Книга Химеры

      Сознание возвращалось поэтапно. Даже не сознание, а осознание происходящего. Ведь бывает так, когда слушаешь, но не слышишь, смотришь, но не видишь, подносишь руку к огню — и не чувствуешь боли.       Просто на какой-то момент Рика поняла, что сидит на коленях и тупо рассматривает свои ладони, покрытые чужой кровью, и валяющийся рядом кинжал из адамантия. Она не падала в обморок, не закатывала истерик, не отключалась от всего, что происходило вокруг, — просто организм не допускал всего этого до психики.       А рядом лежало мёртвое тело. Тот первый, кого она убила. И на лице его застыла кровавая улыбка, полная облегчения и торжества. А чуть поодаль, безвольно обмякнув и свесив голову на сломанной шее, сидел в инвалидном кресле тот, кого убил убитый ею.       Слёз не было. Было странное онемение, которое она осознала после возвращения зрения: как будто всё тело затекло до такой степени, что стало ватным, и вот-вот его будет колоть иголочками — как бывает, когда отсидишь ногу или отлежишь руку. Ощущение было настолько сильным, что казалось, будто онемели даже протезы…       На плечо ей легла тяжёлая рука, и только тут Рика поняла, что тот шум, который воспринимали её слуховые рецепторы, был звуком шагов Брюса Уэйна. Он крепко сжал ладонь, но у Химеры пока не получилось ни повернуть голову, ни что-то сказать: мышцы не слушались.       Чуть со стороны раздался шорох иных шагов — более лёгких, более стелющихся.       Джокер.       — Венди…       И снова она не смогла откликнуться.       Над ухом раздался ровный голос Брюса.       — Её надо будет проводить в домик. Сама не дойдёт. Меня впустят, если я понесу её?       — Впустят, моим словом. Но Брюс, это же пи…       — Я бы велел тебе вымыть рот с мылом за такое выражение, если бы оно не настолько подходило всей ситуации, — спокойно перебил его Бэтмен, заглушая нецензурный финал восклицания. — Это именно он. Но вышло, как вышло. И я был не вправе мешать. В конце концов… с какой-то точки зрения это действительно был её отец. И её дело.       Джокер издал невесёлый кряхтящий смешок.       — А что… Если я вызову тебя на поединок до смерти, ты тоже скажешь, что это моё дело? И согласишься умереть, если я выиграю?       — Конечно. — В голосе Бэтмена не прозвучало ни грана удивления — и именно этот ровный, спокойный, бесстрастный голос казался наиболее искренним в этот момент. Любое иное проявление чувств, даже на йоту, выглядело бы наигранным. — Но только после того, как мы закончим дело. Заранее погибать нам нельзя.       — Даже мне? — И под внешним ехидством этого вопроса Рика внезапно услышала боль и тоску.       — И тебе тоже. — И перефразированный ответ, ставший из неправильного правильным, прозвучал в унисон с тем, как Бэтмен поднял девочку на руки. — Идём, Джокер.       — Кажется, мне перестаёт нравиться это имя, — на грани слышимости, себе под нос пробормотал тот, пристраиваясь рядом и приноравливаясь к шагу Брюса. И уже громче спросил: — А что там с Мышью? В смысле… с Джин.       — Ничего фатального, мне уже доложили по связи. Просто крайняя степень перенапряжения. Никакого кровоизлияния, никакого отказа органов. Да и профессор… Чарльз бы почувствовал, если бы ей грозило что-то серьёзное. Она уже неоднократно теряла сознание от болевого шока, мы знаем, что делать. Укрепляющие витаминные коктейли, акупунктура, определённая звуковая терапия, воздействующая на мозг… С ней всё будет в порядке.       Джокер как-то странно хрюкнул, а Рика так и не смогла понять, для кого это всё говорилось: для него — или для неё.       