
Метки
Драма
Повседневность
Романтика
Ангст
Нецензурная лексика
Экшн
Приключения
Рейтинг за секс
Драки
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Юмор
Антиутопия
Мироустройство
Альтернативная мировая история
Детектив
Покушение на жизнь
Фантастика
Стёб
Наркоторговля
Погони / Преследования
Глобальные катастрофы
Перестрелки
Научная фантастика
Токсичные родственники
Модификации тела
Киберпанк
Вне закона
Социальная фантастика
Казахстан
Описание
Солнце потухло, а мир охватил мороз. Вечная мерзлота, в которой выжить достаточно проблематично. Но даже в таких условиях человечество остаётся на плаву, всё выискивая новые и новые пути, чтобы жить дальше. И они возвели свой новый мир, в котором царит хаос и криминал, подавить которые кажется и вовсе невозможным. Потому жить становится тяжело как внутри "манямиров", так и снаружи - среди сугробов-могил.
Примечания
Обновленная версия.
Глава тринадцатая
12 декабря 2023, 07:34
«Елесы… Некоторые называют их героями. Но на самом деле они самая большая опухоль нашего нового «комплексного» мира. Они — убийцы, маргиналы, преступники. Они не отстаивают интересы людей, они отстаивают лишь свои интересы. Подумайте, что будет, когда они придут к власти? Что же будет? Правильно, будут массовые казни, полная анархия и хаос. Поэтому, если вы думаете, что сейчас худо, то поверьте, что может быть гораздо хуже.»
Кочевник был совсем плох. Его настрой идти и вершить правосудие быстро поубавился. Он сменился на апатию, пребывая в которой его очень сильно тянуло к спиртному. Разумеется, это не очень-то нравилось Райки. Девушка всячески пыталась повлиять на него, вытащить из тёмной юрты, однако она была бессильна. Бессильна, ведь не понимала, чего Сабит так скорбит по какой-то там жарыковке. Кочевница толком и не знала её, лишь изредка слыша о ней от парня. Но ненависть к жарыковцам не давала Райки думать о той хорошо. А затем кочевницу и вовсе захлёстывала ревность, из-за чего иногда устраивала мелкие скандалы Айбешеву. Тот вечно отмахивался, ведь действительно не мог представить себя с Этери, которую считал чуть ли не своей сестрой. Конечно, он старался понимать опасения Райки, из раза в раз объясняя, что верен лишь ей. Но после гибели Этери он уже не выдерживал давления Райки, которая и не хотела этого делать. Не хотела, ведь она попросту не знала, как помочь кочевнику. И в попытках этих она приходила вновь и вновь к ненависти к погибшей, в адрес которой даже стала отпускать разное. Чего Сабит уже терпеть не стал.
— Сігіліп кет! (Отъебись!) — отмахнувшись, фыркнул парень, не став больше слушать наставления кочевницы, и, допив содержимое бутылки, бросил её куда-то в сторону.
— Жетер! Ішімдік ішіп қайғыруды доғар! (Хватит! Хватит бухать и убиваться каждый день по той, кто уже погибла!) — кричала звонко Райки в попытках вразумить его. — Ол өлді, сен бұны ешқалай өзгерте алмайсың! Оны тірілте алатың мүмкіндігін жоқ! Көз жасыңды ағызуды тоқтатта маған қара, мен мұндамын, мен осындамын. Мен тірімін! Маған назар аударып, мен туралы ойламайсың ба?! (Её уже не вернёшь! А я здесь! Пред тобой! Живая! Так подумай же обо мне!)
Он медленно обернулся, чтобы посмотреть прямо в глаза девушке, а затем, не став ничего говорить, быстро покинул юрту. А за юртой покинул и лагерь.
«Сообщается о череде атак Елесов во многих Жилых Массивных Комплексах и Жилых Массивах. От террористических атак уже успело пострадать около сотни человек. Точной информации о раненных пока нет, однако уже сообщают о трёх погибших…»
Он не особо любил алкоголь, но теперь это стало его утешением. Парень будто бы всё отчаянно пытался стереть себе память, а точнее воспоминания об Этери. Не саму её смерть, не саму картину её мёртвого тела, а именно всё и вся, что связано с ней. И теперь этажи, усыпанные барами, кочевник стал посещать гораздо чаще. Однако Сабит не старался вести себя прилично и легко походил на типичных алкашей, которых прогоняли из баров — нередко даже с помощью жарыковцев.
