No time to die

Скучающе осматривая собственные фаланги, Нокаут ожидал аудиенции с Лордом Мегатроном. Нокаут не сомневался, что Мегатрон будет расспрашивать его о произошедшем в медотсеке, когда автоботы нахальным образом провели штурм здания и освободили своих товарищей. Если на человека Блэк Мегатрону будет стопроцентно всё равно, то насчёт Джаза — это огромная проблема. Лейтенант Прайма, по совместительству заместитель лидера автоботов, представлял собой кладезь ценных сведений. Старскрим же, ответственный за провал охраны пленников, сейчас расплачивался за свою халатность по отношению к собственным обязанностям. Нокауту не было его жаль: наоборот, он злорадствовал. Крики боли зама Мегатрона были слышны по всему помещению, что являлось прекрасной музыкой для аудиосенсоров Нокаута. С довольной ухмылкой на фейсплейсте Нокаут слушал слабые оправдания Старскрима. Неожиданно автоматические двери отсека отворились и прозвучал холодный голос Мегатрона. Пришла очередь Нокаута, мгновенно сделавшего выражение фейсплейста нейтральным. — Нокаут, заходи. Пройдя внутрь помещения, Нокаут, заметив лежащего на бетонном полу Старскрима, бросил на товарища равнодушный взгляд. Восседающий на импровизированном троне Лорд Мегатрон явно был чем-то сильно раздражён. Настроение лидера десептиконов отражалось на общей атмосфере. Недалеко от своего хозяина маячила фигура преданного Саундвейва. Нокаут не сомневался, что сейчас начнётся допрос. Остановившись непосредственно перед Мегатроном, Нокаут поклонился в знак уважения. — Лорд Мегатрон, Вы хотели меня видеть, — безэмоционально сказал Нокаут. — Старскрим слёзно уверяет, что ты причастен к автоботскому рейду, Нокаут. Что скажешь в свою защиту? — ледяным тоном спросил Мегатрон, своим взглядом пронзив Нокаута. Несмотря на сохранение беспристрастного вида, Нокаут чувствовал, как небольшой оттенок страха пробрался в его искру. Если каким-то образом лидер десептиконов докапается до правды, то Нокаута незамедлительно постигнет незавидная никому участь. Лорд Мегатрон никогда не церемонился с предателями: с неверными всегда был очень короткий разговор с последующей дезактивацией. А если возможным допросом займётся Старскрим, то Нокаут вряд-ли переживёт пытки: заместитель десептиконов обожал физически издеваться над своими пленниками. Простор фантазии у заместителя лидера десептиконов был поражающий. Садист, не иначе. — Лорд Мегатрон, я скорее предпочту дизактив, чем свяжусь с автоботским шлаком, — презрительно ответил Нокаут, слегка поморщившись, и надменно добавил. — Что касательно Старскрима, неудивительно, что он снова пытается избежать ответственности за свой промах, свалив всю вину за содеянное на кого-нибудь другого. Нокаут ещё не упомянул о попытке Старскрима захватить власть над десептиконами, когда Мегатрон был убит Праймом. Но, в чём Нокаут был стопроцентно уверен, так в том, что Саундвейв уже доложил Мегатрону об этом. Каждый раз после подобных инцидентов между Мегатроном и Старскримом Нокаут удивлялся, как зам ещё функционирует. Поразительная способность к выживанию и удача, не поддающаяся логике. — Мой Лорд, Нокаут Вам лжёт! — в страхе воскликнул Старскрим, пытаясь спасти свой бампер от расправы. — В тот день Нокаута не было в медотсеке! А потом вдруг нагрянули автоботы! Нокаут им всё рассказал! Я уверен! Мой Лорд, я бы никогда... — Старскрим, поднапряги остаток своих регистров, если они, конечно, ещё не сгорели, и подумай: зачем мне это? — с явной издёвкой бросил Нокаут, насмешливо глядя на Старскрима. — Откуда я знаю? Может, ты после смерти Брейкдауна, совсем из процессора выжил? — ехидно заметил Старскрим. Это было ошибкой. Подавив резко вспыхнувшую злость и едва не сжав