Ведун. (Тигриные тропы)

***

Вечер давно сменила ночь, но никто из двух вынужденных соседей лесного дома ведуна даже и не думал ложиться спать. Снаружи стены хижины застланы пушистым снегом, который тихо шуршит под лёгким ветерком. Внутри же царит тепло и умиротворённость. Дровяная печь, раскалённая докрасна, издаёт приятное трескучее пение, наполняя помещение теплом и уютом. Сушёные травы и корни под воздействием тепла источают приятный тонкий аромат, наполняющий воздух древесными нотками леса. Свечи, танцующие на столе, бросают мягкий свет, создавая загадочные тени на стенах. Знахарь, сидящий у огня, вглядывается в пламя и внимательно слушает историю своего гостя. — …Теперь ты понимаешь, почему мне побыстрее нужно связаться с моими людьми? — заканчивает историю своего похищения Чонгук. — Да, я понял, — повернулся к нему Тэхён. — Всё, кроме одного: что такого в этой земле, что люди идут на подобное? Чонгук усмехнулся: — Всё просто. Это трущобы. Самое дешёвое жильё, беспросветная нищета и, естественно, процветание криминала. Грязное пятно на облике города. Правительство, наконец, решило, что пора избавиться от этого места и объявило тендер при условии, что компания-застройщик расселит жителей. Сам понимаешь, что избавиться от контингента, живущего там, проще простого, не вкладывая для этого особых вложений. Алкаши и наркоши за пару сотен тысяч вон готовы отдать свои дома. Поэтому, естественно, что эта земля стала лакомым кусочком. Но теперь она моя, и в ближайшее время мне нужно начать строительство, иначе тендер отдадут этому придурку. А я и так слишком долго ждал возможности стереть эти трущобы с лица земли. Ведун улавливает то, с каким пренебрежением Чон говорит об этом месте, и начинает догадываться, что тут не только коммерческий интерес, но и что-то глубоко личное. — И тебе совсем не жалко этих людей? Пару сотен не хватит даже на год съёма самого дешёвого жилья, — подкидывает поленья в огонь. — Нет, не жалко, — хмыкает бизнесмен. — Никто не заставлял их жить так, как они живут. — Хорошо судить об этом, когда сам живёшь в достатке. Но знаешь, не все в этом мире родились с золотой ложкой во рту. Иногда у людей просто нет другого выбора. А такие, как ты, приходят и забирают последнее, не задумываясь о том, что будет дальше. — Ты сделал неверные выводы, хён, — усмехается Чонгук. — Я не рождался с такой ложкой. До шестнадцати лет сам жил в этих трущобах. Мои так называемые родители считали, что бутылка самого дешёвого пойла намного важнее, чем собственный сын. И знаешь, никому из наших соседей тоже не было никакого дела до вечно голодного оборвыша, попрошайничающего у прохожих на кусок хлеба. В этом блядском районе всем на всех всё равно. Один наш сосед умер от передоза у себя дома в полном одиночестве и пролежал там почти месяц, пока вонь от трупа не добралась до улицы. До этого на него всем было плевать. Ещё один сосед спьяну зарубил свою жену топором на глазах собственного сына, а останки выбросил в мусорный бак. Все знали, что рано или поздно так и будет, но никто не вмешался, потому что, как я уже сказал, всем плевать. Его даже не посадили, дали два года психушки и всё. А когда он оттуда вышел, угадай, что произошло? И сына зарубил тоже, вместе с собственной матерью. И таких историй я могу рассказать множество. Лично я выжил только потому, что мать Нама подкармливала меня и отдавала одежду, которая становилась мала моему другу, хотя они и сами перебивались с хлеба на воду. А в шестнадцать мы с Намом присоединились к местной