Настоящая семья

Ремус зашёл в свой кабинет, захлопнул дверь одним взмахом палочки, прошёл к столу, постоял немного возле фотографий своей беззаботной молодости, задумчиво проводя указательным пальцем по хрустальный статуэтке в форме изящной дворняги. Тяжело вздохнул, что-то вспоминая, медленно направился к большому окну, раздвинул тяжёлые бордовые шторы и вдохнул свежий летний ветерок. Солнце светило ярко, от него слепило глаза, но это даже было приятно: уж лучше такая хорошая погода, чем дождь и сырость. Так как именно они напоминали каждый раз ему о том дне, когда он потерял всех близких и дорогих людей. Тот день после Хэллоуина он, наверное, не забудет никогда…

💠

Кто-то настойчиво стучал в дверь. Старые доски жалобно хрустнули, а это означало, что если пришедший продолжит ломиться в дом, то, впрочем, успешно это сделает. «Кто так отчаянно рвётся?» — подумал Люпин, медленно поднимаясь с кровати и морщась после каждого резкого движения. Последние ночи дались ему слишком тяжело. Но задания Дамблдора не выполнять нельзя. Приходится подчиняться и терпеть, даже если на это уже не хватает сил. Не хватает слов и времени, чтобы выговориться. Да и некому, впрочем: Альбус запретил с того момента, как заподозрил, что среди их дружной четвёрки предатель, сливающий информацию о действиях в Ордене стану Пожирателей. Ремус откровенно в это не верил и старался даже не думать о таком, хотя каждый вечер эти мысли просачивались против его воли и начинали набирать обороты. Обычно это заканчивалось стаканом огневиски и зельем сна-без-сновидений, но ничего поделать было нельзя — на следующий день беспокойство возвращалось. Более громкий стук в дверь настойчиво напомнил о незваном госте. Ремус со вздохом схватил со старой прикроватной тумбочки свою палочку и вышел в коридор своего временного маггловского жилища. Весь смысл состоял в том, что квартира не была защищена, и всё работало по принципу: «Если хочешь что-то спрятать, спрячь на видном месте». — Профессор? — удивился Люпин столь раннему визиту директора школы. — Чем могу быть полезен? Если Вы о моём последнем задании, то я уверяю Вас, что всё прошло замечательно. — Нет, Ремус, я не за этим, — тихо сказал Дамблдор, поприветствовав своего бывшего ученика. — Как ты себя чувствуешь? Парень несколько растерялся в вопросе: Альбус редко такие задавал. А самое плохое, что не просто так. На вид директор был взволнован, но тщательно пытался это скрыть под маской серьёзной любезности. — Более-менее хорошо, — соврал Люпин, смотря внимательно в блестящие глаза Дамблдора за очками-половинками. И осмелился спросить. — Что-то случилось? Директор долго на него глядел, будто что-то пытаясь рассмотреть невидимое. Но так ничего не найдя, он, всё так же, не разрывая зрительного контакта, заговорил, негромко, достаточно спокойно: — Вчера вечером произошло великое событие для всех нас, для магглов и волшебников. Лорд Волан-де-Морт был повержен, многие его последователи задержаны, лишь некоторым удалось скрыться. Но это ещё не значит, что война закончена: она может начаться в любое время, и никто не знает, когда это произойдёт. — Как… — выдохнул пораженно Ремус, обессиленно облокотившись на стенку. — Как случилось, что Лорд Волан-де-Морт погиб? Дамблдор вздохнул, скрестив пальцы рук в замок. Было в этом жесте что-то удручающее, печальное. Словно ему было тяжело об этом говорить. — Его победил мальчик, мальчик-который-выжил. Именно так теперь его будут называть, — сказал он наконец. — Он со вчерашнего вечера стал знаменитостью, сам того не зная. — Кто он? — пораженно воскликнул Ремус, не смея сделать какое-либо движение, словно от ответа зависела его жизнь. — Гарри Поттер. — Что… Ремус ошеломленно открыл рот и ощутил, как непонятное пустое чувство опускается откуда-то из горла вниз, к ногам, заставляя опуститься на ближайшее кресло из-за дрожи, потом в душе застывает леденящий тело ужас, от которого начинают потеть руки и бешено колотиться