Неожиданный подарок врага

Сколько времени потребуется Гектору, дабы осознать моё отсутствие на Жемчужине и причину, что сотворила сие? Что предпримет он по моему вызволению из щупальц Джонса и приплетёт ли к этому команду? Быть девой в беде для меня самое большое унижение, но с сей ролью мне приходится смириться, ведь что могу я сделать против могущественного Капитана Голландца? Сбежать без последствий не вышло и вряд ли такое я проверну вновь. Доверие подорвано и отныне я нахожусь на равных со всем проклятым экипажем. Но я виновата сама. Виновата, что не хватило ума одеться полностью для того, чтобы проверить кто крался к каюте по ту сторону двери. Дьяволы побери оторванные в порыве страсти пуговицы… И вот я сижу в ожидании Джонса в сырой тюремной камере в одной лишь рубашке, успокаивая взбудораженные нервы тем, что я раз за разом вдыхала аромат Гектора, оставшийся на ткани. Меня окружил запах свежих яблок и терпкого табака, и если бы не он, я бы сошла с ума через пять минут заточения. С фантазией у меня всегда было туго, но сейчас развитие сей способности пришлось весьма кстати. Мыслями я снова и снова возвращалась в постель, из которой меня вырвали шаги нежданного гостя. Я представляла прикосновение грубой кожи мазолистой ладони к моей талии, обветренные губы на мочке моего уха и его хрипящий шёпот. А может, всё окружающее меня – дурной сон? И обладатель самых прекрасных глаз цвета выцветших на полотне голубых красок старается пробудить меня самым наглым, но самым действенным способом? Но как бы я не тянула вперёд руку, мои пальцы не нащупывали жёсткость редких русых волос, которые солнце иногда делало золотыми. Бедро ласкает не любимый, а жалкое напоминание о нём. Сколько же прошло часов? Долго ли я мёрзну здесь? Собираются ли меня вытаскивать на свет и демонстрировать победу этим скользким типам, которые, готова покляться, давно не видели женскую плоть. Наверняка ими овладеет дикое желание и на мне не останется нетронутого участка кожи. — Сидишь здесь столько времени, и любопытность так и не заставила тебя открыть сундук, на коем ты расположилась? Я вздрогнула и взглядом моментально отыскала хозяина вкрадчивого голоса. Секунды он стоял в тёмном углу, взирая на меня со свойственным его интонации хитрым прищуром, но стоило мне чуть наклониться, дабы лучше рассмотреть вражеское лицо, оно тут же подалось вперёд и частично осветилось солнцем, лучи которого пробивались сквозь щели палубы. — Знаете, мне было немного не до любознательности, капитан, – съязвила я, обнимая себя за плечи так, будто сие защитит от проворливых глаз, принявшихся за изучение моих голых ног, поднимаясь всё выше. — Обдумывание нового плана побега предполагает это качество, разве нет, пташка? – он прошёл сквозь решётку так, словно между нами и не было этой преграды. Мои брови взметнулись в удивлении, и я рефлекторно прижалась к стене позади. — Как много страха в человеке, что полон смелости противостоять тому, у кого больше власти. Чего же ты боишься, пташка? – Джонс затянулся трубкой, с которой он не расставался, и дым мгновенно достиг меня, вызывая кашель. — Даю подсказку – в сундуке не моё сердце, но возобладать этим ты желаешь также сильно. Я настороженно посмотрела на него, но всё же встала и повернулась к тому, на чём сидела мгновение назад. Я открыла тяжёлую крышку и заглянула внутрь, издав облегчённый вздох, обнаружив там стопку одежды, но моё дыхание тут же перехватило удивление, когда я разглядела не рубашку и брюки. Я подняла за плечи простого кроя платье, цвета плодородной почвы, о коей тосковали стопы, и обнаружила