Aurora Borealis

Кахир стоял у окна, глядя на улицу: ночной свет мягко освещал деревья. Мысли альфы все еще были заняты разговором с Йораном. Альфа чувствовал, как его гнев на себя и на Йорана нарастает... Flashback – Ты можешь ответить, что происходит? – смотрел Кахир в полные слез глаза Йорана. – Все произошло очень быстро, я просто растрогался, – ответил Йоран, но Кахир не мог избавиться от ощущения, что это была лишь маска. Кахир знал, что Йоран не такой. За его улыбкой скрывалась глубокая боль, и альфа чувствовал себя беспомощным, не зная, как помочь. – Ты раньше делился со мной всем, а теперь молчишь постоянно. – Дай мне время, пожалуйста. Хоть ты на меня дави, Кахир. Было невыносимо наблюдать за слезами Йорана, и альфа решил не давить на него. Кахир встал и начал ходить по комнате. Его мысли метались между гневом и беспокойством. Он знал, что должен поговорить с Йораном снова. Но что сказать? Как выразить свои чувства и заботу так, чтобы это не выглядело навязчиво? Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Вечерний ветер шевелил листья деревьев. Наблюдая за ними, альфа сказал: – Долго будешь еще там топтаться? Кирам даже не переоделся. – Чего не спишь? – Утром решится моя судьба, как можно тут расслабиться. – Я ведь уже говорил, что защищу тебя. – А ты? – спросил подошедший Кирам, внимательно поглядывая на альфу. – Что я? – А тебя кто будет защищать? Кахир не ожидал от Кирама таких слов. На сердце потеплело, словно в тени сомнений пробивается свет, и душа на миг наполнилась радостью. Кахир пожурил омегу по голове и улыбнулся. Кирам улыбнулся в ответ. – Вот теперь получше, если мне позволят остаться, я буду тебя защищать за все хорошее, что ты для меня делаешь. – Я не жду от тебя благодарностей, Кирам. Омега смотрел на него во все глаза. Ему нравилось спокойствие, то, как Кахир с теплотой смотрит, от него исходила энергия спокойствия и теплоты. Альфа был по сравнению с ним огромным. – Ты так смотришь, – отвёл взор Кахир. – Как? – Время позднее, иди ложись, – рассмеялся альфа. Кирам смущённо улыбнулся в ответ и, пробормотав что-то, убежал. Кахир тихонько хихикнул и почувствовал, как на душе стало теплее, отчего-то этот омега вечно вызывал у него радость. И даже его выпады были смешные. ** – Йоран, куда ты собрался в такую рань? Ниле с беспокойством взирал на сына. Тот все чаще пропускал завтраки, меньше общался с ними. – Хочу на свежий воздух, – ответил омега, поправляя тунику, и вышел за дверь. Дома было душно, омега задыхался, воздух словно и вовсе не проступал в лёгкие. Ниле стёр слёзы, он чувствовал себя виноватым перед сыном. Под влиянием мужа он был жесток с Йораном, и тот окончательно закрылся в себе. Андир спал в комнате. Ниле почувствовал, что больше не сможет сомкнуть глаз, поэтому решил прогрузится в приготовления праздника, ведь уже через пару часов весь клан соберётся у дерева нор, и празник в честь открытия сезона начнётся. Раньше бы Йоран весь день проводил в своём комнате, выбирая, что надеть и какую причёску сделать сделать, а этим утром омега выглядел бледной тенью себя прежнего. Йоран шёл меж деревьев, с глаз текли слезы, единственное, что он хотел – это выплеснуть свою боль, чтобы она перестала рвать внутренности. Он чувствовал , что медленно умирает. Не хотелось ничего. Все чувства внутри сгорели, оставляя лишь пепел ненависти. Чонгук благословил их союз, а тот, кто к этому приложил руку, сидел рядом, улыбался и наслаждался. "Будь ты проклят тысячу раз, Тэхен!" – мысленно в который проклял омегу Йоран. Клан ещё спал и омега мог спокойно выплакаться, чтобы не делать это дома. Ведь никто не знает, какого ему приходится. Вспоминая Кахира, Йоран почувствовал безразличие. Они были друзьями, но Кахир никогда не станет Чонгуком, они даже не похожи. Будь он похож внешне на Чонгука, Йоран мог обмануть, ослепнуть и уверить себя, что это Чонгук рядом. Он продолжал идти по лесу, не замечая, как солнечные лучи пробиваются сквозь листву, создавая золотистые пятна на земле. Останавливаясь у небольшого ручья, где вода журчала, словно пытаясь успокоить его разбитую душу, Йоран уселся, безвольно уронив руки на колени, в голове снова прокручивались образы Чонгука — их счастливые моменты, улыбки и обещания. На глазах снова навернулись слёзы. Вскоре прозвучали голоса. Раньше Йоран любил открытые сезона, но этим утром, разгадывая свой наряд, купленный Кахиром, омега скривился. Вкус альфы в одежде многое говорило о его предпочтениях. Кахир выбрал для него бледно розовую кружевную тунику, сшитую золотыми нитками, закрытая, традиционная, а вот Чонгук такого бы не выбрал. Его выбор он увидит на Тэхене уже совсем скоро. Йоран со злостью запустил камень в реку – это он должен был носить выбранную им одежду, а не этот Аврор. В лесу уже слышалась музыка. Время текло очень быстро и клан уже вовсю готовился к празднику. Йоран почерпнул чуть прохладную воду и умылся, чтобы никто не увидел заплаканного лица. Нужно было вернуться и готовиться к празднику, как бы ему не хотелось - до приезда Лои нужно было держаться. *** *** Тенебрис встретил Лою солнечной погодой. Отдохнув в таверне, она наконец-то спустя два дня добралась до Дарк Хеджес. Клан Амори был закрыт, и стража не пустила ее в лес. Ей подсказали обходной путь и предупредили о том, что после экзорцистов там очень опасно, к тому же там всё ещё обитали бродяги и бандиты: эльфы, гномы, ведьмы, которых выгнали из кланов. Лоя не собиралась отступать. Пройдя мимо стражи, она направилась к по узкой тропинке, ведущей к едва видимой вдали пустыне. Чем дальше ведьма шла, тем меньше деревьев и живности наблюдалось. Дорога под ногами была всё суше, и вскоре Лоя шла по пустынной дороге, где вокруг не было ничего кроме высохших деревьев и травы. Лоя остановилась на мгновение, прислушиваясь к тишине, которая окутывала её. Ветер лишь изредка шевелил высохшие листья на редких деревьях, создавая ощущение одиночества. Лоя вспомнила рассказы Шереи о Дарк Хеджес: Амори удалось спасти участок земли благодаря Альвам, которые поселились у них. А остальная часть разделяла город Тенебрис со столицей Эльфов. Ранее у этих крях росли могучие деревья, а реки искрились под солнечными лучами, но после первой войны с некромантами и советом осталась лишь пустота. Ведьма сделала шаг вперёд, стараясь не думать о том, что её окружает. Вдруг внимание привлекло что-то блестящее вдалеке. Лоя прищурилась и увидела, как на обочине дороги лежит странный предмет. Подойдя ближе, она поняла, что это старая медная монета, покрытая слоем коррозии. Лоя подняла монету и задумалась: может быть, это знак? Или просто случайность? В любом случае, она чувствовала, что эта находка каким-то образом связана с её путешествием. Сжав монету в кулаке, она продолжила путь. На протяжении пути она натыкалась на остатки лагеря, где когда-то обитали изгнанники. Пепел от костров еще не успел остыть, а вокруг валялись следы — старые вещи, которые могли принадлежать как эльфам, так и гномам. Лоя решила осмотреть окрестности, надеясь найти что-то полезное или хотя бы намек на то, что произошло в этом месте. Вдруг из-за деревьев послышался шорох. Лоя замерла, прислушиваясь. Вскоре из-за куста выскочила фигура — это оказался эльф с острыми чертами лица и настороженным взглядом. Он держал в руках кинжал, готовый к защите. Эльф был высоким, со стройным телосложением, обладающим явными чертами, присущими как эльфу, так и мифическому зверю. Длинные прямые черные волосы ниспадали по плечам, обрамляя заострённые уши. Кожа была покрыта пятнами напоминающим окрас леопарда и в некоторых местах казалась чуть более светлой или тёмной, подчеркивая рельеф и мышечную структуру. В руке был заметен металлический панцирь, украшенный тонкими резными узорами. Орнамент, выполненный в форме витиеватых растительных линий. — Кто ты? — спросил он, прищурившись. — Что тебе нужно в этих лесах? Лоя попыталась успокоить его жестами, объяснив, что она просто ищет путь к клану Корвус и не хочет никому зла, и параллельно оглядывала его необычную кожу. — Если ты ищешь клан, знай: они больше не принимают новеньких. Некромант, который был главой, умер, и теперь наёмники каждый сам за себя. – Наёмников как раз таки я и ищу. Эльф поднял бровь и ответил: – Хм, и что нужно столь прекрасной ведьме от наёмников? Лоя растерянно улыбнулась: – Если есть у тебя время, то могу рассказать. Как тебя зовут? – Макула. – Что ж, тебе подходит. Меня зовут Лоя. – Из какого ковена? Лоя грустно улыбнулась: – Сама по себе, хотя наставница у меня есть. Макула хоть и держался на расстоянии, в первый раз за эти месяцы удостоился нормального диалога. Захотелось продлить этот разговор еще больше. Вдалике послышался скулёж гноллов*. – Нужно прятаться, они очень голодные, –беспардонно схватив ведьму за руку, потащил её за собой Макула. – Ей! – возмутилась Лоя. – Не сопротивляйся, гноллы* очень быстрые, нам нужно спрятаться. – Отпусти мою руку, я последую за тобой. Эльф