Наша оттепель

Когда следы одних пропадают, на их месте появляются другие. Пока идет снег, пока стоит на дворе голубоглазая зима процесс прерываться не должен. Когда, если не в Излом, вершиться судьбе? На заднем дворе бара вот-вот появятся новые дорожки следов. Будут ли они переплетены или убегут вдаль параллельными прямыми? Впрочем, потягивая терпкую «Кровь» в тепле бара, Алва мало задумывался о пересекающихся прямых. И ни паба даже то было тепло, а беседы его коллег и их жарких споров. Марсель с Жермоном всегда любили поговорить о политике. Рокэ удивлялся только, как их в высшей степени интеллигентные дискуссии до сих пор ни разу не переросли в драку. Самого Алву от эксцентричных выходок удерживало только наличие в кармане лучшего друга шприца с транквилизатором, но что удерживало их? — Вы можете сколько угодно говорить о мотивах Дриксен, это нисколько не отменяет того, что в Гаунау сейчас... — Дорогой друг, не включайте дипломата. Я задал вопрос про одно, а вы начинаете рассказывать мне совершенно про другое… Алва переглянулся с Ли и отсалютовал ему бокалом. Обычно они ставили ставки, кто же первый в исключительно дипломатичной манере пошлет другого нахер. Жаль с ними сегодня не было Эмиля. Вдвоем Ариго и Вальме довольно предсказуемы, зато втроем — по-настоящему убойная сила. Но это только одна из причин, да и не самая существенная, почему Рокэ сетовал на отсутствие второго близнеца. Отпускные в спецотделе ему никто не дал, а потому вместо того, чтобы распивать вино с друзьями, Эмиль сейчас горбатился на специальном задании Дорака. По уши в снегу и по локти в крови, надо полагать. А Рокэ многое бы отдал, чтобы тот в праздничные дни был с Ли. Хотя бы недолго, так, в качестве даже не лекарства, а легкого успокоительного. Старший Савиньяк, разумеется, не подавал виду, вел себя как всегда. Но Алва, тем местом, где у нормальных людей сердце, чувствовал, что потерявшему всякую надежду на личное счастье другу будет — да и есть — особенно паршиво в эти дни. Арно он в свои чувства посвятить не удосужился, обошел вопрос по касательной, кошки его дери. И Эмиля бы не посвятил, что уж там. Правда, близнецу бы это не помешало все понять. Эмиль помог бы, как не смог помочь Алва. Рокэ в кои-то веки был бессилен и его это раздражало до рези в зубах, до желания устроить государственный переворот всему миру на зло. И он бы смог, сомнений нет, поэтом приходилось держать себя в руках. Оставалось только скалиться и ядовито шутить, скрывая за тем вдруг взявшуюся откуда-то человечность. На периферии зрения замаячили юный Придд и младший Савиньяк, на диво довольные жизнью. Даже по непроницаемому лицу Валентина читалась любовь ко всему живому в этот момент. Удивительная все-таки у Савиньяков способность — заводить друзей на всю жизнь. У четы Алва на всю жизнь получалось заводить в основном врагов. Рокэ смаковал эту мысль медленно и с каким-то мазохистским удовольствием. Пока в бар не ввалилось главное ее опровержение. — Три месяца, три гребанных месяца мы ювелирно выстраивали защиту почти безнадежного дела. И для чего? Чтобы через десять минут от начала заседания подсудимый признал свою вину?! — прошипел Джастин срывая с шеи шарф и сдергивая перчатки. На взвинченного Юстина было любо-дорого смотреть. Жаль, возбужден он был по такому прискорбному поводу. Раздражение лилось из него, как вода из берегов по весне. Это нужно было останавливать. Рокэ поднял со своих колен прилетевшую туда в запале перчатку и с усмешкой уточнил: — Думаешь дуэль со мной уравновесит вселенскую несправедливость? Придд совершенно очаровательно опешил. Когда на штыки идут с шутками, это неизменно выбивает из колеи, как бы хорошо ты не знал оппонента. А Джастин знал. И очень хорошо. — С тобой на дуэль — только если самоубиваться, — заметил Джастин, чья усталость начала проявляться, когда перегорело топливо гнева. Такой Юстин был для Рокэ все равно что красный платок для быка. Хотелось раззадорить его, заставить выплеснуть весь гнев, выдавить из него весь ледяной яд жестокими усмешками и острыми уколами. А потом отобрать