Сага о Невидимке

      Эммерик перешёл на сторону короля Ишахи в числе первых и быстро стал командиром собственного отряда. Он знал, что поменял одно зло на другое, но это мало волновало сорокалетнего мужчину.Этоткороль хотя бы не убил его сыновей, которых Эммерик ставил на ноги сам, без какой-либо помощи. Если бы мальчики погибли на поле боя, не было бы так обидно. Но Шивари сошёл с ума, посчитав, что двое солдат, выживших среди врагов, непременно являлись шпионами его брата, и повесил обоих. Командир по собственной воле сменил правителя, большой дом и должность директора школы на казармы и довольствовался простой пищей.       Эммерик понимал, что все эти люди, бегущие по улицам и пытающиеся спастись, не виноваты. Они платили кровью своей и своих родных за ошибки Шивари. Но и это мало волновало командира. Он безжалостно убивал тех, кто жил когда-то с ним по соседству, не ощущая внутри себя ничего, кроме пустоты. Хотя, отрубая очередному человеку часть тела и проведя кончиком языка по своим губам, чувствуя вкус крови, Эммерик заставлял боль затихнуть. Душа наполнялась светом, а затем этот свет гас, и всё повторялось. В такие минуты Эммерик вспоминал сыновей — людей, ради которых он когда-то жил, ради памяти о которых он теперь убивал. Ему отдали детей только тогда, когда их лица и шеи распухли, когда их вид стал пугать обитателей башни. Эммерик, похоронив сыновей, бросил горсть земли и на своё прошлое.       Проходя по улицам, командир нёс правосудие. Он знал, каков на самом деле король, которого все считали мучеником, жалели и почти боготворили. Мало кто видел в старике человека, не желавшего принимать изменения мира, считавшего промышленную революцию наказанием Божьим. Эммерик удивлялся двуличию короля, думающего о паровых машинах как о творениях Дьявола, и говорившего о пользе этих самых машин. Конечно, когда они отдавали свои металлические души на благо Континента, можно было и прикрыть глаза на собственные убеждения.       Войдя в город, первым строем они пустили богомолов. Новые игрушки короля, созданные руками учёного Леонардо Васгаресса, были быстрее неповоротливых пауков. Как объяснял им сам Леонардо: разное назначение требовало и разного подхода. Эти машины должны были стать “кромсаторами” и работать подобно ножницам для стрижки кустов. Быстрее и смертоноснее тяжеловесных пауков, они прекрасно справились со своим назначением, превратив город в место гибели тысячи людей. Основная часть солдат сейчас находилась на границе с Вискенсией и не могла защитить своих жителей, чем и воспользовался Ишахи. Когда они вернутся домой, их будет ждать пустой город: жён и сестёр увезут за стены и сделают рабами, а детей продадут в Англию и Францию.       Солдатам короля Ишахи оставалось найти приближённых к королю Шивари и перерезать глотки ублюдкам. Разойдясь по улицам, отряды зачищали город по спискам, любезно выданным для такого важного дела. Дом комиссара Хусс был последним. Эммерик знал, что хозяева в доме — он слышал их шаги и намеренно тянул с расправой. Порядком устав, он выкроил себе время на отдых, отдав приказ солдатам собрать припасы и ценности в доме. Жезл в его руке вибрировал, жидкий пар почти закончился, и от оружия больше не было толку, но зная, какой эффект производил один только вид невиданной игрушки, Эммерик не спешил его прятать. Повернув голову влево он поймал движение, некая тень отделилась от стены, выросла, приобрела очертания человеческого тела. Темнота помогла тени, но Эммерик всё равно заметил мужчину и взмахнул левой рукой. Его солдаты молча, как шестерёнки единого организма, одновременно сделали шаг вперёд.       