Paths of Strays and Swords

Туман начал незаметно стелиться по земле, словно кто-то неведомый накрывал всё вокруг невидимой пеленой. Лёгкий вначале, почти прозрачный, он становился всё гуще с каждой секундой, заволакивая траву, камни, деревья и даже их собственные силуэты. Чан ощутил, как воздух в одночасье стал вязким и тяжёлым. Дышать стало труднее, а вместе с этим появилась странная, давящая тишина. — Этот туман... — пробормотал Лань Цзинъи, на этот раз без своей обычной насмешливости. — Он похож на тот, что окутывал город И, когда в нём буйствовали мертвецы. — Все держитесь вместе! — приказал Лань Сычжуй, но его голос, казалось, утонул в этом белоснежном море. Чан огляделся, но остальные уже начали теряться в пелене. Он сделал шаг в сторону, пытаясь приблизиться к стоявшему рядом Ян Фэну, но внезапно почувствовал, как земля под ногами словно ускользнула. Всё вокруг стало неясным, а звуки начали глухим эхом отражаться в его голове. — Ян Фэн! — позвал он, но голос прозвучал приглушённо, словно кричать пришлось через толстое стекло. Туман вокруг заколыхался, словно живой, становясь плотнее, как густое молоко. Он обволакивал всё вокруг, делая пространство зыбким и нереальным. Чан замер, чувствуя, как холодные нити этого странного воздуха касаются его кожи. Было такое ощущение, будто реальность вокруг него плавится, перетекая во что-то иное. Внезапно из этой белой завесы начали проступать фигуры. Сначала едва различимые — лишь размытые силуэты, тени на краю зрения. Но постепенно они становились всё чётче. Их лица вырисовывались в отдалении, и Чан почувствовал, как сердце в груди забилось быстрее. Он узнал их сразу, не глазами, но сердцем. Мама. Папа. Младшая сестра. Они стояли перед ним, его семья, как будто ничего не произошло. Словно не было никакой пропасти во времени и пространстве, разделившей их навсегда. Их лица были теплыми и родными, а улыбки светились, как солнце в его самых ярких воспоминаниях. — Чан, — услышал он знакомый голос матери. Он звучал так же тепло, как в последний раз, когда Чан его слышал. — Иди сюда. Мы здесь. Возвращайся домой. — М-мама? — голос предательски сорвался. Чан невольно шагнул вперёд, хотя его разум кричал об осторожности. В груди разливалось приятное тепло, но вместе с ним на задворках сознания поднимался странный, липкий страх. — Чан, быстрее! — позвала сестра, махая ему рукой. Парню казалось, что она улыбается и нетерпеливо переступает с ноги на ногу, желая поскорее обнять своего любимого старшего брата. Не выдержав, он бросился к ним, забывая обо всём, что происходило вокруг. Два тонких женских силуэта на фоне крупной фигуры отца, казалось, были совсем рядом. Боль в ногах, усталость, тревога — всё это исчезло. Было только это странное, почти мистическое чувство: если он подойдёт ближе, сможет прикоснуться к ним, крепко обнять и ощутить тепло их рук. Тоггда всё сразу же вернётся на свои места. Но туман становился всё гуще, скрывая фигуры перед ним. Шаг за шагом Чан двигался вперёд, пока земля под ногами не стала странной и скользкой, будто покрытой росой или тонким слоем льда. Парень остановился, обернулся, но позади уже никого не было. Ни Ян Фэна, ни Лань Цзинъи, ни остальных. Только он, белое море тумана и голоса, которые становились всё глуше. Что-то в глубине его сознания продолжало кричать об опастности. Повернувшись, Чан снова посмотрел на свою семью, но фигуры перед ним замерли, будто на мгновение зависнув в воздухе. Затем они начали медленно исчезать, растворяться в тумане, как свеча, тающая под жаром беспощадного пламени. — Мама! — закричал он, протянув руку вперёд, но почувствовал лишь холод. Грудь Чана наполнило глухое отчаяние. Его ладони