сердце, пока мозг додумывает мысль директора. — Как Вы сказали, мальчик-который-выжил? — Да, ему первому удалось пережить Аваду Кедавру и отделаться лишь лёгким шрамом в виде молнии. — Это поразительно! — прошептал Люпин и тут же испуганно уставился на директора. — А Джеймс с Лили? С ними всё в порядке? — Дамблдор всё так же грустно смотрел в глаза ученика, который резко побледнел. Когда Ремус снова заговорил, голос его был надрывным. — Нет, этого не может быть! Скажите, что это не так! Они должны были выжить. Пожалуйста, скажите, что всё это неправда. Они не могли. Они не должны были… — Я сожалею, Ремус, — горько сказал Альбус, наблюдая, как ученик складывает ладони лодочкой и кладёт их на нос, запрокидывая голову к потолку. — Нам всем очень жаль. Но так распорядилась судьба, увы! Мы не в праве решать, сколько и кому лет осталось прожить. Джеймс и Лили были одними из лучших в своём деле. Их будут помнить за подвиги. Поттеры отважно сражались в этой безжалостной борьбе против Волан-де-Морта. Но как ты знаешь, Ремус, ни одна война не обходится без потерь. Джеймс и Лили отдали свои жизни, чтобы спасти Гарри. Они пожертвовали собой за мир, за счастье других людей. Это дорогого стоит. Ремус половину даже не слушал, застыв в одной позе с ужасом в глазах и полным отчаянием. В голове билась только одна фраза: «Их больше нет», «Их больше нет» и не будет никогда… Тот весёлый смелый парень, брат, который первым принял Люпина с его болезнью, который всегда был рядом в трудную минуту, поддерживал, шутил, поднимал настроение, тайком приносил шоколад в больничное крыло, пока Ремус болел, больше никогда не придёт, не сыграет на гитаре, не успокоит лишь одной фразой. Только он один так умел. Теперь от него осталось лишь воспоминание. Какое-то слишком свежее и от того болезненное. Оно не хочет отпускать, словно зовя за собой, куда-то в неизвестные края, в бездну тоски и горя. Туда ушла и добрая, всегда улыбчивая Лили, такая тёплая и чистая, что её любовь и чуткое сердце можно было ощутить просто находясь рядом и о чем-то разговаривая. Её улыбка успокаивала любого и утихомиривала даже самого буйного хулигана, была в этом какая-то скрытая волшебная сила, присущая только тому рыжеволосому солнцу, что светило ярко и неизменно для всех вокруг. Теперь же будут царить лишь мрак и холод. Холод, который постепенно заполняет всё пространство, не позволяя счастью пробиться в этот безжалостный, ужасный, полный потерь мир. Но от этого нечестно, слишком рано украденного солнца всё же остался один маленький светлый лучик. — Что сейчас с Гарри? — хрипло спросил Люпин, вновь опуская взгляд на Дамблдора, каким-то образом сумев сдержать рвущиеся наружу эмоции и пытаясь мыслить рационально, понимая, что и так утонет в горе по друзьям. — Он будет вместе с Сириусом? Это ведь не из-за Сириуса они погибли? Это всё какая-то ошибка… Верно? Директор снова медлил с ответом. Ремусу это очень не понравилось. Если Альбус молчит, то дело нечисто. Хотя… Что может быть ещё хуже предыдущих известий? — Нет. Гарри будет жить вместе с сестрой Лили. Только там он будет в безопасности. Дурсли смогут дать ему нужную защиту, — Люпин нахмурился, не понимая, почему сыну Потеров грозит какая-то опасность. — Видишь ли, когда Лили встала между Волан-де-Мортом и Гарри, она принесла себя в жертву. Том не планировал убивать её, но она не оставила ему выбора, заслонив собой сына. Она произнесла древнее, очень сильное заклятие. Оно может подействовать, если человек действительно сильно любит. И это спасло жизнь Гарри. А Петунья сможет вырастить его, так как она родственница Лили. Ты можешь об этом почитать. Люпин отстранённо кивнул и судорожно вздохнул. Его мысли в хаотичном порядке кружились, одна сменяя другую, но никак не могли встать вровень. Что-то всё время ускользало. — А как же Сириус? — прошептал Ремус. Дамблдор тяжело вздохнул, словно ему резко стало не хватать кислорода, и сощурил серые глаза. Он внимательно