Лежать на руках у Бэтмена оказалось невероятно уютно. Мерный шаг его успокаивал, а твёрдая броня под щекой и виском ни в коем случае не мешала, наоборот, казалась надёжной опорой. Рика закрыла глаза и попыталась расслабиться — не телом, тело и так обмякло, но разумом. Вопреки её подозрениям, лица убитых не встали перед её внутренним взором. И вообще ничего не встало. В мыслях было пусто. А в сердце… В сердце разверзлось то самое великое ничто, та пропасть, через которую она когда-то шла во время испытания Дерека Уэйна — давным-давно, в другой жизни, в британской школе для одарённых подростков. И на сей раз тем мостом, что резал ей уже не ноги, а душу, было в чём-то трусливое и эгоистичное, но при этом удерживающее её на кромке этой пропасти понимание: где-то там, в её мире, другие, гораздо более родные Ксавье и Логан живы и целы, далеко не так стары, в здравом уме и твёрдой памяти.       Мост… Перспектива. Всё дело в перспективе. Мне надо его перевернуть. Да, я убила. И видела, как убил он. По просьбе. С разрешения. Прекращая страдания. Фактически — это была эвтаназия. А я… А мне больно. Это нормально. Это правильно. Как и должно быть, когда кто-то лишается жизни. Когда кого-то лишаешь жизни ты. Но я справлюсь. Я должна. Я поплачу. Потом. Но пока на это нет времени. Я обязана перевернуть кромку моста. По плоской поверхности гораздо проще идти дальше…       Наверное, она всё-таки потеряла сознание. Потому что когда кромка перевернулась и Рика открыла глаза, то она обнаружила себя на своей койке в скрытом домике странных детей. Брюс Уэйн, всё ещё в доспехах и плаще, без шлема, сидел рядом и смотрел на неё, и в уголках его глаз крылась тревога. А из угла, где сгрудились дети, доносились обрывки фраз: судя по всему, Джокер уже рассказал им о случившемся, и сейчас они что-то обсуждали.       Заметив, что Рика пошевелилась, Бэтмен подался вперёд.       — Со мной всё в порядке, — поспешила отозваться она.       Голос её был хриплым, но на удивление твёрдым и сильным. И когда Рика попыталась сесть, ей это удалось без особого труда.       Вопрос вырвался сам собой:       — Я — чудовище, да?       Брюс внимательно посмотрел ей в глаза. И Химера поняла, что уточнять ничего не нужно: причина вопроса была ему ясна, и крылась она отнюдь не в том, что одна девочка так или иначе стала убийцей.       — Не больше, чем я, — наконец ответил Бэтмен. — Или Логан. Или Чарльз. Или любой из моих воспитанников. Не больше, Химера. — Он протянул руку и с неловкой, грубой нежностью закованного в броню рыцаря коснулся ладонью её щеки. — Но ты ещё очень маленькое чудовище. Очень доброе и храброе. Маленький искренний зверёк. И не смей забывать об этом.       «Логан назвал бы тебя маленьким чудовищем…» — всплыли в памяти слова её приёмного — а теперь уже и не совсем приёмного отца, если брать в расчёт межмировую генетику. И не понять, какой тон: шутливо-серьёзный или серьёзно-шутливый…       Подошли остальные. Айви тут же залезла с ногами на койку и поставила на одеяло маленький горшок с цветком. От цветка поплыл аромат, успокаивающий нервы и проясняющий сознание, а мелкая егоза незамедлительно сцапала Рику за руку. И именно сейчас стало видно, насколько нежно-зелёным оттенком стала отливать её кожа.       — У нас есть что сказать, — откашлялся Джокер.       — Во-первых, мы рады, что с тобой всё в порядке, Венди, — мягко улыбнулся Бесцветный, не перебивая, но будто продолжая фразу товарища.       — Во-вторых, — точно так же подхватил Джокер, — мы посовещались и решили. Пусть Мышь… в смысле, Джин — вернётся. Ей и так сейчас хреново, чтобы переживать ещё и наш бойкот.       — Она поступила неправильно, — упрямо сжала губы Айви. — Но уже наверняка поняла, как не надо делать.       — И мы все прекрасно понимаем, почему, для кого и что она сделала, — отозвался Загадочник с блуждающей улыбкой на губах.       Джокер потёр лоб — как будто с досадой на собственное мягкосердечие — и подвёл итог:       — Мы её прощаем. Пусть снова живёт с нами, если хочет.       У Рики вырвался невнятный горловой звук, но она тут же сделала вид, что поперхнулась и закашлялась. Брюс внимательно посмотрел на неё, потом обвёл взглядом детей и встал.       — Я ей передам. Спасибо. А теперь я вас оставлю. Кажется, вам есть что обсудить — и мне не следует в это лезть. Верно?       И, не дожидаясь ответа на явно риторический вопрос, Бэтмен кивнул собравшимся и зашагал к двери. Его не останавливали, но впервые за всё время знакомства с детьми Рика прочла на их лицах, обращённых ему вслед, нечто, похожее на уважение.       А потом все взгляды сошлись на ней.       — Похоже, твой первый выход на Дорогу принёс тебе встречи куда интереснее, чем я думал, — проскрипел Колёсник, подъезжая ближе к койке. — Расскажи нам сказку, Венди. А мы послушаем.       

***

      И снова была ночь. И снова Дорога — лесом и полем, полем и лесом, и луна смеялась, подмигивая нагревшемуся за день асфальту. Но никаких тварей на сей раз — и только два огонька ровно мерцали над двумя же высокими белыми свечами. Рика отпустила чужую руку, свесив босые ступни с кровати, вновь почувствовала кожей ровное дорожное полотно и тихонько засмеялась. Джин перегнулась посмотреть, чему она радуется, и ахнула, увидев живые ноги.       Химера встала, от души потянулась, впитывая всей собой живущую в ней силу, и снова протянула девушке руку.       — Идём скорей. Колёсник сказал, что бар непременно появится.       Колёсник вообще очень много всего говорил, когда Рика рассказала ему о своей вылазке на Дорогу. И очень взрослым матом в том числе, в больших количествах. Но кто такой Улле — так и не сказал. Буркнул только, что карлик сам раскроется, если пожелает. И в тот же вечер, когда Самая Долгая Ночь снова пришла в домик, — буквально сразу же, как Джин снова поселилась вместе с остальными, — уложил их обеих на одну койку и объяснил, что делать.       В общем-то, инструкции были просты и состояли только из двух пунктов: держаться за руки, когда засыпаешь («и пока идёте — тоже неплохо бы, вот на обратном пути уже необязательно»), и мысленно повторять просьбу к Улле о встрече. И всё получилось, даже идти долго не пришлось. Уже где-то через милю Химера углядела знакомое здание с байками у коновязи.       Бармен Стэн никуда не делся: он стоял за стойкой и, как на роду всем барменам и написано, протирал чистым полотенцем здоровенную пивную кружку. Компания байкеров в углу была уже другая, их было больше — да и в целом народу в баре прибавилось, были заняты четыре столика — одиночками и парами.       Джин нерешительно остановилась на пороге, но Рика нетерпеливо потянула её за руку к стойке. Увидев гостий, Стэн просиял:       — Привет, Химера! И сама пришла, и подругу привела. Тебе как в прошлый раз?       — Потом! — Рика поспешно скосила глаза на оплывшие свечи на стойке, тычком в бок напомнив Джин сделать то же самое. — Он на месте? Нам к нему! Он сказал, что если Джин простят её товарищи…       — Тц-тц-тц! — Бармен шутливо вскинул руки, выставляя их перед собой в защитном жесте. — Не шустри, егоза. Он — на месте, куда бы он делся. Но ты бы хоть перестала так на месте подпрыгивать. Подобные дела в спешке да суете не делаются.       — Пожалуйста, Стэн… — болезненно улыбнулась Химера, действительно чуть ли не приплясывая на месте. — Мне сейчас жизненно необходимо что-нибудь исправить и кому-нибудь помочь!       — У-у-у… — только и протянул бармен, заглянув ей в глаза, и тут же достал из-под стойки две высокие узкие рюмки, похожие на пробирки, заполненные какой-то тягучей серебристой жидкостью.       Жидкость оказалась вовсе не ртутью, как в шутку предположила Рика, хотя и проскользнула в пищевод в два глотка двумя шариками. Вкус свежей и холодной родниковой воды почему-то вызвал покалывание и щекотание кожи за ушами — и нездоровое возбуждение схлынуло, возвращая на место благоразумие в ореоле светлой печали. Рика виновато улыбнулась Стэну, а Джин, проглотившая свою порцию и тоже заметно успокоившаяся, положила на стойку две монетки.       — Не за что, — махнул рукой Стэн. — Потом подходи, Химера, поговорим по душам. А сейчас — вам к нему, он ждёт.       Карлик Улле на сей раз предстал перед ними в образе добропорядочного горожанина, а то и богатого лавочника из какого-нибудь мирного городка, слегка подзастрявшего во времени. Бархатный камзол сменился на жёлтую хлопчатую рубаху и искусно расшитый кожаный жилет, а штанишки с буфами — на обрезанные чуть ниже колена, тёмно-зелёные свободные бриджи. Рика про себя решила, что если бы не полосатые чулки и не башмаки с пряжками, то Улле сейчас был бы похож на раскачавшего плечи хоббита. Он благодушно пыхал небольшой пеньковой трубочкой, сцепив ладошки на животе и поигрывая большими пальцами, и дым из трубки, уходивший куда-то под стропила, отливал в полумраке диванного закутка цветом изумруда.       — А, — зажав чубук в зубах, сощурился карлик. — Пришла-таки. И привела. Ну что ж, Джин Грэй… Сперва поговорим с тобой. Садись. И ты садись, Химера, в ногах правды нет. Угощения не требую, у нас сейчас о делах речь пойдёт.       Джин отвесила карлику вежливый полупоклон и присела на краешек дивана. Собой она владела превосходно, и только тонкий запах пота подсказывал Химере, как девушка робеет перед тем, кто так изуродовал её дар и её жизнь.       Карлик с интересом осмотрел Джин с ног до головы, потом выбил трубку об колено и ничтоже сумняшеся выкинул куда-то за плечо. И даже острый слух Химеры не уловил стука, с которым она должна была упасть на пол. Потом Улле хлопнул себя ладонями по ляжкам и с важным видом вопросил, надувая щёки:       — Ну-с, и что же ты мне скажешь, Джин Грэй? Товарищи-то твои тебя простили, как я вижу… иначе бы ты вдвоём с Химерой не пришла. Но поняла ли ты, за что тебе было такое наказание?       Джин сперва потупилась, но потом снова подняла на карлика взгляд и решительно кивнула.       — Я предала доверие тех, кто принял и полюбил меня, — тихо, но твёрдо проговорила она. — И нарушила обещание, которое с меня взяли здесь.       — Та-ак! — довольно кивнул Улле, потирая руки. — Предательница и клятвопреступница, так и запишем. Хорошо, что не отпираешься и признаёшь, это я люблю, это я уважаю. А чего же ты хочешь сейчас от меня, Джин Грэй? Чтобы я отменил своё наказание, потому что ты… что? Извинилась? Изменилась? Исправилась и больше так не будешь?       И без того бледное лицо Джин побледнело ещё больше, она закусила губу и отрицательно покачала головой.       — У меня к тебе всего одна просьба, Улле. Я не хочу, чтобы из-за моей глупости и неприглядных поступков страдали другие. Я согласна терпеть ту боль, которой ты меня наградил. Лишь бы она не распространялась на тех, к кому я применяю свой дар. Пусть им не будет больно. А я… я справлюсь.       Рика вздрогнула и крепче сжала в руке свечу, смотря на Джин округлившимися глазами. Так… так вроде бы и правильно, но…       — Пум-пум-пум-м, — пропыхтел карлик, барабаня пальцами по пряжке ремня. — Какие речи, какие речи… Какое самопожертвование! Надеешься умаслить меня, улестить, чтобы сердце моё разложилось на плесень и липовый мёд, мы вместе возрыдали в обнимку и всё отменили? А-а-а?!       Последний возглас прозвучал на удивление визгливо, особенно по контрасту с обычным для Улле басом. Он ввинтился в уши Рике ржавым сверлом и унёсся под стропила — и, судя по тому, как поморщилась Джин, ей этот пытливый визг тоже приятности не добавил.       Карлик ещё несколько секунд буравил пронизывающим взглядом бледную телепатку — а потом обмяк, растёкся по диванчику и махнул рукой.       — Ай, ну нет, нет, нынешнее поколение героев — вы просто безнадёжны, мальчики и девочки… Сплошная искренность, куда ни кинь, куда ни плюнь! Может, поэтому я с вами так мягок?       Ничего себе мягок… — успело пронестись в голове у Химеры, и она поспешно затолкала эту мысль куда подальше, заработав после этого одобрительное подмигивание со стороны карлика.       — Мягок-мягок, — проворчал он, щёлкая пальцами. — Ну, как там у классика, раз уж мы опять о нём… Тебя прощают, не будут больше подавать платок, иди…       От щелчка над столом как будто прошлись волны, настолько полнилось мощью это внешне простое движение. Джин взметнулась, вскинулась с коротким стоном, прижимая пальцы к вискам, — и бессильно повалилась набок с закатившимися глазами. Рика было подпрыгнула на месте, но Улле остановил её властно-небрежным жестом.       — Оставь. Пусть спит. Или ты думала, что отмена наказания — это плёвое дело, тьфу, пушинка, снял и ничего не заметил? Ей сейчас снова привыкать жить без боли, стыда и страха, а лучше всего начинать это делать во сне. Не проснётся, когда вам будет пора обратно, — на руках понесёшь, ты у нас девочка сильная.       — Кто ты такой? — прошептала Рика, поневоле отползая чуть назад по диванчику.       Улле рассмеялся и зацокал языком.       — Я торгую в том числе и информацией, девочка! Все мои ответы оплачиваются. Ты уверена, что готова заплатить ту цену, которую я запрошу за такой вопрос?       Рика заморгала, ища слова, но ответить не успела. Со стороны раздался знакомый голос, вот только сейчас эти девчоночьи обертоны полнились неумолимо взрослыми интонациями:       — Перестань, Улле. Я же просила.       — Ну ладно, ладно, уж и пошутить нельзя! — примирительно поднял руки карлик, а Рика обернулась, и…       Перед ней, слегка касаясь одной рукой спинки диванчика, стояла Джанин. Всё в том же платьице, всё в тех же туфельках, в которых она провожала Химеру в другой мир от Готэмского залива. И её карие глаза всё так же смотрели чуть поверх и сквозь, но язычок пламени от свечи отражался в них, пусть она и не могла следить за ним взглядом.       Это была самая настоящая Джанин. Она безошибочно улыбнулась Рике, задержала незрячий взгляд на лежащей в обмороке Джин, к чему-то прислушалась и кивнула. А потом уселась напротив девочки.       — Скажи ей, Улле, — спокойно предложила она — даже не попросила, но предложила. — Химера уже должна начать понимать, что происходит. Пора.       