бы только ты не повторил моей ошибки. Всё равно ты скоро уйдёшь… это нормально, ведь у тебя есть свой путь, и ты уже доказал, что способен по нему пройти с высоко поднятой головой, как и подобает настоящему истребителю. Такой как я будет только тормозить тебя своими сомнениями и тревогами.». Эти тяжёлые мысли разрывали мужчину на части, но внешне, казалось, он был абсолютно спокоен. Лишь губы, сжатые в тонкую полоску, выдавали внутреннее напряжение столпа воды. Он зашёл в больницу, оставив Юки, терзаемого сомнениями, вопросами и беспокойством, далеко позади себя. Он был уверен, что подобное холодное приветствие может заставить юношу изменить своё отношение к наставнику. Был уверен, что Тао, столь долго и мучительно ожидавший возвращения Гию, непременно разочаруется в нём, и их связь, наконец, ослабнет и разорвется. Мужчина наивно полагал, что, ослушавшись столпа воды, Юки сам пустил трещину по льду их и без того хрупких взаимоотношений. Осталось только нажать посильнее, и будь это даже самый толстый и прочный лёд на свете… если в нём есть трещина, он непременно расколется. Юки больше не держал волосы рукой. В этом не было необходимости. Теперь, когда он смотрел в сторону, куда ушёл его наставник, холодный ветер задувал ему прямо в лицо, опаляя щёки своим морозным дыханием. Киё, наблюдавшая за всем со стороны, заметив тревогу и грусть юноши, всё-таки не удержалась и поспешила к нему, бросив на снег метёлку, которой убирала со двора выпавшие за день сугробы. - Может быть, Томиока-сан просто устал с дороги? Предположила она совсем по-детски наивно, поравнявшись с Тао и заглядывая в его лицо. Пристальный взгляд её огромных глаз и крохотная ручонка, обхватившая юношу за запястье, заставили Юки, наконец, оторваться от входа в больничный корпус. - Не бери в голову, Киё. – Когда парень взглянул на девочку в шерстяном кимоно, выражение его лица переменилось. Ему не хотелось расстраивать и грузить своими проблемами кого-то ещё, особенно столь маленького и несмышлёного. – Томиоку-сана бывает сложно понять. Скорее всего, он просто переживает о случившемся, вот и всё. Может быть, на собрании произошло что-то, поэтому его мысли сейчас заняты чем-то поважнее… а может быть, ты действительно права. Первые снежные хлопья свалились откуда-то сверху прямо на голову девочки, и Тао, не сдержавшись, вновь широко улыбнулся. Он протянул руку к чужой макушке и смахнул снежинки с тёмных волос Киё. Впрочем, этот жест оказался абсолютно бесполезным: снег всё падал и падал, оседая на волосах и одежде, покалывая лицо и кисти рук, тая на горячей коже. Помолчав ещё какое-то время, Тао вдруг спросил о том, о чём боялся спрашивать достаточно долгое время. - Киё, скажи, а… мои шрамы сильно уродливые да? Поэтому Томиока-сан не смог долго смотреть на моё лицо? Девчушка вздрогнула, явно не ожидая такого вопроса. Работая в поместье Бабочки, она уже успела повидать достаточно шрамов. Все они были разных форм и размеров, находились порой в самых неожиданных местах, даже там, где им, казалось, совсем не положено быть. Некоторые из них исчезали со временем, выцветая под воздействием естественных факторов, а некоторые оставались со своими владельцами на всю жизнь, яркими полосами и пятнами напоминая о битвах, в которых были получены. Все относились к таким следам по-разному: кто-то стеснялся, кто-то стыдился и стремился спрятать их под одеждой и украшениями… кому-то подобное, напротив, казалось проявлением мужества и стойкости в бою, и такие люди с удовольствием выставляли свои отметины напоказ, чтобы каждый мог увидеть их и подивиться. Однажды кто-то сказал ей, что шрамы – это иероглифы, которыми пишется книга Жизни: по ним можно проследить весь путь, который ты прошёл и, оглянувшись назад, понять, сколько всего перенесло твое тело для того, чтобы ты выжил и оказался именно здесь. - Н-нет, что ты! – Киё протестующе замотала головой, стряхивая с макушки налипшие друг на друга хлопья мокрого снега. Несколько мелких, противных капель попало юноше на лицо, и тот, не сдержавшись, вновь улыбнулся, утирая рукой лоб и глаза. – И совсем не уродливые, с чего ты взял!? К тому же… они практически и не заметны даже! Похожи на паутинку узоров на окне. Ну, знаешь, когда ночью прямо сильный мороз вдарит. «Мне так хочется тебе поверить.», думает Юки, переводя свой взгляд на девочку, стоящую рядом и упорно не желающую отпускать его руку. «Даже если ты врёшь, чтобы ободрить меня. Может быть, я и вправду придаю этому слишком большое значение.» - Спасибо! – Поддавшись внезапному порыву, Юки притягивает девчонку к себе и крепко её обнимает. Киё удивлена такой резкой перемене чужого настроения, но очень рада, что перемена эта произошла в лучшую сторону. – Ты настоящий друг, Киё! Никогда не бросишь в беде, да? - Никогда! – Подтверждает девочка, прислоняясь щекой