банде, крышующей местных мелких бизнесменов. На первые же заработанные деньги первое, что я сделал — это наелся досыта. Я запихивал в себя еду, которая уже не лезла, боясь, что завтра так не получится, пока меня не начало рвать. Этот район — настоящее преддверие ада, которое я ненавижу всеми фибрами души. И снести его — моя мечта, которую я долго пытаюсь осуществить и которая, наконец, начинает сбываться. А ещё я ненавижу тех вечно ноющих слабаков, которые выбрали для себя и своих детей подобный образ жизни, не стремясь к большему. И поэтому мне никогда не понять тебя. Жить в подобных условиях, — он вновь обвёл пренебрежительным взглядом жильё ведуна, — странно, особенно для такого парня, как ты. С твоей внешностью ты с лёгкостью мог бы получить всё, что пожелаешь. Неужели тебе никогда не хотелось жить иначе: принимать нормальный душ, есть вкусную еду, одеваться не в эти холщовые тряпки? Тэхён снисходительно улыбнулся. — Ну почему же не хотел. Хотел. Лет шестнадцать назад, когда был подростком. Но потом кое-что случилось, и мои приоритеты поменялись. Знаешь, Чонгук, не всё в этом мире измеряется деньгами и сытостью желудка. Есть вещи, которые намного важнее, но тебе этого тоже не понять. — Ну да! — хохотнул Гук. — Типа: сострадания, самопожертвования ради тех, кто этого никогда не оценит, и любви к ближнему. Бред всё это, ХЁН. — Для тебя бред, для меня — нет. Ты веришь в деньги, а я в бесценность человеческой жизни. И в этом наша разница, Чонгук. Мы никогда не сможем понять друг друга. Так что считаю этот разговор бесполезным, — Тэхён поднялся со своего места, накинул тулуп из овчины и направился к выходу. — Уже поздно. Ложись спать. А я скоро вернусь. Наколю дров на утро. — Подожди! — окликнул его тот. — Так ты пойдёшь завтра в деревню и свяжешься с моими людьми? Намджун сможет защитить нас обоих. Тэхён ничего не ответил, даже головы не повернул. Ему нужно подумать и кое с кем посоветоваться, как решить эту опасную ситуацию, а сделать это в присутствии своего подопечного вряд ли удастся.

***

В дровянике, пропахшем смолой и морозной свежестью, силуэт ведуна растворяется в сумерках. Каждое движение — выверенное, точное — разделяло полено на две части, которые разлетались с глухим стуком по деревянному полу. Топор казался продолжением его руки, послушным инструментом, усмиряющим не только дерево, но и смятение в душе. Тэхён сейчас колол дрова не ради тепла очага — запаса у него хватит на год вперёд. Дрова — это сосредоточение, ритм, возвращение к простым, понятным вещам. Звук топора — как отсчёт времени, как удары сердца, выбивающие сомнения. С каждым взмахом топора, с каждой расколотой щепой мысли клубятся внутри. Как осколки льда, они впиваются в сердце, душу, разум. Ведун вкладывал всю свою силу, всю свою волю в это простое действие, чтобы собрать себя заново, чтобы вновь обрести равновесие. И когда последний чурбак был расколот, в дровянике воцарилась тишина, но раздрай в душе это почему-то не утихомирило. Честно говоря, он был до чёртиков напуган. Нет, не перспективой быть убитым охотниками на людей — с этими он сам прекрасно разберётся, а тем, что начал чувствовать нечто большее, чем просто симпатия к этому недобандиту-бизнесмену. И вот вроде нет к этому никаких предпосылок. Этот парень наглый, слишком самоуверенный, заносчивый, ненавидящий простых смертных из-за своего несчастного детства. А эти его пошлые подкаты? Разве можно испытывать к нему что-то, кроме раздражения? Точно — нет! Но Тэхён испытывает. Много чего испытывает: жалость, гнев