Секрет Дел

      Лина ощущала себя загнанной в клетку. Тётка поехала в очередную командировку, учитывая, что она была классным руководителем, то повезла детей гулять в другой город и обещала вернуться только на следующий день. Сидя на кровати, Аделина рассматривала маленький порез на ноге от пули и тяжело дышала, пытаясь справиться с паникой. С Чеширом больше не говорили. Тот молча поднялся, помог ей, усадил в машину, и они в гробовом молчании вернулись в Казань, в центр, после чего разошлись в разные стороны.       Девушка вся извелась, затем зазвонил телефон, кто-то застучал в дверь. Она ни жива ни мертва, сердце стучит, руки похолодели. Поглядела на время — два ночи. Сглотнула, прокралась по тёмной квартире до телефона, сама набрала номер Козырева. Не смогла больше терпеть. Мысли сжирали заживо.       Гудки тяжелые будто громкие, оглушающие. Её трясет. Хоть бы взял.       — Да? — его сонный голос, бурчащий и Аделя расплакалась прямо в трубку. — Солнышко? Что случилось, маленькая?       — Паш, — протянула в трубку. — Приезжай, пожалуйста. Я не могу больше одна, не хочу.       Он без промедлений выдал:       — Сейчас, я скоро, Лин.       Эти минуты были слишком долгими, длинными, бесконечными. Она сидела на полу, в коридоре, обхватив себя ладонями и плакала. Чешир мог убить её сегодня, и никто бы не узнал, потому что она как самая умная соврала всем, заверила, что всё хорошо, а если послушать запись, то стрельба, психоз главаря синяков и признание, что он самолично разрушил большинство жизней ради себя и своей выгоды.       Вспоминая, как бежала по лесу передергивало тело, чувствовалось, что всё то, что произошло сказка, не по-настоящему, но смотря на рану её словно обухом по голове из ушата холодной водой окатывало. Дышать стало тяжело, Аделя хватала ртом воздух, но не могла и глотка сделать, судорожно размыкала и смыкала губы, носом часто-часто вдыхала и выдыхала, но бестолку. Испугалась ещё больше, чуть ли не задохнулась, пока в дверь не постучали со всей силы, что отрезвило толчком, дернуло.       — Лин, открывай давай, — кажется Кащей долбился минут пять. Кое-как поднялась, повернула ключ и на пороге тут же оказался Паша. Взъерошенный, нахмуренный и в пижамных штанах с майкой сверху, не более того, даже не переодевался. — Солнышко, я тут. Дыши.       Прижал к себе, что-то шептал, а Аделия потерялась в водовороте, оглохла, ничего не видя и не слыша. Кажется поднялась температура, тело липкое и противное самой себе. В голове шум. Она хватается за его плечи, ощущая опору, твердость и стабильность. Утыкается в район шеи, всхлипывая, пытается дышать, прикрывая глаза, и целует всего, кусается, но не отпускает. Ручонками вцепилась, под майку полезла, чтобы чувствовать хоть что-то. Его сердце — вот оно, стучит и её стучит значит всё хорошо? Можно уже прийти в себя?       Её покинули на секунды. С ума сошла, наверное, стало чудиться и шаги, и запах чужой, невкусных грубых сигарет, древесины и смерти, где-то там вдалеке отголоски, слова, но ничего непонятно, всё смешалось.       «— Что ты с ней сделал?»       Кащей не дурак, сложил два и два, определил, что ранка на ноге не просто порез, потому что слишком неровные края, не глубокая, но уродливая, рваная словно попало чем-то тупым, полоснуло резко, неожиданно и грубо. Мыслей в голове, что это было — немного. На опыте понимает, что скорее всего огнестрел или какая-то ржавая железяка, ведь Лина умудряется лазить везде и всюду. В первое не верилось, но по странному поведению Чешира только он мог сделать это с ней.       Сразу же Козырев позвонил, вызвал сюда, чтобы сделать последнее предупреждение. Надоело! Сколько можно повторять одно и тоже словно он какой-то попугай. Паша только и делает, что крутит пластинку, ведь ту вечно заедает, а прокрученный момент уже до тошноты известен. Главарь синяков переходит черту и в этот раз окончательно это добило мужчину.       «— Я? Это тебя надо спрашивать, что ты сделал с ней…»       Придурком прикидывается. Клоуна играет. Эта его улыбочка вымораживает. Паша растрепанный, но всё равно злой и выглядит грозно хоть и стоит как чушпан какой-то в одной пижаме. Кулаки сжимает. В голове одно звенит — лишь бы не ударить. Вдыхает, выдыхает, но не может сдержаться, рявкает:       «— Чешир, я сказал не играй с ней!».       Синяк выглядит не лучше, хоть и спортивки на нём фирменные, футболка, но весь грязный, измазанный в соплях, земле, местами проглядываются капли крови. Непрезентабельно. Смотрит со смешинками в глазах, его забавляет реакция Кащея. Из-за девчонки так беситься, из-за тёлки никчемной. А какой итог? Из-за девки потерять положение, статус, чтобы трахаться каждый день и потом создать семью и завести детей. Не противно?       