к чужому плечу и покрепче сжимая юношу в объятиях. Почему-то всё происходящее вдруг кажется ей очень значимым и важным. – Мы ведь друзья. «Удивительно, насколько просты и непосредственны дети», размышляет про себя Тао, снова смахивая с макушки Киё ворох мокрых, противных снежинок. Проявляя практически братскую заботу о девочке, сам парень едва ли осознавал это в полной мере. «В их возрасте всё кажется элементарным. Они открыты миру, наивны и добры… в детстве достаточно сказать кому-то «давай дружить?», и вот вы уже считаете себя полноценными товарищами. Делитесь секретами, проводите время вместе, разговариваете о своих чувствах, о чём-то серьезном и в то же время дурачитесь друг с другом, болтая о всяких мелочах. Если бы всё оставалось таким… Почему с возрастом всё усложняется настолько сильно?». Конечно, юноша знал ответ на собственный вопрос. Он был скорее риторическим… Пережитые события взращивают из искренних и добрых детей замкнутых и угрюмых взрослых. Кто-то отказывается погасить огонь внутри себя даже после многих лишений, а кто-то медленно тускнеет после того, как теряет самое дорогое, что было в его жизни. Может быть, когда-то и Томиока был таким? Радостным, счастливым мальчишкой. Веселился, шутил и смеялся, тянулся маленькими ладошками ко всему, что было ему интересно, пытаясь обнять целый мир… «Что же всё-таки могло произойти..? Что сделало вас таким? Ожесточило и согнуло к земле...». Юки тяжело размышлять об этом. Если бы он мог спросить напрямую зная, что точно получит ответ, конечно, он бы спросил, не раздумывая. Его ли это дело..? Может ли он вот так вторгнуться в чужую жизнь, может ли позволить себе вскрыть чужие старые шрамы чтобы попытаться облегчить чужую боль? Нужно ли это кому-то ещё, кроме него самого? - Ещё бы! Конечно друзья. – Юноша отмахивается от гнетущих размышлений, решаясь отвлечься немного и подурачиться с Киё ещё, пока у них обоих есть такая возможность. Мысли никуда не деваются, просто парень на время отодвигает их в сторону, пихая девчонку в ближайший сугроб. Не сильно, конечно же, совсем слегка. Так, что Киё лишь плюхается на попу в мягкую снежную перину и тут же заливается задорным детским смехом. Какое-то время они возятся во дворе, пыхтя и хватая ртом воздух от натуги, а затем юноша отправляет девочку в дом греться и сушить одежду, а сам остается, чтобы расчистить площадку для тренировок от снега. Всё равно физическая активность сейчас только пойдёт ему на пользу, так что Тао едва ли жалеет себя, возвращаясь в больницу только к ужину, раскрасневшийся и уставший, но определённо довольный собой. В тот день они с Томиокой обмолвились лишь парой дежурных фраз. Объятый волнением, Тао даже не сумел заставить себя спросить что-то вроде «Как дела?» или «Как прошло собрание, Томиока-сан?», потому что опасался негативной реакции наставника на подобные глупые вопросы. Это ведь не должно было волновать юношу… это его не касается, разве нет? Если столп воды захочет поделиться чем-то со своим подопечным, то он непременно поделится. Так решил Юки, и по его мнению, этот вариант был самым верным и справедливым. Может быть, им двоим просто требуется больше времени, чтобы прийти в себя? Но пропасть, разверзнувшаяся между ними, становилась только больше и глубже с каждым днём.

***

- Спасибо, Томиока-сан! Юки вошёл в комнату, где сидел его наставник, и осторожно прикрыл за собой проём. Несмотря на то, что эта комната давно уже считалась их общей, юноша всё равно спрашивал разрешения войти каждый раз, когда понимал, что Гию находится внутри. Он считал, что таким образом проявляет к мужчине уважение. В каком-то смысле, Томиока и вправду очень ценил подобное отношение к себе, однако сейчас такие мелочи мало его заботили. Он бросил на вошедшего юношу короткий, ничего не выражающий взгляд, а после вернул его обратно к очагу. Тао почувствовал отрешённость со стороны наставника, но это не убавило его решимости и не вселило в сердце семена сомнения. Он уже давно вынашивал в мыслях план разговора, который ему предстояло завести с мужчиной, перебирая в голове многочисленные варианты развития событий, начиная с того, в котором Гию даже не захочет его слушать, и решимость его была прочна, словно закалённая сталь. Он ждал слишком долго. Вопросы, сомнения и тревоги, переполняющие его все эти дни, вот-вот должны были выплеснуться через край. - Я… могу я с вами поговорить? – Робко начал Тао, усаживаясь в позу лотоса чуть поодаль от наставника, копируя его положение бессознательно, словно чувствуя, что это поможет ему быстрее расположить угрюмого мужчину к себе. Гию молчал, по-прежнему не глядя на вошедшего и не обращая никакого внимания на то, чем он занимался и что говорил. Поведение столпа воды и до недавнего задания было замкнутым и странным, однако в какой-то момент Тао показалось, что огромная