Новый год в Европе

Литва, хотя и спал на мягкой шерстяной постели, совершенно не чувствовал себя отдохнувшим. Пережитые эмоции градом отбивались в его сердце бешеными ударами, а голова раскалывалась от боли, будто вчера он не кровавые повязки менял, а напился до состояния невменяемости. Безумным он считал себя вчера, когда толпа людей тащила до гостевого домика раненного Яцека и пыталась уложить его в одной из комнат, потому что лежать ему не хотелось от слова совсем. Торис не отходил ни на шаг. Проверял, все ли с ним в порядке; поминутно лез менять еще не успевшие пропитаться кровью повязки, отчего ослабленный организм Яцека никак не мог отдохнуть. Лишь появление Александра, которого Торис винил во всем, отвадило Литву совершать еще больше безумств. Выставлять себя неадекватным истериком в его глазах не хотелось, но и оставлять с ним Яцека никакого желания не было. Конец вечера Литва провел за столом, попивая из рюмки бесцветную горькую жижу - польскую водку, как оказалось. Гости выглядели непринужденно, но по косым взглядам сначала на лестницу, а затем не него, нетрудно было догадаться, что они притворяются. Пристыжено сидела Лихтенштейн; недовольно сопел Цвингли, в то время как Польша распивал горькую водку, подшучивая над кислым видом гостей. Тихо собрались, тихо и разошлись по комнатам кто куда. Яркая вспышка солнца, окрасившая темное небо в золотисто-розовые тона, ознаменовала наступление утра. Чета Цвингли давно уже была на ногах, готовясь к отъезду. Швейцария внимательно осматривал чемоданы и сумки, проверял аккуратность разложенных в них вещей и осматривал застежку чехла для ружья вот уже сотый раз. Малышка Лихтенштейн просила его перестать накручивать себя напрасно, на что Баш заявил, что тратить деньги на выходки малолетних - вот это напрасно. За убийство медведя без лицензии Швейцарии пришлось выплатить кругленькую сумму штрафа. Оттого юноша и ходил злобный и хмурый, проверял каждую мелочь. Одевающимися их и застали Польша и Литва. - А вы что, уже уезжаете? - спросонья спросил Литва. - Как видишь. Баш не был настроен на длинные разговоры. Поляков и литовцев он теперь будет обходить десятой дорогой. Не желая более перебрасываться словами понапрасну, он взял два чемодана и вышел на улицу. Холодный белый пар заструился на секунду из приоткрытой двери. - Простите его пожалуйста. Он просто переволновался вчера. Он на самом деле намного дружелюбнее. Литва от таких слов Лихтенштейн аж поперхнулся. Баш Цвингли? Переволновался? Дружелюбнее? Это все равно как сказать, что Германия - юморист. - Да без проблем, сестренка, - Польша в своем репертуаре. - Мы все вчера на самом деле тотально переволновались. Литва и Александр волновались за всех. - С чего бы ты это взял? - А ты, Торис, типа вообще не видел? Ты же с ним минут двадцать в одной комнате сидел, перед тем как я тебя вывел. Он с Яцеком там отсиживался, повязки ему менял. Когда мы его заводили сюда, ты тогда вообще не в адеквате был; Александр лез на рожон, все приказания Швейцарии выполнял - что и как делать, а ты знаешь, Баш чел тотально лютый. Литва уже не знал что думать. Недавний план Польши казался ему теперь самой безумной идеей. Да лучше бы они оставили этого медвежонка около того отеля, авось мама медведица явилась бы, и не было бы проблем на их славянско-балтийские головы. Отношение к мальчику у него менялось быстро, порою из-за полной ерунды. Поведи Александр себя как-то не так, и он становился для Ториса ужасно невоспитанным, то наоборот, когда мальчик сидел тише воды, ниже травы, литовец заострял на нем внимание как на тихоне. А сейчас что? Александр подверг себя опасности; Яцек побежал его спасать, из-за чего пострадал. Мотивы Яцека Литве были непонятны - не знает ведь его толком, всего пару дней общались, а тут такая жертвенность. Александр был виноват лишь в том, что повел себя как самодовольный дурак, и не влезь бы туда Яцек, ничего бы этого с ним не случилось. "Это был выбор Яцека" - поймал себя на мысли литовец. Но тут же, словно кто-то невидимый поймал его за мысль и едко прошептал: "Выбор его, а выходка Александра. Лучше бы этот маленький медвежонок пострадал около той