Тень скользнула за дверь, избежав удара хлыста. Витиеватый след, словно выжженный горелкой, остался на деревянной поверхности. Скрипнув, дверь медленно качнулась.       Броня Эммерика на первый взгляд была грузной, но это было обманом. Лёгкая и прочная, она не сковывала движения и когда мужчина, выскочив из своего укрытия, нацелил на грудь командира дуло ружья, он ловко перекатился через голову и воткнул в ногу Табиена нож.       Юноша упал на колени, продолжая сжимать оружие в руках, но выстрела не последовало: Эммерик дернул хлыстом и эластичная чёрная верёвка обвила дуло. Командир швырнул ружьё в угол комнаты.       — Тебе повезло, что заряд кончился! — Эммерик грустно усмехнулся в лицо молодому мужчине. От глаз расползлись глубокие морщины, на шее вздулась вена.       Эммерик встал, снял с пояса верёвку, обмотал ею запястья юноши и потянул за собой мальчишку, словно быка.       Ди вскочила с постели, услышав тихие шаги за дверью. Кто-то уверенно подошёл к спальне комиссара и дёрнул ручку. Эмиссия зажала рот, испуганно вжалась в угол под свисающими обоями. Присутствующие в комнате затаили дыхание. Был слышен стук секундной стрелки маленьких часов, стоящих на прикроватном столике.       Старик толкнул колёса коляски, но замер при первом же скрипе. За дверью послышался чужой голос. Комиссар схватил Диервин за руку, приложил палец к своим губам, хотя девушка и так молчала. Ди кивнула.       Девушке было страшно. Она понимала, насколько хлипкой казалась защита комнаты, и неспособность комиссара взять оборону в свои руки заставляла сердце трепыхаться. В голове было пусто. Ни единой мысли, способной отвлечь.       Дверь с грохотом вылетела из коробки. Ди успела прикрыть голову руками, прежде чем на неё посыпались щепки и куски дверного полотна. Эмиссия кричала. Пытаясь вжаться в угол комнаты, старая женщина трепала ворот платья, трогала ладонями лицо. Ворвавшимся не было дела до истерики госпожи Дар. Быстрые и крепкие мужчины навели свой порядок мгновенно. Отточенными движениями ударили комиссара прикладом в лицо несколько раз, пока не раздался хруст сломанного носа. Эмиссию выволокли на середину комнаты, грубо вывернули руки и связали. Она продолжала бы кричать, но солдат, что был ближе к ней, приложил женщину и собственное колено. Экономка жалобно закряхтела, начала оседать на пол, но ей не дали расслабиться: мужчина рывком поставил на ноги и увёл в коридор. Второй солдат уставился на Ди, трясущуюся у края кровати.       — Будешь кричать — вырву язык! — он был зол. Дыхание сбилось, рот растянулся в оскале. — Возьми этого уродца и кати его коляску вниз!       Ди кивнула. Голова комиссара безвольно откинулась назад, когда девушка покатила коляску по коридору. Она хотела незаметно проверить, жив ли старик, но солдата раздражало каждое лишнее движение.       У конца лестницы коляска завязла в груде мусора и битого стекла, но Ди не стала просить помощи. Так и осталась стоять рядом с комиссаром. Она видела Табиена, стоящего на коленях перед худым высоким мужчиной с жезлом в руке. На лице её подопечного не было живого места: на правой щеке было оголено мясо, кожа свисала лоскутами. Ди видела нож на краю стола, с которого медленно капала ещё не запекшаяся кровь. Глаз Табиена опух и посинел. Юноша смотрел на мир только левым, но постоянно моргал, пытаясь прогнать кровь, стекающую с брови. Увидев, в каком состоянии был его отец, зарычал. Мужчина схватил его за волосы, наклонил голову назад.       — Не вздумай пискнуть, щенок!       