глыба льда в груди наставника стала понемногу плавиться и оттаивать… и вот теперь Томиока был снова холоден с юношей. Словно и не было всего того, через что им обоим пришлось пройти вместе. Словно их общение и совместные тренировки совсем ничего не значили для Гию. После того, как они вернулись домой из поместья, прошло уже несколько дней, и за всё это время Юки и Томиока тренировались вместе лишь раз. Юноша планировал выложиться на полную, показать всё, на что он способен, лишь бы наставник похвалил его за усердие, но столп воды витал в облаках, не вступая в активную конфронтацию, а лишь парируя чужие удары. В какой-то момент он просто вложил клинок в ножны и, велев Тао тренировать и развивать свои дыхательные техники, ушел в дом, с глухим стуком прикрыв за собой дверь. Юки опустил меч, и его острие ткнулось в промерзшую землю. Весь запал на хорошую тренировку разом испарился, словно облачко горячего пара, выпущенное изо рта в лютый мороз. Да, думы и размышления наставника – не его ума дело. Он постоянно пытался убедить себя в этом, но чем больше замечал за Гию откровенно отталкивающее поведение, тем больше думал о том, что причина подобного поведения – его присутствие рядом с водным столпом. Во время длительных, теперь уже одиночных, пробежек парень размышлял о том, что мужчина продолжает сердиться на него за тот случай на поляне с ядовитым туманом… «Но, если он так недоволен мною… почему не высказывает свои замечания вслух? Раньше с этим никогда не было проблем, а теперь он молчит, как рыба, и от этого с каждым днём становится всё труднее.». В конце концов Юки пришёл к мыслям о том, что ему было бы привычнее, если бы наставник высказал ему всё прямо в лицо при их встрече, а не просто прошел бы мимо… Даже пощечина или подзатыльник ощущался бы лучше, чем молчание. - Пожалуйста, простите меня. Я столько всего натворил, и мне правда очень жаль! Беспокойство Тао, долгое время копившееся внутри, наконец, вырвалось наружу, и его голос заметно дрогнул. Впервые он решился извиниться перед своим наставником по-настоящему. Так, чтобы Гию, наконец, заметил это и простил его. Чтобы всё стало, как раньше… Юноша согнулся, опускаясь к полу. Его лоб и ладони коснулись гладкой, холодной поверхности. Спина и плечи вдруг стали такими тяжелыми, словно на них восседал какой-нибудь демон или горный дух, решивший поиздеваться над бестолковым смертным. Чувство вины съедало Юки изнутри. Он не понимал, как ему следовало поступить тогда… если бы он не ослушался наставника, после битвы их жизнь вернулась бы в привычное русло. Но в таком случае все истребители, попавшие в туман, погибли бы в страшных мучениях. Почему же… ему так важно получить прощение и принятие от Гию? Он его учитель, да, но только ли в этом всё дело? Суровый и холодный, словно зимний океан, требовательный и временами настолько жесткий, что мороз пробирает до самых кончиков пальцев. Он никогда не пощадит на тренировке. Никогда не даст поблажку и не сделает скидку на рост или возраст. «Но Томиока-сан и в беде ни за что не бросит. Всегда поможет и постарается поддержать, даже если не покажет, что волнуется или переживает. Он хороший человек и отличный наставник! Поэтому мне так важно…» - Встань. Тао удивленно моргнул. Он был уверен в том, что наставник даже не повернул голову в его сторону, чтобы увидеть, в каком положении находится юноша. Иногда Томиока пугал его своими способностями. В самом деле, у людей ведь не бывает глаз на затылке? Не решаясь испытывать терпение столпа воды, его ученик выпрямляется и снова садится на полу, вглядываясь в образ человека напротив. Голос его был твердым, словно алмаз. Таким он обычно раздавал приказы рядовым истребителям во время задания, и Тао вновь ощутил прилив уважения к этому человеку. Прошло ещё какое-то время прежде, чем мужчина вновь заговорил, и Юки терпеливо дождался этого. - И не смей больше так унижаться передо мной, понял? «Унижаться?». Глаза Юки расширились от удивления. Он всё ещё цеплялся взглядом за силуэт мужчины, надеясь, что сможет поймать момент, когда Томиока посмотрит на своего подопечного, ведь тогда юноша сможет хотя бы попытаться понять, что он имел в виду на самом деле, однако Гию по-прежнему смотрел только в сторону очага. «Что он хотел сказать этим..? Вроде как, это обычное извинение… Почему унижаться то сразу?». Однако, спорить со столпом воды не было никакого смысла. - Понял. – Юки кивнул. Наконец, мужчина говорил с ним, но от этого, пожалуй, ситуация понятнее не стала: напротив, в белокурой голове юноши лишь добавилось лишних вопросов. – Я виноват перед вами, и хотел извиниться. — Значит извиняйся как мужчина. Ползать в ногах, умоляя о прощении – удел слабых и беспомощных. – Томиока отреагировал незамедлительно, и ответ вышел более резким и грубым, чем он планировал изначально. По спине