дрожали, а дыхание сбилось. Всё в нём тянуло его вперёд, к этим родным теням, которые только что исчезли. Но тихий голос в голове продолжал твердить, что увиденное ранее не может быть правдой. Чан сделал шаг назад, а потом ещё один, пока туман не начал понемногу рассеиваться. Воздух становился чуть чище, хотя парень всё ещё ощущал на губах привкус горечи. Оставшись один на один с пустотой, Чан понял, насколько сильно ослаб, с трудом переводя дыхание. И в тот же миг тишину прервал громкий леденящий кровь рык, доносившийся откуда-то из глубины тумана. Земля под ногами слегка задрожала, и Чан почувствовал, как его сердце замерло. Это был не просто звук — он был низким и яростным, обещающим жертве страшные муки от встречи с тем существом, которое его издавало. Холод пробежал по спине парня, и рука сама собой потянулась к мечу, который всё ещё висел на поясе. Туман вокруг вновь начал двигаться. Он словно жил своей жизнью, закручиваясь странными спиралями и образуя узоры, которые исчезали прежде, чем их можно было разглядеть. Чан отчаянно пытался взять себя в руки и вспомнить слова из лекций Лань Цижэня, что делать, если столкнёшься с духом или одержимой тварью. — "Сохраняйте хладнокровие. Держитесь спокойно," — услышал он в голове голос наставника. Но успокоится никак не получалось. Из клубящегося белого мрака появилась тень. Сначала неясная, размытая, но с каждым мгновением она становилась всё больше и чётче. Вскоре из тумана шагнуло существо, от которого у Чана внутри всё сжалось от ужаса. Это была огромная волчица. С шерстью цвета ночи, она излучала волны тёмной энергии, пропитывая яростью и злобой воздух вокруг. Её глаза ярко светились алым, как раскалённые угольки, полыхающие потусторонним огнём. Клыки волчицы блестели в полумраке, а лапы бесшумно ступали по земле, не оставляя ни единого звука. Кровь отхлынула от лица Чана. Взгляд волчицы был прикован к нему, и в этих глазах читалось всё: ненависть, боль, голод... и что-то ещё, что он не мог понять. Она сделала шаг вперёд, и парень, несмотря на страх, попятился. Его рука вцепилась рукоять меча, но пальцы слишком сильно дрожали. "Не отворачивайся. Смотри ей прямо в глаза," — он пытался действовать по инструкции и не поддаваться панике, но выходило из рук вон плохо. Эти глаза... Глаза волчицы были страшными. Они будто прожигали насквозь, заполняя его разум чужими образами и эмоциями. — Уходи... — прошептал Чан, сам не зная, к кому обращается — к волчице или к собственному страху. Волчица лишь оскалилась и в следующее мгновение рывком прыгнула вперёд. Всё произошло в считанные секунды. Чан едва успел выхватить меч, как острые зубы сомкнулись на его клинке. Существо тянуло с такой силой, что казалось, ещё немного — и меч сломается пополам. "Не поддавайся, держи крепче!" — мысленно закричал он себе, изо всех сил вцепившись в рукоять дрожащими руками. — "Или станешь ужином этой взбесившейся собачки!" Волчица рванула в сторону, сбивая его с ног одним сильным ударом в грудь. Чан оступился, не удержав равновесие, и упал, больно ударившись спиной и на мгновение теряя концентрацию. Тварь победно зарычала, и ещё яростнее набросилась на поверженного врага. Клыки волчицы снова сомкнулись на мече. Её жуткие светящиеся глаза были так близко, что парень мог рассмотреть каждую искру в этом пламени ярости. И вдруг... всё исчезло. Перед глазами Чана замелькали картинки. Они возникали и исчезали, будто кто-то быстро перематывал старую плёнку, не позволяя рассмотреть детали. Маленькие смешные волчата. Трое. Они резвились в солнечном лесу, с радостным лаем гоняясь друг за другом. Их звонкие голоса звучали мелодично и искренне. Мать — огромная чёрная волчица — следила за ними с тихой гордостью, позволяя резвиться и бегать в своё удовольствие. Внезапно всё потемнело. Лес сделался чужим и опасным. Задорный лай волчат сменился жалобным воем. Перед глазами Чана появился капкан, его металлические зубцы глубоко впивались в лапу волчицы. Она извивалась, истекая кровью, яростно рычала, но не могла вырваться. Её глаза метались в панике, но она не прекращала попыток спастись. Её обречённый взгляд то и дело возвращался к троим испуганным комочкам, прижавшимся друг к другу рядом с ней. Следующий кадр был ещё более страшным. Тени охотников появились словно из ниоткуда, их громкий смех разрывал зловещую тишину леса. Один из мужчин шагнул ближе, осматриваясь, а затем ловко накинул сеть на одного из перепуганных волчат. Волчица бросилась вперёд, но капкан дёрнул её обратно, и она упала, обессиленная. Чан чувствовал её боль. Это была не физическая рана, а что-то большее, разрывающее душу. Первому волчонку перерезали горло. Стрела, выпущенная другим охотником, прошла сквозь второго. Мать видела, как его маленькое тело обмякло, и её вытьё прорезало лес, заставляя деревья дрожать. Охотники со смехом и шутками по очереди убили всех волчат. И вскоре несчастная мать осталась одна. Кадры сменялись один за другим. Охотники оставили её умирать, глядя на растерзанные тела её малышей. Волчица ждала смерти, но той всё не было. Только чёрная пустота и огонь, пылающий в сердце. Огонь ненависти и горя. — Я... понимаю, — прошептал Чан, лёжа на земле и глядя в алые глаза волчицы. Из его глаз текли злые слёзы, а сердце сжималось от ярости и боли. Он всё ещё держал меч, но силы уже покидали его. И вдруг волчица заржала зубы и отступила. Шаг за шагом, она медленно скрывалась в тумане, всё ещё не сводя с него глаз. Но теперь Чану казалось, будто в её взгляде что-то изменилось. Он всё ещё полыхал болью, но теперь в нём появилась странная, необъяснимая ясность. Чан сделал глубокий вдох, обхватил рукоять меча и медленно поднялся на ноги. Его тело было непослушно тяжёлым, а в груди словно появилась натянутая струна, которая тянула бежать куда-то вперёд, не давала покоя. Он оглянулся на густой, клубящийся туман, который ещё мгновение назад скрывал всё вокруг. Теперь он начал рассеиваться, открывая перед ним лесной пейзаж. Деревья, будто бы искривлённые болью, растянулись вверх. Их ветви переплетались и создавали зловещие тени. Взгляд Чана упал на край поля, где тонкая полоса травы переходила в густую чащу. Сердце сжалось от противоречивых чувств. С одной стороны, он знал, что должен вернуться к остальным. Но эта невидимая нить в груди упрямо тянула его назад в чащу леса, в самое его сердце. Туда, где тьма, казалось, поглотила всё живое. Нехотя, с усилием, он заставил себя сделать шаг к краю поля. Потом ещё один. В голове пульсировали воспоминания о встрече с волчицей, о её глазах, полных боли и ярости, и о событиях, что она заставила его пережить. Он не мог это забыть. Но понимал, что сейчас нужно было найти остальных. Когда он приблизился к полю, перед ним начали мелькать фигуры. Постепенно из рассеивающегося тумана проступали силуэты учеников Гусу. Они выглядели бледными, измождёнными, словно туман забрал часть их жизненной силы. Лань Сычжуй сидел на земле, опираясь на меч, его взгляд был сосредоточен, но в то же время наполнен тревогой. Обычно такой активный Лань Цзинъи застыл чуть в стороне, явно пытаясь скрыть свою нервозность за напряжённым выражением лица. Бледный Ли Вэнь нервно обхватил себя руками, будто пытаясь согреться, и отчаянно дрожал, кусая бескровные губы. Даже Ян Фэн, обычно спокойный и невозмутимый, выглядел встревоженным, а его пальцы неосознанно перебирали амулет на