О, Дивный новый мир

Зал собраний трещал по швам от количества людей. Здесь собрались все, притащили сюда все запасы еды, которые у них были: чего добру зря пропадать. Люди беседовали, смеялись, на фоне тихо звучала гитара. Ее принес Олег и сначала власть над ней была у него в руках. Но все же наизусть он помнил не все песни, а подобрать мелодию по нестройному басу солдат он не всегда мог. Поэтому постепенно она перекочевала к другим. Сам Олег сидел сначала вместе с остальными, а потом исчез. Ушел куда-то, наверное. Сергея тоже видно не было. Его буквально усадили за стол силой, требуя, чтобы тот в последний раз поужинал с остальными. Командир сопротивлялся недолго, быстро расслабился и, кажется, даже дал Олегу попытаться научить его играть. Все на потеху публики. А потом так же незаметно выскочил из комнаты, вслед за Марией. Тома и Лера устроились в дальнем углу, о чем-то бесудуя. Тома иногда сбегала за новой порцией чая. Ближе к утру, когда гул остановился все тише, а люди все больше напоминали один единственный организм, уже все переключились на распитие местного, не очень вкусного чая. Среди продолжающегося перешёптывания и разговоров, гитару выхватил Даня, предлагая спеть очередную песню. Под его пальцами быстро зазвенели струны. Люди загудели удовлетворенно, а потом затихли, ожидая начало песни. –Una mattina mi son svegliato, O bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!Una mattina mi son svegliato E ho trovato l’invasor. Юля удовлетворённо кивнула. Хорошая песня, привет из прошлых веков. Кажется, ее строчки были бессмертны – они не умирали никогда, продолжая жить в разных веках, разных ситуациях. Она смотрела на этих людей. Все они за это время стали для нее большой семьёй. Юля мечтала о таком, о огромной семье, о друзьях, сидящих рядом с ней за обеденным столом. И хотя сначала она боялась сюда ехать, теперь она боялась покидать это место. Она привыкла так жить. За столом семья, но нет одного важного человека. Юля поднялась из-за стола и тихо выскочила, под неладный строй голосов. Коридоры были непривычно пусты и темны. Она шла по ним по памяти. Зашла в такой же пустой медпункт. Тут не было ничего больше, кроме пустых коек и полок. Пройдет лет двадцать и здесь поселятся животные. А ещё лет через сто, возможно, все здесь затопит водой, или этой горы, вместе с ее пещерами и вовсе не будет. Про то, что раньше здесь жили люди забудется, природа уничтожит все напоминая об их существовании. Так происходит всегда, природа делает все, чтобы забыть о гнойнике человечества на своем теле. Она запустила руку в карман, доставая маленькую фотографию. На ней, она и Игорь ещё молодые, поступившие на первый курс военной академии. Счастливые, верящие в светлое будущее. Она провела пальцами по изображению, очерчивая линию родного лица. –Как твои дела? – спросила она у пустоты, – ты там один, я здесь одна. Мне так часто снится наш маленький дом, где мы с тобой встречаемся, разговариваем... Только это меня, наверное, и спасает. Она улыбнулась грустно, убирая фотографию. Где-то далеко, за ее спиной люди продолжали нестройно петь. Возможно, свою последнюю песню. Ещё пять минут и им нужно будет собираться, чтобы выдвинуться в тяжёлый путь. Путь домой. А пока... Юля никогда не верила Бога. В детстве бабушка водила ее в церковь, пыталась научить молиться. Повзрослев, Юля осознала, что в молитвах нет смысла. Бог не посылает спасение, люди сами должны себя спасать. Он не смотрит за ними с небес, не забоится о них. Его попросту нет. Наверное, это было очень глупо. Она ведь даже смеялась над слишком религиозными людьми, считала их глупыми, ставила себя на голову выше. Но никто не смеётся над Богом на войне. Здесь, где умирает любая надежда, любой лучик света может спасти. Юля аккуратно опустилась на колени, в самом дальнем углу комнаты. Она не знала молитв, кроме Отче Наш. Не знала, как к Нему обращаться. Но если есть хоть маленький шанс, что он сможет их всех спасти... –Я никогда не молилась тебе, – тихо произнесла девушка, складывая руки, – и не знаю, как это правильно делать. Наверное, Отче Наш здесь будет не очень в тему. Не знаю, слышишь ли ты простые молитвы, без красивых фраз на обычном русском языке. Я никогда в тебя не верила, но сейчас, сейчас очень хочу, чтобы ты существовал. Потому что нам, на самом деле больше не на кого рассчитывать. Знаю, что я ужасный человек, я грешна, до каждого кончика пальцев. Зачем тебе прислушиваться к просьбам такой грешницы? Но если ты есть, если ты меня слышишь, я хочу попросить, – она почувствовала, как глаза намокают, а руки, сцепленные в замок, начинают дрожать, – пожалуйста, прошу тебя, сделай так, чтобы завтра все прошло хорошо, чтобы никто не умер, никто, прошу тебя. Юля прикусила губу, поднимая голову. Какой же бред она просит. Понятное дело, что на войне не может не быть жертв. –Пожалуйста, если это сильно большая просьба, от такой, как я, то сделай хотя бы так, чтобы умерших было не больше пяти. Прошу, дай этим людям вернуться домой, всем, в целости и сохранности. Она снова прервалась. Опять глупо. Кто-то все равно пострадает, кто-то все равно не вернётся домой. Это осознание давило на сердце, по щекам безостановочно текли слёзы, а тело дрожала, словно в судорогах. –Пожалуйста, если и это ты не можешь послать нам, пожалуйста, сделай хотя бы так, чтобы я смогла их всех спасти. Всех раненых, покалеченных, не важно в каком состоянии, просто, дай мне сил помочь им, облегчить им их боль. А тем, кому завтра дано умереть, дай легкую и безболезненную смерть. Позволь им подняться к тебе, на облака, они ведь не достойны ада, они все хорошие, они... Они просто люди, пожалуйста, Господи. Господи, ты же все можешь, можешь нас спасти. Мы все здесь перед тобой, и я прошу за них, за каждого, пожалуйста, сохрани их, не из-за моей грешной молитвы, а из-за своей всеобщей любви. Наша жизнь только в твоих руках, Господи... Господи, пожалуйста... Ее голос продолжал дрожать, тихим эхом разносясь по комнате. Она не могла перестать молиться, не могла встать и начать собираться. Она все говорила, говорила, говорила... А ее молитва, словно мягкое крыло, укрывало этот мир.