поводья власти, которые молодому сердцу уже нет сил тянуть, и править, править, доводя бессознательного блаженства нежностью. Этим Рокэ накануне и занимался. Ласкал до исступления и тихих стонов, помогая сбросить груз напряжения последних месяцев перед долгожданной кульминацией. И все его старания насмарку. Что ж, он был не против повторить. А потом еще и еще, до тех пор, пока не будет достаточно. Придд потянулся за перчаткой, и Алва перехватил его руку. Он поцеловал тыльную сторону ладони легко и целомудренно, по всем уставам рыцарства. Правда, рыцарства не своего, а людей благородных и честных. Не тех, кого величают честными с большой буквы, а по-настоящему благородных. Тех, кто лучше него. Таких как Джастин. Признать это было легко, Алва никогда не питал относительно себя никаких иллюзий. Но признать, что молодой Придд его смелее оказалось действительно непросто. Он мог отдать контроль, мог раскрыться, довериться. Настолько, насколько Рокэ бы не смог никогда. И если это не было смелостью, то Алва не знал, что ей вообще может быть. Джастин бросил благодарный взгляд и мягко отнял руку. При всей невинности жеста, он не был фанатом публичных проявлений чувств. И Алва уважал это, стегая свое наплевательское отношение к мнению окружающих розгами. Новоприбывший в их маленьком полку отправился за терпким и горячительным, а Алва вернулся к разговору. — Я бы свернул подсудимому шею, — резюмировал Жермон. — А я — сделал его жизнь в Багерлее невыносимой, — отсалютовал бокалом Марсель. — Шприц с эйфоретиком посильнее при врачебном осмотре, повторить раза два-три и наблюдать за красотой абстинентного синдрома, — не остался в стороне Лионель. Про себя Рокэ еще раз отметил, почему именно Ли его лучший друг и что им определенно не стоило становиться врагами. Вслух прозвучало миролюбивое: — В очередь, господа, дурак один и на всех его не хватит. Как все-таки удачно, что они оказались по эту сторону закона. Удачно, конечно, для королевства. — К слову о веселье, — Марсель выдал по меньшей мере любопытное определение темы их разговора, — как вы уговорили персонал нас впустить? — А ты часто встречаешь людей, которые мне отказывают? Оскал Алвы нужно было чем-то поумерить, поэтому вход пошел рационализм имени Лионеля Савиньяка: — Эрэа Меллит великодушно вступилась за нас, когда у владельца от нашей бравой компании на пороге глаза полезли из орбит. Сегодня мы под ее ответственностью. И ничего воспламеняющегося нам впредь не дадут, в том числе те позиции меню, которые поджигают при подаче. — Разумно. И вправду великодушно. — Жермон задумчиво побарабанил пальцами по подбородку. — Чем больше я встречаю молодежи, тем чаще мне кажется, что две эти особенности кредо нового поколения. Мы были злее. — Мы казнили подсудимого тремя разными способами, — заметил Марсель. — Мы есть злее. — И все-таки на счет разумности я бы поспорил. Арно, при всем уважении к юности моего брата, никогда не отличался излишней рассудительностью. Из-за спинки собственного кресла Алва услышал смешок. Джастин успел вернуться как раз к старческому обмыванию косточек молодому поколению. И явно намекал на одного конкретного представителя этого поколения. — Насколько подсказывает мне опыт, Валентин скорее исключение из правил, — и бровью не повел Савиньяк. Рокэ пришла в голову одна заманчивая идея. Закинув ногу на ногу, он хитро улыбнулся уголками губ. — Господа, предлагаю провести эксперимент, — и прежде чем кто-либо попытался возвать к его несуществующей совести, Алва пояснил, — Подопытными будут наши младшие коллеги. Я выйду к ним с самым заговорщицким выражением лица и попрошу зажигалку. Посмотрим, кто победит: мальчишеская тяга к опытам или не-юношеская серьезность. — Отдаю свой голос серьезности, — тут же подхватил Марсель. Ариго его поддержал. — Мне хочется верить в здравый смысл, — кивнул Лионель. — А мне — в Арно, — просто сказал Джастин и пожал плечами. Рокэ не мог этого видеть, но знал почти наверняка. Как знал и то, что фраза совсем не была однозначной. Глубинный смысл должен был дойти до Савиньяка неозвученной