тут же отпустил её, и они устремились к укрытию. гноллы — люди-гиены. Они имеют зубастые головы гиен, ходят на гиеньих лапах с огромными когтями, нередко покрыты шерстью. * * Шерея бесконечно курила трубку в своей комнате, лёжа на кровати. В последние дни ведьме снились очень тревожные сны. Служанка, приставленная к ней, возилась с волосами, а ведьма пила кофе, размышляя. – Госпожа, с самого утра уже курите, здоровье свое не бережёте. – Если я и умру, то точно не от трубки. Одетая в платье со свободным кроем и высокой талией, женщина прошлась пальцами по вышитым на платье листьям, вспоминая свою дочь. Ее звали Идун, и если сын женился на Авроре, то дочка так и осталась одна. Шерея радовалась, что кроме сына, у нее еще и родилась дочь, но та вскоре покинула ее, чтобы посвятить свою жизнь богам и стать жрицей. – Во сне Идун ко мне приходила, – с несвойственной лаской в голосе улыбнулась Шерея. – С добром ли? – Боги гневаются, – устало покачала головой ведьма. – Уж не знаю, что должно произойти, но сердцу неспокойно. Служанка, служащая ей верой и правдой все эти годы, сразу почувствовала, что нужно для госпожи. Оставляя ее ненадолго одну, та вернулась с успокаивающим отваром. – Выпей, Госпожа. Тебе сегодня предстоит провести обряд, и мысли твои не должны быть затуманены. Шерея взяла чашку, чувствуя слабость в руках. Что такое должно произойти, что Боги гневаются, и самое главное - на кого? ** Тэхен открыл глаза, чувствуя, как его обхватили сильные руки и прижали крепко к себе. Омега и ночью заметил , как Чонгук подобрался и лёг, как собственнически потянул его к себе и сразу же уснул. Он не стал противиться, хотя в душе всё еще горел огонь обиды. Вставая и гляда на мужа, он прищурился и скинул того с кровати. Чонгук, не ожидавший такого, проснулся и полусонно посмотрел на него: – Признаюсь, заслужил. – Хорошо, что ты это понимаешь, – гордо откинул покрывало и встал омега. На нём была ночная сорочка из белого шелка со штанами. Чонгук скользнул глазами по стройной фигуре, и тут же отвёл взор, когда Тэхен заметил. Усмехнувшись, омега скрылся в уборной, приступая к утреннему туалету, на губах играла довольная улыбка. ** Утро было время молитвы, и все собрались у дерева, чтобы получить благословение. Юнги утром решил приодеться в свободную светлую рубашку с длинными рукавами, поверх которой надел черный кожаный жилет с карманами и металлическими заклепками. На ногах - узкие темные брюки и высокие коричневые кожаные ботинки со шнуровкой. На пальцах сверкало несколько колец, браслет на запястье и серьги в виде крестов. На шее двойной цепочкой висел кулон. Волосы омега решил собрать в хвост. С самого утра они с Джином возились с Тэхеном. Сначала они пошли на завтрак. Тэхен успел уже обо всём рассказать брату, поэтому Юнги был в курсе, что они с Чонгуком в ссоре. Джин выглядел бледнее чем обычно, Намджун, сидящий рядом, светился от счастья, поглядывая на супруга. – Тебе не кажется поведение отца загадочным? - заметил Юнги. Тэхен уже во всю завтракал. – Мало ли, что у них в голове, не хочу знать. Этим утром все влиятельные семьи обедали в открытой столовой в светлых тонах, что создовало атмосферу воздушности и простора. Высокие потолки были украшены изысканными лепнинами, а большие окна от пола до потолка пропускали естественный свет, наполняя теплом.В центре был расположен большой стол из темного дерева, окруженный роскошными стульями с мягкой обивкой. Стол был украшен изысканными столовыми приборами, хрустальными бокалами и свежими цветами в элегантной вазе. Стены были покрыты зеленью, великолепные, неведомые Тэхену жёлтые цветы испускали чуть кислый аромат. Тэхен не собирался показывать своих переживаний и просто наслаждался едой. Мысли о Чонгуке не покидали его, но альфе знать об этом было необязательно. Внутри всё ещё бурлило от обиды, но он понимал, что не может позволить этому испортить его настроение в такой важный день. Юнги, заметив его задумчивость, наклонился ближе и тихо спросил: – Ты всё ещё злишься на него? Тэхен вздохнул, не зная, как ответить. С одной стороны, он чувствовал себя преданным, с другой — понимал, что их отношения изначально начались неправильно. – Я просто… не знаю, как нам дальше быть, – признался Тэхен, отложив вилку. Юнги кивнул, понимая всю сложность ситуации, но искренне хотел помочь брату разобраться в чувствах. – Не хочу напоминать, но вы уже женаты, и ты хотел дать ему шанс. Может будет лучше с ним поговорить? Тэхен покачал головой: – Я не хочу быть тем, кто всегда прощает. Это неправильно. Тем временем Джин, сидящий рядом с Юнги тоже обратил внимание на разговор. Он выглядел обеспокоенным и решил вмешаться: – Правильно, нужно сделать шаг назад и посмотреть на ситуацию со стороны. Вы оба связаны друг с другом, и это то, что будет объединять вас всегда. Тэхен посмотрел на Джина и заметил, что тот выглядит уставшим. – Пап, ты в порядке? – спросил он, изменив тему. Джин вздохнул и попытался улыбнуться: – Да, просто немного устал с этими приготовлениями. Всё это напряжение вокруг… Намджун, сидящий рядом, обнял мужа за плечи и сказал: – Он в последнее время чувствительнее обычного, хватит трепать ему нервы, это особенно касается тебя, Тэхен. Омега закатил глаза. Чонгук сидел рядом с отцом, Тэхен предпочёл быть ближе к семье. Чимин хоть и поглядывал на него неодобрительно, ничего по этому поводу не сказал. – Этот огневик продолжает наблюдать за тобой, – вскользь прошептал Юнги. Тэхен не знал , как ему реагировать. Внутренне омега не особо и жаждал внимания других альф, он этим был избалован с юности. Во взоре Хирона было столько восхищения, что это не могло не подкупить. Тэхену было любопытно, только и всего, поэтому он позволил себе небольшую улыбку и отвернулся к Юнги. Может конкуренция со стороны чужака наконец откроет ему глаза. Хотелось, чтобы Чонгук ревновал, чтобы хоть что-то сделал уже наконец для продвижения их отношений. Тэхену было необходимо почувствовать себя желанным. Хирон казалось этого только и ждал, его зрачки вспыхнули огненными всполохами и померкли. Хосок, сидящий рядом с Чонгуком, интерпретировал внимание со стороны Хирона в сторону братьев неправильно и тяжело задышал, чтобы не придушить огневика прям посреди гостей. – Что происходит? – Этот ... – кивнул на Хирона Хосок. – Он следит за Юнги. Чонгук обратил внимание на переглядывание братьев с огневиком и насторожился. – Ты уверен, что на Юнги смотрит, как по по мне, он на Тэхена уставился, – недовольно буркнул альфа. – Да какая разница, шед побери, давай просто по-тихому закопаем этого огневика, ибо нахождение его высасывает все моё терпение. Был и еще кое-кто, заметивший переглядывания Хирона на Тэхена. Йоран сидящий рядом с Кахиром усмехнулся. Сделав себе пометку поговорить с огневиком, он улыбнулся Кахиру. Только омега окончательно отчаялся, как судьба вручила ему еще одну возможность избавиться от Тэхена. Позже Рагнар с Намджуном, Иваром с сыном, Чонгуком и Кахиром отлучился на второй этаж в свой кабинет, чтобы окончательно поставить точку с историей Кирама. Омега покорно ждал. Как только Рагнар и остальные вошли в кабинет, Кирам слегка поклонился приветствуя. – Полно, дитя, поднимайся, – отозвался Рагнар, хоть голос его и прозвучал мягко, Кирам не стал расслабляться. Вскоре Шерея тоже присоединилась, неся серебряный поднос, на ней стояла бутылочка с зелёной жидкостью внутри. Кахир, как и обещал был неподалёку. Глядя на Шерею, которая шепчет заклинание, Кирам с благодарностью взглянул на него, чувствуя себя в безопасности. Кабинет Рагнара был окружён зеленью, которая словно обвивала стены. Лианы сплетались в причудливые узоры, а цветы распускались в ярких оттенках, наполняя пространство свежестью и жизнью. На столе лежали книги, покрытые пылью, и старинные карты, которые он изучал в поисках вдохновения для своих новых идей. Когда время подошло, Кирам уверено взял бутылку, осматривая. – Не бойся, мое зелье не причинит тебе вреда, если намерения у тебя хорошие. Кирам кивнул и, открыв бутылку, выпил содержимое. – Садись, – помогла омеге расположится в кресле Шерея, наблюдая за его сердцебиением. Вскоре омега уснул, вокруг зазмеилась вода, поднимаясь в воздух, чтобы вскоре превратиться в мерцающее зеркало, где начали мелькать воспоминания Кирама. Кахир внимательно наблюдал... Кирам не соврал, всё, что он говорил подтверждалось. Кахир только не мог представить, откуда у Кирама такая выдержка. Судя по тому, как воспоминания становились чуть размытыми, омега плакал навзрыд. Рагнар тоже с болью в сердце наблюдал за творящейся жестокостью, чувствуя, как ненависть переполняет всё естество. После побега Кирам долго прятался, из жителей никто его не выдавал, но и не хотели иметь с ним никаких связей, чтобы не быть убитыми. Кахир был единственным, кто понимал чувства дяди и разделял его ненависть. На службу в острове, альфа поступил, чтобы изучить их технику боя. Рагнара удалось убедить только наличием своего