Ди сжала ручки коляски. В нежную кожу стоп впились острые края стёкол. Опустив голову вниз, девушка обнаружила, что забыла надеть обувь. Командир отдал приказ, и всех пленников поставили в один ряд. Комиссар так и не пришёл в себя, зато Табиен старался стоять твёрдо, вскинув голову. Его надменный взгляд, которым он одаривал солдат, был смешон. Ди молилась, чтобы из-за его длинного языка их не убили раньше времени.       — Это кто? — командир кивнул на девушку.       — Моя жена! — Табиен оскалился.       — Хм, по моим данным ты холост, щегол! — мужчина повернул голову к гувернантке и процедил сквозь зубы. — Фамилия до замужества, госпожа?       — Эхесси.       Командир неожиданно громко рассмеялся, прикрыл лицо потрёпанным листом бумаги, на котором виднелись следы кровавых отпечатков. Солдаты остались с невозмутимыми лицами, внимательно следя за движениями пленников. Они будто действовали сообща, строго подчиняя приказу не только тело, но и эмоции.       “Если он скажет им перерезать друг другу глотки, в их глазах мелькнёт страх?”       — Вот это да! Вот это удача! — мужчина успокоился, вытер выступившую слезу.       Он взглянул в окно на танец света и тени. Командир задумчиво намотал гибкий наконечник на рукоять жезла и повесил на пояс.       — Твоя жена, говоришь? — Эммерик усмехнулся. Его странный взгляд, которым он одарил Ди, был пытливым и удивлённым одновременно. Схватив девушку за подбородок, он покрутил её лицо вправо и влево. — Совершенно на неё не похожа.       Ди попыталась отстраниться, не понимая, о чём говорит мужчина, но он сам не стал удерживать. Отойдя на несколько шагов, пятясь как краб и не выпуская людей из поля зрения, командир улыбнулся. В его оскале, через который едва пробивалась человечность, читалась жестокость.       — Госпожа, — проскрипел голос Эммерика, — знаете ли вы свою мать?       Ди повернула голову на Табиена, ища поддержки, но юноша молчал. Уставившись на командира, пытался мысленно испепелить мужчину.       — Нет. Я выросла в приюте, — Ди решила, что нужно уточнить, — в Грювеле.       Эммерик кивнул. Вальяжно подошёл к столу и сбросил с него всё, что было. Чашки разбились, яблоки, лежавшие на блюдце, покатились в стороны. Когда он повернулся спиной, остальные солдаты одновременно сделали шаг вперёд, защищая командира. Присев на край стола, Эммерик вытер подушечки пальцев о штаны.       — Я знал лишь одного человека с такой фамилией. Ну и что, спросите вы? И тогда вам придётся выслушать меня. Эхесси — не самая распространнёная фамилия, как и многие другие! И это правда. Но я знаю и историю этой фамилии. Когда я только влился в ряды солдат короля Ишахи, мне довелось услышать о женщине, что была его тенью.       Эммерик замолчал, задумался. На улице продолжались беспорядки, и казалось, что он прислушивался к крикам.       — Именно благодаря ей и таким же, как она, наш король так быстро обрёл влияние. Они служили ему ещё здесь, а после, когда Ишахи перебрался в земли Шахир, остались. Тени плели интриги, вербовали людей, проникали в дома властвующих и меняли ход нашей истории. Сюзанна Эхесси отличалась преданностью и безропотностью. Она грела постели тех, в чьих руках были жизни обычных людей. — Эммерик улыбнулся, глядя, как тихо стояли перед ним жители дома. — Но иногда результатом таких ночей становились вы…       Он указал пальцем на Ди, с некоторой толикой брезгливости.       — … Дети, от которых избавлялись. Дети, которые были совершенно не нужны этому миру. Насколько знаю, многих душили сразу после рождения и хоронили в лесах. Тебя, видимо, решили оставить. Но ты совсем на неё не похожа. Сюзанна красива и статна, умна и решительна. Ты же, — командир задумался, — тень тени. Никто. Пятно. Пустышка.       