Сквозь пространство и время

      — Шисо! — быстро оказавшись в комнате подруги, Ариана закрыла дверь и села на кровать. — Я знаю, почему тебя нельзя было трогать.       — Ариана? А… — не успела поздороваться девушка, тут же округлив темные глаза. — Ты о чем?       Блондинка задрала белый рукав базового костюма и явила Шисо почернение, от которого будто бы поднималась черная рябь в виде крупинок.       — Нет… — девушка расслабила тело и невольно откинулась на подушку спиной, продолжая в отчаянии смотреть на чужое образование.       — Где оно у тебя? — требовательно спросила Ариана, стянув рукав на место.       — Прости, я хотела тебе сказать, но ты очень быстро вчера взялась за руки… — Шисо самокритично схватилась за голову.       — Где твоя аллергия, Шисо?       Вздохнув, девушка сбросила одеяло и задрала белую сорочку. За сутки чернота расползлась и теперь заканчивалась на талии и коленке, а черные волдыри приобрели едва ли зеленоватый оттенок, давая понять, что они заполнены огромным количеством гноя.       — Фу!.. Это невыносимо! — Ариана закрыла лицо руками и отвернулась.       — Забыла, что ты не переносишь такое. — Шисо накинула одеяло на ноги и сложила руки на животе. — Извини.       — Это… как оно ощущается? — все еще не поворачиваясь спросила Ариана.       — До смерти чешется. Хуже ветрянки. Но если я буду чесать это, оно может перекинуться и на пальцы. — пожала плечами девушка.       — Почему ты не сказала мне об этом? А Чжун Ли? А Бай Чжу знает?       — Знает только Бай Чжу. От него было невозможно скрыть при осмотре. Но деду нельзя говорить! Он изведет себя, меня и наших троих мучеников.       — Он поставил диагноз? Ты знаешь название?       — Ну, он сказал вчера, что пока еще не готов сделать это заявление. Но выглядел он очень серьезно. Мне… если честно, мне показалось, что он просто не хочет говорить мне плохие новости. Не зря ведь он попросил не прикасаться даже к Архонту. Что вообще может быть за аллергия, которая угрожает Богу?..       — Я… я думала похоже, когда увидела это утром. Но самое нехорошее… Ты помнишь, о чем говорила Юстина? — неуверенно и тихо спросила Ариана, будто бы их слова могли материализоваться как оружие.       — О чем? У нее постоянно много «экранного времени» в диалогах.       — О том, что к моменту, когда она получит черный камень, тебя уже… не будет. — выдавила из себя подруга и с ужасным сожалением посмотрела на Шисо.       — Ты думаешь… эта штука может убить меня, если вовремя не принять противоядие, которое есть у этой синей блохи?       — Я не могу позволить себе так думать. Но сама посуди, если бы это было так, Юстина бы действовала чуть активнее в получении камня. Никаких мыслей не появляется? — словно делясь загадкой с подругой, рассказывала Ариана.       — Если честно, не особо… — почесала затылок девушка, невесело усмехнувшись.       — Это может значить, что она знает больше, чем мы с тобой сейчас. Впрочем, это конечно же было очевидно, но именно это подтверждает подлинность и других ее слов. Ты не знаешь, но после разговора с тобой она сказала мне что-то о том, что Альбедо скоро может разрушить город. Это было подано в формате колкости, но ведь и то, что она говорила о тебе, было подано так же, а значит… все это, скорее всего, правда. Но она почему-то не может нам ее рассказать просто так.       — Видимо, это противоречит ее планам… Это получается, что эта штука все же не убьет ни меня, ни тебя. Возможно, она просто усугубит мое положение настолько, что дед решит отдать камень. Но я же его тогда голыми руками даже мертвая задушу! — нахмурилась Шисо, явно представляя все это сейчас.       — Поэтому мы должны поговорить с ней без агрессии сегодня. Альбедо… ведет себя очень странно. Мне кажется, что у него даже иногда меняется цвет глаз. Хотя, может это уже у меня едет крыша… — вздохнула блондинка. — Я уверена, что есть выход из этой ситуации и без обмена нашей подруги на противоядие. Для этого нам просто нужно рассказывать друг другу всю правду, не скрывать ее.       — Не знаю, Рина… — устало опустила брови Шисо. — Я думаю, причина, по которой она не делится с нами информацией всерьез очень веская. Вдруг, не знаю… следят за нами с тобой? Мы уже пытались с ней поговорить. Она ничего не расскажет. Только свое «нет».       — Ну не скажи!.. — взбодрилась Ариана. — Из прошлой беседы мы все же узнали кое-что, забыла?       — Предлагаешь постоянно среди ее грубостей собирать осколочки плана? На это уйдет ужасно много времени. Мы ведь не знаем, когда именно к ней «сам придет» камень. Может быть, уже завтра. И… эта штука растет слишком быстро. Скоро дед увидит ее, она увидит… И тогда я вообще не знаю, что мне делать, потому что тогда, объективно, причин отказываться от своего плана у нее станет еще меньше. А теперь вот еще и у тебя такое…       — Знаешь, возможно… если она узнает о моем заражении, это что-то изменит в ее отношении. Я имею в виду, в хорошую сторону… — неуверенно предложила Ариана. — Но я прям чувствую, что мы близки к правильной версии происходящего.       — Знаешь, всего несколько дней назад мы сидели втроем в ресторане, пили, ругались матом и продолжали восхищаться от того, что оказались тут. А теперь это кажется таким далеким и нереальным… Я ужасно скучаю по этому времени. Я устала. — глядя вниз на свои сложенные руки, тихо говорила Шисо.       — Именно для того, чтобы вернуть это время, мы должны дожать ее сегодня. Не расстраивайся так. — Ариана тепло улыбнулась и наконец-то обняла подругу. — Теперь нам можно.                     