поясе. — Чан, ты цел? — первым заговорил Лань Сычжуй, его голос звучал приглушённо, словно бы таявший с каждой секундой туман всё ещё подавлял громкие звуки. — Я... жив, — ответил Чан, чувствуя тяжесть в груди. Он подошёл ближе и, опираясь на меч, сел на траву рядом с Сычжуем. Остальные ученики собрались вокруг, и взгляды всех устремились на него, ожидая объяснений. — Что произошло? — наконец, спросил Лань Цзинъи. — Мы... словно оказались внутри чего-то... странного. Этот туман... он словно хотел нас поглотить. Чан стиснул зубы. Он не был уверен, с чего начать. Сцены, что он видел, всё ещё стояли перед глазами, и сердце сжималось от их яркости. Но всё же он начал рассказывать. Его голос звучал ровно, но внутри всё кипело. Он говорил о волчице, о её горе, о том, что видел своими глазами, — хотя эти слова давались нелегко. Когда он закончил, повисла тяжёлая тишина. — Волчица-призрак, — тихо произнёс Лань Сычжуй, и его слова прозвучали, словно удар гонга. — Это была Ван Лан Му. — Призрак? — Чан прищурился. — Она не была похожа на призрака. Она была настоящей. Я чувствовал её присутствие... её силу. — Это не исключает её природы, — добавил Ян Фэн, слегка хмурясь. — Волки-призраки могут быть материальными, особенно если их жажда мести и ярость настолько сильны, что переполняют окружающее пространство. Они способны вызывать иллюзии, показывать сцены, которые заставляют жертву переживать чужую боль. Эти иллюзии могут быть настолько реалистичны, что... некоторые теряют сознание или даже умирают. Ли Вэнь побледнел ещё больше, а Лань Цзинъи, такой громкий в обычной жизни, молчал, нервно сжимая рукоять своего меча. — Ты так уверенно рассказываешь о ней. Откуда ты вообще всё это знаешь? — вдруг спросил юноша, и в его голосе впервые прозвучала нотка осторожности. Вначале никто не обратил на это внимание, всё еще приходя в себя от пережитого в плену иллюзий. Но теперь возник вполне закономерный вопрос, откуда Чану известны такие подробности о смерти духа. Волчица ведь не человек и не могла сама рассказать ему свою историю. Чан напряжённо молчал, стараясь не смотреть на ребят. Как объяснить то, что он сам едва мог понять? Но жуткие сцены продолжали мелькать в его сознании, а сердце сжималось от боли и сострадания. — Я... видел это, — наконец пробормотал он, едва выдавливая слова. Во рту было сухо и он с трудом сглотнул. — Смерть волчицы и её волчат. — Видел? — изумлённо переспросил Ли Вэнь дрожащим голосом. Казалось, он выглядел ещё бледнее, чем минуту назад, словно остатки тепла покинули его тело. — Как это возможно? Это же... ты не мог побывать тут раньше нас и всё видеть! Ян Фэн, напротив, выглядел задумчивым. В его глазах, обращенных на Чана, вспыхнул интерес и чето-то странно похожее на уважение. — Это было Сопереживание, я полагаю, — проговорил он наконец, переглядываясь с ЛаньСычжуем. Тот утвердительно кивнул, подтверждая своё согласие с данным высказыванием.. — Сопереживание? — Лань Цзинъи резко поднял голову, нахмурившись. Он переводил взгляд со старших товарищей на ничего не понимающего Чана и недоверчиво качал головой — Что за ерунда? Этого не может быть. — Это не ерунда, — спокойно ответил Ян Фэн, прищурившись, продолжая внимательно псмотреть на Чана, как будто изучая его с новой стороны. — Да, это сложная и редко используемая техника. Применять её в одиночку и вовсе смертельно опасно. Но только она позволяет не просто видеть чьи-то воспоминания, а чувствовать их, проживать, будто они твои собственные. Очень мало заклинателей способны на такое без долгих упорных тренировок. — Вот именно! — Лань Цзинъи резко взмахнул рукой в сторону Чана, всем своим видом выражая недоверие. — Как какой-то