В пустоте найду себя

      Опять хочет сбежать.              Элихарз до белых костяшек сжимал кулаки, глядя на то, как Сара скрывается во тьме леса. Что снова не так? Что ей не нравится на этот раз? Его глаза налились кровью, когда он вспомнил, как так же много лет назад убегала его Сара, дрожа всем телом и царапая босые ноги заледеневшим снегом… Элихарз дал Малеку команду активизировать “Выброс”. Он приведет ее в чувства, в этот раз получится.              Она больше не сбежит.              Кукла затряслась, нагрелась. Шкалы на экране взлетели и вновь упали до минимума, кабина мигнула красным. Послышался шипящий звук. Импульс. Волшебные тараканы внизу завозились – Элихарз смотрел бы на это вечно, но в груди, где-то там, внутри, тянуло. Что-то болело. И его совершенно не устраивало это чувство.              Сара. Его проклятие и божий дар.              Механическая кукла выпустила режущую волну магии, что должна была снести головы этим проклятым волшебникам и сбить спесь с Сары. Малек вздрогнул, когда увидел, как белое лезвие импульса достигло застывшего на месте волшебника, который несколько минут назад пылал, как спичка. Он даже не защищался. Сгорел.        Воля Элихарза полетела за Ней с истошными криками врагов.       Лес полег, застыла мертвая тишина. Он сосредоточенно искал Сару взглядом. Он уже слишком устал искать ее. Механическая кукла сделала шаг вперед. Напрасно Элихарз надеялась, что теперь она будет умнее и все получится. Она бросает его всегда, во всех мирах. Жестокая.              Он не верил, что Она умерла тогда. Думал, снова провоцирует. Зацепилась за скалу, упала в лодку, взлетела на своем изобретении – что угодно, но не опустилась на дно. Она исчезла, но он был уверен, что найдет ее. А когда это случится – сделает все, чтобы вернуть ту, которую встретил в Ирисе и выбрал. Сделает все, не поступившись никакими законами. Она достаточно поиздевалась над ним, и эта выходка стала последней каплей, переполнившей чашу его терпения.       Он искал, искал. Не желал верить. Зима вскоре испустила свой дух, расстаяла, забрав с собой последние следы Ее тела, как и все, что у него осталось.        Бездушные волшебники не собирались считаться с бедой своего жалкого раба. Заказы на новые изобретения сыпались, как земля на гроб – горстями, придавливая, заслоняя небо. Наемные мастера уходили, неспособные делать даже два дела одновременно. Ни от кого не было толка. Ни от кого, кроме Нее. Его идеи могла реализовывать только Она, поэтому он отказался от всего ради нее! Он продал собственный дом, на который так долго копил, распустил прислугу, бросил мастерские, отказался от заказов. Все сделал ради Нее!       А Она не вернулась. Неблагодарная. Элихарз долгое время бредил, будто Она гуляет где-то и смеется, собирает своих роботов, продает безделушки, вдоволь растрачивает свой талант… Целует кого-то. Скитаясь, словно бездомный пес, он выискивал ее имя в газетах, в сплетнях горожан, в списках гильдий. «Прячется», — он был уверен. Он был уверен, что найдет.       Прошли годы перед тем, как он узнал, что когда-то ниже по берегу из моря под весну выловили обледеневший труп девушки. Мертвая была чудной красоты, словно хрустальная кукла. Она улыбалась.       Он не собирался им верить. Она пропала, и даже если он ее не найдет, ей же будет хуже. Никто не сможет раскрыть ее способности, никто не сможет сделать из нее настоящего изобретателя. И Она сгниет в том же болоте, из которого он ее и вытащил. А он добьется всего сам, как добился бы и без нее. Пусть Она смотрит и жалеет о том, что потеряла.              Элихарз приказал Малеку включить огни. Мальчишка не сразу нашел нужную кнопку. Бездарь.              Спустя десятилетия он понял, что легче все делать одному. Люди – упрямые в своей тупости существа. В какой-то момент он подумал, что очередной мастер-изобретатель, который отказал ему в сотрудничестве и назвал идею бредом, был ничем не лучше волшебников, прогнавших его из Совета. Те тоже не были готовы идти даже на малейшие жертвы ради улучшения результатов. Все они – глупцы, которые никогда не достигнут вершины науки.       