столпа пробежали стайки мурашек. Он слышал эти слова в свой адрес не один раз, но впервые за долгое время по-настоящему осознал, *кому* они принадлежали. Мужчина потянулся к поленнице, достал с её верхушки широкую, но тонкую щепу и сунул её в огонь. - В чём же, по-твоему, состоит твоя вина? Тон Гию вновь сменился, но это ничуть не облегчило ситуацию. «Ну же, соберись!», подумал Юки, поджимая губы и напрягая лицо. Следом пришла другая мысль: «Да с демоном бороться легче, чем пытаться поговорить с наставником, который, кажется, окончательно в тебе разочаровался!». Делать было нечего: он сам завел этот разговор. Но и не начинать его вовсе было нельзя. Рано или поздно пришлось бы держать ответ перед старшим по рангу истребителем. - Я ослушался вашего приказа. Я не должен был вести себя подобным образом. Поэтому поклонился так низко. Вы старше и выше меня по иерархии мечников. Вы хашира, и поэтому я обязан был подчиниться по первому вашему требованию. Я обязан уважать вас, и я пренебрёг этим уважением. Простите. – Слова выходят из горла с огромным трудом, будто его туго перетянули веревкой. Воздуха не хватает, и последнее слово выходит особенно тихим, едва не задушенным. Плечи Гию дрогнули, и юноша впервые услышал, как столп воды вздыхает. Тяжело и глубоко, так, словно бы он только что убил самого могущественного демона после изнуряюще долгой битвы. «Вот бы у меня была способность читать чужие мысли», вдруг подумалось Юки. «Тогда я бы смог понять, о чём вы сейчас думаете и чего ожидаете от меня. Но я так не умею… поэтому мне придётся рассчитывать на ваши слова. Однако… это так тяжело! Я не понимаю, как я должен был поступить, чтобы не подорвать ваше доверие. Как я должен был поступить, чтобы вы мною гордились?» «Все понимаешь», в это же самое время думает мужчина, на короткое мгновение устало прикрывая глаза. «Ты всё прекрасно понимаешь, не глупый. Глупого мечника я не взял бы к себе в ученики. Выгнал бы сразу, даже не раздумывая. И я тоже… пытаюсь тебя понять. Раскаиваешься так искренне, но повторил бы свой поступок в любом случае, если бы даже можно было повернуть время вспять и поставить перед тобой этот выбор снова. Это очевидно. Ты просто не смог бы поступить иначе, верно?». - Если бы ты погиб в том тумане, я потерял бы не только большую часть отряда, но и своего ученика. Приказы хашира имеют огромное значение для рядовых истребителей и играют ключевую роль в достижении цели. Кто угодно мог быть на твоём месте… - Томиока замолчал, видимо, подбирая нужные мысли, чтобы высказать их вслух, а, может быть, специально выдерживая паузу для того, чтобы его следующие слова возымели на юношу особенно сильный эффект. – Но от тебя я такого не ожидал. Мужчина пересел поудобнее и развернулся в сторону Юки, чтобы взглянуть на него, но лишь успел заметить, как в уголках глаз мальчишки блеснули слёзы: Тао не смог выдержать сурового взгляда наставника и поспешил отвернуться. В комнате воцарилось молчание. Только теперь Гию, наконец, смог рассмотреть юношу как следует. Вроде бы, всё в его образе было привычно, и столп воды даже не сразу приметил одну значительную деталь, которой раньше на Юки не было. «Он же снял с себя верхнюю одежду прежде, чем зайти в комнату. Тогда почему же…» - Зачем ты оставил шарф? «Да ещё и надел его так странно. Едва ли не до лба натянул.», промелькнула в голове Гию мысль, но озвучивать вслух он её не спешил: ждал, когда подопечный сподобится ответить на его простой и вполне логичный вопрос. - Просто… - Тао замялся, слегка обескураженный столь резкой сменой темы, украдкой взглянув на наставника, будто выискивая в его образе поддержку или хоть какую-нибудь подсказку по тому, как следует отвечать так, чтобы не рассердить его ещё больше. – Просто горло застудил, пока бегал. С шарфом теплее. Разумеется, это было ложью. Настолько очевидной, что Томиока уловил это в голосе юноши практически мгновенно и тут же нахмурился, всем своим видом показывая, что такой ответ его не устраивает. Ещё бы! Сначала Юки плюёт на дисциплину и субординацию, а теперь ему хватает наглости врать своему учителю? «Может быть, есть уважительная причина, по которой ты ведешь себя так странно? Но пока я не могу понять мотивы твоих поступков. Ты сам пришёл извиниться, но говоришь так неохотно, словно не подозревал, что я буду ругать тебя. Прикрыл лицо, словно пытаясь от меня спрятаться. Зачем ты тогда вообще решился подойти ко мне? Найди в себе мужество, которое лилось через край в ту ночь, когда ты подставил себя под удар!». Гию потянулся к юноше, опираясь одной рукой о пол, а другую протягивая к шарфу, скрывавшему большую часть лица Тао. Он подозревал, что мальчишка поранился, но от чего-то не желает показывать это своему наставнику… может, считает постыдным такое ранение. Да мало ли что могло взбрести в его голову! В