человека и что служба проводилась в нейтральной острове. – Рагнар, ему становится хуже. – Дядя, достаточно, – видя бледность омеги, попросил Кахир. Глава кивнул, Шерея тихо прошептала заклинание, и вода испарилась, оставляя тяжёлую, нагнетающую атмосферу. Никто не решался первым заговорить. Кахир вспомнил, как Кирам питался на острове и ужаснулся. Вот почему омега бросался на еду словно боялся, что она исчезнет. – Мы убедились в его правоте. Как судья я свидетельствую о невиновности этого омеги. – Благодарю, это может в будущем нам пригодится. Намджун кивнул. За окном начиналось веселье. – Пора присоединиться празднику, – попытался прийти в себя Рагнар. Кирам всё еще пребивал во сне. — Он пережил настоящие ужасы, — произнесла ведьма тихо. Рагнар кивнул, его глаза были полны сожаления. Он понимал каково это — быть оставленным наедине со своей болью. Кахир, видя всё пережитое, чувствовал особую связь с Кирамом. Каждый из них потерял родных по вине Шиву. — Мы должны сделать все возможное, чтобы защитить его, — сказал Кахир, глядя на Рагнара. — Он заслуживает шанса на новую жизнь. Ивар, который до сих пор держал меч в руках, наконец расслабился и заметил: — Он все лишь ребёнок, друг. Наши дети и то старше. Рагнар прекрасно понимал, что не сможет оставаться равнодушным после всего, что увидел. – Шерея, позаботься, чтобы его аура смещалась с Нор, чтобы его не смогли найти. – Дядя, не шутишь ли? – с надеждой спросил Кахир. – Нет, сынок, отныне его судьба в твоих руках. Кахир не смог сдержаться и порывисто обнял дядю, нечасто он позволял себе такое откровение. – Ну всё, сынок, не заставляй старика расчувствоваться, – ощущая, как тоска по брату одолевает его, Рагнар отстранился. Кахир был похож на Малу, но от Лира ему досталось характер и доброе сердце. Иногда, глядя на решения и поведения Кахира, Рагнар вспоминал брата. Он ушёл ни на кого не глядя, чтобы не показывать эмоций. – После стольких лет, он все еще не смирился. – Есть раны, которым не суждено зажить, Ивар. Тоже ступай домой, перед праздником лучше побыть с Кааси. — Я останусь с ним, тебе нужно готовиться к обряду, – провожая взглядом Ивара обратился к Шерее Кахир. Шерея улыбнулась ему с одобрением: — Ты мудрый юноша. Кирам обрадуется, когда увидит тебя рядом, – устремилась ведьма к выходу. – Бабушка... – позвал уходящую ведьму Кахир. Шерея обернулась держась за ручку: – Не ошибся ли я с решением? – Кахир, надо слушать бабушку до того, как творить свои глупые делишки. – А если серьёзно? – хихикнул альфа. – Не важно сколько ошибок ты наделаешь, от предначертанного не уйдёшь, дорогой. – Не люблю твою скрытную манеру общения. – А мне всё равно, все мирились и ты будешь. Шерея покинула кабинет вслед за остальными. Кахир принялся ждать. Он гадал, где сейчас Йоран, понравился ли ему выбранный наряд. Глядя в сторону окна, откуда слышались звуки веселья и танцев, он заметил необычайно синее небо без единого облачка. *** *** Рагнару нужно было время, чтобы успокоиться, поэтому он собрал всю волю в кулак и вышел, чтобы Кахир не видел слёз в его глазах. Каждый сезон перед тем , как праздновать, альфа прятался в погребе, долго распивая вино. В первую секунду тишина казалась неестественно звонкой, будто воздух сгущался и выдавливал из себя любые вибрации. Только мерное капанье воды из проржавевшей трубы, петлявшей по дальнему углу помещения, прорывало пустоту. Из влажных теней под потолком послышалось шуршание – короткое, но тревожное, словно там кто-то негромко переворачивал старые свитки. Защитники улья, активные и сплоченные всего минуту назад, казалось, растворились в этой немыслимой белесой паутине. Теперь нити, словно живые извилистые токи, пробирались всё дальше и дальше по стенам, невесомо проскальзывали вдоль трещин. Едва заметный ветерок доносил до ноздрей горьковатый запах ржавчины, смешиваясь с кислыми нотами застоявшегося воздуха. Казалось, он шевелил паутину, и она странным образом отзывалась ему, чуть колыхалась и нервно сверкая влажным блеском. Рагнар услышал звуки – это был Чимин. Зная привычки своего мужа, он пошёл за ним, пока Рагнар не напился. Движения омеги был плавными и резкими одновременно. Шаги отдавались приглушённым эхом. Белые паутинные волокна, казалось, дрожали при его приближении. Бледный силуэт сиял в свете, проникающем через высокую продуваемую дверку, и в этом мерцании можно было разглядеть, как омега спускается вниз по лестнице. Когда тишина достигла наивысшего напряжения, Чимин осторожно протянул руку, касаясь альфы. За столько лет совместной жизни, он второй раз видел, как муж плачет. Чимин с сочувствием скользнул ладонью по влажной щеке Рагнара, вытирая тонкую дорожку слёз. В полумраке погреба только капли из трубы и едва уловимое шуршание где-то над головой нарушали тягучую тишину. Альфа поднял взгляд на омегу и попытался взять себя в руки: он ожидал увидеть Чимина, именно его присутствие сейчас было необходимо, чтобы вернуть Рагнару спокойствие. — Прости за это, — тихо произнёс Рагнар, опуская глаза. В его голосе звучало смятение, а где-то в глубине затаилась тень стыда. Он привык держаться гордым и независимым, но что-то в чувственном взгляде омеги неизменно заставляло его терять выстроенные барьеры. Чимин мягко улыбнулся в ответ, будто понимая внутреннюю борьбу альфы. Из дальнего угла погреба донеслось приглушённое шорохом движение, смазанное тёмной тенью, однако этот звук остался где-то на самом краю их внимания. Всё, что сейчас существовало для Рагнара, — это тёплая рука Чимина и неспешное дыхание, от которого на сердце становилось чуть легче. Альфа вдохнул поглубже; в воздухе по-прежнему чувствовался резковатый запах вина, а вместе с ним витала приторная грусть бессонных ночей, накопившаяся у Рагнара за долгие месяцы. — Я никогда не хотел, чтобы ты меня таким увидел, но кто тогда, если не мой муж, верно? — признался Рагнар. Голос звучал хрипло, будто слова царапались о горло. — Знаю, — почти шёпотом откликнулся Чимин, переплетая пальцы с рукой Рагнара. — Но ты ведь знаешь, что я всегда рядом, если тебе понадобится моя помощь. – Они убили его всю семью на глазах, Чимин. Повесили даже детей. Рагнар вздрагивал словно холодной ледышкой провели по его затылку, когда перед внутренним взором вдруг вспыхнули страшные обрывки воспоминаний Кирама. Рагнар закрыл глаза, но перед внутренним взором раз за разом вставала та ужасная сцена — люди, похожие на бесчувственных марионеток, дёргающиеся на верёвках. Со стороны слушался пронзительный, сводящий с ума хохот, пока чьи-то руки поочерёдно накидывали петли на беззащитных детей. Их отчаянный, непонимающий взгляд, тихие судорожные рыдания родителей… Всё это казалось настолько чудовищным, что душа Рагнара, казалось, выворачивалась наизнанку. Он невольно зажал руками уши, стремясь отгородиться от воющего в памяти крика, но лишь больше уходил в воспоминания. Снова и снова перед ним вставало жуткое зрелище: существа, которым не оставляли выбора, и хриплые возгласы тех, кто с какой-то жуткой радостью смотрел на содеянное. Смех палачей, жалобная мольба родителей, детей… Ему казалось, что он никогда не сможет забыть этой картины: детские тела, бессильно повисшие на верёвках. И этот ужасный миг, когда родители переставали сопротивляться, будто воля их окончательно сломалась, и они сами шли навстречу смерти. — Хватит… — прошептал Чимин, видя, как Рагнар теряется в своих переживаниях. Альфа открыл глаза и обнаружил, что его пальцы невольно стиснули руку омеги, побелев от напряжения. Тело было напряжено, будто в любую секунду он готов сорваться и ударить кулаком по стене или по собственным воспоминаниям, если бы только это могло помочь избавиться от них.  Где-то рядом, едва различимо, слышался тихий скрип пола — возможно, кто-то наверху прошёл по коридору. Но Рагнар сейчас не мог сосредоточиться ни на чём, кроме этих воспоминаний, заполненном этими ужасными картинами. Глубоко вдохнув, он старался изгнать из груди стягивающую боль. Столько лет прошло со смерти брата, а рана всё равно кровоточила. – Дорогой, – обнял мужа крепко Чимин. – Приди в себя. Рагнар отодвинулся и провёл рукой по лицу. – Ты был прав, когда обвинил меня в бессердечии. Я не должен был рисковать жизнью Кахира, ради того, чтобы в будущем истребить этих... – Он жив, — снова прижал мужа к себе Чимин. – Всё позади. Рагнар опустив голову на плечо Чимиеа, чувствуя, как на глаза вновь наворачиваются слёзы — слезы не только скорби и вины, но и клятвы больше никогда не допустить подобного ужаса. И Рагнар, и Чимин понимали: долго оставаться здесь, в душном погребе, не получится. Некоторое время наслаждаясь безмолвным покоем, Чимин разжал объятия: – Нам пора. — Ты прав, нужно выбираться, — наконец проговорил Рагнар, стараясь говорить твёрдо, хотя голос ещё дрожал от пережитых эмоций.  — Пойдём, — улыбнулся Чимин, чуть сжимая руку мужа.  Они неспешно двинулись обратно к узкой лестнице.