O partigiano, portami via,

O bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!

O partigiano, portami via,

Che mi sento di morir.

Рай уже давно спал. Только крысы шумели по углам, перебигая в темноте. Ночь была темная, в окна не заглядывал ни один лучик Лун. Ночь убаюкивала, стараясь не нарушать покой человеческий. И только в одной комнате горела лампада. Игорь склонился над письменным столом. У него было не так много времени, а руки предательски дрожали. Он прекрасно осознавал, что завтра может произойти все, что угодно. Это может быть последняя в его жизни ночь, последний рассвет. Но за себя он не боялся. Он переживал за Юлю, которая находилась так далеко. Если он погибнет, что станет с ней? Он не мог перестать думать, прокручивать перед глазами сценарии возможных событий. Умереть не страшно. Страшно оставить тех, кто тебе дорог. Именно поэтому, дрожащей рукой, он выводил текст на маленьком клочке бумаги. «Здравствуй, родная. Как твои дела? Знаю, что если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет в живых. И мне очень жаль, что так вышло. Жаль, что я не смог сдержать обещание, не смог быть рядом с тобой всю жизнь, не смог защитить тебя и оградить от этого страшного события, что тебе пришлось пережить. Мне жаль, что мы с тобой не сядем на поезд, чтобы вместе вернуться домой. Мне жаль, что мы не сможем снова съездить на море, и не посетим так полюбившиеся тебе кафе. Мне жаль, что я не буду рядом, когда ты окончишь университет журналистики, что не смогу обнять тебя в этот памятный день, что мы никогда не проснёмся на утро в обнимку. Прости меня, что я так рано ушёл. Знаю, что эти слова не заменят тебе меня, но знай, что как бы далеко я от тебя ни был, я передаю тебе привет. Привет тебе и малышу. Я верю, что наш малыш родится здоровым и крепким ребёнком, что он будет прекрасен так же, как его мать. Прошу, скажи ему, что папа безумно любит вас, и постоянно рядом, охраняет и заботится. Что он смотрит за каждым его шагом, радуется каждой его победе и любит, безмерно любит. Прошу, не теряй саму себя, живи счастливую жизнь, ведь это именно то, о чем я больше всего мечтаю. Чтобы ты и наш малыш были счастливы, жили прекрасную жизнь. А когда придет время, мы с тобой встретимся и я буду терпеливо ждать этой встречи. Не рвись за мной, живи и наслаждайся этой жизнью. Все идёт своим чередом, тебе ведь так ещё далеко до заката. А я полежу здесь, я подожду тебя. Подожду, когда придет время и мы снова будем вместе. Я так вас люблю» Игорь вдруг выронил ручку из дрожащей руки. Боже мой, как же много времени он потерял. Как долго он играл в эти войнушки, не понимая, что не это самое главное. Кажется, ещё вчера они транжирили любовь, а теперь каждая ее капля возымела значение. Он будто больше жизни потерял, в тот день когда ее забрали. Игорь закрыл глаза рукой, склоняясь к столу. Он и не знал, что глаза может жечь настолько сильно.

