Немезида

      На этот раз Рико очнулся без раздирающей всё тело боли, хотя… Боль-то была, но немного другая. Если раньше тело простреливало огненными вспышками из-за ран, то теперь это заменила резь в животе. Рико с трудом сглотнул, потому что в горле было сухо, как в пустыне, и открыл глаза, пытаясь понять, где находится. На этот раз он почти мгновенно вспомнил, что предшествовало забытью, и, подняв голову, торопливо огляделся, пытаясь найти Джека или хотя бы колодец.       Но вокруг был лишь лес, в котором ничто не напоминало о том, что Рико видел накануне. Исчезли ровные ряды сосен: деревья теперь, как и полагается, росли в хаотичном порядке. Пропала поляна, а вместе с ней и колодец. Лес вернулся в свой первозданный вид, в котором не было места творениям рук человеческих, так что Рико даже усомнился в своих воспоминаниях. Было ли правдой то, что произошло здесь ночью?..       «Раны!» — Рико будто током ударило от этой мысли. Он вскочил с земли так резко, что перед глазами поплыли цветные пятна, поэтому пришлось снова опуститься вниз и сесть.       Сгорая от нетерпения, Рико оголил левое предплечье. И ощутил, как по лицу расползается идиотская улыбка. Рукав по-прежнему был пропитан кровью, обозначая место, в котором находились порезы, однако кожу под одеждой украшали лишь четыре бледных шрама. Рико прикоснулся к ним с благоговейным трепетом, боясь, что вот сейчас иллюзия исчезнет, блаженный сон закончится и вновь вернётся боль. Но ничего не менялось, разве что кожа на шрамах была явно чувствительнее и тоньше, чем остальная. То же самое касалось и бедра, которое ещё недавно уродовала длинная, похожая на борозду или жёлоб рана. Теперь там был рубец, розоватый по краям и более заметный, чем те, что на руке.       Рико поднялся на ноги, по-прежнему в силах до конца поверить в чудесное исцеление. Голова тут же закружилась, а пустой желудок, взбунтовавшись, отозвался приступом тошноты, но Рико это показалось такими пустяками, что он рассмеялся. Всё внутри него ликовало от восторга. Несмотря на пронизывающий холод, по-прежнему мучащий голод и ужасную жажду, хотелось хохотать в голос и чувствовать, как сердце от радости едва не выпрыгивает из груди. Рико, наверное, впервые ощущал такую лёгкость, и ничто, думалось, не смогло бы её омрачить. Он на пробу сделал несколько шагов, продолжая широко улыбаться, как самый настоящий идиот. Рико ничего не мог с собой поделать: от осознания, что он может свободно наступать на обе ноги, на душе становилось легко и приятно. Обо всём остальном можно будет подумать, когда пройдёт первая радость.       На ветке неподалёку от себя Рико увидел птицу. На фоне зелёной хвои она выделялась своими ярко-красными перьями, которые на брюшке становились серыми, а на крыльях — буроватыми и с белыми полосками. Рико невольно залюбовался этой птичкой, наблюдая, как она то и дело вертит головой из стороны в сторону, видимо, прислушиваясь к окружающим звукам, и иногда приоткрывает слегка крючковатый клюв. День был пасмурным, потому что небо, ещё вчера абсолютно чистое, плотной пеленой застелили тучи. Солнечные лучи почти не достигали земли, отчего всё вокруг казалось мрачным и тусклым, и только эта птичка ярким пятном выделялась на общем фоне, будто назло окружающей серости. Когда она вспорхнула с ветки, взмахнув напоследок длинным хвостом, Рико даже приоткрыл рот, провожая её заворожённым взглядом.       Вместе с птицей будто улетела и вся радость. Вновь посмотрев по сторонам на окружающий однообразный пейзаж, Рико почувствовал тоску и безысходность. Нужно было возвращаться в Сэвил, но делать это категорически не хотелось. Наконец-то оказавшись на свободе, Рико ни за что не хотел, пусть даже и ненадолго, возвращаться туда, где его столько лет держали взаперти.       Джек указал, в какую сторону нужно идти, чтобы добраться до крепости, и на какие ориентиры, если спустя несколько сотен лет они ещё сохранились, обращать внимание. Рико был ему безмерно благодарен и знал, что будет скучать по этому случайному знакомому, с которым больше никогда не увидится.       «Он был бы хорошим другом», ― думал Рико, шагая по лесу и стараясь отвлечь себя от мыслей о том, что может ждать в Сэвиле.       Дорогу оказалось найти легко. Крепость выглянула из-за деревьев совсем скоро. Конечно, ведь Сэвил возвышался среди леса мрачным гигантом. Его просто невозможно было не заметить.       