на человеческое равнодушие, позволившее Чонгуку стать таким. (Сам он вырос в любви и равновесии с природой. И в этом бизнесмен прав: Тэхён его не поймёт.) Желание оберегать и заботиться — откуда всё это возникло? Он не хочет этого чувствовать. Только не к такому, как Чонгук. Нужно как-то пережить эту неделю, чтобы рана лучше затянулась, и бизнесмен смог самостоятельно передвигаться, а потом он выведет его к людям. Главное, чтобы убийцы не добрались до его хижины раньше. Ведь если так случится, то ничего не останется, как полностью раскрыть себя и свою сущность хранителя леса, а этого он не желал. Никто из людей не должен знать о нём, и даже Чон, к которому он хоть и испытывал что-то похожее на влюблённость, но по-прежнему не доверял. Это может привести к весьма печальным последствиям. Тэхён, пока всё это обдумывал, махал колуном, раскалывая мелкие чурки на дрова, и не заметил, как в дровянике резко похолодало и появился дух ветра. Тот уже некоторое время наблюдал за сменой эмоций на чужом лице, прячась в тени у дальней стены. — Он тебе нравится? Сильно нравится. Я прав? — наконец подал он голос. — Хосок? — слегка дёрнулся ведун от неожиданности, чуть не выронив из рук топор. — Что ты тут делаешь? Я тебя не звал вроде? — он воткнул инструмент в колоду и уставился на улыбающегося духа. — Но хотел. Я почувствовал твоё желание и поэтому пришёл, — ещё шире улыбнулся тот. — Ты же знаешь, что я свободный дух, и мне не требуется заклинание вызова. И ты так и не ответил на мой вопрос. — Прав! — тяжело вздохнул ведун. — Но разве это что-то меняет? Мы из разных миров. И даже если бы я нравился Чонгуку так же, как и он мне, у нас всё равно нет будущего. — Возможно, ты прав, но разве хоть одного влюблённого это когда-то останавливало? Я слишком долго живу на земле и, поверь, видел много подобных примеров. Для любви нет препятствий. Она не признаёт ни расовой, ни гендерной, ни даже социальной принадлежности. Подумай об этом. Но, я так понимаю, ты позвал меня не за тем, чтобы порассуждать о ценности чувств. Тэхён нахмурился. Хосок говорил правильные вещи. Он и сам это понимает. Вот только ему этого не нужно. Он дух леса, у него есть своё предназначение, и какие-то там чувства определённо лишние в его размеренной жизни. — Да, не за этим. С тем, что я ощущаю к этому человеку, уж как-нибудь справлюсь без чужих наставлений. Тебе не стоит из-за этого переживать, — он уселся на бочку с мелкими опилками, стоящую неподалёку. — Я хотел попросить об одолжении. Знаю, что тебе нельзя вмешиваться в круговорот природы, но боюсь, если этого не сделать, может случиться непоправимое. — О чём ты? — нахмурился дух ветра, а его пепельные волосы стали ещё сильнее развеваться, говоря о том, что он заинтересован или нервничает. — Ты ведь уже в курсе об охотничьем доме в десяти километрах отсюда? Тот, что ближе к реке. Те охотники — нелюди. Они охотятся на живых людей. И Чонгук тоже их жертва. Рано или поздно они придут за ним. И, думаю, это случится очень скоро. Этот парень ещё слишком слаб, чтобы я смог довести его до ближайшего поселения, и одного бросить его тут тоже не могу, чтобы позвать на помощь его людей. Один раз я уже сделал такую ошибку, доверив его нашей сладкой парочке, и теперь пожинаю плоды в виде ранения на собственном предплечье и разошедшихся швов Чона. Я, конечно, могу его защитить, но если этих нелюдей будет много, боюсь, моих сил станет недостаточно. — И что ты хочешь от меня? — Хосок всё ещё не улавливал сути. — Мне нужна непрекращающаяся метель. Хотя