— Блять… — он вновь устроился на высоком стуле, уселся прямо у бара, чтобы долго не ждать выпивки. Парень весь скорчился, ведь чувствовал он себя, мягко говоря, неважно. Его тошнило, но он продолжал пить. Сабит нередко допивался до того состояния, когда нужно скорее выбегать из забегаловки и чистить где попало желудок. Денег на счету у него было всегда прилично, но уже которое время парень успешно опустошал свой счёт, идя стремительно к тому, что вот-вот ему будет не на что жить. Только ему было глубоко всё равно на то, что с ним будет. Потому кочевник творил не весть что.
Айбешев обычно никого не трогал. Балаганить он начинал только когда ловил белку. Но больших драк он не затеивал, ведь до начала таких моментов парня уже выгоняли из баров. Иногда охранники даже не ленились и выкидывали его на улицу, чтобы тот смог окститься и прийти в себя, а может и немного протрезветь. В этот вечер события повторялись, но им суждено было иметь другой конец.
К уже изрядно подвыпившему Сабиту подсел парень. Поначалу кочевник не спешил обращать на него внимания и опустошал одну рюмку за другой, пока от него всё пытался свалить слегка раздражённый бармен с кучей лицевых имплантов, которые только подчёркивали недовольство бармена. Но стоило Айбешеву ненароком помотать головой в борьбе с подступающей к горлу тошнотой, как он краем глаза ухватился за рядом сидящего парня. Почему-то незнакомец зацепил кочевника, и тот принялся разглядывать соседа по бару. Уже сидя полубоком, он подпёр голову рукой и, едва не падая со стула, гулял глазами по парню, что вызывал подозрение у кочевника. Почему-то Сабиту этот парень казался больно знакомым: выбритые виски с затылком, собранные в тугой пучок голубо-пепельные волосы, стройное — даже худощавое — телосложение и такое же худое лицо. Глаза его тоже были мёртво-серые, смотрящие в пустоту. В один миг Айбешев представил на парне типичное обмундирование елесов, и пазл сошёлся.
— Ах ты ж сволочь… — процедил кочевник и стремительно бросился с кулаками на парня. Тот даже не успел среагировать и просто пал на холодный, грязный пол вместе со стулом, грохот которого привлёк всех выпивак в баре.
Парню, облик елеса которого был лишь призрачным и созданным больной фантазией не менее больного кочевника, сильно досталось. Он не умел драться, либо же не хотел. Потому не спешил давать сдачи. Только да неумело закрывал лицо, прижимая колени к груди, будто бы эмбрион, пока его без всякой жалости колотил Сабит. Кровь хлынула быстро. Словно масло, что добавили в огонь жёлтых глаз кочевника, взгляд которого был бешеным.
— Сука! Сраный елес! — вопил злобно тот, надрывая глотку. — Это тебе за Этери, мразь!
Его не сразу оттащили от парня, ведь никто не решался лезть в этот замес. Бармен молча стоял и глазел на эту кровавую картину с разинутым ртом, по привычке натирая бокал. Остальные в баре реагировали по-разному: кому-то было совершенно плевать, а кто-то лениво оборачивался, чтобы поглядеть на зрелище. Которое всё-таки прервал робкий бармен, одумавшись и нажав на тревожную кнопку. Громкий, трескучий звон мгновенно оглушил всех, заставив плотно закрыть уши грязными ладонями, да нахмуриться. Затем к звону прибавилась сирена, что выбралась за пределы заведения, привлекая к нему всё больше и больше внимания. Как-никак елес внутри и чересчур буйный посетитель.
Через пару минут посетители бара всё же решили пожалеть бедолагу и неохотно бросились к нему на помощь, лишь бы всё это поскорее кончилось, и они могли дальше спокойно выпивать. Только Айбешев не собирался успокаиваться и теперь уже бросался на остальных, кто смел попадаться под руку.
— Блять! Выведите эту тварь отсюда!
Хоть и кочевника грубо вышвырнули за пределы бара, он не собирался останавливаться. Встав на ноги, он отряхнулся и готов был вновь забежать во внутрь, чтобы продолжить начатое. Но на горизонте показались жарыковцы. Хоть они и были налегке, ведь всего-навсего патрулировали коридоры комплекса, но их всё равно было больше, а потому солдаты могли справиться с одним жалким выпивакой, каким в их глазах и выглядел Айбешев. Который не думал им так просто сдаваться.