Ворота оказались слегка приоткрыты. Что это могло значить, Рико не знал, но надеялся, что внутри его ждёт не ловушка. Он осторожно, пересиливая страх перед ожидавшей неизвестностью, проскользнул через узкую щель между створками и оказался в до боли знакомой обстановке. Удивило Рико лишь то, что ни у самих ворот, ни у входа в здание не стояли часовые. Ещё ни разу он не видел, чтобы они все сразу покидали свои посты.       Медленно пересекая двор, Рико на каждом шагу испуганно озирался и вздрагивал, а сердце при малейшем шорохе с громким стуком уходило куда-то в пятки. Рико постоянно мерещилось, что сбоку, на грани видимости, кто-то движется, а разыгравшееся воображение так и твердило, что ворота за спиной уже закрыты и пути назад нет.       «Я же не мог всех убить?» — недоумевал Рико, пытаясь отвлечься от сковавшего всё тело страха.       Всякое отсутствие людей вызывало удивление. В Сэвиле было человек тридцать персонала, Рико убил девятерых. Куда делись остальные?       «Либо сбежали, либо...» — закончить мысль Рико не сумел. Он помнил, что первыми жертвами стали двое стражников, дежуривших у его каморки, затем был Бишоп и ещё трое, затем Луиза, а затем двое часовых у ворот. Проблема заключалась в том, что между Луизой и двумя последними жертвами был существенный провал во времени, и Рико абсолютно не помнил, что тогда происходило. Убил ли он кого-то ещё? Скорее всего, да, потому что для того, чтобы добраться до ворот, нужно было сначала выйти из здания, и около каждой из дверей, ведущих на улицу, тоже стояли часовые. Тогда получалось, что жертв минимум одиннадцать. Но сколько ещё тех, о которых Рико не помнил?       Он настолько погрузился в свои мысли, что перестал обращать внимание на происходящее вокруг. Непростительная оплошность, которая могла стоить жизни или как минимум свободы, если бы кто-то захотел подобраться к Рико поближе и оглушить. Но из задумчивости его, к счастью, вывел не удар по голове, а тихое и осторожное: «Рико» — заставившее резко поднять голову и наткнуться взглядом на... Гауте.       Рико резко замер, и первой его реакцией было не только удивление, но и внезапный страх. До Рико вдруг дошло, что он потерял бдительность настолько, что не замечал человека прямо перед собой до тех пор, пока тот не дал о себе знать. Страх, прошедший по спине волной мурашек, возник из-за осознания, что могло бы быть, окажись на месте Гауте кто-нибудь другой, кто догадался бы воспользоваться невнимательностью Рико.       Первое впечатление вскоре прошло. На секунду Рико успокоился, потому что страх отступил после того, как мозг узнал стоящего напротив человека и не нашёл в нём ничего опасного, а затем пришла злость.       Они внимательно смотрели друг на друга: Рико — насупившись, Гауте — невозмутимо, но как бы с усталостью. Рико переполняли эмоции, и он сжимал кулаки, пытаясь совладать с бушующей внутри обидой и остаться спокойным хотя бы внешне. Хотелось дать волю нарастающему гневу, хотелось сказать в лицо Гауте все те слова, что накопились за проведённые в подвальной каморке дни одиночества, хотелось в красках описать, как больно и противно ощущается предательство человека, которого ты считал почти что своим отцом, но Рико сдержался и, вздохнув, отвёл в сторону метающий молнии взгляд.       — Расскажи, как всё было на самом деле, — тихо попросил Рико.       — Это была идея Лабберта, — голос Гауте оставался ровным и безэмоциональным. — Он сказал Кауцу, что было бы хорошо, если бы в Сэвиле был такой человек, которому ты доверял все свои мысли и переживания, чтобы всегда знать, что у тебя на уме. И этим человеком стал я. Всем остальным в Сэвиле платили за молчание, а мне, наоборот, за разговоры с тобой, которые я потом в точности докладывал Лабберту. Этот спектакль надо было разыгрывать до тех пор, пока не подошло время, когда у тебя вот-вот должна была проявиться метка. Потом я должен был предложить тебе план побега, заранее обречённый на провал. Неудача и последующие издевательства должны были окончательно сломить твою волю, чтобы у Кауца потом не было проблем с тобой.       — Почему ты согласился это делать?       — Потому что мне было всё равно, чем заниматься. У меня только что погибла семья, и я не особо задумывался, что за работу мне предлагают. Да и работа в общем-то была для меня обычной, — Гауте пожал плечами. — Вести учёт оружия и время от времени разговаривать с ребёнком-заложником, изображая отеческую симпатию.       — Обычной?! — вскричал Рико. — Для тебя нет ничего необычного в предательстве и лицемерии?!       Гауте окинул собеседника долгим взглядом, в котором, казалось, краткой вспышкой промелькнула жалость, и со вздохом ответил:       — Я служил в императорской гвардии. Об этом я говорил тебе много раз, но никогда не рассказывал, чем именно там занимался. Я был разведчиком, Рико. Втираться в доверие ради получения информации — моя обычная обычная работа, которой я занимался всю жизнь. И то, что случилось, было не предательством, а запланированным ещё несколько лет назад событием. Только по плану я должен был предложить тебе бежать, а в реальности ты сам пришёл ко мне за помощью.       — И… тебе правда всё это время была абсолютно безразлична моя судьба?       — Ты и вправду похож на моего сына, — вдруг произнёс Гауте. — И постепенно мои отеческие чувства к тебе стали искренними, но работа есть работа. Здесь не идёт речи о том, жалко мне тебя было или нет, и вообще в целом о моих чувствах. У меня просто была работа, за которую мне заплатили и которую я обязан был выполнить. Долг превыше чувств.       Рико глубоко вздохнул. Нет, он всё так же не понимал логику Гауте, однако не хотел на этом зацикливаться, чтобы не испытать ещё большего разочарования.       — А теперь? — спросил Рико. — Что ты собираешься делать теперь?       — Теперь?.. Мои обязательства, касавшиеся тебя, закончились в тот момент, когда я организовал твой «побег». Теперь я могу тебе помочь, на этот раз по-настоящему.       Рико усмехнулся с оттенком горечи:       — Да уж. С чего ты взял, что я поверю тебе на этот раз?       — Тебе придётся мне поверить, потому что другого выхода нет. Останешься в Сэвиле — тебя найдёт Кауц, а пешком ты никуда дойдёшь, потому что здесь поблизости даже деревень нет, да и зима уже на носу, и хищников в лесу полно. Я отвезу тебя в Уэнт — это ближайший отсюда город — и там оставлю, а дальше поступай как знаешь. Ну, деньги тебе, конечно, нужны будут… Я думаю, у Бишопа они точно остались, а ему они теперь всё равно ни к чему. Вот так, — Гауте пожевал губу и задумчиво прибавил, как бы размышляя вслух: — Тебя оставлю в Уэнте, а сам поеду дальше, в Неджмар, там можно легко затеряться, по крайней мере, Кауц меня там точно не найдёт.       Звучало заманчиво, и Рико, к тому же, понимал, что иного выбора, кроме как засунуть куда подальше сомнения и снова довериться Гауте, действительно нет.       — Я устал и хочу есть, — вздохнул Рико. — Но у меня к тебе ещё есть вопросы, поэтому, может быть, продолжим на кухне?       Кухня, как можно было ожидать, при появлении Рико опустела. Он на это лишь закатил глаза, потратив пару секунд на то, чтобы побороть всколыхнувшееся в душе раздражение, зато был безмерно рад наконец-то отмыть руки и лицо от крови. Удовлетворился их чистотой Рико только тогда, когда извёл, наверное, почти половину довольно крупного куска мыла, пытаясь избавиться от въевшегося в кожу металлического запаха.       С не меньшей радостью и энтузиазмом Рико набросился на еду, поэтому следующие несколько минут прошли также в молчании. Заговорил он, когда тарелка с супом опустела на две трети, а с соседней тарелки исчезла пара ломтиков хлеба.       — Так зачем я Кауцу? — спросил Рико, впервые за долгое время чувствуя нечто, близкое к блаженству. Он настолько расслабился, что и мучившие доселе вопросы, и сам разговор в целом стали казаться чем-то абсолютно неважным и даже глупым. Рико пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть разлившуюся по телу усталость, вдруг ставшую такой приятной и тягучей, и сосредоточиться на том, что говорил Гауте:       — Кауц давно хочет стать императором. Недавно стукнуло шестнадцать лет со дня, когда началась революция, а он за это время так и не приблизился к трону, а несколько раз вообще был на грани краха, — Гауте вдруг замолчал, окинул Рико долгим долгим взглядом, видимо, о чём-то размышляя, и лишь затем продолжил: — Ты был его главной надеждой. Представь, какие возможности открылись бы перед ним, заполучи он Меченого. Да ему армия стала бы не нужна! Ты же людей одним лишь взглядом можешь толпами убивать и мёртвых снова поднимать в бой! С тобой и твоими способностями он бы вмиг заполучил всю власть, о какой только мог мечтать, но… Как только твоя правая рука начала темнеть, Бишоп сразу написал об этом Кауцу, чтобы тот быстрее ехал в Сэвил вместе с Печатью...       — Печатью?.. — перебил Рико, решив, что неправильно расслышал, но Гауте кивнул:       — Печатью Тьмы. Насколько я помню, это что-то вроде клейма. Человек, который ставит её на коже Меченого, связывает себя с этим Меченым, точнее, — Гауте мрачно усмехнулся, — становится его хозяином. С этого момента Меченый может использовать свои способности только с позволения хозяина и только так, как хозяин приказывает. Печать не даёт возможности ослушаться приказов, и ещё Меченый не может направлять силу против хозяина.       Рико нервно сглотнул, ощущая как всё внутри холодеет от этого рассказа. Это было, наверное, самое противное и мерзкое, что он когда-либо слышал, по крайней мере, ещё никогда он не испытывал такого чувства, будто от слов собеседника кожа вдруг покрылась чем-то липким и грязным, и такого желания помыться с мылом. От мысли о том, что то, о чём говорил Гауте, могло вот-вот произойти в реальности, становилось дурно. Рико попытался совладать с собой, и у него это даже получилось, пусть и через пару минут, в течение которых он лишённым какого-либо выражения взглядом смотрел в одну точку перед собой, при этом абсолютно не двигаясь. Видно было лишь, как ложка, остановившаяся на полпути ко рту, слегка подрагивает в его руке.       — Но почему именно Сэвил? — наконец спросил Рико, отчаянно желая переменить тему разговора на менее противную. — Через него же проходит дорога к северным городам.       Гауте слегка поднял брови, явно удивлённый подобным вопросом:       — Этой дорогой уже давным-давно никто не пользуется, потому лет двести назад восточнее Сэвила построили город Л'Арбарет, а рядом с ним позже проложили трассу. Дорога через него стала гораздо удобнее и безопаснее, поэтому про Сэвил все забыли. Его даже на картах перестали обозначать. Формально он продолжал принадлежать государству, хотя на самом деле просто пустовал, и лет двадцать назад твой отец, Рико, продал Сэвил Августу Кауцу.       «Продал, даже не подозревая, что эта крепость станет тюрьмой для его сына», — мрачно подумал Рико, но вслух произнёс:       — Выходит, этот Кауц держал меня взаперти столько лет и надеялся, что я помогу ему захватить власть, а в итоге… ничего не вышло из-за того, что он не успел приехать к тому времени, когда у меня проявилась метка?       — Она не должна была проявиться. Да, она уже начала обозначаться у тебя на коже, но проявиться окончательно она могла, только если бы ты получил открытое ранение. А Бишоп делал всё, чтобы не допустить этого раньше, чем приедет Кауц, которому было послано письмо о том, что ты готов. Никто ведь не предполагал, что эта дура принесёт тебе нож, — последние слова Гауте процедил сквозь зубы с нескрываемой злобой, а Рико почувствовал болезненный укол в сердце и вздохнул:       — Она спасла мне жизнь, — и добавил мысленно: «ценой собственной».       Покончив с едой, Рико отправился, следуя совету Гауте, искать деньги, с не особым, впрочем, желанием, потому что приходилось возвращаться в комнату, с которой были связаны просто ужасные воспоминания.       Здесь всё было так, словно ничего и не произошло. Луизу похоронили, кровь с пола отмыли, но кровать покойных не застелили чёрным полотном, как требовал обычай. Ничто не напоминало о том, что хозяева этой комнаты мертвы, но воспоминания самого Рико никуда не делись. Перед глазами всё так же стояла убитая им Луиза, и легче на душе всё никак не становилось.       Пытаясь справиться с наполнившими глаза слезами, Рико прошёлся по комнате, рассматривая каждый предмет. Ему хватило пары минут, чтобы понять: только поначалу кажется, будто здесь ничего не изменилось, а потом ты неминуемо чувствуешь присутствие смерти, и случайные предметы начинают навевать горечь. Висящий на спинке стула пиджак, который больше никто не наденет; лежащая на кровати книга, которую никто уже не дочитает; стоящий на туалетном столике флакон духов, которыми больше никто не воспользуется; расположившаяся на прикроватной тумбочке семейная фотография, которой больше никто не полюбуется, прежде чем потушить свет перед сном, а рядом с ней — стакан воды, которую никто уже не выпьет… Чем дальше, тем сильнее Рико охватывала тоска, и скоро он понял, что если прямо сейчас не сделает то, ради чего пришёл, то так и останется в этой комнате и прорыдает несколько часов, прежде чем станет хоть немного легче. А время поджимало. Нужно было покинуть Сэвил до того, как сюда приедет Кауц.       