Ди отвернулась, чтобы он не увидел слёз, но Эммерик заметил, как заблестели глаза девушки.       — Не плачь, глупая. Ты дочь женщины, верно служившей королю. Может быть, ты ещё встретишься с матерью? Она живёт в большом доме и замужем за банкиром. Ты даже можешь познакомиться со своими братьями.       Ди прикрыла лицо руками, пытаясь заглушить всхлипы. Она не знала, какие из слов расстроили больше: те, в которых мать была жива и состояла в браке, имея ещё детей, или те, что поведали о работе на узурпатора, а может быть, те, в которых её бросили в детском доме на краю Континента, чтобы она, живое напоминание о необходимости спать со всеми, с кем велит долг, не мозолила глаза.       — Закрой рот! — Табиен подался вперёд. — Ублюдок! Чтобы ты сгорел, корчась на костре!       — Я же не ведьма! — комиссар встал, стряхнул невидимую пыль с плеча. — Заболтался я с вами…       За спиной Диервин услышала шаги. В доме появились ещё люди. Распалённые боем и адреналином, бурлящим в крови, ворвались в комнату, разбредаясь, как крысы. Шум, что они с собой принесли, отрезвил Ди. Несколько мужчин одновременно схватили её за плечи. Она почувствовала жар их ладоней сквозь тонкую ткань блузки. Солдаты бесцеремонно мяли её кожу, трогали руки и шею, облизывали щёки. Ей хотелось кричать, сбросить их руки, увидеть, как стираются улыбки с лица, но она продолжала молча стоять.       — Эту забирайте. — Он указал на Ди. — Передайте Грегору, чтобы определили её в служанки. Спать с такой проституткой никто не станет. Хотя, — комиссар обратился к Ди, — многие захотят трахнуть дочь Сюзанны.       Солдаты, будто только и ждавшие этого приказа, дёрнули девушку. Каждый пытался прижать её к себе. Диервин подумала, что они разорвут её пополам, но секундное замешательство сменилось ещё большей грубостью. Она слышала крик Эмиссии, пыталась повернуть голову в сторону старой экономки, но ладони с огрубевшей кожей сжали челюсть. У носа запахло чьим-то несвежим дыханием, уши услышали сальные словечки с мечтами поиметь её в рот.       Гувернантку вытолкнули на улицу. Ди глубоко вдохнула ледяной воздух, заплакала от спазма в горле, когда холодный воздух попал в лёгкие. Её схватили за зад, сжали с силой ягодицы, намереваясь оставить синяк. Ди не видела лиц, не слышала звуков, чувствовала, как грязные ногти впиваются в плоть. Она пыталась вообще не смотреть на ужас, окружающий её. Идя по дороге, старалась сжаться до размера игольного ушка, только чтобы никто больше не тронул её. Но взгляд то и дело падал на трупы маленьких мальчиков с обезображенными лицами и тела девочек в цветных платьях, которых приходилось обходить, на отрубленные конечности, на реки крови, текущие под босыми ногами. В воздухе витал запах гари и железа, крики людей были такими громкими, что заполнили всё пространство и одновременно с этим стали посторонним шумом, к которому привык. Ди казалось, что она слышит лишь, как сильный ветер пробирается сквозь разбитые окна, но стоило сосредоточиться на звуке, и можно было разобрать мольбы матери, как молодая девушка кричала от боли под очередным солдатом, насилующим её, как старик, пытаясь отогнать от своего внука врагов, упал в лужу. Ди не сразу поняла, что один из солдат порвал ей ворот блузки, но никто не смотрел на голую грудь девушки, выглядывающую из-под лоскутов. По спине прокатилась струйка пота, когда Ди увидела, как у сломанной машины паука стояла женщина в форме и курила сигару. Её меланхоличный взгляд, которым она одаривала каждый новый труп, попадающий в её поле зрения, вызвал новый приступ страха. Девушка даже и не думала, что на службе короля Ишахи могут быть женщины.       