Нарния или Англия?

      Почему-то мне захотелось кричать так, как хочется кричать, когда случилось что-то действительно ужасное: будь то чья-то смерть или предательство, да хотя бы сильное эмоциональное потрясение от вида какого-нибудь недетского зрелища. Хотелось кричать, но, во-первых, как-то неэтично, во-вторых, я не видела какого-то уважительного повода для крика. Я вообще ничего не видела, я закрыла глаза и пыталась сдерживать всхлипы, которые словно нарочно усердно рвались наружу, заставляя меня прикладывать все усилия на то, чтобы молчать. Звук, оставшийся внутри, рвал глотку, вызывая резь в глазах, горле и приступы удушья, словно пытался заставить меня открыть рот, шумно вдохнуть воздух, шумно всхлипнуть.       Нет! Я молчу, свернувшись в клубочек, прижав голову к коленям, закрыв глаза, и чувствую, как по лицу стекают слёзы, а потом скапливаются у подбородка… Мерзкое ощущение — когда вода на лице где-то скапливается и капает, и ты чувствуешь кожей каждую падающую каплю, словно она — часть тебя. Или была ею, пока не упала тебе на одежду, расплывшись кляксой.       Кроме того, было очень холодно, а ещё был пистолет, направленный в мою сторону — я чувствовала его ледяное металлическое дуло, хоть оно и не было приставлено ко мне, хоть я вовсе ничего не видела с того момента, как ударилась о стену и закрыла глаза, — я знала, оно здесь, смотрит на меня, ждёт, пока хозяин снимет пистолет с предохранителя и нажмёт на заветный курок…       Так. Не сейчас. Не фантазировать. Нет.       Господи, какой стыд… Лишь бы он молча ушёл. Я не хочу поднимать голову, контактировать с людьми… Нет. Нет. Не хочу, но ведь понимаю, что придётся, хотя бы чтобы шанс не подохнуть от пули хоть немного увеличился.       Я с трудом набрала ртом воздух — на грудную клетку словно давило нечто тяжёлое, мешая мне дышать. Как будто гантелю положили. Неприятно. Лишнее препятствие при взаимодействии с человеком, но сейчас на это препятствие следовало бы плюнуть.       Я немного помотала головой, вытирая слёзы об ткань униформы — держу пари, выглядело странно, — и только затем подняла голову с колен, после чего сразу же начала тереть глаза кулаками. Жалкая попытка пустить собеседнику пыль в глаза: «Смотри, глаза у меня красные и слезятся из-за того, что я слишком усердно их натирала, а не потому что я плакса». Даже не знаю, сработает ли она.       Открыла глаза, точнее, по старой привычке зажмурилась и слегка приоткрыла один глазок, и только в следующий момент поняла, что это бесполезно — в поместье итак очень мрачно и темно, яркий свет, видать, ещё не изобретён, так что пока не стоит бояться ослепнуть от света лампочки.       Сиэль стоял надо мной, непоколебимо и властно, как будто не одет сейчас в пижаму. Уголок губ нервно дёрнулся вверх, но надо держать лицо — мало ли, подумает, что слугу стоит в психдиспансер местного разлива отправить.       И всё же — он был таким бодреньким, серьёзным, в общем, сна ни в одном глазу. А я просто споткнулась о порог! Твою ж мать, если б мимо комнаты Мейлин с кучей грохочущих кастрюль прошлась, он бы выбежал и одним выстрелом отправил бедный набор посуды в утиль?.. Хотя что я придумываю, кастрюли не ходят возле его поместья.       Даже в полусумраке и с поплывшим зрением я увидела, как его рот открывается — и мне что-то вдруг стало страшно. Не зря же, в конце концов, пистолет чуть ли не впритык к моему лбу приставили. Чтобы я выкладывала информацию! Вот я и набрала воздуха в грудь быстрее его (хоть в грудной клетке до сих пор что-то колется и неприятно щекочет, так что дышать трудно), и, опередив злобные речи Сиэля, на удивление тихо начала оправдываться: — П-простите-простите, простите, я, эм, я не могу найти комнату, а я должна почистить… Эту… Комнату…       От стыда за собственное косноязычие я стиснула зубы, готовая в любой момент откусить самой себе язык, и схватилась за пылающие огнём щёки, и руки тут же обожгли их холодом. — Анна, — Меня аж передёрнуло от этого официоза, к горлу от страха подступила тошнота, — Вы разбудили юного господина раньше положенного…       И только сейчас я заметила нарастающие слева от меня лёгкие шаги. Я кое-как разглядела высокую фигуру, идущую по коридору прямо к нам, хотя и без того было ясно, кто к нам пожаловал.       Себастьян подошёл поближе и странно посмотрел на нас двоих. Особенно на меня. Какое-то время он был в лёгком ступоре; он поднял руку с часами кверху и некоторый промежуток времени просто пялился на них, а я тем временем выпрямила ноги и начала разглаживать складки платья, устраняя причину его замешательства. Ну да, как будто кому-то было дело до моей позы до этого момента. Подумаешь, платье-то длинное, ноги были сомкнуты, да и мне какие-то смешные шорты выдали, так что хрен он там что-то увидел бы.       