Собравшись с духом, Рико принялся наугад открывать ящики, не имея ни малейшего представления, где люди обычно хранят деньги. Несколько монет он нашёл на комоде и на пару секунд замер, рассматривая их с настоящим трепетом. Человека, чей профиль был изображён на них, Рико узнал сразу, потому что у него самого была такая же монета, которую когда-то подарил Гауте. Рико хранил её, как самое дорогое сокровище. Конечно, ведь для него это был единственный способ увидеть отца. Да, на монете Рико ничего толком так и не разглядел, кроме горбатого носа и спускающихся до плеч волос, но и этого было вполне достаточно, чтобы ощутить хоть капельку счастья и… единения.       В верхнем ящике комода лежала коробка с какими-то лекарствами и штук двадцать флаконов с духами, в следующих двух — пелёнки и детская одежда, а в нижнем — много-много бумаг, по-видимому, документов, потому что на многих из них стояли печати. Среди этих бумаг Рико нашёл толстый серый конверт. В нём обнаружилась пачка банкнот, из которых все были номиналом по сто ауров. Пересчитывать их Рико пока не стал и продолжил поиски.       В тот момент, когда он задумчиво рассматривал косметику, сложенную в небольшой ящичек в туалетном столике, в комнату зашёл Гауте и протянул ещё несколько купюр со словами:       — Это то, что было у него в кабинете. И украшения тоже забери, — он кивнул на изящный золотой браслет, лежащий на туалетном столике рядом с перламутровой шкатулкой. — Можешь потом сдать их в ломбард и получить ещё денег. Главное, не держи всё это на виду, а лучше вообще спрячь по разным местам.       Рико задумчиво поглядел на найденные деньги. Он не знал никаких расценок, но, думалось ему, сумма в любом случае вышла внушительная — несколько тысяч ауров (надо было попозже всё хорошо пересчитать, чтобы знать точное число) да ещё и украшения Луизы, коих нашлось достаточно много. Несколько пар золотых серёжек, браслеты с драгоценными камнями, длинное ожерелье, различные кольца — всё это было теперь у него в руках, и Рико ощущал при этом, как душу больно колет какое-то странное чувство, говорившее, что он прямо сейчас делает что-то неправильное.       «Но Гауте ведь прав: зачем мёртвым деньги и драгоценности?» — подумал Рико, пытаясь себя успокоить, но в эту мысль, однако, всё равно закрался оттенок сомнения.       — И это тоже было в кабинете у Бишопа, — произнёс Гауте, показывая какой-то предмет, лежавший у него на ладони.       Рико, будто внезапно очнувшись от транса, удивлённо огляделся по сторонам, поняв, что опять ушёл в мыслях куда-то глубоко внутрь себя.       — Что… — хотел было переспросить он, но замер на полуслове и вдруг воскликнул: — Кольцо!       Да, Гауте принёс тот самый предмет силы, и Рико ненадолго лишился дара речи от радостного осознания, что провести обряд получится.       — Его тоже в принципе можно сдать, — размышлял в это время Гауте, задумчиво рассматривая кольцо со всех сторон, — хотя серебро сейчас не особо в цене, да и камень этот какой-то непонятный. Я таких даже не видел никогда.       — Нет! — воскликнул Рико с возмущением, но, поняв, что получилось слишком резко, тут же смутился: — В смысле… Я сам собираюсь его носить.       Гауте явно был удивлён этим внезапным выпадом со стороны Рико, но пробормотал что-то вроде своего любимого «делай как знаешь», пожал плечами, молча отдав кольцо, и перешёл к следующей теме:       — Я предпочёл бы уехать поскорее, потому что после того, что случилось, почти все, кто был в Сэвиле, сбежали. Я боюсь, что сейчас они начнут на каждом углу трезвонить, что тут один Меченый разбушевался. А Меченый, знаешь ли, сейчас лакомый кусок для всех, а не только для Кауца. С первым же слухом в Сэвил повалят желающие воспользоваться твоими способностями, и произойдёт это, я думаю, совсем скоро, поэтому нам лучше уехать уже сегодня.       Рико крепко сжал кольцо в руке, пытаясь прикинуть, сколько времени ему понадобится, чтобы провести обряд и собрать вещи.       — Я буду готов через два часа, — ответил он спустя минуту.       Гауте в ответ одобрительно кивнул и скоро ушёл, сказав, что тоже будет собираться, а Рико, наедине с собой, глубоко вздохнул, в очередной раз окидывая кольцо долгим взглядом, напоминая, что нужно подготовиться к обряду. Помимо предмета силы нужна была ещё одна вещь, которую Рико смог легко найти, вернувшись на кухню.       