любом случае, Томиоке очень не понравилось, что ему врут, чуть ли не глядя прямо в глаза, а потому он собирался снять этот совершенно ненужный предмет гардероба, чтобы пресечь дальнейшие попытки себя обмануть, но вот чего он не ожидал совершенно, так это того, что Юки вдруг отстранится от него. В глазах парня промелькнул страх, его рука сразу же метнулась к лицу, чтобы прижать шарф плотнее к щеке, и в этот момент мужчина вспомнил кое-что, совершенно неожиданное для самого себя. Сущую мелочь, которую любой другой человек никогда бы не запомнил: каждый раз, когда он смотрел в сторону Тао после их не слишком то теплой встречи у поместья Бабочки, тот непременно делал один и тот же жест, легкий и практически незаметный. «Он касался пальцами щеки.». Прежде, чем Томиока успел до конца осознать пришедшую на ум мысль, его рука, находящаяся уже в каких-то жалких сантиметрах от юноши, дрогнула и замерла на месте. «Касался пальцами шрамов и отворачивался. Не совсем, лишь слегка поворачивал голову. Продолжал говорить при этом с кем-то или заниматься тем, чем занимался, так что наверняка это выходило почти бессознательно. Так делают люди, когда боятся, что кто-то может заметить их недостатки. Так делают люди, когда пытаются скрыть то, что считают… уродливым.». Рука столпа опустилась обратно на его колени. Он отвернулся от юноши, и раздражённое выражение его лица сменилось чем-то другим. Чем-то, что Тао не сразу смог распознать. «Значит ты действительно думаешь, что я не хотел смотреть тебе в лицо из-за этого? Я… пытался привить отвращение ко мне, но вместо этого заставил тебя стесняться собственной внешности. Что бы я ни делал, каких бы слов не говорил в твой адрес… почему ты продолжаешь во всём винить только себя?». - Можешь снять его. Я знаю, что у тебя не болит горло, и что ты мне врешь. Тао бросил на наставника удивлённый взгляд, будто бы в самом деле не ожидал, что его ложь так легко раскрыть, и Гию не без труда заставил себя посмотреть на юношу в ответ. - Твои шрамы… Вовсе тебя не портят. Не выдержав слишком открытой смены эмоций на лице своего подопечного, Томиока вновь отвернулся от него, поднял с пола длинный прут, которым ворошил дрова в очаге, и принялся перемешивать раскалённые угли. Потревоженные головешки возмущенно трещали, выбрасывая в воздух снопы оранжевых искр, однако те таяли так же стремительно, как и появлялись, исчезая совершенно без следа. Тао поднял вторую руку и коснулся пальцами щеки. Там, где кончался колючий шерстяной шарф и начиналась слегка заветренная и испещрённая отметинами кожа. Ближе к нижнему веку тонкая белая паутинка редела, тускнела и местами исчезала вовсе. Некогда пушистые белоснежные ресницы только начали отрастать после сильной травмы, и теперь были редкими и короткими. Всё-таки хорошо, что волосы могут вырасти заново. «Но… тогда я совсем не понимаю, в чём дело.», подумал юноша, цепляя пальцами край шарфа и приспуская его до самого подбородка. Он всё ещё не был уверен в том, что Киё и Томиока говорили искренне, а не просто пытались ободрить Юки ложью, которую так хотелось бы услышать, а потому все движения давались ему с особенным трудом. У него не было причин не верить своим товарищам, и всё же… всё же он и сам видел своё лицо в отражении в зеркале и знал, насколько сильно оно изменилось. Таким же чистым и гладким, как прежде, оно уже не будет никогда. - Почему ты ослушался меня? – Разговор продолжался, даже если оба мечника не были к этому готовы. Теперь уже и сам Гию хотел получить ответы на терзающие его вопросы. Если даже им действительно суждено разойтись, ему бы очень хотелось, чтобы они разошлись без недомолвок и недосказанностей. Честно и открыто, раз уж представилась такая возможность. – Я понимаю, ты хотел спасти своих товарищей, но… разве это не ты сказал мне однажды, что истребители, вступая в бой с демонами знают, что могут не выйти из него живыми? Юки сглотнул, соображая, что следует ответить на такой каверзный вопрос наставника. Кажется, он действительно помнил ситуацию, в которой говорил подобные вещи. Так он действительно считал, и этого правила придерживался. В любой момент ты, как охотник на демонов, должен быть готов отдать свою жизнь ради победы и спасения чужих судеб. Ему нечего было возразить на это. Слишком очевидная правда. Истребители, ушедшие в ядовитый туман, знали, за что они сражаются и на что идут ради своей цели. Они знали, что могут не вернуться с прогалины… но ведь «знать» и «испытать на себе» - совершенно разные вещи. Ты никогда не поймешь, насколько мучителен бывает конец, пока не встретишь свою смерть. Вот почему ему пришлось так поступить. Это причина, по которой Юки ослушался: истребители, пусть даже готовые отдать свои жизни, не заслужили такой смерти. Они живые, и в груди у каждого бьётся сердце. И пока они живы, нужно пытаться