пещеры". Литву как молнией поразило. Руки затряслись, а дыхание сперло. Он что, только что пожелал маленькому мальчику погибнуть в лапах огромного зверя? Который не оставил бы от него живого места. Для мальчика, которого Торис может и недолюбливал, но смерти которому не мог желать ни при каких обстоятельствах. Хотя бы потому, что он всего лишь ребенок. - Я схожу с ума, - почти губами прошелестел Литва. Чувствовал себя он теперь хуже некуда. - Пап, бать, смотрите! - раздался знакомый звонкий голос. Яцек стоял на самой верхней ступени лестницы, широко улыбался и быстро махал рукой. Польша в ответ лишь улыбнулся и показал большой палец. Лихтенштейн хихикнула, а Литва осуждающе посмотрел на мальчика. - А ну живо вернись в кровать! У тебя же травма! - Ее больше нет, пап! Я проснулся рано утром. Александр хотел мне снова повязки менять, а под ними ничего не было! Все прошло! - Яцек радостно запрыгал, попутно обнимая вышеупомянутого Александра. Он немного опешил, но обнял друга в ответ. Вдруг, не говоря более ни слова, Яцек резво перепрыгнул через две, затем через три ступеньки, а когда до деревянных полов оставалось менее метра - прыгнул с лестницы под удивленный свист поляка и полный ужаса крик литовца. Но ужасное падение с новой травмой обернулось удачным приземление на ноги и веселым танцем. На месте двух полос от когтей остались лишь два темно-розовых шрама. - Ну же, Саш, прыгай! - Д-давай он просто спуститься, хорошо? - тут же встрял литовец. Яцек лишь высунул язык, скорее чтобы позлить Литву, чем выразить недовольство. Последний вперил внимательный взгляд в Александра. Последний чувствовал себя оленем под прицелом охотника. Несмотря на помощь, которую тот оказывал, проникся раскаянием Александра, видимо, только поляк. Он же и выцепил вчера мальчика среди толпы, поблагодарив за труды, но наставив никогда больше так не делать. Тогда то Александр расплакался и от нахлынувших его чувств обнял Феликса, на что последний лишь горько усмехнулся и успокаивающе погладил по голове. Литва же чувствовал себя некрасиво. Будто Александр может прочитать его мысли и устрашиться, какие ужасные вещи он насылал на мальчика. Стыд проступил на щеки Ториса. Он мог оправдать свои переживания, будь Яцек еще в постели, но когда он резво бегал тут и там, благодарил и не отходил от Александра ни на шаг, становилось еще паршивее. Он нашел своего друга. Наконец-то нашел его, спустя столько времени... - Александр, - неуверенно начал Литва. Оба глядели друг на друга затравлено, виновато. Да и видели в друг друге не то, что чувствовали. - Я-я... Ты... вчера по-поступил не о-очень красиво... - Литва вздохнул. "Соберись, черт возьми!" - мысленно дал пинка себе Торис. - Я-я злился на-на тебя, думал, ч-что это все т-твоя вина. Н-но я понял, что с-сам... - вдруг Александр вцепился в бока его одежды, утыкаясь носом куда-то в живот. - Простите-простите-простите-простите! - судя по судорожным всхлипам, он плачет. Теперь литовец чувствовал себя еще хуже. - Я больше никогда так не буду! Я не должен был так делать! Я чуть не убил его, это моя вина! - Эй-эй, парень, типа, не переживай, - ввязался поляк. - Мы, типа, все переволновались, да и вины твоей тут нет, просто у кое-кого голова горячая, тотально не думает. Надо было его остановить вовремя, тогда бы и дело так тотально не завертелось. Яцек не остался в стороне: он мигом подбежал к другу, пытаясь оттянуть его от Литвы. - Да ладно, Саш, мы же все еще там решили - я на тебя не злюсь...ну может чуть-чуть злился, но я тебя окончательно простил. Мое решение конечно, и обжалованию не подлежит! - он махнул рукой, будто в ней был молоточек судьи, отчего Александр слегка засмеялся. - Ну вот, уже улыбаешься. Литва, удивляясь самому себе, растрогался. Плакал он не часто, но в действительно серьезных моментах, когда сдерживать чувства было нельзя. Он схватил в охапку Александра и крепко обнял. - И ты меня прости. - За что? - от прощения, да со стороны Литвы, Александр удивился настолько, что плакать перестал. - За все прости. Просто прости. Лихтенштейн, улыбаясь лишь уголками губ, тихонько проскользнула за дверь, где ее ждал замерзший и вечно недовольный брат.