посмотрел на Ремуса, сначала подумывая задать вопрос, но никак не решаясь. Ему сейчас это было не нужно. — С этого дня он отбывает срок в Азкабане, — и не успел Люпин ничего спросить, Дамблдор ледзяным голосом продолжил. — Пожизненно. — За что? — просипел Ремус. Ему казалось, что из него выкачали все силы, и их не осталось даже для того, чтобы задать самый простой вопрос. — Неужели он и вправду мог предать их? Только тогда Дамблдор рассказал историю, которая после у всех орденцев крутилась на устах. История, которая сломала жизнь нескольким семьям, заставляя поверить, что всё рассказаное — правда. — Этого не может быть… — бормотал Ремус, хватаясь за волосы и больно их сжимая в кулаке. — Нет, он не мог! Только не Сириус! Он не способен на предательство и такое убийство. Ему ведь Джеймс как брат родной. Они друг за друга горой стояли. — Такова судьба, Ремус, — сжал губы Дамблдор, поправляя на носу очки. Люпин сполз по спинке кресла и закрыл лицо руками. Это всё — дурной сон. Сейчас он проснётся, снова будет бороться против армии Волан-де-Морта, ходить на разведку, зная, что он должен это делать ради счастья других. Ради друзей, которые находятся в безопасности. Их никто не достанет, с ними всё будет хорошо. А когда Орден одержит победу над могущественным волшебником этого столетия, все заживут прекрасно, снова будет радость, тепло и уют. Снова будет мир. Только вот тяжело, когда понимаешь, что мир есть, а счастье, тепло и уют навсегда потеряны где-то там, в отголосках сознания, в прошлом, которое уже нельзя вернуть назад. Нельзя вернуть погибших друзей, нельзя вновь стать самим собой, каким был в школьные годы. Нельзя, нельзя, нельзя… А что можно? — Мне надо с ним увидеться! — заявил уверенно Люпин, глядя в глаза директору и до боли сжимая пальцы в кулаках. — Я не верю, что это он. Мне надо с ним поговорить, он мне не соврёт. — Это невозможно! — обрубил его Дамблдор. — Этот вопрос сразу же сняли с рассмотрения, как только Блэк оказался в камере Азкабана. Дело закрыто, и министерство снова в нем копаться не намерено. Я пытался выяснить хоть что-то, но тщетно. Мне тоже трудно в это поверить Ремус, но придётся. Другого выхода нет. Поступок Сириуса ужасен, и о его предательстве будут знать немногие. И вряд ли ему такое простят. Министр это прекрасно понимает, поэтому он должен был принять меры. — Можно же ещё поговорить с министром, предложить ему денег в конце концов! — повысил голос Люпин, вскакивая со своего места — кресло жалобно лязгнуло, отъехав к стенке. Дамблдор лишь покачал головой. — Я уже просил. Всё, чего я добился, так это отказа министерства от применения к Блэку поцелуя дементора, — Дамблдор подождал, пока Ремус осмыслит эту новость и обессиленно опустится в кресло, и продолжил. — Убийство 13 человек и предательство — это страшное преступление. Петтигрю погиб, как герой, его наградили посмертным орденом Мерлина первой степени. С минуту лицо Ремус ничего не выражало. Казалось, кто-то превратил его в холодную белую статую. И только иногда опускающиеся и поднимающиеся веки указывали на то, что он ещё жив. Вдруг он невесело усмехнулся каким-то своим мыслям, медленно поднялся и прошагал к занавешенному окну, раздвинул шторы и уставился на сплошной дождь. С крыши тоненькими струйками стекали вниз капли и разлетались в разные стороны, достигая мокрого и холодного асфальта. — Это абсурд… — озадаченно прошептал Люпин. — У Питера никогда не получались дуэли. Либо должно было небо упасть, либо Сириуса кто-то околдовал. — Это и удивительно! — подошёл к нему Дамблдор. — Петтигрю навсегда останется в памяти людей героем, как и Поттеры. Только вот те, кто будут помнить ещё Блэка, скажут о его дурной славе. Дамблдор скоро ушёл, а Ремус так и остался стоять у небольшого окна и смотреть на плачущее небо, на поток дождя, на печально ниспадающие струйки воды. Всё вокруг было тоскующее, серое: мир потерял все свои яркие цвета и скорее всего больше не вернёт их назад.