бы дней на пять, а затем я смогу вывести его к людям. В метель охотники не пойдут на поиски. Сможешь мне помочь? — пристально посмотрел на духа ведун. Хосок нахмурился ещё сильнее. — Ты правильно сказал: я не могу вмешиваться в круговорот природы. Небесные за это по головке не погладят. — Я знаю! Но мы ведь друзья. Я отдам ещё десять лет своей жизни, если хочешь. Прошу тебя, — Тэхён с надеждой смотрел на духа, видя, как тот колеблется. — Я не хочу, чтобы этот парень погиб из-за меня, как когда-то мой отец. Это подействовало. Хосок сдался, прекрасно помня, как его друг стал духом леса и какую цену ему пришлось за это заплатить: жизнь с никогда не покидающим чувством вины. — Хорошо, я помогу. И не нужны мне твои годы. Если ты будешь ими так разбрасываться, то отправишься в небесные сады даже раньше, чем думаешь. С кем я тогда буду беседовать беседы? Не с этими же двумя вечно грызущимися любовничками. Они утомляют. Но условие у меня всё же будет, — дух ехидно сощурился. — Какое? — Тэхёну совершенно не нравился этот прищур. Хосок явно задумал то, что ему явно не понравится. — Хочу, чтобы ты… — дух ветра, наклонившись ближе, быстро зашептал ведуну на ухо условие договора, отчего глаза становились всё шире, а на лице появилась гримаса полного негодования. — Нет! Ни за что! — замотал он в отрицании головой. — Дааа! — расхохотался Хосок, потихоньку растворяясь в воздухе. — Чимин будет в восторге. Кстати, не забудь его предупредить. Для сильной вьюги нужны два духа. — Да чтоб вас всех, сводники чёртовы! — обречённо выдохнул ведун и раздражённо швырнул поленом в стену, туда, где ещё секунду назад стоял этот хитрый дух.

***

— Говорю тебе, он точно спит. Можешь сам посмотреть, Огонёк, — тихонько журчал тонкий голосок где-то над лицом Чонгука. — Ну, не знаю, Журчалка. Лично я не уверен. А если этот болван проснётся и снова увидит нас? Дух леса точно тогда размотает нас на угольки и капельки, — шептал другой хриплый баритон. — Да не проснётся. Быстренько посмотрим, как там наша искра и всё. Ты же слышал, что он рассказывал о себе. Этот парень — чурбан бесчувственный. Не хочу, чтобы она превратилась в «пожирающий огонь» и навредила всем вокруг, — Чимин осторожно отвернул одеяло, вглядываясь в чужую обнажённую грудь в области диафрагмы. — Да, ты прав. Только давай быстрее, пока нас не застукали, — зашипел на него Юнги, глядя на дверь. Быть пойманным ведуном за разглядыванием тела его гостя не очень-то хотелось. Чонгук резко распахнул глаза. Он не спал, боясь пошевелиться и спугнуть этих двоих. Точнее, проснулся, когда почувствовал, как по лицу скользнуло что-то мокрое. Либо ему снова мерещится, либо они и правда существуют. Недолго думаю, он ухватил испуганного призрака за длинные влажные белоснежные пряди и, намотав их на руку, придавил того к кровати. — Попались, гады! Так и знал, что вы мне не причудились. С ума меня решили свести? Не дождётесь! Сейчас Тэхён вернётся, и я докажу ему, что не сумасшедший. — Ай-ай-ай, больно! — тут же заверещал дух воды. Он попытался раствориться и утечь назад в своё ведро, но не смог. Неизвестная сила внутри Чонгука удерживала его на месте. Ни один нормальный человек не мог поймать духа, кроме подобных Тэхёну, в телах которых была заключена сила самой природы, а этот, не обладая ничем, почему-то смог. Чертовщина какая-то! — Болван! Отпусти его! — рыкнул Юнги, поспешив на помощь своей Журчалке, но и его быстро скрутили, обхватив второй татуированной рукой за шею, и придавили к кровати с другой стороны. — Лежать, гадкие