их спасти! Даже несмотря на выбранный путь, они заслуживают помощи, как и все остальные. Потому что так или иначе… все охотники на демонов – обычные люди. - Да, Томиока-сан. Конечно, вы правы. Но я не считаю, что из-за своего выбора они не заслуживают помощи. – Распутанный темно-коричневый шарф с тихим шелестом падает на колени юноши. Тао собирается с мыслями, чтобы донести до наставника важную истину, которую сам осознал лишь недавно, и желание быть понятым добавляет ему решимости продолжать. – Они такие же люди, как и все остальные. У каждого из них есть родные и близкие, которые любят их и переживают за их жизнь… Впервые за их разговор у Томиоки болезненно защемило сердце. Он совершенно не ожидал, что этот диалог завернёт в подобное русло. Думал, что услышит от мальчишки тираду о том, что он считает себя вполне самостоятельным для принятия подобных решений. Что-то вроде «Я знал, что справлюсь, но вы не дали мне шанс проявить себя, Томиока-сан. Поэтому я хотел доказать, что способен на большее». Он наивно полагал, что наткнётся на волну сопротивления, что Юки выскажет ему всё, что думает о столпе воды, как о наставнике, и тогда Гию непременно ответил бы «Если я не устраиваю тебя, то можешь поискать другого учителя», но что ему следует ответить… на это? - … и теперь я думаю, что спас не только нескольких мечников там, на поляне с ядовитым туманом. Я сохранил жизни людям, которые переживали за них. Потому что это всегда ужасно тяжело, когда погибает родной и близкий тебе человек. Ведь, хочешь ты того или нет,.. часть тебя умирает вместе с твоей любовью. Раскалённая кочерга падает на пол с глухим, тяжёлым стуком. Кажется, именно так сейчас бьётся сердце Гию, отзываясь тупой болью в каждом уголке его тела. Он чувствует этот гул в ушах, ощущает тошноту, подступающую к горлу, забывает моргать и дышать, не подавая абсолютно никаких признаков жизни. Ему вдруг кажется, что все эти слова были обращены не на родственников безымянных истребителей, а на него самого. Будто Тао действительно знает, о чём говорит. Знает, почему на самом деле столп воды совсем никогда не улыбается… «Потому что часть тебя умирает вместе с твоей любовью.» Томиока сам едва может расслышать то, что он говорит: голос вроде бы не слишком тихий, но голова мужчины словно находится где-то совершенно не здесь. Словно всё, что выше плеч у столпа, погружено в густой, непроглядный туман. - Думаешь, если бы ты умер, о тебе некому было бы скорбеть? Если бы ты ошибся в своих способностях, что тогда? Если бы промахнулся… Все твои силы, направленные на то, чтобы стать сильнее, были бы растрачены впустую. - Но я… - Юноша осёкся. Он выжил, убил демона, стал сильнее… Почему же наставник продолжает говорить о нём так, словно его цугуко так и остался в глазах мужчины тем мальчиком-неумехой, с которым Гию впервые встретился на клоне Одинокого холма много дней назад? – Я продолжаю идти вперед, как вы меня и учили. Делаю всё, чтобы вы и учитель Урокодаки могли мною гордиться. Юноша уже не впервые ощущал подобную несправедливость, но едва ли до этого момента ему по-настоящему могло прийти в голову высказать свои эмоции напрямую суровому наставнику. Да, учитель и наставник обязан присматривать за своим учеником, но разве это означает, что столп воды может настолько открыто пренебрегать юношей? - Почему вы до сих пор не верите в меня? Словно бы в ваших глазах я по-прежнему ни на что не способен! «Потому что я безоговорочно верил в Сабито.», с горечью думает мужчина, опуская ладони на колени и сжимая пальцами складки одежды. «Верил, что он может победить всех, верил, что он достаточно сильный… верил. И потерял его навсегда. Только вот… Разве я смогу тебе это объяснить? Разве ты сможешь понять, даже если я попытаюсь!?». Томиока даже не сразу осознал, что юноша позволил себе повысить голос. Он ощущал обиду в словах своего подопечного, понимал, что Тао даже в какой-то степени, наверняка злится на мужчину, полагая, что столп воды не пустил его одного в туман, не доверяя способностям своего юного ученика. Наверное, отчасти он действительно прав. - В тебе куда больше потенциала, чем во многих истребителях. Если ты будешь растрачивать его на подобные вещи, ни к чему хорошему это тебя не приведёт! – Злость на самого себя, на собственную беспомощность и глупость, вырвалась наружу и обрела, наконец, голос. – Неужели ты не понимаешь!? Это естественно: слабые обречены на гибель! Ты сохранишь им жизнь сегодня, но они всё равно умрут рано или поздно, если недостаточно сильны для того пути, на который осмелились ступить. Не в этой стычке с демоном, так в следующей! И каким бы ты не был сильным, подставляя себя под удар вместо другого, ты ничего не изменишь! Твоя сила умрёт вместе с тобой, а слабый останется жить! Юки вздрогнул и отшатнулся от своего наставника, как от