Улле криво усмехнулся, посмотрел в лицо Рике — и та вздрогнула, когда его глаза сменили цвет, став вместо чёрного и зелёного золотыми, и это золото узкими щёлками прорезали вертикальные зрачки, будто кошачьи.       Нет. Не кошачьи. Змеиные.       Тень Улле снова поползла по стене, хоть на сей раз и без угрозы, бугрясь непонятными извивами и изгибами, но в дополнение к этому Химера увидела…       Мутный блеск чешуи. Брызги морской пены. Мощное, гибкое тело, гордое своей силой, сплетающее бесчисленные гигантские кольца. Жуткая пасть, полная острейших игольчатых зубов, такая большая, что могла бы проглотить целый корабль…       Видение схлынуло, тень ушла со стены, но запах соли и йода всё ещё реял в воздухе. Улле подмигнул Рике золотым глазом и с величавым достоинством, безо всяких суетных движений и шутовских трюков, поклонился.       — Меня зовут Йормунганд. Как у тебя со скандинавской мифологией, Химера?       — Не очень, — слабо прокашлялась та. — Но основы знаю. Разве Мировой Змей… ну… не должен опоясывать всю Землю? Плавать в Мировом океане? И что-то там ещё было про последнюю битву богов и чудовищ…       — Насчёт Рагнарёка можешь не переживать, — расхохотался карлик, придвинув к себе невесть откуда взявшуюся кружку пива. — Далеко не всё проходит так, как вы, смертные, пишете в своих сказочных сценариях. Ой как не всё!       Всё ещё пытаясь отойти от увиденного, Рика перевела взгляд на загадочно улыбающуюся Джанин.       — А ты? Тоже из этой сказки? Какая-то скандинавская богиня? Я плохо помню, но всё-таки, по-моему, слепым там был какой-то мужик, а не девочка…       Джанин заливисто рассмеялась в ответ на «какого-то мужика» и протянула руки через стол ладонями вверх, чуть скользя тыльной стороной кистей по деревянной поверхности.       — Нет, Рика. Со мной всё гораздо проще. Хочешь посмотреть?       Чуть поколебавшись, Рика сглотнула комок в горле и вложила пальцы в узкую девчачью ладошку. Она уже находилась в настолько изменённом состоянии сознания, что готова была увидеть что угодно, но…       Луна. Тёплое асфальтовое полотно. Тёмная громада леса вдоль одной обочины, пшеничные поля, увитые васильками, — вдоль другой, а дальше росистый луг…       Рика ахнула и отдёрнула руку, неверяще воззрившись на девочку.       Не может быть… Это слишком просто! И слишком невероятно…       — Ты… Дорога?       — Воплощение, — спокойно кивнула Джанин — и теперь уже Рика заметила, как тенью возникший из-за диванчика Стэн поставил перед ней чашку с дымящимся ароматным чаем. — Можно сказать, аватара. Я есть практически в каждом из миров, Рика Уэйн-Клейтон. И в каждом из них выделяюсь каким-нибудь физическим недостатком: глаза, руки, ноги, что-нибудь ещё… И в имени моём всегда присутствует буква J. Чаще всего — в начале. Но бывают и исключения.       — «Джей»… — машинально повторила Рика и тут же встрепенулась: — Но кто… что ты такое?! И при чём тут этот бар, и Йормунганд, и?..       — А ты ещё не поняла? — Девочка лукаво склонила голову набок, ловко помешивая чай в чашке серебряной ложечкой. — Дорога идёт сквозь все миры, связывая их в том числе и собою. Пространство грёз — ещё один способ путешествовать по граням Великого Кристалла, что есть Мультивселенная.       — А где ещё место Мировому Змею, как не на Дороге-меж-мирами? — с удовольствием подхватил Улле, вытирая с губ пивную пену. — Чем тебе не Мировой океан? Бар этот — мой, сижу я тут, информацией торгую, а гости сюда захаживают разновся-акие…       — Но… — Рика потрясла головой, сердясь на себя за свою же глупость, но не смогла не задать совершенно по-дурацки прозвучавший вопрос: — Но почему я?!       — Почему ты — что? — изогнул бровь карлик. — Почему именно тебя вкинули разруливать фатальные проблемы мира Хозяина? Я думал, ты это уже поняла, дочь Логана: потому что ты, как ни крути, стояла у одного из их истоков. Вернее, твои создатели, но тем не менее. Или почему мы, такие грозные, пафосные и важные, вот так запросто раскрываем тебе свои имена и свою суть? Или почему всё это вообще с тобой происходит? Ты — Избранный, Нео, у-у-у-у…       Он внезапно скорчил совершенно постную пафосную рожу и заводил руками в пародийных пассах. Рика невольно хихикнула.       — Вот! — Улле тут же наставительно воздел палец кверху. — Именно так и надо. Никто тебе сейчас не будет ничего объяснять всерьёз.       — Просто потому, что сейчас ты ничего не поймёшь, а если поймёшь — то испугаешься, а если не испугаешься — то всё равно эта информация будет для тебя слишком преждевременной, — пояснила Джанин. — Разве не так поступает второй твой отец?       — Сама поймёшь. Так’, — подытожил Улле с внезапным немецким акцентом, и его голос прозвучал настолько похоже на голос Курта, что Рика невольно вздрогнула. — Но не сейчас. И не всё сразу. Постепенно, потихоньку, полегоньку… — И тут он вдруг с интересом опёрся локтем о стол. — Ну что? Нам ждать бурных возмущений? Биения себя пяткой в грудь, зажигательных монологов, скандалов, истерик? Нехорошие древние и мудрые существа скрывают от маленькой несчастной девочки правду…       — Улле, не ёрничай. — Джанин ни на йоту не изменила тон, но карлик тут же заткнулся, обиженно пыхтя и фыркая, раздражённо болтая ножками.       Такое ощущение, что он чем-то недоволен… или я его чем-то бешу. Может, тем, что меня с детства кидали из мира в мир, а он сидит в этом баре, как приклеенный, и… не может выйти?!       Рика слишком поздно спохватилась, что Улле может прочитать её мысли, но заметила тонкую улыбку на губах Джанин и поняла, что именно сейчас волноваться об этом не стоит.       Значит, правда…       — Не будет истерик, — вздохнула Химера, невольно потирая виски. — И так голова пухнет. А если вы, древние и мудрые, не против, я сейчас пойду за стойку к Стэну, выпью и буду жаловаться на то, как убила собственного отца. Могу Джин там пристроить на табурет, если хотите.       — Оставь, — махнул рукой карлик, всё с той же внезапной переменчивостью настроений переходя на благодушный лад. Видимо, после фразы об убийстве отца… — Пусть лежит. Жрать не просит, и так сойдёт. Тебе её ещё домой волочить.       Кстати! Домой…       Рика уже начала вставать, как сообразила обратиться к Джанин:       — Скажи, а я… а домой мне как? Ты придёшь за мной или что?       Девочка опустила ресницы и покачала головой.       — Не будет нужды. Ты поймёшь. Потом. Так.       — Так’, — повторила Рика, тоже невольно копируя интонации любимого учителя литературы. — Почему мне кажется, что это слово сегодня ключевое?       — Не только сегодня, Химера, — подмигнула ей Джанин незрячим глазом, вводя тем самым Рику в оторопь — от сюра и неожиданной гармоничности сего действа. — Не только сегодня. Иди. С Джин всё будет хорошо. Верь мне.       — Да уж поверю… — проворчала Рика, направляясь к стойке, где Стэн уже активно колдовал над шейкером и высоким бокалом.       Если когда-нибудь моя психическая регенерация сломается и я от всех этих древних-мудрых с их замыслами сойду с ума… Ну, я надеюсь оказаться в хорошей компании! Не я первая, не я последняя… Так ведь, Джанин?       И еле слышный смешок Дороги был ответом её мыслям.