кулаки, Нокаут заставил себя сохранять нейтральное выражение фейсплейста. Ещё пару недель назад за подобную насмешливую фразочку от кого-либо Нокаут бы вскипел и, чуть погодя, подмешал что-то крайне ядовитое в куб энергона, принадлежащий тупоголовому смельчаку. А потом просто «не смог» бы реанимировать. Делов-то. Но, к сожалению, подобной возможности не представилось: то ли остальные десептиконы чуяли нечто смертоносное от Нокаута, то ли воля Праймуса, но никто из солдат Мегатрона так и не решился испытать судьбу. Хотя вместо того, чтобы скрытно подсыпать что-либо в энергон, Нокаут бы предпочёл плавно и с явным удовольствием разбирать своих товарищей по фракции на детали, распиливая корпуса сокомандников излюбленной пилой. — Ещё одно слово, Старскрим, и я всерьёз решу, что твоя нервоплата необратимо повреждена, — не теряя саркастичных ноток в голосе, произнёс Нокаут, скрестив манипуляторы на груди, и с явным отвращением в тоне добавил. — Автоботов я всегда презирал и продолжаю презирать. Их отвага, граничащая со слабоумием, мне противна. Я скорее уйду в дезактив, чем встану под автоботские знамёна. Нокаут чувствовал, как ледяные окуляры лидера десептиконов внимательно скользят по его корпусу, который хоть и старался выглядеть расслабленным, но внутри ощущал, как всё сжалось, стянувшись в тугой узел. Мегатрон проверял подлинность слов Нокаута. Нокаут же искренне надеялся на то, что его непроницаемая маска не даст слабину в самый неподходящий момент, ибо кара, исполненная манипуляторами Мегатрона, будет разрушительной, кошмарно уничтожающей и сметающей всё на своём пути. Нокаут не желал стать свидетелем этой катастрофы, а тем более её непосредственным виновником. — Нокаут, я очень надеюсь, что ты помнишь, как жесток и суров закон по отношению к перебежчикам, — нарочито неспешно начал говорить Мегатрон, потушив яростные нотки в собственном голосе, заменив их на опасно тихие слова. — Если версия Старскрима, несмотря на его откровенное пренебрежение к личным обязанностям и желание перебросить свою ответственность на другого, подтвердится, то я собственными манипуляторами вырву твою искру, Нокаут, невзирая на твои прошлые заслуги. Помни об этом. — Этого не случится, Лорд Мегатрон, — подавив внутренний страх, обнадёживающе заверил Нокаут, низко поклонившись. Нокаут не сомневался ни доли секунды, что при любой утечке информации Мегатрон приведёт в исполнение свою угрозу. В процессоре Нокаута ещё были очень свежи воспоминания о пытках захваченных в плен автоботах. Они никогда не умирали быстро и безболезненно. После того, как пленные теряли сознание из-за нанесённых им физических увечий, их перетаскивали в медблок и отдавали на лечение Нокауту, который в первое время пребывал в тотальном шоке от жестокости и широты воображения нанесения травм. Со временем, удивление миновало и Нокаут привык, всегда держа в процессоре мысль, что при тех или иных событиях он, сменив позицию, может стать одной из жертв допроса. Никто ведь не застрахован. Несмотря на тот факт, что Нокаут больше не относил себя к десептиконам (об этом пока знал только сам Нокаут), автоботы тоже мало его привлекали. Единственный их плюс: возможность отомстить десептиконам и людям, сотрудничающим с Мегатроном, за смерть Брейкдауна. Раньше Нокаут не отметал мысли о том, чтобы просто разорвать связи с обеими фракциями, приняв нейтралитет, но перед оптикой моментально маячила проблема громадных масштабов: а кто защитит самого Нокаута? Одно дело сражаться в команде с кем-либо, а совсем другое — остаться один на один с противниками. Нокаут не был и собирался становится самоубийцей. — Нокаут, в таком случае, можешь идти, — резко сказал Мегатрон, на что