Как мальчишка ведет себя перед ним, чуть ли не ногой топает, зубки показывает и ведь Чешир не простил бы его, не позволил с собой так разговаривать, но на благо Козырева устал иначе точно в челюсть тот получил бы. Давно видимо Кащеюшка собачкой не был, слюни не пускал, не валялся в ногах от боли и не умолял. Пожалел, пригрел эту змею, повысил, вырастил в глазах других группировок, а нет, всё не то, мы же коготки сейчас стали показывать из-за этой потаскухи, что сейчас лежит там, в темноте своей комнаты, и небось ревёт.       «— …наконец-то трахнул, а может хотя бы отсасывать научилась, а?»       Кащей сжимает челюсть до боли, сглатывает тяжело, ноздри раздуваются. Как он смеет? Как вообще язык поворачивается так говорить об Аделине? Она не шлюха, никакая не вафлерша, чтобы вот такие отвратительные фразы кидать о его женщине! Мужчину буквально выворачивает наизнанку, он, не сдерживаясь, плюётся ядом, выплевывая, цедит:       «— Она заснула на моих руках, в полной безопасности от таких, как ты!»       Не сдержался в словах, его косяк, увидел, как кадык дернулся у Чешира, весь подобрался, у того глаза загорелись недобрым огоньком. Сейчас зашипит, прижимая за горло Пашу, будет тыкать своим пистолетом прямо в сердце и грозиться. Только бы Лину не разбудил. Остальное неважно. Скоро это должно закончиться, Кащей почти всё придумал, всё собрал, осталось только подгадать момент. Главное не бесить, не провоцировать, выполнять всё то, что тот захочет, а уж с проблемами справиться по мере поступления.       «— Опять со старого начал, уже несмешно, — фыркнул. — Думай, что говоришь. Тебе ещё работать и работать на меня, ей жить — не трать моё милосердие и не давай повода в тебе сомневаться, — кашлянул, прочищая горло. — И если это всё, разбирайся со своей бабой сам, а мне нужно хотя бы чуть-чуть, но поспать.»       Делает вид, что всё нормально, в наглую врет, но Кащей сам понимает — отчитываться не намерен. И вот честно, отпустил бы уже, не звонил, не храбрился бы перед очередным прыжком в воду, но Аделина была испугана, бредила, шептала какую-то чушь. Про лес, про пули, погони и любовь. Говорила о Музе, о статуэтках и хрупкости. Плакала, что ей очень жаль и бесконечно долго просила прощения. Козырев закрыл бы глаза, но не может спрятаться, сделать вид, что всё, как всегда, потому что из комнаты откуда дуло свежестью ночи послышался её хриплый голос. Позвала его, мяукнула где-то там так тихо-тихо, отчего сердце сжалось.       Козырев никогда не видел настолько сильной девушки, которая смогла бы вынести всё то, что происходит вокруг. Не представлял такую, а встретив потерял голову бесповоротно и окончательно. Она была искусством, вселенной, огромной звездой среди мелкой россыпи. Вся такая из себя независимая, смелая, бойкая, местами даже опасная, но в то же самое время весёлая, искренняя, живая.       Сегодня первый раз, когда позволила видеть себя почти голой. Обнажила душу, становясь фарфором, хрупкой, нежной, нуждающейся. Сама позвонила, попросила приехать, испугавшись. Сама кричала о помощи, позволила схватить себя за руку, вытащить из океана, провести по узкой тропинке и открыла новую сторону себя.       Слыша сейчас своё едва различимое имя, уже плевать, что узнает его Чешир, что потом использует против Козырева, находя изощренный способ отомстить — Паше важно сейчас оказаться рядом с ней. Он прищуривает глаза, глядя в веселящегося синяка, рычит низко. Слышаться стальные нотки, предупреждая, что на этой территории главный один лишь Кащей и никто больше.       «— Не подходи больше к ней.»       Главарю забавно даже смешно от жалких попыток защитить то, что никогда и не было по праву у бессмертного. Просто Чешир ещё не начал действовать, а вот когда захочет — Кащей будет сам визжать, как сучка, харкая кровью, и просить покончить со всем этим прямо сейчас, но ведь уже будет поздно.       «— А не то что? — хрипло хохочет, заглядывая в злые глаза. — Да и какая разница, Кащеюшка, одной Стрельцовой больше, одной меньше.»       Тишина оглушила.       Лина затаилась, сглатывая слюну и смотря на щель между косяком и дверью, на полоску света. Прищурилась, вздрогнула от того, что что-то глухо упало или показалось, но затем тихие шаги поспешили в комнату.       — Ну ты чего, солнышко? — ласково зашептал, протягивая руки и притягивая к груди девчачье тело. — Всё хорошо, милая. Всё будет хорошо, — провел пальцами по щекам, пока Аделина жалась котенком, тянулась, сжимаясь и всхлипывая. — Не плачь, родная. Ничего страшного, всё закончилось, я рядом с тобой сейчас.       