Вечная дорога кончилась — впереди маячил вокзал. Длинный поезд стоял тёмным пятном среди разбитых газовых фонарей. Но глаз, привыкший к ночи, уже успел разглядеть толпы тех бедняг, которых загружали внутрь, словно ящики с апельсинами. Один из солдат, идущий бок о бок, отдалился, пошёл в сторону грузного здоровенного мужчины. Тот, что остался, дёрнул Ди так, что она вскрикнула. Прижав к себе девушку, он сжал её горло. Несколько мгновений смотрел на неё голубыми глазами, жадно искал на лице девушки родинки. Его светлые волосы, слипшиеся от пота, грязи и крови, были зачёсаны назад.       — Если бы не эта грёбаная война, я мог бы подарить тебе дом и детей, но ты отправишься мыть задницы чужих детишек или стариков, а я сдохну в следующем бою. — Солдат горько усмехнулся, ослабил хватку. — Постарайся выжить, милая фрау. Сделав пару шагов, он передал её следующему солдату и отошёл в сторону. Ди, ожидая своей очереди, пока люди перед ней спотыкались о железные ступени вагона, сверлила взглядом голубоглазого. Она видела, как он прятал собственный страх за маской безразличия. Ди придумала ему жизнь “до” и постаралась представить его жизнь “после”, но перед глазами была чёткая картинка его лица со сломанным носом и пустой глазницей, в которую попала пуля.       В вагоне было полно тех, кто пытался вырваться. Толпа, словно в унисон билась о стены, подобно морской волне, омывающей берег. Пытаясь пробраться к окнам, Ди получила ещё несколько новых синяков. Двери закрылись, поезд тронулся. На перроне остались лишь те, кто ждал новых людей для отправки в земли Шахир.       Ди просунула пальцы между металлических прутьев, почувствовала, насколько холодной была поверхность. Глядя на дым, взвивающийся в облака, ей хотелось быть ближе к огню, что пожирал дома столицы. Она так сильно замёрзла, что не чувствовала пальцы ног. Начинающиеся судороги, от которых сводило скулы, сбивали мысли в неясный ком.       Ди думала о тех, кто остался в городе и пытался найти укрытие. Несчастные, напуганные, раненые, они пытались спрятаться от нахлынувшего волной ужаса. От смерти. Девушка гадала, повезло ли ей стоять в вагоне, полном людей, или наоборот, стало началом конца. Она вспомнила огромную машину, разрушившую башню короля одним точным движением, и сглотнула горькую слюну, представив людей, спящих внутри. Перед глазами встала яркая картина разрубленных половинок и брызги крови на стенах и мебели. Когда до неё, наконец, дошло, что истинный размер машины был соизмерим с целой башней, из рта девушки вырвалась рвота. Окропив ею себя и стену вагона, Ди вытерла рот трясущимися пальцами, но мозг продолжал подсовывать откровения, будто насмехался. Ди подумала о том, что не обратила внимание на дом Виктора и не знала, что произошло в доме комиссара, когда она его покинула. Она сомневалась, что Марсе и Из досталась участь лучше, чем другим девушкам и новый приступ рвоты заставил Диервин согнуться. Боль от желчи не позволила сглотнуть остатки желудочного сока. Её пихнули под рёбра. Пошатнувшись, девушка ударилась щекой о металлические прутья.       Ди прикрыла глаза — яркая вспышка, мелькнувшая на краю города, сменилась плотным дымом. Поезд, огибая город, уносил её всё дальше от столицы Континента.       Мочевой пузырь был полным, но девушка не решилась присесть в угол, в который ходили остальные люди в вагоне. От одного взгляда на жёлтую жидкость с резким запахом, разливающуюся под такими же босыми ногами, как у неё, мутило. Ди старалась не думать, что несколько раз, пытаясь пробраться к окнам, наступила на что-то мягкое и тёплое.       