У самого выхода Рагнар остановился, ещё раз огляделся на высокий сводчатый потолок погреба, хранящий в себе его горькие воспоминания и тайные слёзы. Затем решительно вздохнул и поднялся по ступеням, отвечая на свет, который ждал их наверху. ** – Я убью Чонгука, он хочет, чтобы на празднике я был в этом? – Тэхен держал в руках прозрачную кофту. – Сначала надень, Тэхен, – попросил Джин. – Почему Юнги может пойти в рубашке и кожаной жилетке, а я должен выставлять себя на показ. – Потому что я не замужем. – Скоро сумерки, а ты носишься с этой кофтой, давай надевай. Тэхен скривился и скинул банный халат, откидывая волнистые волосы, богато украшенными длинными нитями жемчуга спадающими вниз. Омега надел рубашку, подмечая мягкость ткани. Чёрная полупрозрачная рубашка с узорами, напоминающими ветви деревьев, села влитую. Тэхен застыл на мгновение, разглядывая себя в зеркале, прежде чем натянуть полупрозрачную ткань на плечи. Золотые нити, словно подчиняясь невидимой магии, сами собой прокладывали узор на его теле. Джин внимательно наблюдал за его перевоплощением. — Уже получше, — облегчённо бросил Тэхен, успокаиваясь. То, что должно было прикрыто, пряталось под золотыми ветвями. — С твоим телосложением и красотой тебе все к лицу, сынок. — А он не мог… — Тэхен скривился, возвращаясь к старой мысли, — не мог выбрать более скромный наряд? – Юнги, что ты скажешь? – Мне нравится, – на миг отрываясь от книги, ответил Юнги и погрузился снова в чтение. - Роскошная альтернатива твоему обычному стилю. — Легко представить, как все будут таращиться теперь, — недовольно буркнул Тэхен, чувствуя, как щеки начинают предательски гореть. — А кто-то ещё спросит, к чему эти жемчужные нити в волосах. — Твои волосы — твоя гордость, — спокойно напомнил Джин. — Чонгуку видимо нравятся твои локоны, не зря потратил время, подбирая жемчуг с редким отливом. Подумай: ведь это скорее комплимент, чем повод для возмущения. — Ха, в его-то стиле, — фыркнул Тэхен. — То он вызывает у меня бешенство, то дарит воистину красивые украшения. Юнги пожал плечами, скользнув взглядом по золотым нитям на рубашке: — Чонгуку нравится чуть-чуть провоцировать. С коридора донёсся приглушённый голос. Похоже, кто-то звал их, уведомляя, что время уже на исходе. Джин бросил быстрый взгляд на дверь, затем вежливо улыбнулся: — Нам пора. Все ждут внизу. Тэхен чуть дёрнул подбородком, как будто всё ещё обдумывал, не сбежать ли — но понял, что так просто ему не отвертеться. Он неторопливо посмотрел на Юнги, а затем на Джина — они оба были необычайно спокойны. Они вышли в коридор, где мерцали самоцветы и слышались шаги гостей. Вскоре Тэхен уловил лёгкий аромат благовоний, доносящийся от лестницы, ведущей к выходу из особняка. Он и сам не заметил, как внутри впервые за этот вечер зародилось предвкушение: несмотря на первоначальное недовольство, искра интереса и любопытства всё же затеплилась. *** *** Шерея была готова, рядом стояли Ивори, ведьмочка держала поднос с плескающийся внутри алой жидкостью для молодых. Еще двое держали такие же, только с синей и зелёной. Чимин, аккуратно поправляя кружевную рубаху с лавровыми листьями, подошёл к Шерее: – Бабушка, ты опять за своё? Зачем тащишь это на праздник? – О, я не только это собираюсь сделать, а ещё спаивать твоего сына с муженьком. – Не смей проворачивать с ними то же самое! – Вспоминая коварство ведьмы, шикнул Чимин. – Дорогой, если бы не я, вы бы долго ходили вокруг да около, может и Чонгука не было бы. – Пусть молодые сами справляются! – Еще чего! Я не настолько долгожитель, чтобы веками ждать праправнуков! Чимин тяжело вздохнул, видя, с каким азартом бабушка Шерея поднимает над подносом пузырёк с алой жидкостью. Ивори тем временем хихикала, прижимая к боку ещё один поднос — с синей. Двое других прислужников, державшие зелёную настойку, переглядывались, словно понимая, что тут затевается нечто большее, чем невинное развлечение. – Бабушка! – протянул Чимин и попытался мягко выхватить из рук ведьмы флакон с красным зельем. Шерея, однако, даже не подумала уступать. Её глаза заблестели, и в улыбке заиграла озорная ямочка: – Чимин, милый, у меня прекрасно получается превращать скучные торжества в незабываемые. Смотри как Ивори радуется! Ивори, не отказавшись от веселья, интеллигентно кашлянула в бок, пытаясь спрятать смешок: – Это для вашего же блага… – Она не договорила, хитро приподняв бровь. – Ну, в общем, ты же знаешь, бабушка Шерея умеет вдохновлять чувства! – Да, а потом через девять лун у нас появится целый выводок детей, – буркнул Чимин, уже решивший, что спорить бесполезно. Шерея лишь отмахнулась: – Да не волнуйся ты так. Я же не собираюсь спаивать их этим зельем насильно! Ну, может, немножко подсластим напитки… чтобы вечеринка уж точно запомнилась молодым. – Колдовство высшего уровня, может все таки дадите рецепт, наставница? – спросила Ивори, проводя пальчиком по краю пробки. – Размечталась – хмыкнула бабушка. Глубоко вдохнув, Чимин взглянул на ведьму исподлобья: – Бабушка, предупреждаю: если весь праздник превратится в хаос из-за твоих зельей, тебе придётся потом самой отчитываться перед Рагнаром. Шерея коварно улыбнулась: – Милый, Рагнар наоборот поблагодарит за "укрепление семей”! – “Укрепление семей”… – пробормотал Чимин, – было бы смешно, если бы не столь пугающе звучало. Ладно, скажи лучше, что там у тебя в синей бутылочке? Ивори тут же подбежала поближе, держа синее зелье: – Это “Волна чувств”. Она слегка подстёгивает воображение… но это на завтрашний день для вечеринки. – Опять!… – Хмуро приподнял бровь Чимин. – Да, собственно, ничего такого катастрофического, – пожала плечами Шерея. – Может, разве что вдруг кто-то решит выйти босиком на лужайку и ораторию и спеть молодым под лунным светом. – Петь под луной – это ещё невинно. Есть варианты похуже, – проворчал Чимин, вспоминая, как однажды, после проказ бабушки, соседский сын час бегал по двору за призрачным павлином, который ему привиделся в саду. – Зато весело же было! – не унималась Шерея. Издалека показались молодые, о которых шла речь: Чонгук величественно вёл под руку Тэхена. Праздник только начинался, и вокруг витал аромат волшебных цветов, которые по традиции расцветали именно в такие торжественные дни. Шумная процессия медленно двигалась вперёд по усыпанной лепестками тропинке. В воздухе стоял сладковатый аромат цветов, а голоса сливались в единый хор, повторяя за Шереей древние гимны в честь богов. Передний отряд шествия задавал тон: Шерея вела за собой Рагнара и Чимина вместа с Тэхеном и Чонгуком. Она отдавала всю энергию в песнопения, искренне славя покровителей Мэита. Следом шли Джин, Юнги и Намджун. Джин, как всегда, не скрывал улыбки, подпевая Шерее в полголоса. Юнги казался погружённым в себя — он слушал песню и, кажется, улавливал в ней нечто особенное, будто его сердце отзывалось на каждое слово древнего языка. Намджун, словно гора, мерно шагал рядом, держа обоих за руки. Сзади неспешно плёлся Хосок с семьёй, ловя взглядом каждое движение Юнги. Его лицо то озарялось мягкой улыбкой, то хмурилось от внутренней борьбы. Юнги был прекрасен в этом облачении: белые волосы поблёскивали в свете заходящего солнца. Хосоку хотелось завернуть Юнги в плащ, скрыть от посторонних глаз, чтобы никто, кроме него, не видел этой тихой притягательности. Но он понимал, что сейчас не время рвать гармонию шествия. – Дядя! – услышал альфа детский голос – сын двоюродного брата схватил его маленькой ручкой. Альфа улыбнулся и взял его на руки. – Где папа? – Они с отцом неподалёку. Я увидел тебя и побежал. Кааси одобрительно кивнул, выискивая брата. Они нашлись быстро. Было заметно, что народ взволнован: событие действительно редкое, и далеко не всегда в одном месте сходились все и глава трех стихий. Молитва у священного древа Нор — считалось, что сближает народ и мир духов. Процессия вышла из-за поворота, и взору предстала широкая поляна, где в центре возвышался исполинский ствол древа. Казалось, оно тянуло ветви прямо к небу, а вокруг него мерцали невиданные блики — то ли огоньки светлячков, то ли отголоски магии Шереи, которая уже распахнула руки, обращаясь к верхушке дерева с воодушевлённой молитвой. – Друзья и родичи! – провозгласила Шерея, добавив в голос чуть торжественного пафоса. – Мы пришли почтить великих богов и просим их доброй воли на будущие времена! Народ остановился, смолкли разговоры. Лишь шёпот листвы фоном обрамлял слова ведьмы. Хосок перевёл взгляд на Юнги: тот, обернувшись, почувствовал его взгляд и тихо улыбнулся. Порыв ветра чуть растрепал пряди на его висках, и Хосок едва держался, чтобы не поддаться желанию подойти. – Сейчас все желающие могут пройти к подножию древа и возложить свои дары, – продолжала Шерея. – Цветы, плоды, амулеты… всё, что вы считаете достойным подношением. Затем каждый из вас сможет попросить богов о том, что лежит на сердце. Вериды зашевелились, начиная выстраиваться в очередь к мягкому ковру, расстеленному у корней дерева. В руках у кого-то были небольшие