Она часто-часто закивала, укачиваемая в его огромных руках словно маленького ребёнка качал и позволял именно сейчас, в данную минуту, секунду, быть самой жалкой, никчемной и беспомощной. Не боятся показать эмоции, не играть роль словно в спектакле, не притворяться, что всё может и всё по плечу. Сейчас Лина сломанная, истерзанная, требующая, чтобы залечили раны, замотали плотно бинтом и оставили в покое.       — Я не виновата, — зарыдала в голос, закашлялась, пряча лицо в плече Паши и не находя в себе сил успокоиться и прекратить этот концерт. — Не виновата… Я ничего не сделала. Не могла что-то сделать. У меня не было выбора.       — Чш, ты пыталась, делала всё, что в твоих силах, — погладил по макушке, начиная играть с волосами. — Такая какая есть. Ничего лишнего.       Они улеглись на кровати. Лина, убаюканная, сопела в шею мужчины, пока тот оглядывал комнату и монотонно гладил ту по голове. Маленькая, умаялась, где только таскал этот мудак её, куда завел, что испугал настолько, что сломалась, просила помощи и была потерянной, не стесняясь своих слёз.       Взгляд упал на раскрытый шкаф, зеркало, и стало смешно от того, как они выглядели вдвоём. Сейчас оба растрёпанные, уставшие и, кажется, потерянные. Он тоже не знает, что уже делать. Перегибать с Чеширом не хочет, вдруг разрушит всё в одно мгновение тогда ведь тяжело будет заново построить и исполнить свой план.       Козырев вновь погладил Аделину, целуя в щеку и укладываясь удобнее. Правильным было решением не отпускать, добиться и любить, потому что о такой ведь только мечтать. В ней столько духовной силы, красоты, ума. Смеет ведь что-то от него всё равно скрывать, вытворять непойми что и оставаться при этом живой. Другая бы уже девушка сошла с ума, поддалась бы отчаянию, но не Лина.       Он её блять действительно любит! Чёрт возьми!       Если с Аделей что-то случиться Паша не знает, что сделает, но перебьет всех причастных к её смерти, да и не только такое может сделать, у него много козырей в рукаве — таких, о которых простым недоумкам точно не дойти своим мозгом, даже если объяснят несколько раз и на пальцах. Чешир точно пожалеет, что покусился на его девчонку. Кащей покажет на что способен на самом деле.       Лина завозилась, вздрагивая, приоткрыла глаза.       — Время позднее, давай засыпай, — зашептал, прижимая к себе крепче и стараясь успокоить поглаживаниями по спине.       — Паш, — мяукнула, носом потерлась о его подбородок. — А возьми с собой в Москву. Поехали вдвоём, а? Можно ведь?       — У тебя экзамены на носу, но ты упорно не хочешь готовиться, — закатил глаза. Москва — это здорово, родные края Адели, только вот невовремя как-то всё. — Ты потом как поступать собралась?       — Нормально, — буркнула, оттаяла, переключилась. — Да и ты уедешь, кто меня защищать будет? Чешир специально тебя хочет отправить и ко мне пристать.       Она внезапно тяжело задышала, зрачки расширились будто что-то вспомнила. Схватилась за его руку, стала пальцами водить по ладони, про себя считать. Он напрягся, сжимая челюсть, развернул к себе, схватился за лицо, обхватывая за щеки и чмокая в губы.       — Да, мы поедем в Москву, вместе, но при условии, что завтра, то есть всю пятницу, ты решаешь задания и готовишься к предметам, которые сдаешь, — та надулась словно хомяк, согласилась, дернулась, выпутываясь из ладоней и ложась снова под бок, удобно устраиваясь. — Хорошо, спи тогда. Я не отстану от тебя, буду гонять по… чё ты там сдаёшь?       — Физика, геометрия, иностранный и историю, — фыркнула. — Ну давай проверим у тебя, к примеру, географию. Лиссабон, какая столица?       — Португалия. Думаешь я настолько глупый, если состою в группировке и занимаюсь нелегальщиной, — хрипло рассмеялся. — Даже знаю программу химии и могу подтянуть тебя по ней.       — Это Аньку нужно тянуть, — перевернулась, смотря на потолок и задумчиво кусая губу. — А английский знаешь?       — What do you think? I speak English well for myself. I had four, — Лина уставилась во все глаза, заулыбалась, как дурочка, хихикая.       — Да ты прямо профессионал, я бы поставила тебе пять, — приподнялась, чмокнула скромно в губы, размещая свою голову на плече Паши и копошась в одеяле. — Отвезешь меня тогда завтра в школу?       — Отвезу, солнышко, — прикрыл глаза Козырев. Главное не проспать и точно отвезти. — А вообще после школы сразу ко мне на работу приезжай, чтобы видел, что занимаешься, а не ходишь непонятно где.       — Серьезно?       — Да! — как отрезал, спорить Лине сразу же перехотелось. Ну и ладно, завтра значит в платье красивое принарядиться, чтобы показать, что самая красивая и что этот мужчина занят. — Всё, давай, спи.       Девушка замолчала, всё еще стараясь подавить улыбку, пристроилась ближе к мужчине — теплому и надежному, только после этого прикрывая глаза и наконец-то спокойно засыпая.