чужак, да ещё и недоучка, может владеть подобной техникой? И остаться в живых, применив её без помощи и поддержки извне? — Цзинъи, достаточно, — мягко, но твёрдо перебил его Лань Сычжуй. В его глазах светилось понимание, а в голосе звучала мягкость. — Это вполне возможно. Бывали случаи, когда люди с особенно чистой душой могли чувствовать мир иначе, вступая с ним в гармонию. Такие люди зачастую используют заклинания и выполняют сложнейшие техники интуитивно, даже если никогда этому не учились. Возможно, Чан из их числа. Ян Фэн кивнул, явно одобряя слова товарища. Лань Цзинъи продолжал что-то неразборчиво бурчатьсебе под нос, недоверчиво рассматривая Чана, словно пытаясь разглядеть его предполагаемую чистую душу. — Ты почувствовал её боль, не так ли? — продолжил расспросы Ян Фэн. Его взгляд, направленный на Чана, так же был пронизывающим и цепким, будто он старался разглядеть что-то скрытое за выражением лица парня. Чан медленно кивнул. Его руки всё ещё дрожали, хотя он пытался скрыть это, сжав пальцы в кулаки. На его одежде виднелись следы травы и пыли, а в глазах — тень пережитого кошмара. — Я видел её конец, — прошептал он, словно вспоминая что-то болезненное. Его голос дрогнул, но парень продолжил, глядя перед собой, будто всё ещё находился в плену Сопереживания. — Её волчат, её одиночество... Я чувствовал её боль и отчаяние. Как будто это всё происходило со мной. После этих слов между ними повисла тишина. Лёгкий ветер прошелестел в высокой траве, принося с собой запах сырой земли и пепла. Далеко в тумане слышалось глухое уханье ночной птицы, но это не успокаивало — наоборот, делало происходящее ещё более жутким. Ли Вэнь содрогнулся и шмыгнул носом. Его лицо было бледным, словно у призрака, а глаза были полны неприкрытого страха и печали. — Это... потрясающе и страшно, — пробормотал он, заикаясь. Его руки дрожали, и он прижимал их к груди, как будто надеялся, что это сможет хоть как-то его защитить. — А ещё опасно, — резко добавил Лань Цзинъи. Он стоял, широко расставив ноги, будто готов был отбиваться, если что-то снова пойдёт не так. Его меч был всё ещё в руках, и он крепко сжимал рукоять, как будто только она удерживала его от паники. — Ты понимаешь, что мог не вернуться в реальность? Ты даже не знаешь, как с этим справляться! Чан молча кивнул, признавая правоту слов Цзинъи. Его плечи поникли, но в глазах вспыхнула слабая искра упрямства. — Я не знал, что вообще способен на такое, — тихо ответил он, покачв головой, словно пытаясь стряхнуть с себя остатки воспоминаний, которые всё ещё держали его в плену. — Но сейчас это не имеет значения. Он глубоко вздохнул и поднял глаза. Взгляд, полный решимости, скользнул по лицам товарищей, задерживаясь на каждом из них, как будто он искал поддержки или хотя бы понимания. — Меня тянет в лес, — признался Чан. — Я не знаю почему, но чувствую, что должен пойти туда. Кажется она хочет, чтобы я нашёл то самое место. Лань Сычжуй нахмурился, в волнении прикусив щеку изнутри и анализируя сказанное. Как старший в их команде, он должен был взять ответственность на себя и принять решение о том, что им делать дальше. — То место? — переспросил он, слегка прищурившись. Его голос был спокоен, но в нём чувствовалось напряжение. — Ты говоришь о месте, где они погибли, правильно? — Да. Место, где всё произошло. Где её мир разрушился, — Чан говорил с такой твёрдостью, что в этот момент никто не осмелился его перебить. — Я уверен, что там мы найдём ответ. Лань Цзинъи покачал головой, продолжая недоверчиво смотреть на Чана. Он сложил руки на груди, но теперь в его тоне не было прежней резкости. — Ты в этом уверен? Чан кивнул. Его глаза горели решимостью человека, который