корзинки со свежими фруктами, где-то виднелись полевые цветы, у кого-то амулеты и крохотные брелоки, сделанные собственными руками. Джин и Намджун, обменявшись взглядами, решили подойти первыми: у Джина в руке красовался маленький букет, собранный ещё утром, а Намджун, казалось, держал плетённую ленту, которую сплёл прямо по дороге, пока все шли и пели. Юнги, кивнув им вслед, хотел было оставить свой дар чуть позже, но Хосок неожиданно взял его за локоть: – Пойдём вместе! – Ты что творишь? – глядя по сторонам, шепнул Юнги. Они приблизились к священному дереву, чувствуя, как в тишине лесной поляны словно что-то вибрирует — то ли воздух подрагивал от магии, то ли сердце билось сильнее обычного. Когда Юнги наклонился, чтобы положить к стволу небольшую деревянную фигурку: он вырезал её сам, заряжая тёплыми мыслями. Фигурка изображала всходящее солнце: символ надежды, новой жизни и света. Хосок завороженно смотрел, как Юнги мягкими движениями расставляет её между другими дарами. А затем альфа положил рядом свой подарок — тонкую ветвь сирени, что достал из узелка, будто охранный знак чистоты и искренних чувств. Когда они оба выпрямились, сзади тихонько послышалась шорох и знакомый голос Шереи: – Пусть ваши дары найдут отклик у богов, – с улыбкой произнесла ведьма, опираясь на свой резной посох. – Я чувствую, что вам обоим есть о чём просить их благословения. Молодые переглянулись, но не стали ничего отвечать. А Шерея направилась дальше, помогая другим собравшимся правильно возложить подношения. Джин порывался подойти, но его остановил Намджун. – Не будем портить праздник. – Но, дорогой! – возразил Джин. – Успокойся, празник всё-таки. Вскоре вся поляна наполнилась полушёпотом молитв: одни выказывали благодарность за прошедшие счастливые события, другие просили сил, здоровья и мира в новой главе жизни. И тут, по краю круга раздались мерные удары в бубен — начинался ритуальный танец. Те, кто положил свои дары, выстраивались в новый круг и покачивались под неторопливый ритм. Лёгкий ветерок подхватывал концы лент и краёв одежд, создавая впечатление, что сами духи деревьев танцуют рядом. Хосок протянул руку Юнги: – Потанцуем? – Нет. – Спасибо за согласие, – хихикнул альфа и хватая его за руку, плавным шагом аккуратно обходя другие пары и семьи, потащил омегу к костру. Музыка бубна становилась чуть громче, и кто-то уже добавлял к ритму звон колокольчиков. На другом краю поляны. Где-то у ковра с подношениями стояли прислужники, раскуривая благовонные курения, отчего воздух наполнился ароматом хвои и лесных трав. Под мерцание языков пламени, отбрасывающих на землю неровные тени, собирались вериды в круг, чтобы совершить таинственный ритуальный танец у костра. Воздух вокруг был пропитан ароматом древесного дыма и звуками тихих шорохов ветра. Сверху в ночном небе едва заметно парила луна, едва освещая лица участников – на них отражались искреннее волнение и глубинное чувство единения с природой. Каждый шаг был осторожен, будто выбирался под ритм бьющегося сердца земли. Они ступали ногами по траве, впитывая в себя энергию земли и отдавая ей свою. Руки взмывали вверх, как бы протягиваясь к невидимым звездам, искрящимся вдали. Кисти рук плавно опускались, словно стекающий по волнам свет огня, и вновь поднимались с легким трепетом. Казалось, что танец длится вечность. В неравномерных колебаниях пламени рождались завораживающая игра светотени – порой фигуры исчезали во тьме, а затем, в следующее мгновение, вспыхивали ярким силуэтом в зареве огня. Перед глазами возникало сказочное зрелище, где каждый поворот тела открывает новое измерение: то всплеск ярости и силы, то спокойствие и умиротворение. Тепло от пылающего костра окутывало собравшихся мягкой волной, будто проявляя незримую нить, связывающую их друг с другом и со стихийной силой земли. Тихие напевы, вплетающиеся в ночной воздух, несли в себе историю предков и зов земли. Эти звуки, сопровождаемые ритмичным перестуком бубна, формировали общее дыхание священной церемонии. Танец, переходя от медленных движений к более резким, отражал жизненный круг: от рождения и весенней оттепели до буйства лета, осеннего увядания и зимней спячки. В каждый миг вплетались чувства – облегчение, благодарность, радость и грусть. Когда ритуал подошёл к концу, пляшущие фигуры постепенно замедлились и, словно по единой воле, остановились, открывая простор ночной тишине и согревающему дыханию костра. Сила, пробуждённая этим танцем, продолжала кружиться в воздухе, позволяя всем унести с собой крупицу волшебства. Юнги смотрел на пляшущие языки пламени и чувствовал, как внутри разгорается спокойное, теплое чувство. Альфа, заметив расслабленное выражение на лице Юнги, приподнял бровь, словно задавая безмолвный вопрос. Но Юнги уже не чувствовал никакого напряжения: всё вокруг казалось умиротворённым, почти магическим. Другие пары, расположившиеся полукругом рядом с костром, обменивались тихими фразами и улыбками. Хосок слегка наклонился к Юнги. Омега чуть вспотел от активного танца. — Как ты? — тихо спросил Хосок. В его голосе слышалась мягкая озабоченность вперемешку с неизбывной нежностью. Юнги ответил молча — лёгкой улыбкой и кивком. Он чувствовал на себе взгляд родителей, но сейчас это нисколько не смущало. Как бы омега не сопротивлялся, Хосок всё-таки добивался своего. Пламя освещало лицо Юнги, делая акцент на завораживающей глубине его чёрных глаз. Хосок, казалось, на мгновение потерял нить разговора, просто любуясь им. И в этой умиротворённой тишине чувствовалось молчаливое понимание друг друга. — Мне нравится этот вечер, — наконец произнёс Юнги. — Мне тоже, — тихо согласился Альфа, коснувшись плечом Юнги. Недалеко от костра лежали огромные дубы, на которых можно было сесть и отдохнуть после танцев. Хосок слегка наклонил голову, приглашая Юнги отойти от огня и сесть. Жар от костра и остаточный пыл танца всё ещё заставляли сердце омеги колотиться чуть быстрее обычного. Но в этом приятном ускорении ритма было нечто притягательное: Юнги чувствовал, что живёт полной грудью, без страха и смущения, казалось в первый раз жизни. Когда они устроились на широком стволе поваленного дуба, Юнги ощутил приятную прохладу коры под ладонями. Хосок сел рядом, так что их плечи почти соприкасались. Он не торопился нарушать молчание: волшебный настрой, рождённый пламенем и тёплым воздухом, по-прежнему витал вокруг, и Юнги хотелось ещё немного просто побыть в этой тихой гармонии. — Тебе не слишком холодно? — спросил Хосок, мягко коснувшись руки Юнги.  — Нет, всё хорошо, — Юнги улыбнулся уголками губ, кратко и нежно. Издалека доносились тихие разговоры и смех других пар, и казалось, что весь мир застывает в дружелюбном ожидании. Сквозь листву можно было разглядеть усыпанное звёздами небо. — Я рад, что мы приехали сюда, — негромко сказал Юнги, приоткрывшись перед Хосоком чуть больше, чем обычно.  Альфа, выпрямив спину, скользнул взглядом по лицу Юнги, стараясь уловить малейшее изменение в его настроении.  — Юнги, то улыбаешься мне, то отвергаешь, как же тебя понять? Вскоре где-то в глубине леса ухнула сова, словно подтверждая таинственность этой ночи. Ощущение волшебства лишь усилилось, когда ветер донёс аромат цветов и прелой листвы. Юнги почувствовал на мгновение, как Хосок чуть сильнее прижимается к нему боком. В этой жесте крылось многое, без слов, без лишних жестов между ними родилось понимание: иногда всё самое важное происходило именно в тишине, когда слова лишь хрупко отражаются в свете пламени и звёзд. И если раньше Хосок сходил с ума один, после этой ночи что-то безвозвратно сломалось, лед растаял, сопротивление было подавлено, омеге осталось принять неизбежное, но он не хотел торопиться, рано еще показывать Хосоку свои намерения. Уж очень понравилось Юнги, как альфа упорствует и пытается его заполучить. Всё детство всё крутилось вокруг Тэхена, а тут рядом сидел альфа, внимание которого было приковано к нему. Юнги нравилось, он был в восторге от этого чувства. Омега ощущал себя нужным и особенным. *** *** Кирам сидел неподалёку, глядя, как танцуют Йоран с Кахиром. Когда омега проснулся, альфа был рядом и внимательно изучал его. Flashback Meridian studio ensemble – The last samurai – idyll's end Кахир выглядел очень подавленно. Без лишних слов, он протянул Кирама к себе и обнял. Омега казался таким хрупким в его руках. – То, что ты пережил... Кирам, дядя согласился, ты останешься здесь. Скоро Мэит станет твоим домом, – возбужденно проговаривал альфа. Кираму не сразу осознал, что по щекам текут слёзы. Он так долго держался, чтобы не показывать свою боль, но сдался: обнимая Кахира, он уткнулся ему в грудь и заплакал в голос, тоскуя по семье, которых больше не вернуть, по дому, что стал чужим, из-за страха за свою жизнь, - все вылезло наружу. Кахир был рад, что омега наконец-то отпустил себя. – Прости, – попытался успокоиться Кирам. – Не стоит, поплачь, тебе есть о чём горевать. Эти слова стали для