надеждой, сокровенным желанием. Придд умел подбирать слова, и в этот раз он хотел быть услышанным. И Ли одним долгим взглядом показал, что услышал. И согласен. — Что ж, ставки приняты. Покинуть насиженной кресло было сродни блаженству. Расправить плечи, со звоном опустить бокал на столик, скользнуть взглядом по опирающемуся на спинку Придду… А впереди ждало веселье. — Господа, не одолжите зажигалку? Мороз приятно освежал голову и покалывал прикрытую одной лишь рубашкой кожу. Юноши только-только разбирались с сигаретами, так что Алва появился как нельзя ксатати. Скользнув взглядом с одного на другого, Рокэ выбрал своей жертвой Придда — очевидно, основная аргументация полетит в него. — Вам с Ли прошлого раза не хватило? — пробурчал Арно, бездумно отнимая у Валентина сигареты и вкладывая в тонкие пальцы свои перчатки. — Для меня чудо, что нас вообще пустили в этот бар. Простой, естественный жест: коснуться пальцев, передать тепло, вернуться. Для него это была мелочь, даже паузы в разговоре не возникло. Арно всегда следил за ближними и заботился десятками разных способов. — Пустить то пустили, но воспламеняющиеся предметы доверять отказываются. Но пока Савиньяк прикуривал, Валентин посмотрел на Алву, и выражение его лица… Во взгляде моря захлестывали беззащитные берега. Топили под собой толщу песчинок и вместе с каждой на дно по крупицам уходил сам Придд. Дня него это было слишком. Возможно, для самого Алвы стать свидетелем такой откровенности в свинцовых глазах было слишком. Он бездумно продолжал диалог, пока внутренний голос подсказывал: иногда даже нежность способна разбивать сердца. Савиньяк ничего не понял. Не заметил. Алва сообразил на лице что-то ему свойственное, принял протянутую зажигалку и скрылся за дверью. Разве возможно встретить человека, который сделает для тебя что-то подобное ни на секунду не задумавшись? Он бросил зажигалку на стол и фразу в ожидающие лица: — Верьте в Арно. Верьте в то, что в нас давно мертво. Если оно когда-то было живо. Спрашивать Алву ни о чем не стали. Он попросил Меллит налить ему еще бокал, а когда вернулся, разговор шел совсем о других вещах. Его кресло занял увлекшийся дискуссией Джастин. Алва глянул на время — час до полуночи. Пора. Он шепнул пару слов эрэа за баром, прихватил пальто и с кошачьей неуловимостью выскользнул через заднюю дверь паба. Его проводил только взгляд внимательных черных глаз. Большинство центральных улиц Олларии скрывали за своим фасадом лабиринты дворов, что перетекали один в другой и вели не иначе как в Лабиринт. Алва никогда не задавался целью исследовать их досконально, а если бы задался — на это ушли бы годы. Оллария, пережившая десятки королей, восстаний и революций, была эрэей своенравной. Рокэ она явно благоволила, и он старался не злоупотреблять ее щедростью. В маленьком дворике его уже ждали. Неизменная серая толстовка, которая заставляла Рокэ морщится, и черная куртка. Насупленный взгляд. Недовольно-обиженные на весь мир флюиды. — Доброй ночи, юноша. Он оторвался от ковыряния снега носком ботинка и поднял взгляд. Ничего от «доброй ночи» в нем не читалось. — Забирайте уже, зачем пришли, — из-за пазухи мелькнул конверт, который тут же скрылся во внутреннем кармане пальто. — Я выполнил все, о чем мы договаривались. На этом все. Технически сделку можно считать состоявшейся, двойной агент из Ричарда получился просто прекрасный, но кто сказал, что Алва отпустит мальчишку так просто. — Торопитесь поскорее от меня избавиться и рвануть отмечать Излом с друзьями? — невинно поинтересовался Алва, присаживаясь на скамейку и давая понять — еще ничего не «все». Ричард сильнее нахмурился, сунул руки поглубже в карманы, но все-таки опустился рядом. — Мне некуда и незачем идти. Это место не хуже любого другого. — Зайдете? Он встретил этого мальчишку год назад, когда тот проходил свидетелем по делу об убийстве. С одной стороны «висельники», с противоположной — он сам, а между удобно расположились труп и шестерка организации по имени Ричард Горик. Окделл, как потом стало известно. И юноша умудрился переиграть