призраки! А то придушу обоих! — звучало это, конечно, немного глупо, потому что угрожать смертью тому, кто уже умер — такое себе. Но Чон сейчас был слишком взбудоражен, чтобы понимать, что он несёт. Духи дёргались, скулили, пытаясь освободиться, просили отпустить, но всё было бесполезно. Дух огня даже пытался поджечь ненавистную руку, но тоже не смог. Это было очень-очень и очень странно, и невероятно. Точнее, вообще не могло быть. Неужели их искра дала этому человеку такую силу? Хозяин дома появился очень вовремя, наткнувшись прямиком на эту забавную картину. — А что тут происходит? — почти по слогам, чтобы не взорваться негодованием раньше времени, прошипел он, глядя на то, как с мольбой смотрят на него его друзья-духи, отчаянно трепыхаясь в чужих сильных руках. Честно говоря, сейчас он был очень сильно ошарашен. Ведь когда он уходил, Чонгук лежал в постели вялой сарделькой, а теперь вот так запросто скрутил двух природных духов, похоже, даже не напрягаясь. Как такое вообще возможно? — Я же говорил, что не псих! Видишь — призраки! Самые настоящие. В ханбоках. Знаешь, как их убить? Соль вроде нужна, и сжечь какую-нибудь вещь, принадлежащую им при жизни, — Кажется, Чонгука снова понесло в дебри сверхъестественной кинематографии. И хоть он и держал этих двоих очень крепко, но внутри был до чёртиков напуган. И внезапно появившейся силой и, собственно, самих призраков. — Отпусти их. Они не привидения, — вздохнул Тэхён, присаживаясь рядом и разжимая чужие удушающие объятия, удерживающие духа огня. Эти два идиота опять попались, и на этот раз сказочкой о сумасшествии не отделаешься. — Они духи, не призраки. — Разве это не одно и тоже? — Чонгук немного ослабил хватку на волосах водного духа, но до конца пока отпускать не собирался. — Не одно и тоже, болван, разве мы тебе не пытались это сказать, истеричка? — злобно засопел Юнги, поправляя растрёпанный ханбок и раздражённо полыхая огнём в волосах. — Тэхёна, да скажи ты ему, чтобы отпустил и что мы не призраки. Он мне все мои прекрасные локоны попортил, засранец, — снова взвизгнул Чимин, чувствуя, как хватка опять усилилась. — Так тебе и надо, любопытная варвара, — хмыкнул ведун, но волосы с чужой руки всё же размотал. — Абсолютно уверен, что это была твоя идея полезть к Чонгуку. Вопрос: зачем? — Да мы на искру хотели посмотреть. Вдруг он своим ужасным характером её испортил, — освобождённый дух тут же прижался к спине своего огненного парня, от греха подальше, так, что по деревянному полу заклубился тёплый пар от соединения двух противоположных стихий. Чонгук шокированно наблюдал за этим диалогом, безропотно позволяя Тэхёну освободить этих двоих из плена своих рук. Честно говоря, он и сам не понимал, откуда в нем вдруг взялась такая сила. Ещё час назад он чувствовал себя беспомощной куклой, набитой мокрой ватой, а теперь готов горы свернуть, как чёртов супермен. Мистика! — Ты… Ты… Ты что, знаешь их? И значит, всё это время просто издевался надо мной? Хотел выставить сумасшедшим? — понемногу до него кое-что всё же стало доходить. А вместе с тем чувство страха перед приведениями сменилось чувством колоссального ужаса и паники перед неизведанным. Теперь Тэхён не казался ему эдаким милашкой-отшельником. Теперь он казался ему маньяком-колдуном, живущим в лесу с собственными призраками, которых тот, скорее всего, и убил, и теперь он, Чонгук, обязательно станет следующим. Точно-точно! А может, его вообще съедят. И та косуля была вовсе не косулей, а… Его даже стало мутить от подобных мыслей. (Всё-таки