terrific backrooms

      Синеватые дюны остались за железными дверьми, а парни снова приступили к своей рутине, стараясь вытрясти из ботинок остатки песка. Внезапно послышался негромкий звон, и на пол лифта вылетел тот самый ключ с наклейкой.       Ëнджун недовольно цокнул, начиная отчитывать Тэхëна за неаккуратность, ведь он «всеми силами выменивал для них, любимых, эту вещицу, а они так небрежно с ней обращаются».       — Используем его сейчас? — спросил Бомгю, балансируя на одной ноге и стараясь дотянуться до ключа. В итоге ему это удалось, и Бомгю протянул его обратно Тэхëну.       Кан покрутил в руках недавно полученный уровневый ключ, а после мотнул головой.        — Думаю, лучше оставить его на потом, — таков был вердикт, после чего Тэхён засунул его поглубже в сумку.        Лампы в лифте почему-то начали мигать, создавая неприятную рябь в глазах, из-за чего Бомгю зажмурился. Он не помнил, когда такое было в последний раз и было ли вообще, но его кожа покрылась мурашками от резко накатившего чувства приближающейся беды.        Бомгю открыл глаза в тот момент, когда двери со скрежетом распахнулись, представив взору не самую приятную картину.       В нос ударил удушливый запах блевотины и крови. Бомгю тут же зажал пальцами нос, Тэхён поморщился, а Ёнджун, высунувшись из кабины и оглядевшись, пробормотал:       — Возможно, всё-таки стоило использовать ключ…        Выйдя из лифта, они наступили на грязную плитку, на которой не стоило стоять босым — слишком высок был риск подхватить какую-то заразу. Создавалось впечатление, что сюда специально привезли килограммы грязи после дождя и скрупулезно распределили тонким слоем по полу. Каждый шаг сопровождался неприятным хлюпаньем, а тонкая подошва ботинок Бомгю не спасла его ноги от промокания.       Стены, когда-то ядерно-лимонного цвета, сейчас выцвели и стали не менее испачканными, чем пол. Сквозь размашистые следы грязи ещё временами проглядывали рисунки: в основном странные абстрактные детские закорючки, напоминающие солнце и цветы, которые в нынешних обстоятельствах наводили на грустные мысли.       Коридор был широким, и по обеим сторонам стояло много скамеек, располагающихся рядом с многочисленными дверьми.       Мгновение — и мозг подкинул Бомгю воспоминание, где был такой же коридор, но чистый, яркий, с хорошим освещением. Словно из под толщи воды слышались голоса взрослых и клацание клавиатуры дежурной медсестры. Бомгю зажмурился, помотав головой, и продолжил аккуратно ступать по плитке, чтобы не поскользнуться.       Заглянув за одну из дверей, они увидели больничные койки, неопрятные, запущенные, на которых валялось скомканное постельное белье. Рядом с ними располагались тумбочки, иногда рядом с ними находились и прочие медицинские приспособления, названия которых они не знали. В углу комнаты стоял штатив для капельницы, весь ржавый и немного погнутый.       Белые стены в какой-то момент стали до невозможного привычными, словно больница была для мальчика вторым домом. Хотя со стороны это, наверное, так и выглядело, потому что перед школой, после неё, в выходные вместо прогулок с немногочисленными друзьями Бомгю находился в сто пятьдесят седьмой палате.       — Привет, Бомгю, — улыбнулась ему медсестра, быстро записав его в журнал тех, кто посещал больных. Он здесь уже был совсем как свой. Его знала, кажется, каждая медсестра. По крайней мере в этом отделении, — Как твой день прошëл?       — Здравствуйте! Я сегодня высший балл в классе по английскому получил, и вот, — мальчик вытянул руки, поспешно и с большим детским энтузиазмом открывая сумку, чтобы показать её внутренности, — Папе принëс фруктов. Правда, он зелëные яблоки не любит, поэтому я их сам съел, ему красные оставил.       Ботинки простучали по плитке пола, и мальчик, предварительно постучав, зашëл в палату.       Отец сидел на кровати с очками на носу и с любимой книгой в руках. Рядом стоящая капельница тянулась прозрачной трубкой к его предплечью, которое всегда было скрыто длинными широкими рукавами.       — Бомгю, ты хочешь капельницу как сувенир забрать? — вырвал мальчика юношу из не самых приятных воспоминаний насмешливый голос Ëнджуна.       — О, да, мечтаю об этом, — закатил глаза парень, быстро ретируясь из комнаты под непонимающие взгляды парней, и по коридору пошëл к следующей палате.       Почти в каждой комнате находилось одно и то же: менялись лишь грязные «рисунки» на стенах, кровавые отпечатки на них, расположение мебели и элементов интерьера.        А ещё везде, что в коридорах, что в комнатах, беспорядочно были раскиданы аптечки. Заглянув в одну из них, никто из троицы не смог прочитать названия лекарств. Что Тэхён, что Ёнджун засомневались в качестве этих препаратов и оставили таблетки и склянки на месте, продолжив путь без них.       В некоторых комнатах им попадались записки, и их содержание вводило в ужас. Оказалось, что раньше здесь располагался какой-то госпиталь, лечащий тех, кто попадал в лапы существ Закулисья. Видимо, лечили здесь исключительно тех, кто относился к организации, исследующей Закулисье. Люди здесь постоянно посылали сообщения о помощи, просили прислать больше лекарств, потому что они заканчивались.        Но никто не реагировал на их мольбы.        Не было понятно, что произошло, потому что записи умалчивали об этом, но состояние госпиталя говорило само за себя.       Находясь здесь, Бомгю всë время чувствовал себя не в своей тарелке. Мало того что всë это серо-красное окружение могло привести в депрессии одним своим видом, так к нему добавлялись ещё и моменты из прошлого, которые сами по себе всплывали в памяти. Бомгю обнял себя руками и прошептал:       — Не нравится мне тут…       Тэхён еле заметно улыбнулся и похлопал его по плечу:       — Не волнуйся. Я уверен, мы скоро найдем выход.        Как и на всех уровнях, коридоры здесь были бесконечным, а окружение менялось практически беспрестанно. Через какое-то время юноши начали уставать, после чего остановились в одной из комнат, которая, по их мнению, была самой чистой из всех. По крайней мере койки в ней не выглядели так, будто с них только что унесли гниющий труп, и полы не были усеяны битыми ампулами и иглами, как в каком-то подвале, оккупированном наркоманами.       В такой атмосфере разговоры не клеились, да и тем для них не находилось. Чхве лежал на одной из коек, притянув колени к себе и обняв их руками, стараясь убрать назойливые образы перед глазами. Но они не уходили.       Раньше воспоминания почти не мучали Бомгю — мозг будто бы стëр ох, чтобы не травмировать ими детство мальчика, но сейчас они, словно Феникс из пепла, воскресли. Бомгю помнил, как мать сказала ему, что состояние папы ухудшалось. Он помнил день, когда в его перевели в другую палату и поставили пульс-монитор, на котором вырисовывались странные, ещё непонятные его детскому разуму линии. Медсестра как-то объяснила ему, что эти зигзаги — это работа сердца его отца, но Бомгю не понимал, что это значит, и не верил.       Дальше также шли в молчании. Казалось, оно олицетворяло некую дань уважения тем, кто здесь когда-то жил и не смог найти выход, или благодарность за оставленные записи, где самым полезным — и облегчающим их жизнь — был тот факт, что на уровне не было зафиксировано ни одной враждебной сущности.       Через какое-то время парни снова сделали остановку, собираясь хоть немного вздремнуть. Однако Бомгю не сиделось на месте. Он встал со своего места и, бросив короткое «я скоро вернусь», быстро ретировался из комнаты.        Ему хотелось побыть в одиночестве. Не то чтобы он устал от Тэхёна и Ёнджуна, но личного пространства за прошедшее время стало не хватать. Да и Бомгю просто не мог при друзьях в полную силу пережить эмоции, которые навевало это место. Уровень пусть и выглядел мрачно, пока что не проявлял никакой враждебности по отношению к путникам, и несмотря на растущее чувство дискомфорта от следов крови на стенах Бомгю всë-таки не испытывал страха перед одиночными прогулками.        Он шёл медленно и то и дело поворачивал назад, чтобы не потеряться и не отойти слишком далеко от других. Через какое-то время его слух уловил тихий шепоток из соседней комнаты.        