E se io muoio da partigiano,

O bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!

E se io muoio da partigiano,

Tu mi devi seppellir.

–Почему ты грустишь? Он ведь принял твое предложение, – Тома опустилась на скамейку, передавая в руки Лере очередную чашку чая. –Знаю, но... Это ведь не спасение. Я смотрю на них и, кто-то из них ведь все равно не вернётся домой. Кто-то из них останется здесь. Навсегда. Я ведь могла придумать что-то ещё, могла придумать план получше, а из-за того, что я такая глупая, завтра домой вернуться не все. Тома тяжело вздохнула. Она осмотрела зал перед собой. До рассвета оставалось минут пять, не больше. Пять минут спокойствия и тишины. –Самое главное ведь не выжить, – тихо сказала она, – самое главное, знать, что ты сражался не зря. Знать, что ты стал частью чего-то большего, что благодаря тебе, остальные смогут прожить эту жизнь счастливо. Умирать, зная, что это было не зря, не страшно. Ведь в таком случае твоя жизнь и твоя смерть возымеет значение. Тома вздохнула. Она тоже это чувствовала. Это ведь извечные вопросы. Зачем все это? Почему мы здесь? Что правильно, а что нет? Люди кружили, подпевали словам знакомой песни. А они словно были здесь одни. Спрятались в самом темном углу, в своем маленьком мире. –И ведь те, кто выживут, никогда не забудут тех, кто погиб за них. Даже будучи наедине с собой, они не будут одиноки. Они будут знать, что их товарищи, их единомышленники смотрят на них с небес. И они будут жить эту жизнь так, чтобы когда они встретятся там, на небесах, они смогли с гордостью рассказать о своей жизни. Лера улыбнулась, глядя на людей. Потом перевела взгляд на Тому, сцепляя руки в кулаки, с такой силой, что могла бы пойти кровь. –Я все время думаю, – тихо сказала Лера, – может ли мир прекратить жить по законам мести? Может ли он просто быть безопасным местом? Я так хочу увидеть мир, в котором военные сложат оружие, где стали хорошими друзьями святые отцы и раввины. Где никто не будет никому должен, где не будет причин для ссор. Представь, какой это будет хороший мир, да? Тома улыбнулась, беря в ладонь чужую руку и аккуратно переплетая пальцы. –Увидишь. Ведь среди всех нас ты больше всего достойна увидеть такой мир. Лера хмыкнула опуская голову Томе на плечо. –В детстве я очень любила смотреть на звёзды, – тихо сказала Тома, – но они ведь не спасут нас. Мы будем на земле. Если завтра мне не суждено выжить, я хочу остаться здесь. В этом мире, где царствует природа, стать ее частью. Чтобы сквозь мое тело проросло хоть что-то. Раз уж из меня не вырос счастливый человек. –Ты не умрёшь. Если есть хоть какая-то справедливость, если есть Бог или кто-то там ещё, они не дадут тебе умереть. Ты этого не достойна. Тома улыбнулась, целуя куда-то в макушку. До рассвета оставалось пять минут. А в этом театре военных действий они остались совсем одни.