Нокаут, поклонившись, постарался исчезнуть из поля зрения командующего как можно быстрее. — Что касается тебя, Старскрим, мы продолжим. Сомкнувшиеся автоматические двери отсека скрыли продолжающееся наказание Старскрима. У Нокаута странно дёрнулись плечи от звука захлопнувшихся дверей. Внутренний страх не собирался отступать, разгоняя энергон по организму. Когда-то Старскрим был неплохим товарищем для Нокаута, но всё имело свойство меняться: затянувшаяся война и убийство Брейкдауна забили последние гвозди в крышку гроба. Эта война, что миллионы ворн назад, что по сей день, казалась бессмысленной. Нокаут просто устал от вечного стресса, слежки со стороны вездесущего Саундвейва, отсутствия свободы в своих действиях, пролитого энергона и постоянного присутствия смерти в своём отсеке. Отпуска нет на войне. *** *** *** Аудиосенсоры Оптимуса отвлекались исключительно на ритмичный звук печатания по клавишам и на тихий стук сердца Лины, сидящей неподалёку. Поздний вечер, медленно перетекающий в ночь, сопровождался совместной работой с документами в отсеке Прайма, хотя последние несколько минут Блэк, чуть нахмурив брови, уже занималась чем-то иным, быстро просматривая вкладки на своём ноутбуке. Её напряжённые плечи выдавали беспокойство, хотя в лице Лина совсем не поменялась. — Есть что-то интересное? — спокойно спросил Оптимус, фиксируя взгляд на Лине, мгновенно поднявшей голову на звук голоса Прайма. Оптимус бросил заинтересованный взгляд на её ноутбук, покоившейся на коленях Блэк. — Пытаюсь охватить все сводки Щ.И.Та, чтобы найти местоположение следующих артефактов, основываясь на собственных воспоминаниях. Вдруг смогу узнать место по фотографиям, — безнадёжно ответила Лина и, подавив усталый вздох, с сожалением добавила. — Пока абсолютно ничего. За последнее время автоботы смогли обнаружить третий артефакт, который, как оказалось, уже достаточно давно находился в одной из лабораторий Щ.И.Та, но вернуть реликвию было достаточно сложно. Ни руководство Щ.И.Та, ни высокопоставленные чиновники из Белого Дома ни желали возвращать столь ценный предмет. Если мистер Фьюри, директор Щ.И.Та, был согласен предоставить предмет во временное пользование автоботам, то в Белом Доме отказывались наотрез, аргументируя тем, что артефакт был найден людьми на Земле. Оптимус хотел спокойно договориться, хоть большинство членов его команды были крайне возмущены поведением гос. служащих. Айронхайд, при поддержке Рэтчета и Кроссхейрса, был в ярости, требуя от людей немедленно вернуть собственность кибертронцев, иначе, как выразился Айронхайд, они применят силу. Оптимус же надеялся, что до радикальных методов не дойдет. — Лина, ты хочешь обхватить колоссальный объём данных за короткий временной промежуток. Это невозможно, — напомнил Оптимус, — но твоё желание помочь весьма ценно. — Пока нет результата, Оптимус, работа не может быть полезной, — скептически посмотрела на него Лина, явно не согласная с Праймом, и с горечью продолжила, немного резко жестикулируя. — Мне жаль, что моё начальство не желает отдавать вам вашу же реликвию. Они поступают необдуманно и глупо. Оптимус не стал отвечать, видя, как Лина явно желает что-то добавить к своим словам, но её точка зрения сейчас «проходит коварный барьер цензуры», как когда-то отшутилась Блэк. Прайм давно заметил, как в речи старшего лейтенанта периодически проскальзывают жаргонные выражения. Оптимус не осуждал Лину за это, но и не поддерживал, каждый раз бросая косые взгляды в её сторону, когда слышал излюбленное Блэк «чёрт/чёрт возьми». — Меня поражает твоё бесконечное терпение, Оптимус, — искренне поделилась Лина, слегка нахмурив брови. — Неужели моё начальство не боится вашей реакции? — Страх — это