***

К домику уже подъехал автобус. Туристы, пожелавшие ехать быстрее, собирались уехать на нем. Швейцария же тратить денег не намеревался, поэтому решил спускаться вниз по протоптанной дороге. Скупости брата Лихтенштейн почти не удивлялась, за столько времени можно было привыкнуть к любым его выходкам, но нежелание заплатить какие-то десять евро, при том что за штраф он отдал намного больше, покоробило даже видавшую виды девушку. Не желая больше выслушивать доводы брата с фирменным безразличным голосом, она откровенно отправила его куда подальше, попутно присвоив большую часть багажа себе. Автобус не скупой швейцарец - везти багаж не откажется. Сейчас она помогала пожилой паре супругов разобраться с тяжелыми сумками. Приедет она позже брата, зато ноги не будут болеть на следующий день. Среди толпы туристов на пути в пешеходной дороге она заметила старых знакомых. Польша и Литва шли впереди, а Яцек веселился и шутливо подгонял друга. Тот все копошился со шнурками на ботинке. - Привет, тебя же Александр зовут? - она улыбнулась, скрепив руки за спиной. Мальчик испугался, но только узнав черты привлекательной девушки, вмиг выпрямился. - Да, а что? - Да так, просто хотела сказать что ты очень смелый. Не каждый от одной только истории захочет сразится с медведем. Александр продолжал молчать. Не понятно, к чему клонила прелестная незнакомка. - Как жаль, - продолжила она, - что одной только смелости недостаточно, чтобы победить врага. - Почему? Папа говорит, что смелые всегда побеждают, а еще сильные, и красивые. Там вообще много еще какие черты есть. - Ну ты же не смог победить медведя, верно? - Наверное, потому что я не был сильным, ну и красивым. Вообще, я только учусь быть героем. - Вот! - она мягко щелкнула мальчика по носу. - И эта ситуация стала для тебя уроком. Никому такого не пожелаешь конечно, но это факт. Не обязательно герою совершать подвиг лишь для того, чтобы покрасоваться. Герои бывают разные. А вообще, - она присела на корточки и положила мальчику руку на плечо, - герой может быть и не супер храбрым, и не супер красивым. Даже супер сильным он может и не быть. - Разве так бывает? - Конечно. Слышал сказку про стойкого оловянного солдатика? - Александр отрицательно покачал головой. - Солдатика отливали последним. Олова на него не хватило, поэтому у него не было ноги. Ночью, когда игрушки оживали, солдатик увидел прекрасную бумажную танцовщицу и влюбился в нее. Игрушки смеялись над ним, но он не реагировал на их смешки и шутки. Однажды он выпал из окна и попал на улицу, где ему пришлось пережить множество испытаний. Двое мальчиков пустили его по сточной канаве, он тонул и его проглатывала рыба, но несмотря на все трудности, солдатик оказывался в доме своего хозяина. Казалось бы, солдатик и танцовщица снова вместе и могут быть счастливы, но солдатик случайно падает в камин, а танцовщицу сдувает в него же ветром. Танцовщица сгорела, а солдатик расплавился, но сплав олова и пепел бумаги обрели форму сердца. Девушка остановилась, переводя дыхание. Мальчик слушал ее, не спуская глаз с говорящих губ. Он превратился в сам слух, запоминая каждое произнесенное ею слово. - Они умерли? Не стали жить вместе долго и счастливо? - он посмотрел ей в глаза. - Какой же он герой? Он же просто сталкивался со всем и ничего не делал. - Порою герою не нужно носить длинный меч, огромный щит, обладать супер силой и богатством, чтобы быть героем. Солдатик герой не потому что всех победил, а потому что душа его была крепче и выше, чем слава совершенных подвигов и горделивого честолюбия. Он был героем не для всего мира, а для одной танцовщицы. Этого ему было достаточно. Она погладила мальчика по голове, после чего резко поцеловала в щеку. Не успел Александр даже смутится, как Лихтенштейн уже стояла возле автобуса, чей двигатель звонко ревел на всю долину. Как мираж, она коснулась его щеки губами, чтобы растворится в медленном движении снежинок вокруг. - Подожди! - крикнул Александр, - мы же еще встретимся? Лихтенштейн загадочно улыбнулась. - Только когда сможешь понять оловянного солдатика, - ее девичий голосок затонул в удаляющейся дымке снежинок.