А он достигнет. Ради этого он потратил годы в библиотеках, десятилетия в маленькой, нищей мастерской, куда вернулся, словно и не уходил. Он изучал, создавал, снова создавал, экспериментировал с живым и мертвым. И в конце концов стал тем, кем сейчас является – умнейшим изобретателем, кому была подвластна любая идея.        Но все это время в одиночестве он не был одинок: Она никогда не покидала его мысли. Он видел как наяву то, как Она, златовласая и с тонкими, красивыми руками, вся в лохмотьях и грязная, стоит рядом и смотрит на его изобретения, роняет слезы от жалости и стыда за то, что не может прикоснуться к ним, как Она вымаливает разрешение вернуться.       А он, так и быть, разрешает.               Красные огни механической машины наконец нашли Сару. Та сидела спиной к Элихарзу, сгорбившись. Тряслась, как перепуганная подопытная мышь...               У него было достаточно времени подумать обо всем. Признать через силу, что был юн и глуп и тогда просто не мог в полной мере реализовать свой талант и ее талант – ему не хватало знаний. Если бы он встретил Ее позже, тогда, когда уже имел имя и деньги, все могло бы быть иначе. Все могло получиться.       Каждую ночь рассматривая собственные воспоминания под увеличительным стеклом, он находил места, в которых можно было вести себя по-другому. Где-то сказать доброе слово, где-то погладить – так бы Она еще долго оставалась послушной и рядом. Но каждый раз, когда он пытался представить, как бы все сложилось, сделай он так, Она вела себя странно. Всегда смотрела на него, как будто не понимает его. Но такого не могло быть: они оба изобретатели и мечтали об одном.        Нужно было просто чаще исполнять Ее бессмысленные  желания, чтобы она успокаивалась и вспоминала об этом.              Малек посадил механическую куклу. Элихарз открыл люк кабины и, ссутулившись, вылез из машины, пройдя по ее руке к Саре. Она обернулась… И Элихарз посмотрел в уродливые чужие глаза.              Когда он был уже согласен на создание еще одного того железного ребенка, которого Она так желала, он решил посетить Ириту. До того он не раз приходил в Ирис, как бы его оттуда не гнали: Она не вернулась домой, но Мать должна была знать, где искать. Он был готов прибегнуть даже к помощи волшебников, чтобы все вернуть! Но эта старая сука плюнула ему в лицо: сказала, что Она уже давно мертва и это он убил ее, уведя из семьи. В тот день он был готов сжечь дотла всю эту деревню и всех ее жителей, вместе с той, кто проклял их любовь.       Но, к счастью, он этого не сделал: одна селянка, так похожая на Нее внешне, очень вовремя раскрыла ему маленький секрет чертовой старухи Ириты.               Элихарз смотрел, как алый свет заливает его творение. Идеальный сосуд для Сары: уродлива, и толики очарования его жены не было в этом теле, но пригодна для такой прекрасной души. Нетлеющая память живо накладывала на это тело облик любимой, пусть лучше она справлялась, когда на ней была маска*. Когда Элихарз слышал ее слова, ловил движения, он верил, что все вернул, что его жена снова рядом с ним. Ведь все так и было.        Он нашел тоже Сару.              Пять лет назад, решившись совместить магию и науку и создать Белый Ирис**, он принял, что сделал последний шаг в бездну. Он сошел с ума, ему нечего было больше терять. Он пошел против своих убеждений, растоптал грязными ботинками гордость, перестал считать себя достойным уважения ученым. Но все это казалось допустимой жертвой во имя того, что время повернется вспять и даст ему еще один шанс. Вернется Сара, и тогда он снова начнет все сначала: с ее помощью он снова сделает себе имя, и в этот раз оно прозвучит еще громче. И если ради этого ему нужно уподобиться чертовым волшебникам и Ирите, то он сделает это, положив на алтарь собственную честь. И он сделал это…          Но когда к нему пришла первая “душа”, все изменилось.        