последнее, чем я желаю руководствоваться, — заметил Прайм ровным тоном. — Страх и ненависть — это две стороны одной медали. Они порождают насилие и разобщение, что будет положительно воспринято нашими противниками. Мы не можем предоставить Мегатрону такую возможность. Сотрудничество вашей расы и автоботов должно быть основано исключительно на взаимном уважении и доверии. Оптимусу хотелось в это верить. Прайм иногда тревожился, что Земля может принять участь Кибертрона, охваченного войной, уничтожившей его же. Трансформеры были видом, убившими самих себя, собственную надежду на лучшее будущее своего народа. Прайм, отвлёкшись на собственные мысли, не заметил изучающий взгляд Лины, непривычно неразговорчивой сегодня. Блэк, казалось, также полностью ушла в себя, явно обдумывая что-то. За прошедший перерыв в обществе друг друга, длившейся полторы недели, Оптимус словно вернулся в динамику общения с Линой, которая мастерски умела задавать ему неожиданные вопросы да и, в целом, удивлять его. Поразительная способность, не иначе. — Поразительно. Ты всегда думаешь исключительно о других. «Лучший из первых»? — чуть улыбнувшись, медленно спросила Лина, зацепившись за одну из своих хаотичных мыслей, и, выпрямившись, продолжила, шутливо подмигнув. — Твоё имя полностью отражает твой характер, Оптимус. Собрал в себе лучшие качества, не так ли? Разумеется, потратив некоторое время, Блэк перевела его имя, покопавшись в значении инициалов. Оптимус уже давно заметил интерес Лины к своей персоне. Кто-кто, а старший лейтенант Блэк была очень любопытной. Лина заваливала Прайма различными вопросами, смешивая темы об истории Кибертрона и личности Оптимуса. Этим Блэк несколько смущала Оптимуса, который давно отвык от подобного общения. Лина часто держалась свободно, говорила то, о чём думала, хоть и после периодически извинилась за то, что озвучивать не собиралась. Данное поведение было ново для Прайма, привыкшего к субординации со стороны своих подопечных. Война, длящаяся не первое столетие, лишь укоренила эту привычку. Оптимус наблюдал, как с каждым днём Блэк всё больше открывается для него, демонстрируя другую сторону своего характера — более склонную к юмору и... уязвлённую. Оптимусу нравилось видеть данный процесс: в нём было что-то максимально личное и нечто похожее на самого Прайма. Вернее на канувшего в бездну времени Ориона Пакса, которым когда-то являлся Оптимус. Оптимус также заметил, как он сам осознанно и, к его собственному удивлению, неосознанно по большей части позволяет Лине так интенсивно и одновременно ненавязчиво копаться в его личности. Прайму символизировал её интерес. Дружеский, разумеется, а не то, что имели ввиду Джаз и Рэтчет. Если последний только пару раз безапелляционно ткнул Прайма в эту данность, то Джаз намекал на постоянной основе. Шутки и высказывания первого лейтенанта становились всё двусмысленнее и смелее, явно оголяя подтекст для самого Прайма и Бамблби, Айронхайда и Рэтчета. — Не пойму, Оптимус, что тебе не нравится: Блэк умная, красивая, молодая и не в отношениях. О! Она ещё не зануда, это важно, — недавно сказанное Джазом с привычной нахальной ухмылкой на лице только сильнее раздражало Оптимуса. — Я бы и сам приударил за ней, но... Она во мне не заинтересована, ей больше ты нравишься. Тогда Оптимус достаточно сухим тоном велел Джазу замолчать и не распространять ложные слухи, которые уже достаточно давно беспрепятственно гуляли по базе. Прайм знал, что Лина тоже явно была в курсе, но пропускала подобные бесчестные выпады в свою сторону мимо ушей, устало закатывая глаза. Солдаты частенько нелицеприятно шептались о ней, каждый раз затрагивая близкие отношения между Оптимусом и Линой. Если автоботы как-то