уже принял решение и не собирается отступать. — Если всё так, как ты говоришь, то, возможно, это и есть ключ к решению, — Ян Фэн первым нарушил тишину, которая вновь сковала всех. — Если мы поймём, чего она хочет, то, может быть, нам удастся справиться с ситуацией мирным путём. Ли Вэнь, услышав это, слабо выдохнул, но тревога всё ещё не покидала его лица. — Думаете, это возможно? — спросил он, почти шёпотом. — Возможно, — твёрдо сказал Лань Сычжуй. Он уже принял решение и видел, что товарищи явно разделяют его мнение. — Но мы это узнаем только в том случае, если попробуем. Ветер усилился, поднимая мелкие камешки и песок. Туман вокруг медленно рассеялся, обнажив дальние очертания леса, который манил к себе Чана, словно зовущий домой голос. Лес встретил их давящей тишиной. Даже легкий ветер, который раньше едва шевелил ветки, теперь исчез, оставляя ощущение полной неподвижности. Лань Сычжуй шагал впереди, талисман света в его руке освещал путь среди корней и зарослей. Каждый шаг казался громким в окружающем безмолвии. Никто не говорил, но в их взглядах читалось напряжение, будто само это место требовало от них уважения. Когда они добрались до небольшой поляны, туман, казалось, окончательно рассеялся, но атмосфера оставалась гнетущей. В центре поляны, среди редких кустарников, лежали останки — маленькие тела троих волчат. Создавалось ощущение, словно время, остановившись, не коснулось их. Ни следов хищников, ни намека на разложение. Только пушистые комочки, выглядящие так, будто кто-то бережно оберегал их покой. Лань Сычжуй остановился первым, опустив талисман к земле. Его свет мягко скользнул по останкам, заставив Ли Вэня судорожно вздохнуть. — Они... такие маленькие, — прошептал он, и его голос жалостливо дрогнул. — Как будто здесь всё замерло, — добавил Лань Цзинъи, нахмурившись. Его обычная уверенность исчезла, уступив место осторожности. Он оглянулся на Чана. — Это и есть то место, куда тебя тянуло? Чан молча кивнул. Его взгляд был прикован к останкам, а лицо выражало смесь грусти и решимости. Он подошел ближе и, опустившись на колени, осторожно прикоснулся к земле рядом с убитыми малышами. Крови нигде не было, создавая иллюзию того, что волчата просто спят, умаявшись после целого дня активных игр. — Мы не можем оставить их здесь, — сказал он, однако так и не решился прикоснуться к пушистому меху ближайшего волчонка. — Они заслуживают покоя. Никто не возразил. Лань Сычжуй первым снял с пояса небольшой лопатник, переданный ему в ордене, и принялся копать. Остальные присоединились к нему, работая молча, как будто их действия были невидимо направлены кем-то свыше. Земля оказалась мягкой, уступчивой, словно сама природа поддерживала их. Когда могила была готова, они осторожно перенесли тела волчат, стараясь не потревожить их покой. Чан не мог отвести взгляд, пока малыши один за другим исчезали под землей. Ему казалось, что вместе с ними они закапывают часть той боли, что так отчётливо рвала его сердце. Когда последний ком земли лёг на место, лес, словно оживая, наполнился лёгким шелестом. Звуки были еле различимы, словно отдалённый вздох, и вдруг из темноты появилась она. Волчица шагнула на поляну так тихо, что никто не заметил её появления. Но как только её тёмный силуэт стал различим в лунном свете, все замерли в благоговейном ужасе. Однако её глаза — два огненно-красных светила — глядели прямо на могилу, не обращая внимания на юношей. Когда призрак поравнялся с застывшими учениками, Ли Вэнь едва сдержал вскрик, а Лань Цзинъи уже инстинктивно потянулся к мечу, но Чан поднял руку, жестом прося не вмешиваться. — Она не опасна, — тихо сказал он, почти не слышно. Волчица приблизилась к могиле