их всех (разве что труп сильнее проиграть уже не мог). История приняла неожиданный оборот: вместо того, чтобы использовать свою безоговорочную победу, юноша решил примкнуть к Алве. Признаться, Рокэ сам не то чтобы оставил ему много выбора. В общем, по принудительному то или по искреннему согласию, они стали союзниками. И в лице юноши Алва обрел верного информатора при «дворе висельников». Что обрел сам Ричард? Деньги, для оплаты учебы в вузе. Крышу в лице одного великого и ужасного жандарма. Перспективы, хотя об этом он пока не подозревал, и считал сегодняшнюю встречу последней. Этот нюанс Рокэ и собирался прояснить. «Зайдете?» — как начало долгого разговора, повисло в воздухе. — В бар, кишащий жандармами? — поморщился юноша. — Спасибо, воздержусь. Скажите, когда ждать последний транш, и я исчезну из вашей жизни навсегда. — Как обычно, первый вторник нового месяца. К слову о деньгах, — Алва смахнул со своего плеча угодившую на пальто снежинку, — купите уже нормальную толстовку. На обучение вам теперь тратиться не надо, так позвольте себе. — То, что я перестаю работать с вами не значит, что я ухожу из вуза. Так что уж извините, но… — Ваше обучение оплачено до последнего семестра. Ричард так и замер на полуслове. Открыл рот, закрыл, нахмурил брови. — Не шутите так. — Я похож на паяца? — Я не просил вас об этом, — сквозь зубы процедил Окделл. — Зачем вы сделали меня своим должником? У нас было четкое соглашение, и я выполнил свою часть. Какого Леворукого вы так со мной поступаете? — Юноша, уймитесь. Вы ничего мне не должны. Слова сбили мальчишку с заводного ритма гнева. Угрюмо побуравив взглядом снег, он выдавил из себя лишь всеобъемлющие «Что?» — Считайте это изломным чудом, если хотите. Или моим прощальным подарком. Вы вольны идти на все четыре стороны. — Я уже чувствую повисшее в воздухе «но». Алва улыбнулся краешком губ. Все-таки умен был юноша, чертовски умен. — Вы правы. У меня есть еще одно предложение. Однако, если моя персона успела вам наскучить, держать вас на привязи я не собираюсь. И это, в кои-то веки, было правдой. За угрюмостью и обозленностью мальчишки Алва видел потенциал. Огромный потенциал. В свою юность он был так же зол и так же непримирим. Нашлись люди, что сумели направить его пыл в нужное русло, и этим людям он был благодарен по сей день. Ричард благодарен ему не будет никогда, но пусть хотя бы ненависть свою он будет испытывать в тепле и с видением будущего. Алва понимал, такие решения не принимаются мгновенно. Минута за минутой тянулись в задумчивом молчании, пока не скрипнула дверь — как никогда вовремя. Добрейшей души гоганка показалась на пороге и тихо попросила: — Эр Рокэ, вы не могли бы помочь? Я принесла ваше вино по-агарийски. Сложно было одновременно следить, чтобы мальчишка никуда не сбежал при появлении третьего лица, и перенимать у Мэллит пускающие завитки горячего пара кружки. Но Рокэ справился. И даже умудрился заставить Ричарда принять горячее пряное вино без лишних возражений. Последнее можно было записать в список личных побед где-то наравне с кампаниями в Варасте и Фельпе. А пока Алва прикидывал, где тяжелее: на войне или при общении с своенравной молодостью, у Окделла прорезался голос: — Вы все пытаетесь меня спасти, но задумывались ли вы, надо ли меня вообще спасать? Я сам выбрал это болото, эту организацию, преступность в конце концов. Меня никто за руку не тянул. Вы с какой-то маниакальной тягой лепите из меня благородного вепря, но свинья она и есть свинья. Без семьи, без друзей и без будущего. — Ричард, у меня одна цель: показать вам другой путь. То, что мальчишка ненавидит весь мир новостью не стало. А вот ненависть к самому себе Алва из виду упустил. — И какой же великий путь мне может показать убийца и преступник? — зло усмехнулся Ричард. — Путь, далекий от Людей Чести и благородства — вам так опостылевших. Вы верно заметили, я убийца и преступник. Некоторые назовут меня предателем. Подстилкой правительства Дорака. Но весь этот комом лжи и правды мне совершенно безразличен по одной простой причине: мне, в отличие от