цензурировали самих себя, то их человеческие союзники не следовали этому негласному правилу. Обладая более чутким слухом, Оптимус невольно слышал многое, что предпочёл бы никогда не знать. Как-то Прайм осторожно затронул эту тему, но Блэк быстро заверила его, что беспокоиться не о чем: «Я слышала о себе и кое-что похуже. Привычное дело, когда в тотально мужском коллективе есть женщина, и расходятся слухи столь неприятного характера. Не переживай. Всё в порядке». Прайм лишь чувствовал странное желание защитить её от подобного, особенно после событий двухнедельной давности, когда Джаз и Лина попали в плен к десептиконам. Оптимус, привыкший заботится о своей команде на протяжении многих столетий, также не хотел, чтобы Лина чувствовала себя дискомфортно из-за слов столь мерзкого характера. Это было по-дружески: заботится друг о друге. — Оптимус, — без тени шутки обратилась к Прайму Лина, внимательно и обеспокоенно оглядывая автобота, — я надеюсь, что я не обидела тебя. Если обратное, то я приношу извинения за свои слова. К сожалению, я сначала говорю, а потом думаю о смысле собственных озвученных мыслей... Я не имела ввиду ничего дурного, Оптимус. Просто хотела сделать комплимент и разрядить обстановку заодно, но... Лина, слегка ухмыляясь, добавила, но подняла ладони в капитуляционном жесте. — У меня был корыстный мотив: я хотела смутить тебя, — призналась Блэк. — Впрочем, как обычно и показывает история наших взаимоотношений, — хмыкнул Оптимус и, заметив её недоверчивый взгляд, более задумчиво и серьёзно продолжил. — Скорее снова привыкаю к твоему стилю общения: прямолинейному и любознательному... Обычно после твоих заявлений подобного рода ты каждый раз извиняешься. Возможно, стоит восстановить данную традицию. Лина с едва слышным стоном сожаления уронила голову в собственные ладони, бормоча проклятья в свою же сторону. Этот простой жест вызвал едва заметную ухмылку у Оптимуса. Как оказалось, дразнить кого-то было весьма мстительно приятно. — Не смешно, — подняв голову и установив зрительный контакт, с лёгким раздражением отозвалась Блэк и, понимая, что Оптимус немного её дразнит, более миролюбиво добавила. — Ладно, я заслужила. Это справедливо, признаю... А ты и рад меня подталкивать, Оптимус? — Это довольно забавно, — согласился Прайм, чуть наклонив шлем вбок. На самом деле, Прайм тайно наслаждался этой лёгкой словесной перепалкой. Оптимус привык, что в нём, прежде всего, видели серьёзного командира и лидера, а просто друга — очень немногие. Лина как-то снова и снова умудрилась раскачивать его нервы, заставляя Прайма чувствовать что-то из далёкого прошлого, когда Оптимус ещё был Орионом, не обременённым ответственностью. — Я плохо на тебя влияю, Оптимус, — беззастенчиво самодовольно усмехнулась Лина, растягивая губы в улыбке. — Я однозначно не против. Улыбающимся и шутящим ты мне больше нравишься. — Буду иметь ввиду, мисс Линетта Блэк, — усмехнулся Прайм, видя, как на несколько секунд недовольно поморщилась Лина из-за своего полного имени, неодобрительно посмотрев на Оптимуса. Оптимус знал, что Лина очень не любит полную форму собственного имени, сокращая её до четырёх букв. Прайм задавался вопросом: в чём заключается причина столь интересного поведения? У Оптимуса имелось несколько догадок, однако правду он предпочёл бы услышать непосредственно от Лины. — Лина, почему ты столь негативно относишься к полной форме своего имени? — Оптимус на долю секунды заметил, как напряглась Блэк, хоть и старалась оставаться сдержанной. — Если мой вопрос кажется слишком личным, то я приношу свои извинения. Последнее, что я бы собирался сделать, — это ранить тебя. — Нет, просто... — Лина тщательно подбирала слова, — Линеттой