Добравшись до своей комнаты, он первым делом запер дверь и спрятал ключ на случай, если опять потеряет над собой контроль. Положил всё необходимое на ковёр возле кровати и… понял, что почти дрожит от волнения. Джек сильно преувеличил, когда говорил, что провести обряд Перехода проще простого. Да, вдобавок он сказал и то, что сдерживать силу невозможно только в первый раз, а дальше становится уже легче, но Рико к этому заявлению относился скептически, поэтому сейчас никак не мог справиться с напряжением.       Рико подошёл к висящему на стене зеркалу и окинул взглядом своё отражение, которое смотрело в ответ усталыми голубыми глазами и вымученно улыбалось. А метка на руке мягко пульсировала, живя своей жизнью. На ощупь она была чуть шершавой, а по виду напоминала обычную татуировку. Большая чёрная змея, обвившая руку от кисти до плеча.       Меченый. Создание Смерти, как выразился Джек. Рико ненавидел свою сущность. Ему не нужна была власть, не нужны были способности, не доступные обычным людям, и не нужно было знание, что много веков назад Смерть избрала именно его душу, чтобы наделить своей силой. Рико не хотел быть Меченым. Рико хотел быть обычным человеком. Хотя нет. Он хотел быть свободным человеком, который волен сам распоряжаться своей судьбой, ни на кого не оглядываясь, и знать при этом, что в его руках не находится ничья жизнь, кроме его собственной. Но, как оказалось, от своей сущности Рико не смог бы избавиться даже после смерти, поэтому… оставалось только смириться. И научиться с этим жить.       На ковре рядом с кроватью лежало всего два предмета: нож, завёрнутый в кусок чистой ткани, и кольцо. Рико сел рядом и глубоко вдохнул, подготавливая себя к неизбежному. Итак, ему опять нужно порезать себя. Весь ритуал состоял в том, чтобы при помощи ножа соединить метку с тем местом, где будет находиться предмет силы. В случае Рико: от кисти руки, где располагался хвост змеи, до среднего пальца.       «Если бы выбрал в качестве предмета силы серёжку, пришлось бы делать порез от плеча до уха», — Рико зачем-то эту картину себе представил и с трудом сдержал рвотный позыв, а Джек захохотал, явно довольный произведённым эффектом.       От этого воспоминания Рико опять поёжился и, чтобы немного отвлечься, взял в руку кольцо. Теперь он знал, зачем Бишоп постоянно этот перстень показывал. Джек сказал, что предметы силы пропитаны огромным количеством энергии и взаимодействие с ними может ускорять, пусть и незначительно, проявление метки. Сейчас, держа кольцо на ладони, Рико ещё сильнее, чем раньше, чувствовал то ощущение присутствия, какое уже возникало у него однажды, только теперь оно было не дискомфортным, а приятным.       Со вздохом Рико положил кольцо обратно на ковёр, спросив себя с упрёком:       «И зачем ты тянешь время? Обряд проводить всё равно придётся, а там ещё и Гауте ждёт, что максимум через два часа ты будешь готов ехать».       Рико раздражённо закатил глаза. Да, ему очень хотелось оттянуть время неизбежного, но это было бы просто бессмысленно. Он решил, что нужно действовать быстро: набрал в лёгкие побольше воздуха, на миг задержал дыхание, собираясь с духом, а затем, резко выдохнув, схватил нож и одним быстрым движением вонзил в руку, постаравшись, однако, чтобы тот не вошёл глубоко.       Лезвие вспороло кожу так же легко, как и в прошлый раз. Отличие заключалось лишь в том, что сейчас делать порез было неудобно, потому что Рико, будучи правшой, другой рукой владел достаточно плохо, поэтому от напряжения и прилагаемых усилий она ощутимо дрожала. Из-за этого рана получалась неровной, и лезвие то едва-едва проникало под кожу, то входило сильно глубже. Рико бесился, но сделать с дрожью в руке ничего не мог.       Боль пришла не сразу. Поначалу она будто выжидала, наблюдая со стороны за тем, как лицо Рико становится мертвенно-белым от вида крови. Лезвие ножа уже проделало половину пути, оставляя за собой тонкий порез, похожий на красный ручей, струящийся меж двух берегов. Кровь сначала скапливалась в нём, а затем, покрывая кожу яркими полосами, потоками срывалась вниз по руке. Боль пришла ровно в тот момент, когда Рико, провожая взглядом алую струйку, считал удары пульса, набатом отзывавшиеся в ушах, и ждал. Ждал со страхом и нетерпением, когда сила затопит всё его тело.       