вас, есть куда идти. Этот путь я и хочу вам предложить. Куда главным образом значило к кому. Значило не столько место, сколько звон стаканов, жар споров и смех друзей, доносившийся из-за приоткрытой двери. Куда — мгновение летнего тепла среди колкой зимы. Мальчишка не мог этого не понимать. «Пей, юноша, — заклинал Рокэ, — пей и думай». Мысли одна другой тяжелей бегали по хмурому лицу, и Алва не торопил. Терпеливо потягивал горячее вино и прикидывал, что с ним сделает Дорак за самоуправство. Впрочем, несколько упаковок коллекционного шадди с большой долей вероятности спасут своевольного следователя от экзекуции. Неожиданно лицо мальчишки прояснилось, и он с усмешкой спросил: — За что вы так невзлюбили мою толстовку? Право слово, не этого Рокэ ожидал, когда предлагал юноше изменить жизнь. — За то, что она выглядит как десяток освежеванных мышей из дворцовых подвалов? И еще за то, что вы надеваете ее на наши встречи мне назло, — Алве не нужно было видеть закушенную в попытке спрятать ухмылку губу, чтобы убедиться в соей правоте. — Возможно вы действительно неплохой следователь, — съязвил мальчишка, и его колючий юмор нравился Алве гораздо больше сурового недоверия. — А мне, возможно, стоит сменить толстовку на черную или синюю. Рокэ вопросительно изогнул тонкую бровь. Неужели так быстро? Хотя чего Окделлу было ждать. Юноша кивнул, пытаясь скрыть собственное смятение за напряженными плечами и поджатыми губами. Всё, лишь бы на них не обозначилась несмелая улыбка. — Рокэ! До полуночи осталось пять минут, где тебя кошки носят? Стоило всего лишь на мгновение отвлечься на Джастина, как юноши и след простыл. Разве что ополовиненная кружка осталась на прежнем месте. Вот уж кто точно знал Олларианские подворотни как свои пять пальцев. — Меллит выдала? — лениво спросил Рокэ, ныряя в тепло служебного коридора и не спеша закрывать за собой дверь. — Лионель. Я помешал обсуждению революционных планов? Джастин привалился к стене и скрестил руки на груди. Выражение его лица приняло крайне заговорщицкий вид. Рокэ напустил загадочности в ухмылку и облокотился на противоположную стену. Благо в узком коридоре сделать это и остаться на расстоянии вытянутой руки было не так уж и сложно. — А если и так? — хмыкнул он. — Впрочем, тебе не о чем беспокоиться. Вряд-ли этот юноша предаст страну, зато меня — почти наверняка. Сталь промелькнула в любимых глазах. — Почему ты так думаешь? — Потому что однажды он узнает, что я за человек. И правда ему не понравиться. Придд сделал шаг и оказался на расстоянии вдоха. Глубокого вдоха — капризно заметил Алва. Но Джастин не спешил приближаться. В глубине бара громкие голоса закричали поздравления, бокалы истерично зазвенели, а Придд тихо произнес: — Опасайтесь, монсеньор. Некоторым беспутным мальчишкам в эту правду свойственно влюбляться. И подписался под своими словами ласковым поцелуем. Пальцы тут же зарылись в длинные волосы и согрели бледную шею. Темный коридор подсобки с распахнутой настежь дверью мало располагал к романтике, а вот льнущий ближе Юстин еще как располагал, так что на прочее Рокэ резко стало наплевать. Меняя угол и делая своим языком что-то — как любил говорить Придд — что стоило запретить на законодательном уровне, Алва входил в новый Круг. Лучшей отправной точки он и представить себе не мог. — Нужно возвращаться, — выдохнул Джастин, ведя кончиком носа дорожку по острию скулы. — Еще пару минут, и коллеги пойдут отдирать нас друг от друга силой. Отпускать Юстина не хотелось, но, вопреки мнению многих, Алва привык делать то, чего ему совершенно не хотелось. Он провел ладонями вдоль чужой спины, будто по грифу драгоценной гитары, и позволил Придду выпутаться из объятий. Напоследок Рокэ бросил взгляд на задний дворик, на две дорожки следов, исходящих из одной точки. Не зря ученые мужи утверждали, что аксиома о параллельных прямых может подвергаться сомнению. Прямые пересеклись. Слова сказаны, решения приняты, правила изменены. Остается просто жить. «Интересно, каким запомнишь ты меня теперь? — подумал Рокэ Алва. Какая будет наша оттепель?»