Он поднял с пола гордость, отряхнул ее и, поняв, что в этой глуши леса Миражей никто не видел его позора, принялся за достойное дело – изучение никому ранее неизвестного научного материала. Изучение других миров. Она наверняка пряталась там, и зная, как она была умна, найти ее он мог просто не успеть. Но то, что рассказывали ему чужие “души”, оказалось не менее ценно.       Вот что могло заменить Ее.        С того момента приоритеты изменились, он уже не надеялся. Но однажды совершенно случайно нашел то, ради чего все и начинал. Он снова получил Ее, он снова держал ее в своих руках. И сердце впервые за десятилетия забилось о грудную клетку, как у живого. Вот только оно так долго не унималось, а где-то внутри что-то тревожно свернулось комом.              — Теперь ты больше не будешь глупить, дорогая? — произнес Элихарз, протягивая руку к дрожащему телу с душой Сары. — Поверь мне, на этот раз мы исполним нашу мечту. У меня теперь есть все, чтобы стать самым великим изобретателем, чьи творения заменят собой магию. Я поработил даже саму жизнь! — Элихарз взял ее за локоть, притягивая к себе. — Мы вместе это сделаем, любимая. Мы будем счастливы.       Уродливый сосуд вырвал руку из хватки Элихарза и уставился на него огромными мертвыми глазами. Все – чужое, но этот взгляд…              Когда он просматривал Ее воспоминания о другой жизни с ним, он будто снова испытывал все на себе: увидел, как они повстречались, как Она была прекрасна; вспомнил ясные дни, когда они творили одно, жили одним, когда они были едины; снова испытал ее предательство и понял, что в даже там она сбежала от него, бросила. Даже там Она стала непослушной: будто рождается во всех мирах лишь для того, чтобы сделать ему больно и навредить.       Тогда он решил не пробуждать Ее: так она будет полезнее. И нельзя было допускать этого пробуждения, но волшебники снова все испортили.              — Почему ты упрямишься? — не выдержал Элихарз. Обрывки ночного тумана в свете красных фонарей куклы стелились по земле, как лужи крови. — Почему ты опять упрямишься! Смотри, ты должна понимать, — Элихарз указал рукой на робота за спиной, — мы доделали их, наши проекты. Они здесь только лучше: в этом мире нашлось все необходимое для того, чтобы сделать из них несокрушимых машин. Я все это сделал для тебя!       Сара мотала головой, как полоумная.       — Что ты еще хочешь? — прохрипел Элихарз, изогнув губы. Он снова взял Сару за чужие руки, ссутулился над ней, пытаясь держать свои чувства под контролем. Почему она до сих пор имела на него такое влияние? Спустя столько лет… — Что еще мне сделать ради нашей мечты?       — Не было никогда нашей мечты, — прозвучал чужой, некрасивый голос. Элихарз посмотрел на Сару, которая говорила с ним через этот мертвый сосуд. — Ты мечтал об одном, а я о другом. Всегда и везде.       — Ты не в своем уме. — Элихарз сильно сжал своими худыми, морщинистыми руками горячие ладони Сары. Это тело сводило ее с ума, эта девка из “Хвоста Феи” все еще вредит ему, точно. Никак не уймется.        — Я говорю правду, — продолжала свой бред Сара. Она требовательно посмотрела ему в глаза, заглядывая снизу вверх, как всегда делала это раньше. — Элихарз, я никогда не хотела становиться известным изобретателем.        — Вздор! Ты не понимаешь, что говоришь!       — Я любила придумывать и создавать новое, но не об этом мечтала!       — Этого не может быть. — Элихарз потемнел, будто в этом полумраке леса можно было стать еще темнее; его острые плечи зашевелились под белым халатом. Он тяжело задышал и сквозь силу заговорил низким, ледяным голосом: — Зачем ты принижаешь себя? Хочешь, чтобы я убеждал тебя в твоем таланте? Хочешь сказать, что не замечала его никогда? Что не ты придумала этих роботов, не ты поражала всех своими идеями? Даже меня… Не ты?       Элихарз давно не чувствовал такой злости. Спустя столько десятилетий тишины и одиночества его зачерствевшее сердце забилось, как у молодого, разгоряченного парнишки. Он до ломоты в теле захотел сделать Саре больно – впервые с того момента, как нашел ее. Так же больно, как делает и всегда делала ему своими выходками она.       — Нет, нет, я не об этом… — мямлила Сара. Ее-чужой взгляд заметался, руки задрожали. Она врала, точно врала. Она снова пыталась юлить. — Я мечтала вовсе не о славе. Я не хотела, ты хотел…       —  Сара! — рявкнул Элихарз, не сдержавшись. Его голос страшным эхом пролетел над ночным лесом, но никого в нем не разбудил – все были мертвы.       Сара поджала трясущиеся губы, в глазах собрались слезы, и сердце Элихарза дрогнуло. Он прижал ее к своей жесткой, костлявой груди, кутая в свой халат и гладя по спине. Она так и осталась ребенком. Слабым и наивным.        — Прости, дорогая. Прости, — убаюкивал он ее, покачиваясь на месте. — Все будет хорошо. Пойдем домой, у нас столько дел впереди.       Сара вдруг обняла его за талию, крепко сжав, и Элихарз замер, ощутив это давно забытое чувство. В животе все переворачивалось. Ее руки казались раскаленными прутьями, сковывающими и согревающими его холодеющую грудную клетку. Она жалась к нему всем телом, как бездомный котенок…       — Элихарз, я мечтала о семье с тобой. О детях, — говорила она, обжигая его кожу в районе сердца своим дыханием даже через ткань рубашки. — Я хотела, чтобы ты всю жизнь любил меня, как я любила тебя. — Рубашка намокла, и в этом месте стало еще горячее. — А ты все время отдалялся от меня. Выбирал работу, а не меня. Отдал себя проектам, а не мне. А я… А я никогда тебе не рассказывала об этом.       Сара говорила все прерывистее, то ли захлебываясь в слезах, то ли давясь словами, застрявшими в горле. Элихарз слушал. Он, не отдавая себе отчета, на секунду отпустил Сару, но та никуда не делась. Морок лег на нее мягким одеялом, предоставляя взору Элихарза картину из прошлого: заброшенный дом в лесной глуши, с крыши капает, в походной сумке последняя буханка хлеба; у него ничего нет, а она все равно не бросает его и обнимает также, ничего не прося…       — Я не рассказывала, потому что… Я думала, ты понимаешь меня. Я думала, мы мечтаем об одном, ведь все мечтают об этом. Счастливая, полная семья – это же предел мечты и жизни любого человека. Стать мужем и женой, родить детей и наблюдать, как наша любовь разрастается деревом в веках… — Сара вдруг крепче обняла Элихарза, будто сжала в тисках. — И дети бы продолжили наши начинания. Стали лучше нас. — У Элихарза дрогнула рука. — А мы бы оставили все им, уйдя под старость лет в тихий маленький дом, может быть, в лесу у озера. Там, где потрескивают дрова в камине, плетеные кресла и мягкий плед. И только мы вдвоем…       Сара подняла голову, посмотрев Элихарзу в глаза, и тот отчетливо увидел, как чужой-карий сменяется родным-голубым. Это была Она. Все, что она говорила, до этого момента было ему чуждо, но теперь он был готов поверить и принять ее желания, лишь бы она…       — Но этого не произошло, — прозвучал чужой голос, и  морок перед глазами задрожал. — Ни у тебя, ни у меня. Мы не смогли… И я не должна была так поступать… Я должна была поговорить с тобой еще тогда, когда все еще можно было исправить. — Сара грустно усмехнулась, опустив голову. — Нам… нет, мне нужно было просто спросить. Поговорить… И всего лишь. Тогда бы все изменилось, правда ведь? — Она снова посмотрела на Элихарза, будто ждала, что он кивнет.        — Мы совершали ошибки в прошлом, чтобы не совершать их в будущем. Сейчас я очень хотела бы извиниться перед своим мужем за свой трусливый побег, но это уже невозможно. Там – я умерла. Умерла и твоя Сара. — В этот момент Элихарзу показалось, что он разучился дышать. Нет. — Но я думаю, она бы тоже хотела перед тобой извиниться…       Сара вдруг вскрикнула – Элихарз так сильно сжал ее руку, что она начала синеть. Что Она опять несет? Послышался грохот приближающихся машин, она вздрогнула и начала судорожно оглядываться. Замигали красно-сине-зеленые огни. Элихарз смотрел на нее и думал, что сходит с ума. Почему Она боится собственных изобретений? Почему?       — Отпусти, мне больно! — вскрикнула Сара, пытаясь вырвать руку. — Отпусти меня!       — Говоришь: хочешь семью? Я сделаю тебе семью. Мы станем семьей, — заговорил Элихарз бесцветным голосом. Он развернулся и потянул Сару за собой в механическую куклу. Чувствуя сопротивление, он только сильнее сжимал руку: ему уже самому было больно от такой хватки, но он не обращал внимание ни на это, ни на усиливающийся за спиной плач.       — Нет, ты не понял! Нет, не я! Не с тобой!       — Будет тебе дом с камином, — безжизненно повторял он, не переставая тянуть за собой свою тяжелую ношу. До кабины пилота оставался всего один шаг, затащить ее – еще шаг. — Будут тебе дети. Тогда ты будешь счастлива. Ты же это хочешь?        — Элихарз, не я!       — А КТО?!       Элихарз прерывисто задышал то ли от крика, то ли от внезапной боли, пронзающей сердце самым острым клинком. Он обернулся, почувствовав легкость: он больше не держал Сару, она вырвалась и стояла поодаль внизу, смотря на него безумными от страха глазами. В ее руках какие-то зеленые волшебные нити сплетали форму короткого кухонного ножа.       Ответ на вопрос стекал с его ладони горячей кровью.       Она никогда не смотрела на него так.       — Я – не твоя Сара. Я не твоя жена, — дрожащим голосом говорила мертвая оболочка. — Я – Сара Ридлвей из другого мира, и мой Элихарз остался там. В прошлом! — в истерике вскрикнула она, и магический нож рассыпался у нее в руках зелеными искрами. Она вытерла мокрые щеки рукавом, как всегда это делала раньше… — И твоя Сара – в прошлом! Ее уже не вернуть, ничего уже не вернуть. Отпусти ее! — Она сделала шаг назад. — Создавай свое новое будущее, снова полюби. Найди что-то, ради чего будешь продолжать жить без нее! Найди новую семью!       — Новое, говоришь? — безэмоционально проговорил Элихарз, медленно переводя взгляд с нее на глубокую рану на своей ладони.       — Да, пока не поздно! Прости и отпусти, а затем начни новую жизнь. Ты сможешь, — кричал что-то сосуд для Сары.        — Ведь я же смогла!       Вдруг мертвую тишину леса разрезал электронный писк, а затем взрыв донес до Элихарза весть, что чертовы волшебники сломали еще одну машину. Но он не обернулся, он смотрел на Сару, заключенную в уродливой тюрьме чужого тела – Она восхищенно улыбалась, смотря на победные всполохи магии… врагов.       — Смогла, говоришь? — еле слышно проговорил Элихарз, сжимая окровавленный кулак. Рукав и край его халата уже пропитались кровью, и казалось, что это алое пятно расползается по всему его телу, пожирая без остатка. — Они – твоя новая жизнь? — прорычал он, и Сара дернулась, как дичь перед смертью. Она вцепилась в него взглядом, будто могла удержать. — Неправильный ответ, моя дорогая Сара. Никакой жизни у тебя больше нет. И не будет.       Элихарз шагнул в кабину пилота, стеклянная створка за ним закрылась. Сара осталась стоять на земле. Она продолжала смотреть на механическую куклу, ничего не говорила. И не надо. Больше не надо. Элихарз слишком устал.        Если она не хочет больше быть его Сарой, значит, не будет ничьей. А значит, не будет и ее. Никогда.       Больше никогда.       — Режим “Выброс”. Мощность нагнетания энергии – 200%, таймер – 8 минут, цель – 200 метров на юго-запад, — механическим голосом приказывал Элихарз. Малек подчинялся, мелко дрожа. — Установка на все машины. Риски самоуничтожения и масштаб разрушения не волнуют. Человеческие потери – тоже. — Элихарз уперся руками в пульт управления, когда механическая кукла встала на ноги и развернулась в сторону поляны, на которой трепыхались остатки волшебников из “Хвоста феи”. — Не будет… Ничего больше не будет, Сара. Ничего и никого, — еле слышно повторял он, а перед глазами все плыло: то ли от движения, то ли от чего-то еще. Затикали часы. Нарастающий шум заглушал мысли. Вибрация, перерастающая в тряску, пыталась разогнать вдруг расхотевшее биться сердце.        Еще немного.        «Но в этот раз все закончу я. А ты смотри», — одними губами улыбнулся Элихарз в последнюю секунду перед выстрелом.