Она не приходила внезапно. Сначала ударила боль, и лишь потом сила волной поднялась откуда-то из недр сознания. Она больше не походила на отдалённую грозу: теперь это была настоящая буря. За какую-то долю секунды серенькие тучи стали чёрными: сила заполнила собой всё существо Рико и, казалось, вот-вот разорвёт на части. Сверкнула молния: Рико передёрнуло. Сила отчаянно искала выход и рвалась наружу. Грянул гром: Рико зарычал, вернее он был уверен, что это сила клокочет внутри. Она до сих пор оставалась там лишь потому, что рядом не было людей.       Какой-то частью себя, пока не потерявшей рассудок и продолжающей сопротивляться, Рико порадовался, что на этот раз у него нет возможности кому-нибудь навредить. Его пугала не сама сила, а её абсолютно неконтролируемая отдача, но ещё больше — зло, которое она причиняла. Сейчас Рико был совсем один, сила рвалась наружу, и, думалось ему, можно просто выпустить её в окружающее пространство, где она растворится.       «Кто сказал, что от неё можно так легко избавиться? — Рико с трудом узнавал в этом голосе самого себя, свой же рассудок. Это говорила та часть его, которая ещё не сдалась силе, но была уже на краю. Рико ощущал её как нечто инородное. — Откуда ты знаешь, что не навредишь себе же?»       — Заткни-и-ись, — вслух простонал Рико, но не смог заглушить голос рассудка — голос, который, возможно, пытался его спасти.       «Ты должен закончить обряд», — твердил он.       Рико закричал так, что звон в ушах на миг заполнил весь разум и, кажется, даже вытеснил силу. Что делать? Кого послушать: силу, отчаянно требующую выход, или свой собственный рассудок? Стоит ли рисковать жизнью ради возможности избавиться от бушующего внутри урагана?       С огромным трудом Рико удалось принять решение, но ещё труднее оказалось собрать в кулак остатки воли. Пришлось бороться за каждую связную мысль, за каждое движение, но это дало результаты: нож снова двинулся вниз и почти достиг тыльной стороны ладони, правда, трясся он теперь настолько сильно, что порез из более-менее ровной линии превратился в кривую с зигзагами. Так он наконец-то дошёл до нужного пальца, разрезав по пути ещё несколько вен, явственно проступавших под кожей, из которых тут же брызнула кровь.       Дальше нож почти неслышно упал на ковёр, а Рико попытался рваным движением быстро схватить лежащее там же кольцо, тут же выскочившее из дрожащих пальцев. Рико снова закричал, как раненый зверь, и почувствовал, как слёзы брызнули из глаз. С отчаянным воем он бросился на пол вслед за кольцом и, наконец схватив его, кое-как сумел надеть на нужный палец. Рико не успел осознать, когда сила, отчаянно забившись внутри, всё-таки перехватила контроль и выплеснулась наружу единым махом. Рико взревел отчаянно, пронзительно и совершенно безумно, а затем потоки света хлынули из него, из каждой клеточки кожи.       Что было дальше, он не знал, потому что очнулся, когда сила внутри уже не бушевала, а вновь превратилась в отдалённую грозу. Рико осторожно поднялся, удивившись, как легко ему далось это движение (за последние сутки он успел привыкнуть, что пробуждение непременно сопровождается болью). Осмотревшись, он пришёл к выводу, что в комнате ничего не изменилось, зато почти сразу почувствовал, что изменилось что-то внутри него. Сила. Она стала ощущаться по-другому. Теперь она находилась не где-то на задворках сознания, а совсем близко: казалось, стоит немного напрячь разум, и можно будет её коснуться.       «Это из-за кольца?» — подумал Рико и перевёл взгляд на правую руку, где тоже произошли некоторые изменения.       Раны больше не было. Её заменила тонкая чёрная линия, тянувшаяся от хвоста змеи до среднего пальца. Рико осторожно прикоснулся к ней, ощутив, как резко она, чуть шершавая на ощупь, контрастировала с покрытой мягкими светлыми волосками кожей. В голове возникло странное предположение, которое Рико сначала решительно отмёл, даже посмеявшись над собой. Оно было слишком абсурдным.       «Бред. Быть такого не может», — с уверенностью заключил Рико, однако тут же засомневался. За последние сутки он видел столько всего, что раньше казалось невозможным, что теперь, наверное, готов был поверить во что угодно.       