и, не глядя ни на кого, медленно улеглась на землю. Её огромное тело, которое больше не излучало ту жуткую тёмную энергию, так поразившую Чана при их первой встрече, свернулось клубком в центре могилы, словно защищая её. Затем она подняла голову к небу и тихо, жалобно завыла. Этот звук пронзил каждого из них. Это был не просто вой, а воплощение скорби, боли и одиночества, что долго копились в этом духе. Лань Цзинъи застыл, его рука упала с рукояти меча, а Ли Вэнь, не выдержав, тихо всхлипнул. Чан медленно подошёл к волчице. Его движения были осторожными, будто он боялся спугнуть её. Он присел рядом и, следуя какому-то внутреннему импульсу, протянул руку, едва касаясь её тёмной шерсти. На ощупь она оказалась неожиданно мягкой и тёплой, словно живая. — Всё хорошо, — прошептал он. Его голос звучал так же тихо, как её вой, но, казалось, волчица поняла. Она повернула голову и взглянула на него. В её глазах больше не было жуткого красного сияния — только усталость и благодарность. Тело волчицы окутали искры, такие яркие, что на мгновение пришлось прикрыть глаза. Когда свет исчез, её шерсть стала белоснежной, словно свет луны впитался в неё. Лес, казалось, ожил окончательно. Гнетущая тишина уступила место свежему ветерку, который приятно пробежал меж деревьев, принося с собой запах влажной земли и хвои. Вдруг где-то неподалеку раздался звонкий лай. И сразу же из-за деревьев показались три маленькие белые мордочки. Волчата подпрыгивали от нетерпения и виляли смешными короткими хвостами, счастливым лаем зовя свою мать. Волчица неспешно поднялась. Её взгляд задержался на Чане чуть дольше, чем он ожидал, а затем она, благодарно лизнув его ладонь, повернулась к своим детям. Преодолев разделявшее их расстояние в три прыжка, она на полпути встретила своих волчат, с любовью облизав каждого из них. И вскоре вся семья исчезла в глубине леса, оставляя юношей в ошеломлённой тишине. — Они свободны и счастливы, — прошептал Ли Вэнь, утирая слёзы. — Какой же ты сентиментальный, — фыркнул Лань Цзинъи, но в его тоне не было язвительности, только лёгкая усмешка. Лань Сычжуй подошёл к Чану, положив руку ему на плечо. Его улыбка была тёплой и приветливой. А еще во взгляде юноши читалась гордость, словно у старшего брата, чей младшенький совершил что-то очень хорошее. — Ты отлично справился. Чан, всё ещё чувствуя мягкость призрачной шерсти, смущённо кивнул, но его взгляд был прикован к лесу, где только что исчезла волчья семья. А в его груди разливалось странное тепло. Эта первая охота сыграла большую роль в его жизни. С тех пор прошло больше шести лет, но встречу с Ван Лан Му Чан помнил по сей день. Да и как тут забыть, если благодаря рассказам учеников ордена, среди населения быстро разошлась молва о храбром и чистом сердцем пришельце из далёких земель, которого тотчас прозвали Байлан, Белый Волк из Гусу. По сей день этот титул передавали из уст в уста, и каждый рассказывал о нём по-своему: одни восхищённо говорили о невероятной силе и смелости Чана, другие упоминали о его необычной связи с волками, которую он проявил ещё на своей первой охоте. Но сам Чан, слушая эти истории, лишь слегка усмехался. Он знал, что титул — не главное. Гораздо важнее те друзья, которые были рядом, и те, кто ещё встретится ему на пути самосовершенствования. Встречая очередной рассвет, Чан улыбался, вдыхая чистый горный воздух. Жизнь в новом мире оказалась по своему прекрасной, и парень был благодарен судьбе за то, что она дала ему возможность увидеть эту красоту своими глазами. Он всё еще не нашел ответ на вопрос, почему оказался в этом месте, однако горечь сожаления больше не отравляла его существование, навсегда оставшись в прошлом.