От смеси запахов пота и дерьма кружилась голова. От криков детей и рыданий женщин хотелось отрезать уши. Мужчины колотили в двери вагона и кричали на солдат, не обращающих внимание на “скот”.       Связанные запястья болели, в горле пересохло. Ещё немного и Ди готова была поклясться, что поезд едет прямиком в Ад. Бесконечное ощущение ужаса, вцепившегося в кожу, было подобно пытке. Пытаясь согреться, Ди позволила себе прижаться к другим людям, не замечающим девушку. Она думала об Из и Эмиссии, о людях, с которыми довелось провести немного времени. Она думала и об Анхеле. Память о его улыбке и тёплых ладонях должна была отвлечь, заставить реальность сделать шаг назад, но Ди почувствовала, как паника нахлынула с новой силой. Мысли о том, что она никогда не сможет увидеть Из или Анхеля, кружились в голове.       Вскоре Ди поняла, что поезд замедлил ход. На небе, которое пробили первые лучи рассвета, сменился цвет облаков. Посеревшие после ужасной ночи, они приобрели и красивый розовый оттенок.       “Будет солнечно!”       Диервин вновь вернулась мыслями к Анхелю. Ком, подступивший к горлу, выдавил новую порцию слёз. Дышать стало совсем невыносимо. Она захлёбывалась слезами, жадно хватала ртом воздух, пытаясь успокоиться, но делала только хуже. Неожиданно люди, что грели своими телами, стали давить. Ди хотелось растолкать их локтями, накричать. Начало чудиться, что стены вагона медленно сузились.       Девушка закрыла глаза, сосредоточилась на дыхании, постаралась выудить из недр памяти счастливое воспоминание. И нашла. Одно. Перед глазами появился Анхель. В ноздри ударил запах булочек и крепкого чая. Диервин сжала ладони в кулаки и взвыла, но её плач смешался с другим, более громким, и пропал.       Когда поезд остановился, многие люди спали. Устав от долгой дороги и предшествовавших путешествию приключений, они сидели на полу. Диервин забилась в угол стены, где была дверь. Услышав, как дребезжит засов и звенят ключи, она встрепенулась, поднялась, с трудом держась за незнакомого мужчину.       Дверь вагона открылась мягко и бесшумно. Солдаты, оказавшиеся на пороге, стали хватать людей и поднимать за шиворот. Они вырывали из рук женщин детей, осматривали молодых девушек, стариков, окружили плотным кольцом крепких мужчин. В вагоне поднялась суматоха. Помещение, что и так с трудом вмещало люд, норовило треснуть. Ди услышала скрип металла, щелчки затвора на ружьях и мирное гудение, исходившее от хлыстов, точно таких же, как был в руках командира в доме господина Хусс.       Ди грубо ткнули в спину дулом. Один из солдат узурпатора, не получивших мгновенной реакции от девушки, схватил её за волосы и потянул на себя.       — Двигай на выход!       Диервин не издала ни звука. Боль напомнила о том, что она жива. Облизнув потрескавшиеся губы, девушка покорно вышла из вагона. Она вдохнула полной грудью свежий воздух, прошла сквозь живой коридор — солдат, что выстроились по бокам соседствующего вагона, и, ступив на ступеньку, ведущую наружу, чуть не упала. Её подхватили чьи-то сильные руки и бросили на землю. Мелкие камушки впились в кожу бедра и руки. На неё тут же сбросили ещё одну девчонку. Они обе пытались отползти, но тела придавило новым пополнением. Ди повернула голову. Девушек бросали на землю, как какие-то безжизненные туши, не думая о том, что могли им что-то сломать. Среди них мало кто был одет в платья: почти одинаковые ночнушки из светлого льна были измазаны дерьмом и кровью.       