Я кинула мимолётный взгляд на Сиэля — он опустил пистолет и смотрел на меня смущённо-ненавистным взглядом женатого мужчины, которого против собственной воли поцеловали и начали лезть в трусы. Кажется, даже щёки и уши немного покраснели.       О, Господи, лучше бы и правда закинул меня в другое аниме! Вот, положим, «Цитрус». Хорошее аниме, и романтическая линия интересная.       Наверное, думают сейчас, что я развратница (истинно целомудренные девки даже случайно не примут такую позу, не так ли?). Я попыталась подняться. Ни черта не получилось — ноги очумели от таких подвигов, подкосились, и я больно упала на задницу.       Я ошарашенно смотрела в стену, пытаясь осмыслить тот факт, что я не смогла встать. Сиэль и Себастьян ничего не говорили: я, видимо, произвела на них впечатление полной, но абсолютно безобидной идиотки, которая даже ногами своими командовать не может. Мне протянули руку — я несколько секунд пустым взглядом пялилась на ладонь Сиэля, пытаясь понять, зачем этот тупой дурак вытащил её и смотрит на меня. Затем, кажется, моя голова просветлела, и я поняла, что тут происходит, вытащила свою ладонь в ответ и наконец с Божьей помощью поднялась, даже не запутавшись в ногах. — Спасибо?..       Пока я нервно переглядывалась то с одним, то с другим, то с платьем, чьи складки я снова безуспешно пыталась расправить, Сиэль уже успел перекинуться парой фраз со своим демонюгой. Тот позвал меня за собой, говоря совершенно непонятные мне фразы. Я подавила желание стать римской статуей, мирно стоящей в позе истукана посреди коридора, и, стиснув зубы, поплелась вслед.       Шли мы молча, и все мы прекрасно знаем, почему. Я долго-долго всматривалась в пол и шла, ориентируясь на ноги Себастьяна, которые я тоже разглядывала. Надо было как-то побороть стеснительность и неловкость, задать те вопросы, которые я уже сформулировала и несколько раз мысленно отрепетировала их произношение. Но язык от волнения то ли онемел, то ли, наоборот, чересчур расслабился, и я не могла решиться задать вопрос ровно до тех пор, пока за спальней Сиэля не захлопнулась дверь. — Себстян, кда им едьём… Идём? — Юный господин сказал мне, что вы не можете найти своё рабочее место…       Я кое-как разбираю, о чём он мне говорит, но, Богом клянусь, этот чёрт ехидничает! Нашёл, блин, время и место, Бог поддёвок.       Мы ещё какое-то время тихо шли по коридору. У меня в голове крутилось множество вопросов — почему я жива, какой зал, какой бал? Что такое этот ваш «бал»? Почему все делают вид, будто я профи английского и ничего мне не объясняют, не показывают? Или я сама должна обо всём догадаться? Мне так хотелось обо всём этом допросить Себастьяна, но в глотке снова не нашлось воздуха. Я умоляюще смотрела на него, надеясь, что он сам начнёт мне рассказывать какую-нибудь нужную мне информацию.       Молчал. Псина. — Э-э-э-э…       Даже не смотрел — А… А…       Я даже не заметила, как опустила взгляд на свои руки. Пальцы всё сплетались и расплетались. С каждым разом они создавали всё более причудливые узоры, сплетались в странные рисунки, и медленно, но верно начали всё больше походить на обычную переделанную фигу… — А-а-а-а… А что такое, — «тебя не съедят, не съедят, не съедят, это просто вопрос, он тебя не съест…», — А что такое бал… Это что?       Шаг почему-то немного замедлился. Впрочем, может, мне из-за напряжения в разговоре так кажется. — Я не думаю, что Вы поймёте хоть что-то, даже если я начну объяснять такие простые вещи.       Переборщил с грубостью. Я стиснула зубы и от порыва сказать что-нибудь колкое и злобное в ответ остановилась и глубоко вздохнула и выдохнула. Урод! — Ну вы хоть бы попробовали! — прикрикнула я на русском, злобно топнула ногой и на пару секунд отвернулась. Затем снова оглянулась на Себастьяна — он терпеливо ждал непонятно чего. — Попытайтесь!       Себастьян тяжело вздохнул. Ну да, ну да, я тупой человек, мало того, ещё и скучный и пугливый, и ненужный никому, а меня ещё и опекать надо, объяснять что-то там. Ух-х, глупая взбалмошная «юная леди»! — Прежде всего вам следовало бы выучить английский язык…       Я даже дослушивать не стала — только глупо улыбнулась и с иронией спросила: — Что? Я не понимаю.       Он долго-долго смотрел на меня, словно думал о чём-то. Я немного напряглась — вдруг он начал лагать, и сейчас линию его поведения сломает, и он просто сожрёт меня? Или меня наконец выкинет из мира?       Вместо этого он снова открыл рот: — Сегодня после ужина приходите в библиотеку.       Что? Зачем?       ЧЕГО ОН ХОЧЕТ?       Мы встали прямо у двери.       Мне страшно. Для чего мне туда идти? — Зачем?       Он ушёл. Я сглотнула ком в горле, огляделась по сторонам — никого. Испарился.       Стук сердца отдавал мне в уши и горло, заставляя морщиться от неприятных ощущений. Я зашла в комнату и присела на маленький диванчик — даже несмотря на пустоту в голове, мне надо было всё осознать.       Что им всем от меня надо?