дикого зверя, загнанного в угол. Он никогда прежде не слышал, что голос простого человека может звучать так пронзительно и оглушающе. Пораженный морем эмоций, которые столп воды никогда раньше не показывал ему, юноша застыл, не в силах пошевелиться. «Я… выходит, это просто размен. И платой выступают чужие жизни..? Неужели вы и в самом деле были готовы разменять десяток простых истребителей на своего ученика, который, по вашему мнению, имеет потенциал..? Это нечестно… Это неправильно! Я не должен так поступать с другими!» - Я… я не могу так! Передо мною все равны. И я не делю людей на слабых или сильных: если кому-то потребуется помощь, я собираюсь помогать по мере своих сил. – Едва ли Юки решился бы высказать нечто подобное несколькими месяцами ранее. Но время идёт вперёд, верно? Юноша чувствовал, что если не выскажется сейчас невзирая на риск, то упустит эту возможность навсегда. – Даже если у меня есть талант… какой от него толк, если он будет простаивать, словно красивая ваза на полке? А если я встречу на своём пути родственников тех, кого не пожелал спасти, хотя мог это сделать, как мне смотреть им в глаза? Что мне следует им сказать!? - Тебе следует сказать правду! – Глаза столпа воды яростно сверкнули в полумраке комнаты. Он даже не мог вспомнить, когда кто-то в последний раз смог вывести его на такие искренние и сильные эмоции. – Тебе следует сказать им, что так заканчивается путь истребителя, если он недостаточно силён, чтобы развиваться дальше в своём мастерстве! Значит, пришло их время. Время уступить место более умелому мечнику. Юки очень хотелось бы сделать хоть какую-нибудь паузу, чтобы как следует обдумать слова, сказанные Томиокой в порыве глубочайшего гнева, но его язык этим вечером работал быстрее, чем кому-либо хотелось. Разговор не умолкал ни на секунду, а, как известно, злое слово, вылетевшее изо рта совершенно бездумно, уже невозможно заставить вернуться обратно. - Почему вы… говорите об этом вот так? Неужели в вас совсем нет сострадания к несчастным, угодившим в ловушку!? Там был мой друг, разве я должен был просто стоять и смотреть, как он мучается и умирает!? Почему вы так жестоко отзываетесь о тех, кто выполняет свой долг, как может?? С каждым словом Гию становилось дышать всё труднее. И каждый вопрос ранил больнее меча. - Даже если они слабее меня… Вы ведь сами теряли кого-то! Кого-то, кто был вам очень дорог!! Юноша хотел сказать что-то ещё, что-то, что как ему казалось, было не менее важным и значимым, однако, его речь прервалась именно на этом моменте. Звук пощечины, хлёсткой и пугающе искренней, был больше похож на последние отзвуки грома. В голове зазвенело. Удар наставника вышел настолько сильным и быстрым, что Тао даже не сразу понял, что именно произошло, зато почти сразу осознал, какую ужасную ошибку он совершил. Ему не следовало касаться столь личных тем, и боль в левой щеке – вполне справедливое наказание за его длинный и острый язык. - Вон. Тихий, дрожащий голос, едва различимый за треском огня в очаге и глухим шумом в ушах юноши. Голос на грани чего-то слишком откровенного и эмоционального. Ни в одном из своих недавних размышлений Юки не мог предположить, что всё окончится именно так. Что вообще на него нашло? Что это было..? Почему он был настолько рассержен, что посмел задеть своего наставника за живое? Казалось, весь мир замер в ожидании. Мечник хотел было открыть рот, чтобы сказать что-нибудь, хоть что-то, что могло бы помочь разрешить ситуацию, вот только… Что вообще он мог сказать в своё оправдание? Если, конечно, его ужасному поведению вообще есть оправдание. - Собирай свои вещи и выметайся из моего дома. Вот и всё. За этой гранью больше ничего нет. Тао даже не сразу заметил, насколько тяжело дались эти слова самому Томиоке, словно кто-то клещами тянул буквы из столпа воды, и каждая из них оставляла внутри мужчины глубокие рваные раны. Впервые ему по-настоящему захотелось никогда не появляться на пороге этого дома. Никогда не знать своего наставника, не знать о существовании демонов, не видеть единственным смыслом своего существования их полное, абсолютное истребление. Это ощущалось так… больно, словно у него никогда и не было дома. Словно он всё это время не находился напротив очага, а сидел на снегу, обдуваемый всеми ветрами, так долго, что кожа на пальцах почернела и сморщилась, причиняя неимоверные страдания. Словно мороз вывернул его душу наизнанку и поиздевался над ней. И в этот раз Юки некого было винить в своем положении, кроме себя самого. Первое, что пришло ему в голову: умолять остаться. Любыми способами, выбирая самые жалостливые слова, чтобы только столп воды смилостивился и изменил своё ужасное решение. Кричать, плакать и биться в истерике. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Томиока-сан, только позвольте мне остаться! Прошу, не выгоняйте меня сейчас, не надо! Затем подступает мысль о том, что это всё абсолютная неправда. Сейчас Томиока махнёт на мальчишку рукой, скажет что-то вроде «Забудь. Уйди с глаз моих, чтобы я тебя до утра не видел!», но… Юки знает, что его наставник никогда так не скажет. Что сделано, то сделано, и это касается их обоих. Руки дрожат, дыхание заходится в беззвучных рыданиях, но из глаз юноши не падает ни слезинки. Он просто не может себе их позволить. Он заслужил это, каким бы суровым ни было его наказание, и единственное, что теперь Юки мог сделать – достойно принять его. Как мужчина. Если, конечно, он считает себя мужчиной. Первый ощутимый порыв ветра просачивается сквозь щели в комнату, отдаваясь тихим свистом. Тао встаёт со своего места так быстро, что невольно пугает столпа воды, в одно мгновение оказавшегося значительно ниже своего подопечного. Гию кажется, что сейчас их словесная перепалка продолжится, несмотря на то, что он, казалось бы, вполне отчётливо дал понять, что разговор окончен: слишком пристально юноша вглядывается в его глаза, словно хочет заставить мужчину теряться и цепенеть. Кажется, что Тао вот-вот разразится новым потоком слов, чтобы сообщить несостоявшемуся наставнику всё, что думает о его приказах, но парень долго молчит, а на его бледной щеке распускается ярко красная отметина от чужой руки. - Спасибо за всё, что вы сделали для меня. Гию может только догадываться о том, скольких усилий стоит для мальчика этот порыв, но и ему самому слишком тяжело держать себя в руках, чтобы спокойно размышлять об этом в такой момент. Юноша кланяется, и Томиока не смеет отвести от него взгляда, хотя ему очень хочется, чтобы весь этот долгий вечер, наконец, закончился. Он пропускает момент, когда его бывший ученик ровным шагом выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь в своей привычной манере. Кажется, будто их глупой ссоры и не было вовсе, и Юки просто вышел, чтобы достать из кладовой чай для уютного завершения очередного долгого дня. Абсурдная мысль, но сознание столпа воды продолжает цепляться за нее, как за хрупкую спасительную соломинку. Теперь его черёд отказываться верить в происходящее. «Неужели… я и вправду это сказал?», думает он, словно бы безучастно отворачиваясь к очагу, чтобы по привычке помешать догорающие дрова. Снова берёт в руки кочергу, подносит её к пламени, замирает в такой позе ненадолго, погружаясь в свои мысли и растерянно моргая. Где-то за пределами его крохотного уютного мирка Тао возится, собирая свои нехитрые пожитки. Гию действительно хочет прогнать его? Отчего-то все чувства и эмоции отступают на второй план, словно пощёчина, предназначенная Юки, отрезвила и самого Томиоку, заставила его враз забыть о том, насколько сильно юноша его обидел. Он надеется, что у парня не хватит духу уйти. Надежда на то, что Тао робко постучит в его дверь с тихой просьбой остаться, тает, словно лёгкая утренняя дымка, когда мужчина слышит тихое позвякивание клинка ничирин. Кочерга в который раз за вечер глухо падает на пол. Мужчина поднимается с пола… нет, скорее, заставляет себя подняться, шатается, словно пьяный, но быстро приводит свое состояние в относительный порядок. Мысль о недавнем разговоре оглушает. «Что же я натворил..? Нет, это ведь совсем не то, что я думал сказать!» Столп воды хочет произнести это вслух, когда поспешно отодвигает проём ведущий в коридор и застает Тао, полностью собранного и готового уйти во тьму. Ещё минута, и тот откроет дверь и шагнёт за порог, и, может быть, Томиока больше никогда не увидит его. Так ли всё это важно для него? Он хочет сказать вслух что-то другое, но произносит лишь отстранённое: - Оставь, пойдёшь утром. Ночью будет буран. Ожидает от Юки чего угодно, но только не печальной мимолетной улыбки, поспешно брошенной через плечо. Жаждет услышать что угодно, кроме тихого: - Пожалуйста, не тревожьтесь за меня. И простите мне все грубости, что я вам наговорил. Больше не смею тревожить вас, Томиока-сан. С глухим скрипом закрывается раздвижная дверь за спиной уходящего юноши. Слышится шуршание снега, которое быстро смолкает, оставляя после себя лишь тишину. Место, в котором столпу воды теперь придётся жить одному, вселяет лёгкую тревогу в сердце Гию. Какое-то время он продолжает смотреть на закрытую дверь, и в его мыслях нет совсем ничего, как в бескрайнем космосе, где расстояние между планетами может достигать десятки тысяч световых лет. Он не знает почему ему так важно посмотреть, действительно ли ушел его подопечный, но мужчина не желает противиться этому порыву. Выходит за дверь, озирается по сторонам. Видит цепочку ровных, глубоких следов, уходящих куда-то далеко за пределы видимости, вглядывается туда, где, как Гию полагает, должно быть их продолжение, но не может никого различить. Юки ушёл. Он действительно просто ушёл.