Кираму облегчением. Он чувствовал себя понятым и принятым. Кахир прижал его покрепче, и в этом жесте было столько поддержки и заботы, что Кирам вдруг понял: возможно, он не так одинок в этом мире. Когда рыдание перешли в редкие всхлипывания, Кираму стало стыдно. – Твоя одежда теперь мокрая от моих слёз. Кахир рассмеялся. – Это не самое плохое, что случалось с моей одеждой. Обычно я всё выбрасываю, ибо порезанные в лоскуты рубахи уже нельзя носить. За окном стемнело, процессия началась. Кахир устало вздохнул и легонько хлопнул по спине омеги. – Нам пора, Йоран ждёт. Кирам сдержал новый поток слёз. Собираясь, омега отпустил из объятий Кахира и встал следом. Когда эмоции поутихли, омега почувствовал неуместность своих противоречивых чувств. Чувствуя язвительную злобу вкупе с болью, он спросил: – А Йоран? Кахир, поправляя скомканные места на рубахе, вопросительно повернулся к нему. – Он не будет против? – Я в любом случае не брошу тебя на произвол судьбы. – Почему? Ты так добр ко мне, чем я это заслужил? – То, что случилось с тобой в некотором роде нас объединяет. Вдобавок мир не лишён добрых существ. Я хочу тебе помочь, не ожидая ничего взамен. – А что если я не хочу ничьей помощи? Кахир непонимающе посмотрел на него: – Почему ты злишься? – Я не хочу ни на какой праздник, оставь меня одного! – Кирам, – попытался подойти альфа. – Не нужно, пожалуйста. Я хочу остаться один. – Я думал ты будешь рад. Кирам из последних сил сдерживался, чтобы не обрушить злость на альфу. Он был не виноват, наоборот, Кирам должен был быть благодарен, но почему-то он злился на доброту Кахира. Кирам так ничего и не ответил, просто не смог. Видя, что Кахир не собирается без него уходить, Кирам разозлился еще и больше и вышел с кабинета. Домой его не пустил Юнги. Омега перехватил его по дороге, когда Кирам спустился на первый этаж. За ним, оказывается, спускался Кахир. Видя Юнги, альфа чуть растерялся, но взял себя в руки и попросил: – Прошу, уговори его пойти на праздник, мои слова он напрочь проигнорировал. Что-то было в голосе альфы такое, что заставило совесть внутри омеги заиграть, но Кирам так и не отважился посмотреть альфе в глаза. End flashback – Младший брат... – тихо повторил омега. Кахир бережно обнимал Йорана, который разговаривал с Хироном и Фирэ. Столько трепета у него было по отношению к этому омеге, а он будто и не замечал, или же не хотел. Кирам продолжал наблюдать за костром, его мысли блуждали между воспоминаниями и настоящим. Слова Кахира о том, что он ему как младший брат, звучали в голове, вызывая смешанные чувства. С одной стороны, это было приятно — ощущать тепло и заботу, а с другой, напоминание о том, что у него не осталось родных, только углубляло его печаль. Он не мог объяснить внутреннюю тоску после их разговора. Кирам чувствовал, как в сердце поднимается зависть. С некоторых пор он начал мечтал о такой близости, о том, чтобы кто-то также заботился о нём, как Кахир заботился о Йоране. Будто почувствовав, альфа посмотрел на него. Кирам сразу же отвёл взгляд и уставился на свои сжатые руки. Юнги порывался оставаться с ним, но рядом постоянно крутился друг Кахира, поэтому Кирам отдалился. Единственные , кто не танцевал - это Тэхен и Чонгук. Хоть альфа и восхитился его красотой, они все ещё были в ссоре, и никто не порывался идти на примирение, оставляя только ощущение напряженности в воздухе. Тэхен и Чонгук стояли в стороне, наблюдая за происходящим, но между ними не было и намека на примирение. Каждый из них был погружён в свои мысли, и ни один не решался сделать шаг навстречу другому. Тэхен, сжав кулаки, смотрел на танцующих. Его сердце тяжело стучало от гнева и разочарования. Он не понимал, как всё могло зайти так далеко. Взгляд его часто скользил к Чонгуку, который, казалось, был полностью поглощён атмосферой праздника, хотя на самом деле он тоже боролся с внутренними демонами. Тэхен, напротив, пытался игнорировать Чонгука. – Почему мы не можем просто поговорить? – пробормотал Чонгук, не выдержав тишины. Тэхен резко повернулся к нему, его глаза сверкнули обидой. – И что ты хочешь сказать? Что всё это – моя вина? Ты сам не можешь забыть своего бывшего. – Я обещал тебе, что с ним покончено и держу свое слово.– устало ответил Чонгук. Тэхен закрыл глаза, чувства словно тонкий росток сквозь расколотую землю пускаются глубже. Чонгук был искренен. Едва улавливаемое дыхание огневого света мерцало теплом во взгляде альфы, и звучало вопрошающим эхом в глубине сердца. Тихое дуновение доверия скользило меж ними, но Тэхен не спешил верить словам Чонгука. Омега мерно вдохнул, пытаясь унять шквал чувств, гулявших в груди. Чонгук не отводил взгляда, чувствуя, как между ним и Тэхёном словно тянется слабая, тончайшая нить. Его сердце забилось быстрее в гнетущей тишине. Он чувствовал терпкий оттенок сомнения, ещё не растворившегося в воздухе. Если бы Тэхён нашёл в себе смелость открыть глаза, то увидел бы, как на лице Чонгука отражаются тени досадной решимости. Сомнения, словно призрачный туман, ещё окружали их обоих, и путь к доверию казался долгим и извилистым, однако сдаваться никто из них не мог. – А теперь время выпить зелье и загадывать желания,– начала завлекать молодёжь Шерея. Она подошла к Чонгуку с Тэхеном и в первую очередь потянула их к священному дереву. – Говорят, когда молодожёны благословляют праздник, тогда сезон будет плодотворный, – подзывая Ивори, Шерея взяла из серебряного подноса бутылку с алой жидкостью. Чонгук растерянно моргнул, принимая изящную серебряную чашу из рук Шереи. Алое зелье внутри переливалось при свете костров, издавая лёгкий пряный аромат. Тэхён, стоя рядом, покосился на Чонгука, а затем перевёл взгляд на остальных молодёжнов, коих нужно было сказать, было большое количество и немного расслабился. Он не знал обычаи Мэита, чем и воспользовалась ведьма. Шерея, подмигнула внуку, шагнула чуть в сторону, освобождая им место под сенью могучего священного дерева. Его причудливая листва, словно вырезанная из полупрозрачного зелёного камня, колыхалась под дуновением ветра. Чимин хотел подойти, но Рагнар не позволил. – Не смей, – пригрозил мужу Рагнар. Главы гланов со своими семьями сидели рядом с ними за большим круглым столом, наслаждаясь церемонией, свою лепту они должны были внести утром, когда пройдёт церемония объединения стихий. Рагнар каждый год в память брата и невестки приносил жертву богине Ундин. Вся морская живность приходила наблюдать за подношением. Дети особенно любили второй день открытия сезона. Джин тоже с сомнением наблюдал, но не вмешивался. Все вокруг смотрели на Чонгука и Тэхёна в ожидании, а некоторые из присутствующих тихо перешёптывались, с любопытством оглядывая взглядом чашу с алым зельем. — Подари благословение празднику и пусть священное дерево услышит ваши желания, — мягко проговорила Шерея, приподняв край свободно драпирующегося плаща. — Пейте по глотку. Чонгук с Тэхёном обменялись быстрым взглядом. Тэхён отвёл глаза первым, чувствуя, как сердце начинает биться чаще. Тревога возникла в груди: они и так были связаны, неужели у веридов все так замудрено? — Начнём? — с сомнением спросил Чонгук, привлекая внимание Тэхёна, словно не веря до конца. Чонгук молчаливо сделал глоток, по венам словно пробежал приятный холодок, поднимающийся к вискам, и почувствовал странную лёгкость в голове, а потом протянул чашу Тэхёну. Омега принял ее осторожно, будто чаша могла липнуть от одного неловкого движения. Зелье пахло чем-то травянистым — горьким, обжигающим нос. Сделав глоток, он на миг прикрыл глаза, и внутри возникло ощущение, будто всё вокруг на мгновение стихло, оставив их вдвоём в тихом полумраке. Шерея улыбнулась, заметив, что алые капли на стенках чаши начали слегка светиться, означая, что ритуал принял жертву добровольно и ныне активен. Вечерние тени зашевелились вокруг собрания, словно оживая вместе с торжественностью момента. — Пусть священное дерево услышит ваши молитвы, – улыбнулась Шерея и отошла к остальным. Чонгук прикоснулся к руке Тэхёна, переплетая пальцы со своими. — Я… Хочу, чтобы мы научились доверять и поддерживать друг друга, — наклонился к уху омеги Чонгук, посмотрев сквозь густую листву на высокий ствол дерева. — А я хочу смирения, пусть боги дают мне сил смириться со своей судьбой. Мерцающий свет на мгновение стал ярче, словно дерево отвечало на их призыв. Листва зашелестела, и в этом тихом шелесте чудилось негромкое, благожелательное послание. Шерея, едва различимо улыбнувшись, наклонила голову, признавая, что обряд можно считать состоявшимся. Толпа вокруг ответила тихим одобрительным гулом, наполненным любопытством и некой мистической благоговейной радостью. Воздух вокруг Нор как будто прояснился: стало слышно пение сверчков, а красная жидкость в чаше, исчерпав волшебство, потускнела. – С первым днём сезона. Завтра состоится вторая часть праздника и можно будет по-настоящему повеселиться, – поднимая над головой синее зелье, протянула