лежащее под ним дамское нижнее бельё. — Мои матросы любят иногда баловать себя продажными женщинами, – пояснил Капитан, делая очередную затяжку. — Что-то от них остаётся, когда мои подчинённые чересчур много выпивают и всё доходит до того, что они затаскивают девиц на судно, не насытясь ими. — Сколько же трупов лежит на дне? — Смышлёная, – усмехнулся Джонс, докуривая трубку и пряча её обратно. — На твоём месте конкретно эти трупы я бы поблагодарил. Ровно, как и странные наклонности тех ребят, которые любят сохранять одежду, как трофей. — Вы не могли бы выйти на несколько минут, капитан? – прокашлявшись в кулак, попросила я как можно более учтивым тоном, не желая навлекать на себя лишний гнев. — Мне кажется, что я уже успел увидеть всё, разве нет, пташка? — Не называйте меня так! – вдруг сорвалось с моего языка, и как только ко мне снизошло осознание рухнувших в бездну отчаяния нервов, я тут же сникла, опустив взор. — Простите, Капитан, просто Гектор, он… — Также называл тебя, верно? – он подошёл вплотную, его щупальце обвело мой подбородок, поднимая внутри рвотный позыв, который я попыталась сглотнуть. — Но тебе пора привыкать к тому, что отныне это сладкое слово слетать будет с иных губ, и, знаешь… я вижу прогресс. Когда я встретился с тобой впервые, ты вся сочилась спесью, по твоим венам бурлила кровь, а сейчас наступил штиль, который лишь слегка колышет поверхность твоего океана. И я хочу изучить эти глубины и узнать, как удалось им призвать спокойствие вместо дикого шторма, – я непонимающе взирала на него, пытаясь напрячь каждую извилину мозга, дабы понять, что за околесицу он несёт. — Твои нахмуренные брови мне намекают на перевод? Ладно… пташка, – последнее он добавил с особой интонацией, выискивая во мне остатки бунтарства. — Ты не боишься смерти и сие я запомнил без труда, теперь я хочу услышать уточнение. Смерть бывает разной, и ты это знаешь. Я тебе неприятен, а я не слеп. Так каков твой ответ теперь, если смертью для тебя станет моя одержимость тобой? — К чему были те изящные речи, капитан? Ваша попытка расшифрования оказалась провальной. — Ты боишься меня. Стала бояться. И если я буду держать тебя здесь отныне и впредь – всё начнётся тоскою по любимому и закончится тем, что я не дам тебе спрыгнуть в пучину волн, отчего твои душевные терзания станут твоим кромешным адом. — Вы видели, на что я способна. Неужто вы считаете, что я… — Останешься здесь? — Умру от любви, - произнесла я поверх его версии, после довольно искривив уголок губ, когда смысл сказанного им до меня так и дошёл. — Пока вы плохо знаете меня. — Нет, хорошо. Ты врёшь, и это легко выяснить, если я на твоих глазах проткну сердце Барбоссы. — Неужели вы считаете, что пират способен драматизировать? — Однако, если я прикончу Гектора, ты больше не будешь видеть смысл в возвращении на Жемчужину. — Есть и другие, к кому я готова вернуться. — Стало быть, ты прибавляешь мне работы? Считаешь, что заниматься душами, погибшими в море, легко? Мстишь? — Вы сами себя затягиваете в ненужную затрату сил. — Ради тебя, пташка. Ради тебя. — Я не Калибсо, Джонс. — Нет, не она, – он наконец-то отошёл обратно во мглу темницы, позволяя дышать полной грудью и не давиться спёртым запахом его тела. — Однако, в твоих жилах её кровь. — Что за чушь?! Я видела её лишь раз! Я не знаю её! Она внушает мне некую неприязнь, даже страх, если вам угодно! — Может от того, что твой разум отторгает правду? — Какую, дьяволы морские, правду?! – я шагнула навстречу, опустив по бокам руки со сжатыми от ярости кулаками. — Ты её дочь, пташка. Дочь Джека и Калибсо.