— Оның ішінде елес бар. Алайда анау көтлектер мені тастап кеткен. Ана сорлымен бірге ау дейм. (Там внутри елес. Но эти ебланы почему-то выкинули меня. Видимо, заодно с ним.) — начав отряхиваться, ведь был весь в грязи, пыли и немного крови, Сабит совсем непринуждённо отчитался перед пришедшими и выпрямился, оглядевшись задумчиво по сторонам. — Займитесь ими там.
Он собирался закурить сигарету, доставая её из кармана пальто дрожащими от схватившего его всего разом тремора руками, но жарыковцы, что явно были не на его стороне, окружили кочевника, впавшего в недоумение.
— На пол, блять, и руки за голову.
— Щас проучим алкаша ебаного…
— Шакалы, блять… — процедил Сабит и, резко вытащив пушку, кинулся в неравный бой.
Первый выстрел раздался быстро. Несмотря на своё пьяное состояние, кочевник был достаточно шустрым. Он делал резкие, быстрые выпады, уворачивался от неуклюжих ударов жарыковцев, которым было сложновато двигаться в своём обмундировании. Но солдатам всё равно было проще простого обезвредить парня, который был для них как надоедливая, жужжащая муха. Которая, сколько бы не вертелась, сколько бы не уворачивалась, всё равно попала в капкан. Один из жарыковцев ударил кочевника прикладом по затылку, из-за чего тот мгновенно свалился на пол, скорчившись от боли.
— Проверь бар.
Один из троих последовал приказу и исчез из коридора, в котором осталось двое солдат, стоящих над лежачим на грязном полу задержанным. Мимо проходили люди. Они с недоверием — а некоторые даже с нескрываемым осуждением — поглядывали косо на жарыковцев.
— Что же вы творите! — завопил громко Айбешев, привлекая всеобщее внимание. — Кінәсіз көшпендіні алып, елестерді қорқып жатсыңдар ма? (Невиновного кочевника взяли! А елесов боитесь?!)
Крики парня не прекращались. И если бы они были какого-нибудь другого характера, то вряд ли бы кто среагировал, ведь пьяные выкрики ничего не стоят. Но он вопил именно про елесов, которые для некоторых были всё-таки террористами, про кочевников, которые для знающих людей выступали героями, вопил, находясь в задержании у жарыковцев, которых уже не любил никто. Потому люди начали останавливаться и в открытую глазеть на солдат. А особо смелые и вовсе кричали им что-то в спину.
— Разгони их. — махнув рукой, буркнул один из них, отослав товарища. Но сделал он это на свою же голову.
Не став упускать шанса, Сабит схватился за пистолет, что при падении отлетел не так уж и далеко, и, подобравшись к потерявшему бдительность оставшемуся жарыковцу, выстрелил ему прямо между щитков. От такого выстрела жарыковская броня защитить не способна, что прекрасно знал кочевник. Но уже было не совсем ясно, собирался ли он убивать военного?
Кровь полилась мгновенно. От такого жарыковец выронил оружие и принялся затыкать ранение, будто бы это его спасёт. Будто бы от этого выпадет пуля наружу из разорванной кишки. С разинутым ртом, который не был виден через шлем, тот смотрел на Айбешева, внутри которого была пустота. И, как только тело солдата пало с лёгким грохотом, кочевник принялся бежать.
«Сегодня в Массивном Жилом Комплексе «Отан» произошло убийство жарыковца. Происшествие случилось на средних этажах, среди баров. Убийца, принадлежащий предположительно к группировке «Кочевники», выпивал в одном из баров. В пьяном состоянии молодой человек затеял драку, в результате которой избил одного из гостей бара. Чтобы разрешить ситуацию, прибыли жарыковцы. В одного из которых пьяница и выстрелил, скрывшись с места преступления…»
«По поводу убийства жарыковца, которое произошло пару дней назад. Так прямо трубят в новостях комплекса об этом. Даже пытаются раструбить эту новость за пределами комплекса, но кому до этого есть дело? Да и кому есть дело об этом в нашем комплексе? Ведь и до этого убивали жарыковцев, пусть и гораздо реже, чем жарыковцы убивают простых людей. Да дело в том, что паренёк, которого убили на службе, не так уж и прост. Внучок какого-то полковника, семья которого вся в военной знати устроилась. Кто-то в реальных военных, а кто-то вот в жарковцах…»
«Бұл оның жұмыстағы бірінші аптасы еді. Ол сондай жас еді. Немеремнің мүмкіндігі көп болды. Мансап, отбасы… Ал мұның барлығын одан көшпенді алып қойған еді, енді мен де одан бүкілін тартып алатын боламын, мен одан кек аламын. (Это была его первая рабочая неделя. Он был так молод. У моего внука было так много возможностей. Карьера, семья… И всё это у него отнял кочевник, у которого я тоже намерен отнять всё.)»