меня называл только мой дедушка. Он всегда сердился на моих родителей за то, что они сокращают моё имя... «Линетта» с латинского переводится как «маленькая бабочка» и дедушка часто меня так и называл, особенно, когда я разрисовала его машину где-то найденной фиолетовой краской, которой обычно стены покрывают... Влетело мне тогда. Отголосок мягкой улыбки коснулся губ Оптимуса. «Маленькая бабочка» определённо подходило Лине, столь лёгкой в характере и по-своему яркой. Блэк, не смотря на собственную фамилию, обладала многими положительными чертами. — Данное обращение напоминает тебе о детских годах, — чуть приподняв уголки губ, Оптимус видел несколько отсутствующий взгляд Лины, предавшейся ностальгии. Оптимус был рад услышать одну из историй Лины, особенно столь светлую. Но, задержав свою последующую речь на пару мгновений, прокрутил в процессоре слова Лины повторно. За безобидным воспоминанием стояло что-то болезненное, страшное и ужасно знакомое. Оптимус догадался, что непреднамеренно вскрыл кровоточащую душевную рану. — Провоцирует череду счастливых воспоминаний, которые безжалостно обрываются войной... Ты вспоминаешь о довоенных годах, что приводит к болезненной тоске, ибо уже ничего исправить невозможно и всё, что осталось у тебя от твоего дома, — это твоя память, которую ты, Лина, очень стараешься беречь, цепляясь за свои детские воспоминания, когда твои близкие были живы... Ты страшишься потерять рассудок, потому что понимаешь, что в этом случае ты навсегда потеряешь собственную связь со своим домом, лишившись чего-то важного. Ты боишься потерять себя, вернее ту часть, не видевшую ужасы войны и которую ты так стараешься сохранить, не показывая, как всё пережитое повлияло на тебя. Ты обращаешься к собственной прошлой личности, чтобы твоей психике было легче... Я понимаю, потому что чувствую то же самое. В отсеке воцарилась тишина. Оптимус не собирался говорить вышесказанное, но психологический портрет Лины только сейчас начал более-менее складываться, одиночные куски её характера потянулись к друг другу. Прайм проводил параллели между своим характером и чертами Блэк, оголяя поразительное количество сходств. Теперь Оптимус полноценно осознавал слова Рэтчета, брошенные пару месяцев назад, когда Лина только осваивалась на базе: «Блэк похожа на тебя больше, чем ты думаешь, Оптимус». Кто-кто, а старый друг снова оказался прав. — Иронично, что об этом говоришь мне ты. Чужие травмы лучше всего видятся сквозь призму своих, — горько усмехнувшись, заметила Лина, окидывая непроницаемого Оптимуса взглядом. — Пожалуй, — согласился Прайм. — Но я не должен был высказывать тебе всё перечисленное. Признаюсь, я немного увлёкся... — Мной? — в шутку подмигнув, весело прервала Лина, на что Оптимус лишь усмехнулся. — Бывает, могу понять. Оптимус знал, что Лина шутит, скорее всего снова сказав, не подумав о двусмысленности собственных слов. Возникло резко появившееся желание парировать её ответ тоже чем-то острым. Лина всегда как-то умела изменять обстановку, направляя её курс в более мирное русло. — Ты была бы против моего увлечения? — невозмутимо отозвался Оптимус и едва слышно усмехнулся, видя абсолютно шокированный взгляд Блэк, явно не ожидавшей смены позиций. — Я давно говорила, что тебе пора навестить Рэтчета. В тебя вселился озорной дух Джаза, — прочистив горло, отшутилась Лина, нервно постукивая кончиками пальцев по поверхности своего ноутбука. — Вот к чему приводит вечный трудоголизм и компания первого лейтенанта, но... Мне нравится эта твоя сторона. Внимание обоих коллег отвлёк резкий звук уведомления, исходящий от ноутбука Блэк. Лина, извинившись, перевела своё внимание на технику и, на протяжении пары секунд что-то быстро проглядывала, пробегая глазами текст. Лина сильно помрачнела: в весёлых зелёных глазах не было и маленького остатка ранней игривости, её плечи напряглись, между бровями пролегла складка. — Что-то случилось? — поинтересовался Прайм, возвращаясь к своей будничной серьёзности. Несмотря на лёгкую атмосферу беседы, не стоило забывать о рабочих обязанностях. — Десептиконы напали на одну из научных баз Щ.