Шерея. Послышались радостные возгласы Веридов. Чимин недовольно уставился на мужа, а тот пожал плечами и обнял его. - А теперь все по домам, - объявила Шерея. Уже в комнате Тэхен сидел на кровати, чувствуя, как мысли путаются и голова тяжелеет. Чонгук сидел в углу, наблюдая за ним. Гляда в сторону ванны, Тэхен встал. Делая шаг омега потерял равновесие. Вовремя подоспевший Чонгук схватил его за талию, не давая упасть. – Я себя дурно чувствую, – как-то по особенному чувствуя прикосновение альфы, прошептал Тэхен. Чонгук молчал, было видно, он еле сдерживается, но от чего? Дыхание его участилась, и кожа Тэхена под руками альфа горела, или это его руки были столь горячими и обжигали не хуже первородного пламени. Тэхен тяжело перевёл дыхание, стараясь унять гул в голове и жар охвативший всё его тело. Словно в тумане он чувствовал близость Чонгука, заметил, как мышцы альфы напрягаются под тонкой рубахой, когда тот осторожно прижимает его к себе. – Тебе нужно отдохнуть, – пробормотал Чонгук, стараясь сохранить спокойствие, хотя и сам, казалось, был не менее взволнован. Тэхен кивнул, прикрыл глаза, и тут же коснулся рукой лба, надеясь сбить проклятую дрожь. Тело зудело от желания избавиться от покрывающей его одежды: пот пропитывал ткань, и каждое движение казалось мучительным. Чонгук, не говоря ни слова, обхватил его под локоть и аккуратно повёл в сторону ванной. Зайдя внутрь, Тэхен откинулся на прохладную стену у раковины и прикрыл глаза, чтобы хоть немного прийти в себя. Чонгук, стиснув губы, осторожно повернул кран, чтобы набрать в ладони холодной воды. Он мягко коснулся разгорячённой шеи омеги, смочив кожу прохладной влагой глядя, как капли стекают по шее, вниз... Альфа взглянул, который раз проклиная свой выбор одежды для Тэхена. Омега вздрогнул от этого прикосновения, но не отстранился – наоборот, в этой заботе чувствовалась тихая, почти бережная искорка нежности. – Прости, мне просто нужно... – начал было Тэхен, но поймал взгляд Чонгука и осёкся. К горлу подступил ком. Слова застряли – по лицу Чонгука скользнуло выражение такой напряжённости, будто он боролся с собственными инстинктами. Альфа аккуратно убрал ладонь, словно опасаясь обжечься об огонь, горящий в Тэхене, или, напротив, задеть его собственной, похожей на пламя, кожей. – Я принесу полотенце, – наконец выдохнул Чонгук, отводя взгляд.  – Нет, стой... – прошептал омега, опустив взгляд и чувствуя, как сердце колотится в груди. Тэхен медленно провёл рукой по волосам, заправляя пряди назад. Горячая волна снова подступала, заставляла учащённо дышать, но в ней не было ничего привычного. Она была связана с чужим присутствием – с тем, что рядом есть альфа, который по непонятным причинам заставлял сердце биться быстрее. Тэхен подметил, что одного его слова хватало, чтобы Чонгук оставался рядом – и это, с одной стороны, пугало омегу, а с другой дарило тёплую уверенность, что он не один. Тэхее разглядывал приподнятые скулы альфы, чуть прикушенную губу, а затем перевёл взгляд на собственные руки. – Я... – начал Тэхен, не зная, какое слово подобрать, чтобы описать все те чувства, которые теснились внутри и не давали покоя. Чонгук больше не смог сдержаться. Без лишних слов, точно подталкиваемый внезапной, неотступной волной чувств, он наклонился и едва коснулся губ Тэхена поцелуем. Он вышел неровным, судорожным и осторожным одновременно — будто альфа боялся сделать омеге больно, но не мог остановиться. На миг Тэхен замер, не веря происходящему: внутри всё перевернулось, а горящее от температуры тело в один миг охватил новый пыл. Чонгук дышал часто, ладонь, которой он секунду назад сжимал плечо Тэхена, легла на затылок, позволив поцелую стать чуть глубже. – Чонгук... – прошептал Тэхен, расцепляя губы, но, не успев договорить, судорожно сглотнул, когда альфа чуть изменил угол наклона головы. Жар, захлестнувший их, на мгновение показался омеге почти невыносимым — голова шумела, ноги подкашивались. Но в этом странном, полуобморочном состоянии был свой вкус: он чувствовал, что альфа поддерживает его, не даёт упасть. Пальцы Чонгука мягко скользнули по влажной шее, подбирая мокрые пряди, которые липли к коже. Вместо того чтобы отстраниться, Тэхен подался вперёд, отвечая на поцелуй; чуть задержавшись у чужих губ, он приоткрыл глаза. Его дыхание сбилось, грудь тяжело вздымалась, но, несмотря на жгучую лихорадку, внутри нарастало тёплое, колющее ощущение: это был и стресс, и облегчение, и пугающее, но будоражащее чувство новой близости. Ещё несколько секунд они оставались так, пока Чонгук, отстраняясь, не произнёс хрипловато: – Прости... Я... - Он с трудом набрал полные воздуха легкие, словно ему не хватало кислорода. – Нет... не извиняйся, – Тэхен опустил взгляд, смущённо проведя тыльной стороной ладони по губам. Уголки рта дрожали, как и всё тело, до сих пор пронзённое горячими импульсами. – Мне... мне не плохо от этого, совсем нет, – омега говорил, запинаясь, потому что все ощущения были слишком новыми. Каждый миг растягивался, словно время замедлило ход. Чонгук задержал дыхание, и Тэхен видел, как напряглись его плечи. Казалось, одно неосторожное слово могло спугнуть ту тонкую нить, которая их связала в эту секунду. – Нам нужно вернуться, – осторожно помогая Тэхену возвращаться, Чонгук попросил его: – Сядь, – коснулся рукой спины омеги. Тэхен послушно сник на кровать, прикрыв глаза. Пот градом стекал по вискам, сердце продолжало неистово колотиться. Ладонями касаясь запястий Тэхена, Чонгук мягко обвел их, обрывая горячие мурашки. Почувствовав прикосновение, омега вздрогнул, но тут же расправил плечи. Тёплый румянец никуда не делся, лишь стал чуть мягче. – Спасибо, – прошептал омега, робко улыбаясь. Чонгук склонился к нему, Тэхен не мог отвести глаз от альфы: тёмные пряди Чонгука выбились из аккуратной укладки, падая на лицо и плечи. У Тэхена на мгновение промелькнуло желание коснуться их, заправить за ухо. Желание было странное, непривычное, но при этом такое естественное. Глаза омеги невольно метнулись к собственной рубашке, липнущей к телу. И хотя смущение охватило его с головы до пят, Тэхен понимал, что так дальше не протянет — одежда, пропитанная потом, только усугубляла самочувствие. Позволив альфе действовать, омега вздрогнул, когда прохладные пальцы осторожно расстегнули верхнюю пуговицу рубашки, а затем вторую. В тишине комнаты было слышно лишь сухое клацанье застёжки. – Если что – скажи остановиться, – медленно, отчётливо произнёс Чонгук, бросив на Тэхена быстрый взгляд. Омега прикрыл глаза, вдохнув через нос, чтобы хоть немного унять внутреннюю дрожь. Он чувствовал, как тает от каждого прикосновения альфы, и не мог понять, радуется этому или пугается ещё сильнее. – Хорошо, – выдохнул он, голос прозвучал чуть вибрирующе. Несколько мгновений спустя рубашка соскользнула с плеч Тэхена, подчёркивая всю хрупкость его фигуры. Чонгук почувствовал, как внутри поднимается волна возбуждения и непреодолимой привязанности. Он увидел, как порозовела кожа омеги, покрытая тонкой испариной. Чонгук, напряжённый, старался не выдать, насколько в нём самом бушует пламя. Тэхен молча приоткрыл веки и увидел, как взгляд альфы скользнул по его полуобнажённой груди, запечатлел каждую каплю влаги. И хоть Чонгук делал всё возможное, чтобы помочь, а не напугать, желание, исходившее от него, чувствовалось в каждом движении. Увидев это, Тэхен ощутил странную смесь замирающего страха и острой благодарности. Потому что, несмотря на их оба состояния, несмотря на охватывающий жар и бурление чувств, между ними оставалась уважение к границам друг друга.  – Чонгук... – позвал Тэхен. – Я так больше не могу, – тихо прошептал альфа слыша свое имя из уст омеги. – Если я не уйду, то наброшусь на тебя. – Не уходи, – хватая за рукав, Тэхен остановил уходящего Чонгука. Чонгук застыл с полуоткрытым ртом, словно остановленный невидимой преградой, и несколько секунд просто смотрел на сжавшего его рукав Тэхена. Его собственное желание, смешанное с давящей необходимостью помочь и не навредить, отражалось в напряжённой линии плеч и сведённых бровях. – Не уходи, – повторил Тэхен, признаваясь в слабости. Он всей душой боялся, что если альфа действительно сейчас скроется за дверью, то оставит его наедине с болезненными переживаниями и прожжёт в сердце дыру. Чонгук провёл языком по пересохшим губам. Дыхание у него сбивалось из-за контраста внутренних чувств: всё естество тянулось к омеге, но сознание кричало, что нельзя терять контроль. – Тэхен… – Чонгук замолчал, потому что не находил слов, способных выразить всю бурю, происходящую в его душе. – Я не должен… – проговорил он чуть слышно, опустив взгляд, словно боялся столкнуться с влажным, умоляющим взглядом омеги. – Не должен? – тихо повторил Тэхен, сам удивляясь твёрдости, которая вдруг возникла в его голосе. – А почему? Если я… сам хочу, чтобы ты остался. И да, я понимаю, что могу испугаться ещё сильнее, если всё зайдёт слишком далеко. - Он