E seppellire lassu in montagna,

O bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!

E seppellire lassu'n montagna

Sotto l’ombra di un bel fior.

Дима нервно проверял перепроверял оборудование. Он делал это уже не раз, но чем ближе подходило утро, тем больше он нервничал. Все ли точно хорошо? Налажен ли микрофон? А камеры? Камеры все хорошо пишут? Вдруг дверь открылась и в комнату заглянул Август. В какой-то необычной, украшенной форме. А, точно, это ведь парадная форма. –Dmitry? Почему вы не спите? –Потому что мне нужно все проверить. У нас осталось совсем мало времени и если техника выйдет из строя... –Вы слишком напряжены. Это техника, которую изготовили в нашей компании. Она переживет даже ядерный удар. –Все равно. Нужно убедить, что ничего не пойдёт не по плану. –Вы нервничаете? – Август подошел поближе. –Конечно я нервничаю! Завтра от меня зависит жизнь сотен людей! Если я хоть где-то ошибусь, если хоть чуть-чуть ошибусь, весь план может рассыпаться к чертям собачьим. И тогда, тогда мы точно не вернёмся домой, останемся здесь, гнить в земле! –Dmitry, – Август перехватил его руки, заставляя замереть, – вы не ошибётесь. Все пройдёт хорошо, вы ведь самый способный человек, которого я знаю. Вы со всем справитесь. –Мне бы вашу уверенность, – вздохнул Дима. –Тогда... Может быть я ей поделюсь? Ну, по вашей русской традиции. Дима нахмурился на секунду, пытаясь понять, о чем тот говорит. А вспомнив, тяжело вздохнул, выдергивая свои руки. Господи, как же ему за это стыдно. –Август... На самом деле, этой традиции... –Ее нет, я знаю, – мужчина улыбнулся, – вы это придумали, чтобы прицепить на меня жучок. –Когда вы поняли? – Боги, теперь стыдно ещё сильнее. –С самого начала. Моя мать русская, конечно, я много знаю о ваших традициях. –И вы не сердитесь? –Разве можно на вас сердиться? Август опустился перед ним на колени, заглядывая прямо в глаза. А Дима никогда не задумывался, что у Августа очень красивые глаза. Нет, понятно, что мужчина в целом красивый, он же метис, как-никак. Но глаза у него особенные. В них есть такая искринка, яркая, озорная. Красивая, в общем. –К тому же, – продолжил Август, – так мне нравится даже больше. Об этой традиции знаем только мы с вами, а значит, она только наша. –И Иуда. Иуда тоже знает. –Ну не портите атмосферу. Так что? Дима улыбнулся, снимая очки и быстро утыкаясь лицом в чужую грудь. Август издал странный выдох, а потом крепко прижал к себе. Они замерли в таком положении на несколько секунд. Дима слышал, как бьётся чужое сердце, как Август спокойно дышит. И, кажется, его собственные дыхание и сердцебиение приходило в норму. –Я тут подумал, – вдруг сказал Август, – я ведь являюсь виновным. Поставлял сюда оружие, активно участвовал. Меня, наверное, будут судить, когда я вернусь. –Не будут, – Дима оторвался от чужого плеча, чтобы снова заглянуть в эти глаза, – вы же тоже жертва, вам наверняка угрожали. Да и кашу эту всю заварил ваш отец. –Так-то оно так, но всякое может произойти. Будете носить мне передачки? Дима улыбнулся. Да какие передачки, о чем он вообще. Глупости несёт. Собственно, как и всегда. Дима снова опустил голову, зарываясь носом в чужое плечо. –Буду. Каждый день буду.

E le genti che passeranno,

O bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!

E le genti che passeranno

Mi diranno «Che bel fior!»