Ди удалось вытянуть ногу из шевелящейся массы стонущих от боли женщин и отползти в бок. Она села на корточки и тут же обмочилась. Услышав смех за спиной, девушка не реагировала, пыталась не думать о позоре. Когда её пихнули в спину, тёплая моча, продолжавшая литься, потекла по ноге. Уже было наплевать. На всё и на всех. Пришедшее чувство облегчение и затихшая боль, давящая на тазовые кости изнутри, стали наградой за все ужасы, что пришлось пережить.       — Вставай, падаль! — Ди грубо подняли. Колени шаркнули по замерзшей земле. — Стой ровно!       Она покачнулась, попыталась вытереть ногу, но её руки потянул на себя тощий и высокий солдат. Мужчина плюнул Ди в лицо. От неожиданности она не успела отвернуться — слюна оказалась у неё на лбу. Тошнота снова поднялась к горлу, но желудок был пуст. Она вытерла лицо, едва дотянувшись до густой слюны, и брезгливо провела ребром ладони по поясу, размазывая мокроту.       Солдат повёл Ди к ангару: огромное строение, сколоченное наспех, стояло посреди дороги. Вокруг него сновали сотни женщин в чёрной форме и сортировали новоприбывших по своей неизвестной девушке системе. В три двери, расположенные рядом, отправлялись те, кто показал зубы, руки, и те, чьи гениталии без стыда осмотрели. Ди отправили в последнюю дверь. Она двигалась по тёмному узкому коридору, продолжая слышать слова женщины.       — Она? Эммерик уверен? Ну и чудище! — раздался смех. — Вот бы Сюзанна посмотрела на свою доченьку!       Ноги Ди не издавали ни звука. Впереди маячила спина предыдущей девушки. Её плечи содрогались то ли от холода, то ли от плача. Коридор плавно перешёл в крохотную комнатку, в которой кроме шаткого стола не было ничего. Мужчина за столом, стряхнув пепел с папиросы прямо на пол и не взглянув на Ди, склонился над толстым журналом.       — Имя?       — Диервин. — Ди прочистила горло, когда не услышала собственного голоса. — Диервин.       — Фамилия?       Она почувствовала кровь на сухих губах.       — Эхесси.       Мужчина поднял взгляд. Его серое лицо было старым, макушка почти лысой, с редкими длинными волосами по бокам, а в зелёных глазах читалась усталость. Он осмотрел Ди с ног до головы, увидел голую грудь, вздохнул.       Мужчина встал, бросил карандаш на стол и снял со спинки своего стула куртку. Обойдя девушку, набросил на плечи.       — Прикройся!       Ди готова была отдать жизнь, чтобы почувствовать тепло и когда она просунула руки в рукава, вновь заплакала от нахлынувших чувств.       — Не реви!       Она кивнула. Дым от сигарет вился, забирался под кожу. Не было ни окон, ни хорошего притока свежего воздуха. Ди кашлянула, прикрыла рот. Мужчина продолжал смотреть на неё, стоя напротив.       Из-за двери показался человек — молодой, с глуповатыми глазами навыкат. Он застыл, когда увидел немую картину.       — Прочь пошёл! Не видишь, у меня беседа!       Ди дёрнулась от крика, направленного почти ей в лицо, мальчишка кивнул и попятился.       — Иди, Диервин, в ту комнату. Там Лили умоет тебя и даст новую одежду. — Он опустился на стул, схватил толстыми, какими-то неестественно выгнутыми пальцами папиросу. — Скажи, что я приказал дать тебе еды. Ступай.       Ди стала снимать куртку, но он замотал головой.       — Я сам потом заберу. Давай, шевели задом!       Другой коридор был шире. В нём пахло сыростью и мылом, слышались приглушённые голоса, над головой горели лампочки. Комната, в которой оказалась Ди, была светлой и просторной. У стены стояли огромные бочки с приделанными ко дну длинными шлангами, под ногами пролегали трубы с паром. У другой стены стояли молодые девушки в чёрных платьях и наброшенных на них передниках, защищающих от воды. Девушки болтали, смеялись. Увидев очередное поступление, не прекращая диалога, они двинулись к Ди.       — Да. Я говорю ему: Томми, убери-ка свой член назад в штаны! — рыжеволосая с веснушками, покрывающими лоб, подошла к шлангу и повесила его на плечо.       — Так и сказала? Не верю! — другая стала раздевать Диервин, присмотрелась к куртке. — Это у тебя откуда? Спёрла?!       — Нет! Нет, мне дал её мужчина с той комнаты.       Девушки переглянулись.       — Ладно, спрошу у него потом. — Она грубо пихнула Ди в спину. — Становись в тот угол. Быстрее, принцесса!       Ди подчинилась. Бурная струя тёплой воды ударила в лицо. Девушки засмеялись, когда гувернантка попыталась прикрыться. Царапины жгло от мыльного раствора, но Ди старалась смыть с себя всю грязь, растирая кожу до красна. Длинные светлые волосы сбились в кучу. Наспех промыв их, она принялась тереть ладонью между ног.       Ей дали шерстяные клетчатые штаны, белую блузку с чужим запахом, комплект нижнего белья и старое пальто с дыркой вместо кармана. Волосы девушка перевязала лентой, чтобы вода, стекающая с них, не намочила ворот и спину. Лили, девушка с рыжими волосами, принесла кусок хлеба, половинку яблока и стакан воды. Диервин кивнула и как только её оставили одну в каморке-клетке, что примыкала к банной комнате, жадно выпила всю воду и вгрызлась в чёрствый хлеб.       Вскоре каморка наполнилась людьми. Молодые девушки и женщины молча ждали своей участи. Маленькое окошко у самой крыши было запачкано грязными разводами после дождя и налипшими листьями, но наступивший вечер всё же угадывался. Согревшись, Ди думала о том, что предстоит пережить. Снова и снова она возвращалась мыслями к Из, Анхелю и мадам Дар, но сбивалась каждый раз, когда кто-то начинал всхлипывать.       Утром следующего дня к ним пришла делегация. Несколько женщин под руководством молодого и очень красивого мужчины выводили из клетушки тех, чьи имена называл командир. Опрятный статный блондин зачитывал имена и сообщал пленницам куда их направляют.       — Диервин Эхесси! — по его лицу прошла тень удивления. — Ммм, Эхесси?       Он прошёлся взглядом по лицам стоящих перед ним дам. Ди вышла к нему, сжала ладони в кулаки.       Блондин наклонил голову в бок, рассматривая лицо и фигуру девушки, улыбнулся. Ди ждала очередного намёка на свою неудачную внешность или насмешки, но мужчина просто кивнул ей.       — Вас отправляют гувернанткой… У вас же есть опыт работы гувернанткой? Мои данные верны?       — Да. — Она солгала. Ди никогда не ухаживала за маленькими детьми и хоть она не знала возраст её будущих подопечных, в данный момент ей было наплевать. Хотелось выбраться из этого ужасного места и попробовать начать жить заново. Сделать первый несмелый шаг.       — Что ж, ваше назначение. — Он просунул ей лист бумаги, сложенный пополам сквозь прутья клетки. — Надеюсь, вам не нужно оговаривать правила? Но я позволю себе сделать акцент на том, что если вы вздумаете навредить нанимателю, вас казнят. Казнь не будет милосердной… Чтобы убедиться в этом вас…       Он осмотрел каждое лицо пленницы.       — … Вас всех повезут “дорогой боли” и вы увидите собственными глазами, что бывает с пренебрёгшими милостью короля Ишахи и даровавшего всем шанс на искупление.       Пока её вели по коридору под руки, Ди удалось раскрыть лист и прочитать слова. Пробежавшись по строкам, девушка уделила особое внимание фамилии человека, на которого предстояло трудиться. В графенанимательровным почерком было выведено: Васгаресс.       Женщина, ведущая Ди, заглянула через плечо, и ознакомившись с содержимым, рассмеялась. Её улыбка с кривыми зубами маячила перед носом.       — Надеюсь, он выкачает всю твою кровь и пустит её по венам очередной машины. — Скрипучий голос пронёсся эхом по коридору.