Trinitas

      Иса не сразу привык к необычной, особой близости между ними. Каждый раз, появляясь перед Сином с открытым лицом, он переживал, словно впервые. Только многочисленные встречи и неизменное спокойствие помогли постепенно свыкнуться с ощущениями и забыть о страхе. Когда Син в очередной раз постучал в дверь, Иса впустил его без малейшего промедления, даже не отрываясь от утренних занятий. Омега застелил постель, запахнул верхний халат и принялся прочесывать гребнем не до конца высохшие волосы. Теперь он не мог скрыть за тканью неряшливость, ведь перед Сином хотелось выглядеть ухоженным и здоровым.       — Как тебе спалось? — кочевник прошел внутрь помещения и опустился на тахту недалеко от входа. — Ночь была холодная.       — Действительно холодная. Я насквозь промерз.       Иса поднял на Сина непозволительно долгий и красноречивый взгляд. Как не хватало этой ночью рядом тепла чужого тела, жарких объятий, успокаивающих слов. Омега до последнего терпел холод и, совсем доведя себя до дрожи, таки достал из шкафа одеяло. Укрывшись им до шеи, целитель смог согреться, но это тепло стоило ему душевного спокойствия. Провалившись в сон, он потерялся в черной ткани, словно мошка в липкой паутине. Как бы он не старался вырваться, как бы ни пытался выпутаться, с каждым разом лишь больше погружался в темноту. Казалось, ткань обвилась вокруг горла, стянула грудь и собиралась вырвать из горла последний вздох. С этим же громким вздохом Иса проснулся, выпутался из одеяла и отбросил его в сторону. Омега никогда не любил укрываться по ночам, ведь стоило закрыть глаза, как ткань начинала завивать его в кокон. Оттого оставалось лишь замерзать, простывать и заболевать. Но просить Сина лечь рядом и обнять Иса даже не думал. Для них обоих это было слишком интимно.       Омега опустился на тахту рядом с Сином, прочесывая гребнем холодные, влажные волосы.       — Тебе нужно согреться, выпить горячий чай, — предложил бета, — слуги наверное уже приготовили завтрак.       — Можешь отправиться первым, а я приду позже. Пусть волосы немного просохнут — не хочу, чтобы платок промок.       Син уходить вовсе не собирался. Он оперся на спинку тахты и замер взглядом на волосах, ниспавших на подушки.       — Они у тебя красивые.       Иса сжал гребень, задумчиво тронул прядь и позволил ей опасть.       — У прямых волос нет характера. Они не отличаются день ото дня, лежат безвольно на плечах, тяжелят голову. Теперь… они не отражают то, какой я человек.       — Пусть они и не скачут в разные стороны, зато по своему желанию ловят лучи и блестят, как водная гладь, — воспротивился Синан.       Иса взглянул на него с усмешкой и игриво ответил:       — Может ты и прав.       Пускай слова беты и порадовали Ису, весь день его не покидали нагрянувшие утром мысли. Раньше он не уделял особого внимания волосам, ведь видел их разве что перед сном. Теперь же омега намерено всматривался в черные пряди, струящиеся по плечам. В них не было ничего плохого, но и хорошего не находилось. Иса изменился внутренне, но внешне оставался все тем же омегой из Науфаля и оттого каждый взгляд на свое отражение отправлял в неприятные воспоминания. Тот Иса не мог попасть в Джафар, пересечь пустыню, заиметь хороших товарищей, поэтому знакомый образ в новых обстоятельствах выглядел так чужеродно. Раньше целитель и предположить не мог, что с волосами можно что-то сделать. Теперь же в голове появлялись вопросы: «Как джафарские омеги укорачивают волосы»? Должно быть, просто подстригают, как стебли цветов?       Остановив в коридоре Фируза, Иса попросил бету принести ножницы, и слуга, немного этим удивленный, отправился выполнять приказ. Позже, вручая омеге предмет, бета неловко предупредил:       — Осторожно, они острые.       Фируз, должно быть, считал, что Иса ни разу не держал в руках инструментов, вот только раньше целителю приходилось множество раз разрезать бинты и ткани для перевязывания ран. Омега взглянул на наточенные лезвия и посчитал, что те легко справятся с его волосами. Строя перед зеркалом в собственной спальне Иса, не особо задумываясь, прихватил ножницами пряди чуть ниже середины шеи и рассек нити. Одним махом, как хотелось, все отрезать не получилось, поэтому пришлось медленно, по локону, срезать береженые с детства волосы. Занятие погружало в странное состояние абсолютного спокойствия. Избавляться от части себя было не больно и не страшно, а даже немного приятно. Должно быть, с такими же ощущениями змея сбрасывает старую кожу, чтобы не ее месте засияла новая.       