Рико усмехнулся всё ещё с долей скептицизма, но странное предположение, которое упорно твердил какой-то внутренний голос, решил всё-таки проверить. В конце концов ничего сложного не было: просто снять кольцо с пальца, что Рико и сделал. И тут же обомлел, потому что линия прямо на глазах побледнела, истончилась и в итоге совсем исчезла с кожи, не оставив никакого следа. Тогда Рико вернул кольцо на место — линия снова появилась. Попробовал надеть кольцо на другой палец — ничего не произошло, кожа осталась чистой.       На душе стало настолько легко, что Рико вдруг засмеялся и так и не смог согнать с лица широкой улыбки до тех пор, пока не настало время уходить. Собирать вещи не пришлось: сумка, в которую он собрал всё необходимое ещё в прошлый раз, никем не тронутая лежала рядом с кроватью. Рико только переоделся в тёплую одежду и придирчиво оглядел себя в зеркале. Да, дублёнка с тех пор, как он в последний раз надевал её прошлой зимой, стала немного коротковата в рукавах, но это не слишком бросалось в глаза. А вот штаны с начёсом почему-то стали слишком широкими.       «Я настолько похудел?» — подумал Рико и поморщился. Он всегда был худым, а из-за высоко роста и вовсе казался тощим, но никогда ещё не видел, чтобы скулы выпирали настолько сильно, а тело буквально выглядело, как кожа да кости. Рико разочарованно отошёл от зеркала: ему и раньше-то не нравилась собственная чрезмерная худоба, а уж теперь-то...       Он тряхнул головой, отгоняя абсолютно не нужные сейчас мысли, быстро схватил сумку с вещами и почти выбежал из комнаты. Не столько поджимающее время заставляло так торопиться (как оказалось, он почти полтора часа провалялся на полу), сколько желание поскорее покинуть Сэвил.       Рико не хотел ничего здесь запоминать. Он хотел бы навсегда стереть из памяти вообще всё, что связано с Сэвилом, но… Ничего другого в жизни Рико не было, точнее, оно осталось слишком далеко в прошлом и тоже причиняло боль. Минуты счастья и радости затем непременно превращались в долгие часы страданий — он давно с этим смирился, но теперь, когда у него появился шанс всё изменить, Рико стал испытывать отвращение к тому, что ещё недавно воспринимал, как данность.       Идя по коридорам, спускаясь по лестнице, он старался не обращать внимание на то, что было вокруг. Если на пути попадался какой-то хорошо знакомый предмет, вроде картины, которая когда-то вызывала восхищение, то Рико раздражённо стискивал челюсти и прибавлял шаг.       К тому времени, когда он вышел на улицу, тучи сгустились настолько сильно, что всё вокруг погрузилось в почти непроглядный мрак, словно ночь наступила раньше времени. Ветер стих, а в холодном воздухе повисло удушливое напряжение. Лес погрузился в тревожное молчание, ожидая скорую грозу ― наверное, последнюю в этом году грозу, после которой начнутся уже снегопады и метели. Странное явление ― гроза в конце осени, но Рико был слишком занят своими мыслями, чтобы обратить на это внимание. Он думал о том, что Гауте уже ждёт, и о том, что ещё одно дело осталось незавершённым и времени на него уже не оставалось.       «Но я не могу уехать не попрощавшись, ― сказал себе Рико, ― а вот Гауте может ещё немного подождать».       Рико оставил вещи на крыльце, а сам помчался к входу в сад, мысленно обещая, что сильно не задержится.       То, что он искал, находилось сразу возле дорожки, уходящей вглубь сада. Одиннадцать земляных холмиков, мрачно возвышающихся в окружающем полумраке. Одиннадцать свежих могил, и в одной из них лежит Луиза. Почему покойников просто закопали, а не сожгли, Рико не сильно-то волновало. Он опустился на колени, набрал в ладонь горсть земли и задумчиво пропустил сквозь пальцы, чувствуя, как по щекам текут слёзы.       — Прости меня, — всхлипнув, прошептал Рико. Две крупные слезы упали с его лица на землю и тут же в неё впитались.       Грянул гром, вспышка молнии на миг ярко осветила сад. С неба сорвались первые капли дождя, в деревьях зашелестел ветер, а затем, подобно взрыву, прозвучал новый раскат, и струи воды хлынули на землю, но Рико не замечал ничего вокруг. Он касался руками земляного холмика, низко опустив голову, и шептал, как мантру: «Прости, прости, прости». Его слёзы падали рядом с дождевыми каплями, а всхлипы смешивались с нарастающими громовыми раскатами. Сидя возле могил, которые всё чаще выхватывали из темноты вспышки молний, Рико не думал ни о чём. Мыслей не было — была лишь пожирающая душу тоска, и казалось, она выходит наружу вместе со слезами и растворяется в воздухе.