💠

Ремус с трудом оторвался от окна, мельком глянув на сборную команды Когтеврана, тренирующуюся на поле, и отошёл к письменному столу. Сел на высокий деревянный стул, прошелестел пергаментами и выбрал из них работы гриффиндорцев третьего курса. Стал читать и пером с чернильной пастой исправлять ошибки. Почти каждое предложение перечитывал по несколько раз, забывал вопросы, глядел в свой лист, царапал пером бумагу, зачеркивал, снова писал, но сосредоточиться не мог. Со вздохом он отбросил перо в сторону — на столе теперь был виден длинный след чёрных чернил — оперся руками о шершавый край стола и, начав стучать пальцами по отполированной поверхности, опустил голову. Мысли путались и в хаотичном порядке метались в голове, подсовывая картинки из воспоминаний.

💠

 — Вы что-то хотели, молодой человек? — спросил министерский работник, увидев Ремуса в коридоре у своего кабинета. — Да, могу ли я с Вами поговорить? — парень подошёл ближе и встал у самой двери. — А Вы, собственно, кто? — подозрительно спросил неуступчивый на вид мужчина, нахмурив свои густые чёрные брови. — По какому вопросу? — Понимаете, я хотел бы узнать, возможно ли навестить Сириуса Блэка? Его посадили за… — Молодой человек, не надо мне объяснять это всё: я прекрасно осведомлён. Вы, если я не ошибаюсь, мистер Люпин, — мужчина прищурился, что-то вспоминая, и дождался утвердительного кивка. — Мне сообщали, что вы активно требовали разговора со мной. Что ж, к сожалению, я не могу вам ничем помочь: это дело закрыто, и открывать его вновь никто не собирается. Представьте, что вы просто никогда не знали этого человека, его нет. Увидите, он и года там не протянет. В Азкабане в свете последних событий ужесточилась охрана, поэтому не думаю, что с ним будут сюсюкаться… Могу лишь посоветовать вам больше не приходить в министерство по этому вопросу. Никто никому, а тем более вам, не даст разрешение увидеться с мистером Блэком. До свидания! Ремус не успел ничего сказать, как перед его носом захлопнулась звонко дверь. Люпин опустил голову и помотал ею из стороны в сторону, стукнул с досады по ближайшей стенке, за что получил возмущенный выговор охранника, и, засунув руки в глубокие карманы, вышел из здания.

💠

— Аа, опять Вы… — досадливо произнёс министр, поморщившись при виде гостя. — Когда же Вы наконец поймёте… — Да это Вы не понимаете! — устало воскликнул Ремус. Он внезапно облокотился на стенку возле лица седовласого мужчины и прошипел. — Хотите Вы этого или нет, но я от своего не отступлюсь и добьюсь встречи с ним. Министр, сначала отстранившийся от руки взбешенного гостя, рассмеялся ему в лицо: — Да кто же Вам разрешит, голубчик? Вы думаете, что если вот так постоите собачкой под моим кабинетом и покричите на меня, как делаете уже это месяц, то это как-то поменяет ситуацию? Отнюдь нет, мой дорогой. Хотя… знаете, она может поменяться и в худшую сторону для Вас, к примеру, — он понизил голос и растянул губы в злой усмешке. — Мне ничего не стоит посадить Вас в Азкабан. Вы тогда получите свою долгожданную встречу, если хотите, я Вас расположу в камере рядом с мистером Блэком. Ремус отшатнулся, но лишь на мгновение, потому что через несколько секунд снова оказался вплотную к лицу министра. — Да хотя бы так! Вы не посмеете это сделать, у вас нет ничего, из-за чего бы я мог попасть в сектор повышенной безопасности. Мужчина злобно сверкнул глазами и холодно произнес: — Я вижу, вы бесстрашный. На Гриффиндоре наверное учились, я прав? Так вот скажу вам следующее: если вы не перестанете доставать меня этими вопросами, и если вы так не опасаетесь за сохранность своей жизни, а печётесь о давнем друге, то буду вынужден отдать приказ о… — он выдержал театральную паузу, — …применении Поцелуя Дементора к мистеру Блэку. И тогда наш вопрос уж точно будет исчерпан. Он довольно ухмыльнулся, увидев испуг в глазах собеседника и поспешил закрыть перед ошеломленным Ремусом дверь. С этого дня Люпин окончательно перестал бороться за поиск истины.

💠

Ремус Люпин сидел в своей маленькой обшарпанной комнатке в не слишком презентабельном виде: верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, галстук покосился набок и напоминал разболтанный собачий ошейник, волосы в хаотичном порядке стояли дыбом, глаза пытались сфокусироваться на стакане огневиски в правой дрожащий руке. В левой была хрустальная маленькая статуэтка в виде собаки. Она довольно стояла с открытым ртом и высунутым языком и счастливо поднятым хвостом. Это был подарок Сириуса на шестнадцатилетие Люпина. Долгое время Ремус хранил его, это было очень трогательное и счастливое воспоминание. Но сейчас… — Прости меня, Бродяга. Я не верю, что ты мог это сделать, я не верю, что ты предал Джеймса и Лили, убил Хвоста и тех магглов — это не ты. Ты не мог, это всё не правда. Хотя я не знаю уже, где правда, а где ложь. Прости меня, что я перестал бороться, но иначе нельзя. Возможно, я неправильно сделал что-то, но другого варианта не вижу. Никто вокруг не верит мне, и я не знаю, что мне делать. Впервые я решил сдаться и опустить руки. Уже ничего нельзя изменить… Прости меня за всё, Бродяга. Статуэтка с оглушительным звоном ударилась о холодный деревянный пол и разлетелась на маленькие кусочки, а по комнате пронёсся эхом тихий шёпот: «И ты меня прости, Лунатик»…