кому-то нужно меньше смотреть мистических ужастиков.) Он потихоньку отполз подальше на кровати, к самому окну, будто это могло спасти его от расправы. — Да кто они? Что происходит? Кто ты такой? Вы меня хотите убить, да? Не надо, пожалуйста, у меня же есть деньги. Я заплачу, — паника набирала обороты, плотной истерикой забираясь в самые глубины мозга. Тэхён не понимал сейчас своих ощущений: он злился, нервничал, что теперь придётся рассказать правду или хотя бы какую-то её часть, но в тоже время хотелось рассмеяться и даже, может, поглумиться над испуганным до чертиков бизнесменом. Хотя нет, он не станет этого делать. Всё же он не изверг, и призван оберегать всё живое. Да и тратить на чужие истерики все свои запасы успокоительных сборов тоже не очень хочется. — Прекрати истерить, Чон Чонгук, — он протянул руку, чтобы… А собственно, чтобы что? Погладить? Успокоить, прижав к себе? Чертово беспокойство за этого невежу! Но Чонгук лишь испуганно дёрнулся в сторону от этого действия. — Как я уже сказал, они не призраки, а духи. Духи природы этого леса, правда, не самые ответственные, — он перевёл недобрый взгляд на замерших и слипшихся, как два пельменя, посреди комнаты, духов. — Это Юнги — дух огня. Летом его тут не нарисуешь, а зимой он всегда живёт в моей печи, — кивнул он на духа в чёрно-красном ханбоке, у которого волосы всё ещё слегка вспыхивали на нервной почве. Естественно, за такой косячный косяк перепадёт им знатно и от хранителя леса, и от небесных тоже. — Это… — продолжил Тэхён, переводя взгляд на духа воды, что стыдливо прятал взгляд, якобы что-то выискивая на плече своего Огонька, — … Чимин — дух воды. Этот может жить везде, где есть вода или снег, в независимости от времени года, но всё же зимой предпочитает в моём ведре для питьевой воды, потому что у него тут кое с кем любовь. Верно я говорю, ЖУРЧАЛКА? Тот робко кивнул в ответ. — Можешь их не бояться. Они хоть и безалаберные, но практически безобидные. Есть ещё и другие духи, но они тут без надобности и без специального вызова не появляются. Чонгук пытался переварить всё услышанное, и хоть сказанное Тэхёном совсем немного успокаивало, но всё же звучало как бредовая сказка. — А ты… — наконец он всё же решился спросить самое главное: не маньяк ли убийца этот странный ведун? — Ты кто? Тоже из этих… Из духов? Про то, что ты обычный знахарь-волшебник, не надо заливать. Не поверю. Тэхён тяжело вздохнул. Этого признания он боялся больше всего, но выбора у него сейчас нет. Придётся говорить. Хотя, может, оно и к лучшему. — Да, ты прав, Чонгук. Я дух — хранитель леса, но в тоже время обычный человек. Ведун, помогающий тем, кто нуждается в моей помощи. Например, таким, как ты. Слышал легенду о великом тигре? Чонгук кивнул. Не только слышал, но, кажется, даже смотрел фильм, снятый по этой легенде. И в ней был знахарь, умеющий… Его затрясло от нового прилива ужаса и осознания всего пиздеца, в котором он сейчас находится. Кажется, пазл в его голове начал складываться. Все эти странные сны — вовсе не сны, и тот тигр, которого он вроде подстрелил… — Ты что, тот… тот самый тигр? — заикаясь, то ли спросил, то ли утверждал он. — Ты умеешь превращаться в тигра? Пиздец! Пиздец! Пиздец! Охиреть! Тэхён утвердительно кивнул, а менталка Чона всё же не выдержала и погрузила его в глубокое небытие обморока. — Слабак и болван! — цыкнул на это Юнги, а Чимин хихикнул за его спиной. И, кажется, зря, увидев, как закручивается вихрь вокруг ведуна, отделяя сущность от своего носителя. Вот теперь им точно конец.