***

                    Не отклоняясь от своего плана, Юстина приняла одну каплю яда в обед. Если судить по книге о ядах Альбедо, никаких побочных эффектов на кишечник этот яд не должен был оказывать. Однако оставался крохотных шанс, что особенности ее тела как попаданца все-таки сыграли свою роль в ухудшающемся состоянии девушки.       — Уверена, что стоит идти? — глядя на все еще бледное лицо, в очередной раз осведомился Дилюк, который уже готовился к выходу слугами.       — Еще раз спросишь, и я тебя ударю. — вытянув руки для того, что горничная надела на нее жакет, закатила глаза Юстина.       — Господин Дилюк, Вы позабыли о вчерашнем письме от сумерского посла. — важно напомнил управляющий, возникнув в тусклом свете свечей.       Кивнув, мужчина проследовал за ним, после чего оба вскоре скрылись за поворотом.       Усмехнувшись, Юстина развернулась к зеркальцу и стала поправлять шоколадно-винные кудри на плечах, пока очередной приступ отвратительно колющей боли в голове не повторился. Сморщившись, девушка медленно коснулась головы, второй рукой опершись о стену.       — Госпожа? — Моко, державшая в руках мужской камзол, вздрогнула.       — Ничего. — выставила руку вперед Юстина, чтобы заставить служанку молчать. — Наверное, мигрень из-за плохой погоды.       — Ну что такое? — сетуя, приблизился хозяин Винокурни и, перехватив ее руку, второй коснулся лба. — Ну вот. Уже горячее. Ты обманщица, Юстиниана. — он устало покачал головой.       — Да Боже мой, это не убьет меня и не помешает сходить в гости к Шисо, не смейся. — отмахнулась она, забрав руку.       — Там сегодня очень холодно. Хочешь слечь завтра, чтобы не суметь посещать подругу ближайшие пять суток? — махнув Моко, чтобы та убирала камзол, продолжал Дилюк, после чего принялся снимать жакет с Юстины.       Пока слуги снимали выходную одежду и аксессуары с девушки, ей стало еще хуже. Температура росла, из-за чего рос и озноб, а кости ломило так, будто бы она не спала несколько суток подряд. Переодевшись в домашнее платье, Юстина легла в спальне и была заботливо, но в то же время строго укутана двумя одеялами.       Сев на краешек кровати в одной белой рубахе и выходных штанах, Дилюк взял с тумбочки горячий травяной чай с ложечкой, чтобы помочь ей выпить его.       — Думаю, мне стоит пригласить лекаря. — набрав в ложечку жидкость, он поднес ее к чужим губам.       — Нет. — выдали эти губы, после чего приняли напиток.       — Возможно это все еще последствия заморозки… Ничего страшного, я же тебе говорю. Не надо так переживать об этом. Даже если это простуда, тоже. Я часто болею в своем мире. У меня действительно плохое здоровье само по себе. — сжимаясь от холода, препятствовала появлению врача Юстина, ведь он мог узнать о яде.       — Что ты будешь делать… — Дилюк вздохнул, после чего настойчиво добавил: — Но если завтра тебе будет хуже, я точно приглашу лекаря.       — Все, поставь это. Я не хочу. — отмахнулась девушка от чая.       Сделав то, что его попросили, он задумчиво посмотрел на тело Юстины, скрытое одеялами, после чего осторожно погладил ее ноги через них.       — Мне нужно уехать до завтра на встречу по поводу бизнеса. — он расстроенно вздохнул, продолжая гладить ее. — Я бы перенес ее, но я сделал это еще вчера, чтобы, как и обещал, нам поужинать с вином.       — Дилюк… — нахмурилась девушка, чуть смутившись. — Не надо переносить из-за меня такие важные вещи, ладно? Вино всегда подождет, как и я. Это ставит меня в неловкое положение…       — Прости. — кивнул мужчина. — Но у тебя не должно быть такого ощущения. Слушай, с минуты на минуту приготовят экипаж, поэтому, пожалуйста, Юна, просто отдохни. Ничего не вытворяй хотя бы до моего возвращения.       — Будет сделано. Точнее, не сделано.       — Не ёрничай. — он прищурил большие красные глаза и тепло улыбнулся, после чего наклонился и медленно поцеловал теперь такие же горячие от температуры губы. — Поправляйся скорее. Тебе еще столько вина нужно выпить.       Сдержанно кивнув, Юстина проводила мужчину взглядом, который до самой двери тоже смотрел на нее с полуулыбкой.       Как только дверь за ним закрылась, оставив девушку наедине с туманными сумерками и двумя свечами в комнате, Юстина резко села на кровати и, прижав ладони к глазам, заплакала. В груди все быстро сжалось и замерзло от взгляда алых глаз и несвойственной их хозяину улыбки.       Она никогда не умела плакать тихо. И теперь, когда нужно было делать именно так, из ее открытого для крика рта вырывалось только едва слышное шипение, иногда обрывающееся почти неслышимым коротким писком.       Горячие слезы обильно стекали по рукам и щекам, неприятно щекоча кожу и вызывая зуд, а ком тревоги в горле поднимался все выше, вызывая уже знакомую тошноту.       — Я не хочу уходить… — шептала себе сквозь почти бесшумные рыдания она.       И все же на ужин оставалась последняя, третья капля яда, смешанная с туманным одиночеством и липкими дорожками слез на шее.