Когда на пол опал последний локон, Иса взглянул на незнакомца в отражении с интересом и долей страха. Он совсем не был похож на себя прежнего: изменилось лицо и осанка, шире стали плечи и длиннее шея. Целитель и не думал, что может выглядеть иначе: словно дикарь из пустыни, словно враг из Джафара.       Омега тряхнул головой и волосы свободно разметались по сторонам, не цепляясь за плечи, не замирая за спиной. Пряди лезли в лицо, не терпели, когда их заправляли за уши, и Ису уже начинал раздражать такой скверный нрав, но куда больше радовало в принципе его наличие. Омега любя взъерошил непокорные волосы и поспешил найти платок, чтобы поскорее отыскать Синана и похвастаться своей проделкой.       Ближе к вечеру, когда отступила дневная жара, целитель отправился в сад и прихватил с собой книгу. Иса еще сам не до конца исследовал выделенную ему территорию, поэтому с интересом прогуливался по натянутым над водой тропинкам, высматривая укромное местечко. На одном из островков такое нашлось: в тени раскидистых ветвей ивы, позади завесы из лоз. У корней находился низкий стол и несколько подушек, скрытых под непромокаемой тканью. Иса разложил их на траве, устроился поудобнее и, под пение птиц и переливы ручьев, погрузился в чтение. Руководство рассказывало о самой простой бытовой магии, но даже она давалась омеге нелегко. Оставалось лишь много тренироваться в попытке улучшить свои скромные навыки.       В тишине сада отчетливо слышались любые звуки, поэтому Иса быстро заметил скрип деревянных натяжных тропинок и плеск волн, расходящихся от них. Кто-то шел мимо и Иса насторожился, высматривая силуэт из занавесы ветвей. Анкаа прогуливался по саду, осматривал территорию и чудом заметил замершего в своем укрытии Ису. Бета раздвинул лозы и заглянул внутрь, игриво сощурившись:       — От кого-то прячешься? — в ответ омега промолчал. Кочевник хмыкнул, перешагнуть на островок и опустился рядом на траву. — Или может ждешь Странника, чтобы уединиться в этом укромном уголке?       — Я просто хотел почитать в одиночестве, но это, похоже, мне не удастся, — съязвил Иса и вскинул на бету грозный взгляд.       — На Странника ты бы так строго не глядел, — усмехнулся Анкаа и добавил, лишенным эмоций голосом: — Конечно, он же теперь твоя диада.       Иса приподнял бровь, спросил с долей удивления:       — С чего это?       — В тот день, вернувшись из храма, ты уволок Странника в спальню, а теперь ходишь с ним рядышком, смущаешься и улыбаешься.       — Страшно представить, что ты себе надумал, — покачал головой Иса. Он оперся спиной о ствол дерева и сложил руки на груди, стараясь расслабиться. Анкаа неожиданно притих, задумался о чем-то и, скосив на Ису взгляд, спросил несмело:       — Он снял перед тобой платок?       — Я снял перед ним платок.       — И что это значит? — нахмурился бета.       — Мы стали очень близкими друзьями, — с теплом произнес Иса. Он замер взглядом на сияющих переливах воды, усмехнулся сам себе и озвучил тихо: — Семьей.       Анкаа сощурился как-то печально, всматриваясь в плавно раскачивающиеся лозы и скачущих по ветвям птиц. Иса скосил на него взгляд, желая узнать, о чем задумался этот обычно легкомысленный бета. Наверно, только в молитве целитель видел его таким тихим и вдумчивым. Направляя глаза к земле, расслаблено опуская ресницы и глядя словно вглубь своих мыслей, его образ становился странно умиротворяющим.       Анкаа резко отклонился назад, оперся о ствол дерева и обернулся к Исе с прищуром:       — Я ведь тоже этого хотел, — бета пожал плечами и выдохнул протяжно. — Но как бы ни старался, Странник во всем был лучше.       Иса отстранился, бросил непонимающий взгляд, нахмурился и произнес недоверчиво:       — Я думал, что ты меня недолюбливаешь.       — Вовсе нет, — ответил Анкаа, не сводя с омеги пристального взгляда. Иса сощурился, будто это могло помочь ему разглядеть ложь в лице напротив.       — Тогда зачем пугал и трогал без спроса?       — Я просто хотел стать ближе, — Анкаа отвел взгляд и, будто случайно поправил платок, все больше прикрывая лицо. Смущаясь? — Заводил разговоры, чтобы лучше тебя узнать, танцевал, чтобы развлечь, трогал, чтобы однажды ты привык к моим прикосновениям.       — Ты делал все совершенно неправильно, — вздохнул Иса.       — Это так несправедливо, — с улыбкой произнес Анкаа. — Тогда, у стен Науфаля, ты бежал в мои объятия, словно выбрав из тысячи солдат одного, а я ждал, чтобы тебя подхватить. Но на этом моя удача закончилась, — бета прикрыл глаза и озвучил протяжно, печально, нараспев: — Мы перестали друг друга понимать.       Иса припомнил, как бежал тогда навстречу армии и думал, что избранный им из тысяч солдат убьет его в тот же миг. В страхе, он и не понял, что на самом деле попал в объятия. Тот момент запомнился мрачным и пугающим, опасным: незнакомец, схвативший его так резко, мог причинить вред. Неприятные ощущения сплелись с образом Анкаа, с его взглядом, голосом, кулоном на шее. То, что именно он оказался первым солдатом в джафарской армии, которого Иса встретил, стало для них удивительной удачей и в то же время проклятием. Может быть, случись первое знакомство иначе, отношения бы сложились гораздо лучше?       Все-таки Иса не видел в Анкаа врага, не хотел отдалятся и имел силы попытаться все изменить.       — Хочешь попробовать сначала? — предложил целитель. — Я забуду все плохое, но и ты пообещай, что не обидишь снова.       Анкаа сперва взглянул с удивлением, но затем благодарно сощурился. От того, как засияли радостью его глаза, сердце Исы замерло и после забилось часто-часто.       — Обещаю, — радостно прощебетал бета. От одного взгляда на такого Анкаа на душе становилось веселее. Омега склонил голову на бок, заглянул в глаза бете и протянул ладонь, представляясь заново:       — Меня зовут Иса.       Бета аккуратно протянул руку и дождался, когда омега прикоснется первым. Только тогда, от волнения поглаживая ладонь Исы, он произнес:       — Зайтуна.       Целитель улыбнулся ему, не спеша разрывать рукопожатие. Он оттягивал этот момент, рассматривая образ напротив: синие одежды, прищур зеленых глаз, камень на шее. Мир пошатнулся и Иса от страха только сильнее сжал ладонь кочевника, но удержать не смог — реальность стала растворяться, словно туман от порыва пустынного ветра. Ладонь сжалась в кулак и от живого тепла тела Зайту осталось лишь воспоминание. Подняв взгляд, целитель не увидел ни сада, ни ветвей ивы, ни джафарских озер. Только Змеиная Пустошь пролегла впереди бесконечным песчаным простором.       Сейчас родная пустыня навевала тоску, ведь так до боли хотелось вернуться в те джафарские сады, где Ису ожидал живой Зайту и еще не сломленный смертью друга Син. Иса вздохнул, опустил ослабшую ладонь и отступил, постепенно возвращаясь на улицы города. Пустыню скрыл проем ворот, засушливый воздух остался за стеной, как и внезапно навеянные воспоминания.       Иса неспеша возвращался в дом, стараясь понять по расположению солнц на небе, сколько же времени прошло с его ухода. Когда он шагнул внутрь прохладных помещений небо за окном покрылось алыми облаками, которые с каждым мгновением лишь больше темнели, предвещая скорый вечер. В доме было тихо, ведь наступило время ужина и все наверняка собрались в зале. Есть Исе совершенно не хотелось, поэтому он решил сразу отправиться в спальню и мимоходом заглянуть к Сину, на всякий случай. Сперва омега занес руку над поверхностью двери, но сразу опустил — вдруг кочевник до сих пор спит. Сейчас ему лучше как можно дольше оставаться во снах, в спокойном беспамятстве и как можно позже вернуться в тревожную реальность. Иса тихо приоткрыл дверь и заглянул внутрь, где взгляд сразу зацепился за образы Наиля и Аскара: они готовились ко сну, шепотом переговаривались и, кажется, не сразу заметили чужое присутствие. Взглянув в сторону двери, Наиль вздрогнул от неожиданности, но, узнав товарища, улыбнулся и тихо направился навстречу. Выйдя в коридор, омега по привычке шепотом произнес:       — Син так долго спит, почти весь день. Меня это начинает волновать.       Иса и сам из-за этого тревожился, но виду не подал:       — Он сильно за тебя переживал, наверняка ночь не спал. Сейчас Сину нужно хорошо отдохнуть, поэтому постарайтесь не разбудить.       Наиль прикрыл глаза и протяжно выдохнул, хмурясь.       — Я не хотел, чтобы он так мучился из-за меня.       — Сину плохо, когда плохо его близким, этого не изменить. Если тебе станет легче — он тоже повеселеет, — Иса положил ладонь на плечо омеги и тот откликнулся на прикосновение, подняв на целителя доверчивый взгляд. — Так что иди, ляг спать пораньше.       — Ты прав, — вздохнул Наиль и, пожелав хороших снов, исчез за дверью.       Иса еще какое-то время оставался в коридоре, не в силах справиться с тревогой, и, только когда едва слышный шепот окончательно стих, решил пойти отдохнуть. Мысли о кулоне, о Зайту, о видениях Сина легли на плечи тяжелым грузом, который невыносимо было нести в одиночку, но и разделить оказалось не с кем.       Словно от грома перед бурей содрогнулся воздух: вперед вылетели стрелы и вонзились в землю подобно острым иглам. Син согнулся, сжался, стараясь спрятаться под щитом, но не надеясь на спасение. Впереди сеть, позади стена, над головами стрелы, а под ногами — озера крови. Словно в бреду одно за другим виделись лица, когда-то живые и теперь искаженные болью. В ушах звенели крики, доводили до головной боли, мерещились со всех сторон и из собственных уст. Сердце разрывалось от страданий, дрожало в груди, желая наконец-то остановиться и прервать бесконечное мучение. Враги заносили над головой клинки, опускали со свистом и поднимали в воздух красные брызги. Над Навалем повис алый туман — не успевающая опасть на землю кровь джафарцев. Син вдыхал ее и холодел изнутри от запаха повисшей в воздухе смерти. В ушах звучал бой барабанов, подгоняя сердце биться быстрее. Перед взором мелькали улицы, дома, поля, сады, каменная кладка стены и наконец чистый горизонт пустыни. Син видел его так, словно был маленькой песчинкой под ногами странников. Бета прикрыл мокрые от слез веки, выдохнул с протяжным стоном, задрожал от минувшего страха. Открыв глаза, Син сквозь туман разглядел рядом товарища, его знакомый взгляд и россыпь темных кос. Чистый образ Зайту, мечты и обещания покрывались красными, грязными разводами. Яркая зелень глаз увядала с каждым уходящим мгновением. Все темнее, темнее и темнее становился родной взгляд. Все краснее, краснее и краснее песок.       Син резко проснулся, не сдержав вскрик, но тут же стиснул губы, дрожа всем телом и обливаясь холодным потом. Он зажал рот рукой и испуганно осмотрел место, в котором оказался — все та же спальня, темная от наступившего полумрака ночи. Помниться, засыпал он в присутствии Исы, но теперь рядом в обнимку лежали Аскар и Наиль, мирно посапывая. Они были самим воплощением мира, спокойствия, светлых чувств, поэтому находиться рядом было так невыносимо. Син ощущал, как трясется тело, как по щекам катятся слезы, а с губ срываются сдавленные всхлипы. Страх с каждым мгновением лишь нарастал, вокруг сгущалась тьма, а он сам был готов вот-вот сойти с ума. Нельзя, чтобы это увидели Аскар и Наиль — нельзя их потревожить.       Син на дрожащих ногах поднялся с ковра и тут же вырвался в коридор, чувствуя, как все ближе подступает его самый страшный кошмар. Оперившись на стену, он оглянулся, не зная куда себя деть, где спрятаться. Из темноты коридоров слышались крики и вой солдат, грохотали шаги и звенели клинки. Син стиснул ладони и в одной из них почувствовал твердость заберзата. С трудом разжав пальцы, кочевник взглянул на зеленый камень, который утопал в окружившей бету темноте. Из глаз против воли полились слезы, дыхание стало частым и неконтролируемым. Когда разум не мог вынести всех болезненных чувств ноги сорвались с места и понесли Сина по коридорам. Надо бежать как можно быстрее, как можно дальше, чтобы кошмары прошлого его не догнали.       Все внутри болело и разрывалось, голову наполняли всплывшие из глубин воспоминания, которые Син так долго подавлял. Теперь они были везде, в каждом темном уголке, в каждом случайном звуке, даже в проходящем мимо Хайри Син не мог разглядеть живого человека. Прошлое поглощало бету все больше, гналось за ним следом когтистыми тенями ветвей, неумолимо приближалось, как бы Син не старался спастись. Словно в бреду он метался по коридорам, пока не ударился в выросшую перед ним стену и скатился по ней на пол. Син задыхался от страха, дрожал, умолял не мучить и от безысходности старался сжаться до размера песчинки. Тьма, преследовавшая его, предстала черным силуэтом, склонилась, закрыла от света и протянула руки. Тогда с уст сорвался крик и Син исчез в темноте сомкнувшихся век.