запнулся, чувствуя, как кровь приливает к щекам при подобном откровении, но решил не молчать: – Но спугнуть меня может скорее твой уход, чем близость. Чонгук невольно задержал дыхание. Эта простая фраза развернула его сознание так, будто кто-то разом сорвал запертую дверь. Он приподнял взгляд и увидел, как дрожат пальцы омеги, судорожно впивающиеся в его рукав. – Ты не простишь меня,– глухо произнёс альфа, проводя тыльной стороной ладони по лбу, словно пытался стряхнуть наваждение. – Потому что я… боюсь, что не смогу сдержаться. Тэхен, то, что нам дали пить. Я не знал, что тебя не предупредили, прости, я должен был вмешаться. Чонгук не договорил, Тэхен вздохнул, ощущая, как внутри расцветает странное тепло — смесь волнения и благодарности, что Чонгук действительно думает, прежде чем действовать. Тэхен заметил, как в голосе Чонгука звучит искреннее беспокойство и нескрываемая вина. Альфа, сильный и упрямый, вдруг показался ему почти беззащитным — он боялся обидеть или предать доверие. Внутри у него что-то отозвалось лёгким теплом, будто тронули потайную струнку, которую он сам давно не решался затронуть. – И чем они напоили нас? – Голос дрогнул, и омега прикрыл глаза на мгновение, чтобы совладать с захлестнувшими ощущениями. Собственная слабость пугала, но ещё сильнее пугало осознание того, насколько важно сейчас присутствие Чонгука. Казалось, что даже воздух вокруг них пропитан напряжением и теплом, то ли от жара, то ли от оглушающей близости. – Афродизиак. Я поверить не могу, что тебе не рассказали,– повторил Чонгук, покачав головой так, будто винил себя. – Если бы… если бы я мог выбрать, я бы не допустил, чтобы они так поступили. Тэхен слабо улыбнулся краешком губ. Вид у него был растерянный, но в глазах читалось какое-то тёплое спокойствие: – Теперь уже ничего не изменить. Зато… – он нерешительно провёл кончиками пальцев по запястью Чонгука. Альфа смотрел на эти лёгкие прикосновения, на то, как пальцы дрожат от стеснённого волнения или от остаточного жара. Инстинкты вели его вперёд, к более близкому контакту, но разум требовал аккуратности: – Я не уйду, – подтвердил он чуть хрипловатым голосом. – Но я хочу, чтобы ты понимал: меня может… потянуть к тебе сильнее, чем обычно. И я бесконечно боюсь сделать тебе больно. Тэхен вздохнул, осознавая, что и сам не знает, как поведёт себя организм, если вдруг гормоны возьмут верх. Но было в этом нечто искреннее: тот момент, когда оба стоят на пороге, и каждый готов сделать шаг навстречу, но сдерживается. Чонгук осторожно опустил ладонь на плечо Тэхена, словно спрашивая разрешения на дальнейший шаг. Когда омега не отстранился, Чонгук медленно скользнул к его подбородку, чуть тронул большим пальцем, приподнимая лицо. – Прошу, сразу скажи, если почувствуешь себя плохо. Или если что-то будет не так. Слова звучали почти приказным тоном, но в них слышалась тёплая забота. Тэхен едва заметно кивнул, пытаясь поймать дыхание, которое вдруг стало прерывистым и жарким. Несколько мгновений они просто стояли, чуть наклонившись друг к другу, пока наконец Тэхен сам не коснулся лбом живота Чонгука. Альфа медленно обвёл его плечи руками, касаясь затылка. – Жар всё равно никуда не исчез, но… когда ты рядом, мне становится легче. Чонгук закрыл глаза и сделал глубокий вдох, снова стараясь обуздать охватившее его желание, но в этом подавленном возбуждении было и что-то освобождающее: они наконец не пытались бежать друг от друга, а искали способ оставаться вместе. – Боюсь, если не сегодня, то никогда не решусь, – дрожа Тэхен сам прильнул к альфе. Чонгук окончательно потерял контроль. Тэхен прчувствовал, как жар внутри нарастает с новой силой — настолько, что уже невозможно было оставаться в стороне и делать вид, что между ними нет этого пульсирующего напряжения. Его слова прозвучали как тихое признание, а прикосновение к Чонгуку стало очевидным знаком того, что омега готов сделать шаг навстречу. Когда Чонгук, наконец, потерял последние сомнения и начал спешно избавляться от своей одежды, Тэхен внезапно ощутил и волнение, и тревогу одновременно. Казалось, что в полумраке любого неловкого движения хватит, чтобы вспугнуть хрупкое доверие, которое едва успело сформироваться. Но прикосновения альфы были мягкими и успокаивающими: его большие ладони, чуть шершавые от тренировок, было достаточно, чтобы вызвать у Тэхена трепет, а тихие, почти неслышные поцелуи на коже снимали напряжение. — Нам некуда спешить, — прошептал Чонгук, касаясь губами разгорячённой шеи омеги. Говорил он сдержанно, но в голосе прорывалось искреннее желание. — Если что-то не так — скажи, хорошо? Тэхен ответил невесомым кивком, стараясь совладать с бешено колотящимся сердцем. Дыхание у него сбивалось, то ли от накатывающего возбуждения, то ли от едва уловимого страха — впервые так близко подпустить к себе кого-то. Чонгук медленно, но уверенно провёл руками по бёдрам Тэхена, оставляя после себя лёгкие мурашки. Альфа словно исследовал каждый сантиметр. Ему самому было нелегко сохранять выдержку. — Я… — омега хотел что-то сказать, но сжал губы, чуть откидывая голову назад, позволяя дыханию альфы касаться своей шеи. Разумно было бы продолжать говорить о том, как быстро развиваются события, но в этот момент слова не могли выразить всю гамму чувств, переполнявших их. Чонгук, ощутив едва заметную дрожь Тэхена, приобнял ладонью меж лопаток, согревая и будто удерживая омегу от изматывающей тревоги. — Всё будет хорошо, — выдохнул он теплом на кожу, когда их взгляды на миг пересеклись. Наверное, именно этот тихий шёпот стал последней гранью, после которой они оба уже не могли сопротивляться накатывающим чувствам. Тэхен неуверенно коснулся губами ключицы Чонгука, чувствуя солоноватый привкус его кожи. Альфа чуть крепче сжал его запястье. Слов почти не было — пространство заполнилось звуками тихого дыхания и шорохом мягких прикосновений. Они будто балансировали на тонкой проволоке между робким волнением и накатывающим желанием. Чонгук постепенно опустил Тэхена на кровать, продолжая короткими поцелуями и ласковыми движениями ладоней прокладывать путь от ключиц к груди, от груди к животу. Тэхен ощущал, как сознание затмевает целое облако новых завораживающих чувств, но в них уже не было всепоглощающего страха. — Крепче держись за меня, — попросил альфа едва слышно. Его голос звучал низко, с лёгкой хрипотцой. Тэхен послушно сжал его плечи, не желая потеряться в этом бурном потоке. Ему было лестно и тревожно одновременно — так близко, так открыто собственным ощущениям он ещё не был. Но каждое новое прикосновение убеждало его в главном: сейчас они действительно вместе, и Чонгук не сделает ни шага без его согласия. Тэхен замер на несколько секунд, позволяя лёгкому головокружению от близости Чонгука захватить себя целиком. — Не бойся, я рядом, — мягко прошептал альфа, когда вошёл в него, чувствуя дрожь проходящему по телу Тэхена. Он склонился к нему, чтобы заглянуть в глаза и убедиться, что все хорошо.  Тэхен задержал дыхание от боли, выдыхая едва слышным шёпотом. Воздух между ними словно разряжался от взаимного напряжения. Осторожные движения альфы, его тёплые губы, исследующие шею всё больше убаюкивали тревогу, а тесная близость накрывала волной спокойствия.  Тэхен нерешительно провёл пальцами по плечам Чонгука, ощущая под ладонями сильные мышцы. Альфа действительно не торопился, позволяя омеге самому выбрать темп каждой ласки. И от этого парадоксального сочетания — смятения и сладкой неги — внутри Тэхена только всё сильнее разогревался неутихающий жар. — Если я вдруг… — начал Чонгук, но осёкся на полуслове, почувствовав, что в горле пересохло.  — Просто дай мне знать. Не бойся ничего. Я слышу твой запах, твоё настроение…  Тэхен, чуть смутившись, спрятал взгляд в темноте комнаты, но всё же продолжал держаться за Чонгука крепко — как за якорь, помогающий не раствориться в охвативших его ощущениях. Альфа, осторожно приподнял Тэхена, давая ему возможность устроиться удобнее и при этом ещё теснее ощутить теплоту их взаимную близости. Они, казалось, существовали в особом пространстве, где нет лишних слов и суеты, где прикосновения говорят больше, чем любая фраза. Тэхену уже не нужно было скрывать ни волнения, ни плавное ускорение дыхания — Чонгук понимал это и реагировал так, словно знал каждую нотку чувств, расцветающих внутри омеги. Прижимаясь лбом к виску Тэхена, с каждой секундой границы между их телами будто стирались. Скользил лунный свет по влажной траве и отражался жемчужными бликами на окнах, словно время, преисполненное тайнами, дышал в полночь тёплым ветром. В этом мерцании рождён был трепет сердечной близости, когда двое становятся целым, а мимолётные вздохи сплетаются в бесконечную песнь. Вдыхая аромат лилии и сладкую негу лунной ночи, прикасаясь к невесомому шелку чувств – Любовь нежно шумит в крови, искрится в разговоре взглядов и растворяет границы между двумя сердцами, превращая их в одно сияние, больше которого нет на земле.