Море приятно шуршало у ног. Вдалеке уже начинало светлеть небо. Лёгкий ветер бегал по коже. Сережа молчал, глядя куда-то за горизонт, туда, где небо и море становятся единым целым. Олег стоял рядом и тоже молчал. Он не знал, уместно ли вообще говорить хоть что-то. Сережа позвал сюда, вряд ли для разговора. Просто каким бы сильным он не был, он тоже боялся. Он хотел бы пережить этот страх один, чтобы не упасть в грязь лицом, но не смог быть один. Олег это прекрасно понимал, поэтому просто стоял рядом. До рассвета оставалось пять минут. Край моря уже был отчётливо виден. Небо становилось все светлее, меняя темные оттенки на нежно голубые. Скоро оттуда выплывут Солнца и эта ночь закончится. Безумно хотелось, чтобы она длилась вечно. Но время остановить нельзя. Волны били о берег, но там, далеко, их не было. Только легкая рябь. Хотя иногда она бурлила, вздымалась волнами. Одна из таких волн поднялась очень высоко и из воды выпрыгнуло огромное, серое тело. Огромная, буквально гигантская рыба, с огромным рогом на голове бросилась в небо, словно сейчас взлетит. От ее тела в разные стороны разлетелись брызги, блестя в лучах поднимающихся Солнц. Животное издало странный клич и с громким плеском упало обратно в воду, отправляя к берегу огромную волну. Та, шурша и плюясь, накрыла их ноги, но они даже не попытались отойти. Через несколько секунд море успокоилось. Словно и не было ничего. –Я видел его один раз, – вдруг сказал Сережа, – совсем ещё ребенком. Удивительно красивое зрелище, для этого мира. –Это может быть тот же, – пожал плечами Олег, – такие существа долго живут. –Возможно. Знаешь, это было самым лучшим воспоминанием из детства. Что-то настолько прекрасное, почти нереальное. Просто... В этом мире мы – непрошенные гости. Все здесь враждебно к нам. Здесь царствует подлость и предательство. Настоящие царство глупости и невежества. Но даже среди всего этого есть приятное обстоятельство, – Сережа замолчал где-то на минуту, глядя на то место, где до этого "летало" животное, – я люблю тебя. –Звучит как прощание, – по коже отчего-то пошел мороз. Олег перевел на Сережу внимательный взгляд, – говоришь это, потому что думаешь, что можешь умереть завтра? –Я вряд ли умру. Я не буду в эпицентре событий, а Найдак не сможет причинить мне вреда. Я говорю это, потому что боюсь, что умереть можешь ты. Хочу, чтобы ты знал это до того. –Я не умру, – Олег улыбнулся, – мы с тобой вернёмся на Землю. Я познакомлю тебя с моей мамой. Она готовит безумно вкусно, тебе понравится. Посмотрим Питер, он очень красивый. А ещё я отведу тебя в художественную галерею. Там собраны самые красивые картины, уверен, они тебе понравятся. А потом мы зайдём в Библиотеку, серьёзно, тебе нужно перестать читать эту чёртову Библию. А ещё мы купим тебе карандаши, чтобы ты мог рисовать цветные картины. Летом можно будет съездить на море, а зимой куда-нибудь в горы, чтобы покататься. Мы попробуем все, что захочешь и все, чего ты раньше был лишён. –Звучит хорошо, – хмыкнул Сережа, все ещё задумчиво глядя на горизонт. –Эй, – Олег опустил руку ему на плечо, прося посмотреть на себя, – я не стану добычей смерти, у меня отсрочка. Потому что у меня тоже особое обстоятельство: я люблю тебя. Сережа слегка улыбнулся, подходя ближе и притягивая Олега к себе. Целуя абсолютно аккуратно, слишком невесомо. Олег все бы отдал, чтобы остаться в этом моменте. Но Сережа отстранился, заглядывая в глаза. –Пойдем, уже рассвет. Пора возвращаться домой. Олег кивнул, перехватывая чужую руку и крепко сжимая. А внутри базы голоса допевали последний куплет. Своей последней песни.

E questo il fiore del partigiano,

O bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!

E questo il fiore del partigiano

Morto per la liberta!