И.Та и выкрали ваш артефакт, прихватив 28 человеческих жизней с собой, — мрачно проинформировала Лина, развернув экран ноутбука к фейсплейсту Оптимуса. Пока шли переговоры между людьми и автоботами, десептиконы действовали радикальнее, не став дожидаться чьего-либо дозволения. Ситуация обострилась. *** *** *** — Да твою налево! — с раздражением выдохнул Пьетро, капнув шоколадным мороженым на светлые джинсы, и не сдержался от закатывания глаз. — Ну только постирал! Чтоб тебя, зараза, поездом переехало! По большому счёту, Пьетро на собственном горьком опыте знал, что не надо есть за компьютером, но ничего поделать с собой не мог. Работы было так много, что даже времени на перерывы не оставалось. Полное кощунство со стороны его работодателей. В добавок, количество поручений за последние дни только увеличилось: после нападения на одну из лабораторий Щ.И.Та была поставлена задача разработать более сложную систему защиты объектов, принадлежащих Щ.И.Ту. Пьетро, отсиживаясь подальше от своих коллег, непрерывно работал, чтобы выполнить задание в лучшем виде и после этого пойти дальше раздражать и веселить товарищей. На самом деле, в произошедшей неожиданной атаке было нечто странное. Несмотря на огромных роботов, от вида которых у Пьетро буквально стукнулась челюсть с полом, имелись какие-то странные следы во взломе их системы охраны. Какой-то странный и резкий вибрирующий звук, от которого чуть ли не било током, как сообщили работники разрушенной базы. Парадоксально ли, но ни один из программистов Щ.И.Та ничего в системе не нашёл. «Богатая фантазия», — как пренебрежительно сказал Колсон, наставник Пьетро ещё с учебы в академии, или же «Да в стельку пьяные работнички», — как решил сам Блэк. Обнаглели совсем. Может Пьетро тоже был не против выпить, а его не угостили. Эх, люди. Также красной тряпкой перед глазами маячил приказ о скором переводе Пьетро на новое место работы. Некий NEST, о котором было известно, что это сверхсекретная военная база. Блэк, самим собой разумеется, полез в базы данных, чтобы узнать больше об этой закрытой организации. За своё любопытство Пьетро получил нагоняй позже, когда взломал пару секретных файлов, которые в принципе не стоило трогать. Ну Пьетро откуда это знал? И вообще составители этих документов сами виноваты, раз не смогли придумать более надёжную защиту, — именно так и заявил Блэк, схлопотав дополнительное наказание. Обалдели, не иначе! Пьетро при этом не понял, что случилось с телефоном его сестры Лины. Что, она ни разу на протяжении двух недель позвонить не могла? И мало того, даже на его звонки не отвечала! Совсем совести нет у неё. Старшая сестра в своём репертуаре. Ну ничего. Пьетро, между прочим, соскучился. Блэк не видел собственную сестру почти год: сначала Лину перевели на гражданку, а потом послали на какой-то сверхсекретный военный объект. А Пьетро привык по нескольку раз на дню видеть свою сестру, подходя к ней со словами: «Ты не представляешь, что я щас узнал. Ты в обморок от шока грохнешься». Пьетро, максимально общительный и непоседливый, нуждался в своей сестре: спокойной и рассудительной, хотя она тоже часто любила пошутить. Пьетро казалось, что Лина его избегает. Он не хотел этого. Худший его кошмар жестоко воплощался в реальность, безжалостно разъедая сердце Пьетро.