Сабита не опознали. Единственное, что было известно об убийце, что он кочевник и молодой парень. Естественно, был составлен фоторобот по показаниям коллег погибшего жарыковца. Но под фоторобот подходили многие, на счастье Сабита. Который шугался теперь абсолютно всего несколько дней.
Ему было некуда идти. Негде было ночевать. Потому он то спал прямо в коридорах комплекса вместе с бомжами, с которыми и бросался в бега, стоило только услышать, что идут жарыковцы. Сонные глаза тут же становились бешенными и искали новое убежище. С новыми «друзьями» он и стал выпивать, продолжая — теперь разве что сильнее в разы — глушить все свои боли и переживания.
Но долго так продолжаться не могло, что понимал и сам Айбешев. Он понимал, что сам больше так не может. И единственное, на что ему оставалось надеяться, — что кочевники сжалятся над ним и примут его обратно в свои ряды. Даже последнему безумцу такой расклад показался бы чересчур уж позитивным и сказочным. Так думал и парень, который был в отчаянии, потому выбирать было не из чего.
Так его нога вскоре вступила на территорию рынка. Это было весьма опасное занятие и весьма рискованное. Однако он, растирая замёрзшие от сна на холодном полу плечи руками, продолжал зарываться вглубь рынка, где жаждал поскорее увидеть кочевников. Медленно, осторожно, робко, словно озябший снегирь или же потрёпанный воробей, он просачивался сквозь толпу, которая никогда не угасала. Не переставая оглядываться по сторонам ни на секунду. Всё время его испуганные глаза бегали от лица к лицу, от ларька от ларьку. Но, несмотря на свою паранойю, парень даже и не заметил, как его резко утащили между ларьков, надев мешок на голову и нацепив на руки электронные наручники. Сабит тут же принялся отбиваться, что у него более-менее получалось, хоть и руки были крепко зафиксированы наручниками за спиной. Тогда терпение неизвестных вышло, и они нанесли Айбешеву пару ударов по голове, после которых тот потерял сознание.
«По некоторым данным, — не официальным, разумеется, — за голову убийцы того жарыковца полагается кругленькая сумма тенидов на счёт счастливчика. Нет, что же я говорю… Какую там голову? Те, кто желают поквитаться с убийцей, хотят получить его целым и, желательно, невредимым, заплатив за него…»
Он стоял на коленях на своеобразной «площади», где обычно собирались все кочевники, когда Шарипа желала им что-то сказать. Он стоял на коленях пред всеми собравшимися. С мешком на голове, что была опущена. Его мигом сорвали, открыв бессознательное лицо парня, которого нужно было привести в чувства. По небрежному взмаху руки Шарипы, к Сабиту подскочила молодая девушка, что поднесла к носу парня бутылёк с вонючими синтетическими травами, которые мгновенно помогли очнуться Айбешеву. Задыхаясь, он вновь принялся бегать глазами по округе в недоумении, где он и что происходит. И лишь через минуту или около того до него дошло.
Сабит собирался что-то сказать, и это почуяла Шарипа. Очередной взмах руки, по которому один из кочевников хорошенько ударил парня по челюсти, заткнув его. После чего послышались жалобные крики и всхлипы. Айбешев поспешил найти источников звуков, которым оказалась Райки. По щекам её текли слёзы, а сама она всё пыталась прорваться к парню, но не могла, ведь её держали двое крепких кочевников. Тех Сабит жаждал порвать на кусочки и даже попытался встать, чтобы осуществить желаемое, но очередной удар остановил его. Из рассечённой, смуглой кожи начала сочиться кровь, но «каратель» не останавливался. Тогда Шарипе пришлось махнуть рукой ещё раз, и тот остановился. И сама Шарипа наконец показалась Сабиту, выйдя из-за его спины и встав прямо перед ним.
— Шарипа әже… — прошептал он жалобно, глядя на неё снизу вверх.
— Сен жарыковты өлтірдің. (Ты убил жарыковца.) — с грозными паузами в хриплом голосе заявила женщина, сверля его своим единственным глазом. — Сен енді көшпенді емессің. Сен енді арамызда жоқсың. (Ты больше не кочевник. Ты больше не с нами.)