Бомгю тут же остановился и спустя несколько секунд тишины спросил:        — Ёнджун? Тэхён? Это вы?       Ему не ответили. Шепот был ровным, таким, словно кто-то повторял одно и то же раз за разом, как мантру, но Чхве не мог разобрать ни слова.       Возможно, это была молитва кого-то, кто всё-таки остался в живых на этом уровне.        Бомгю нервно сглотнул, но любопытство по отношению к шепоту за дверью по левую руку было сильнее. Он подошел к двери, над которой красовался номер палаты «?57», и неуверенно положил руку на поцарапанную ручку. Ещё мгновение — и Бомгю нажал на неё, и дверь с легким скрипом открылась.        Сначала Чхве не видел ничего: внутри палаты было темно, как ночью. Однако потом что-то светлое, полупрозрачное, словно блеклая звезда, проявилось в темноте, и Чхве замер в оцепенении.       Перед ним стояли призрачные фигуры, в которых четко можно было разглядеть человеческие силуэты. Бомгю шумно сглотнул, чувствуя, как звон в ушах начинает становиться громким, практически оглушительным.        Дверь за спиной закрылась, но Бомгю не слышал ни клика замка, ни скрипа старых створок. Фигуры, казалось, ожили, и перед юношей предстала целая пьеса.       В основном здесь находились солдаты, лежащие на кушетках. У кого-то, кажется, была простая простуда, и они мирно спали под одеялом. У кого-то была оторвана рука — те неслышно стонали от боли, пока врачи, такие же призраки, как и все вокруг, обрабатывали оторванную конечность и перевязывали её больному.       Шанс на выживание в таких условиях, конечно, был низок. Наверное, все эти люди на самом деле и не были живыми.        Но что это было? Проекция их душ? Призраки? Духи? Бомгю не знал и не мог знать. Ёнджун бы точно мог дать ответ на его вопрос, но его не было рядом, и в этой кромешной темноте, разбавленной лишь легким свечением от призраков, Бомгю был совершенно одинок.        Чхве продолжал наблюдать за разворачивающейся картиной. Постепенно одна «сценка» сменялась другой, и Бомгю увидел много разных сюжетов.       Где-то ему предстали две женщины, одна из которых пыталась растормошить другую. Потом — юноша с девушкой в старых свадебных костюмах. Незнакомка выглядела испуганной: она крепко сжимала плечи жениха и закрывала ему рукой глаза, словно не желала, чтобы он увидел что-то страшное.       Бомгю содрогнулся и повернулся в другую сторону, и пара растворилась в темноте, оставляя исход их судьбы неизвестным.        И тут, в кромешной темноте, появился он.       Бомгю широко раскрыл глаза и отшатнулся назад, глядя на Хюнина, ненастоящего, но такого реального, что это было до мурашек пугающе.        Сначала Кай стоял неподвижно, напоминая каменную статую античности — о, боги, он действительно был настолько красив, что напоминал сына Афродиты — и улыбался. Бомгю тут же почувствовал удушающий ком где-то у себя в горле, из-за чего схватился за воротник своей одежды, пытаясь ослабить и без того несильное давление на шее.        После Хюнин начал куда-то бежать. Видимо, перед Бомгю воспроизводилась картинка его последних минут перед жизнью: Чхве созерцал знакомые, пусть и позабытые движения.        Потом Кай начал кричать. Конечно же, бесшумно — воспоминания передавались только кадрами из прошлого, не звуками.        — Я не сделал ничего плохого, — внезапно слишком просто и ровно вырвалось изо рта Бомгю, пока он не отрываясь смотрел на полупрозрачного Хюнина, который всё ещё беззвучно просил о помощи.        Ни единый мускул не дрогнул на лице Чхве, пока он видел, как лицо парня искажалось гримасой страха, а в глазах плясали огни ужаса. Он ни разу не моргнул, замерев, словно камень, а его радужки постепенно начинали менять цвет.       Прозрачный Кай исчез, и перед глазами встала картина бездыханного тела его отца, лежавшего в белой палате на койке, рядом стоящий экран показывал прямую линию и пищал, пока мальчик в панике звал своего папу и плакал.       Когда Бомгю вырвался из оцепенения и схватился за голову, а губы начали беспрерывно нашëптывать:       — Я ни в чем не виноват. Ты должен был выжить сам. Я не убил тебя… Я не убил… — бормотал он, не замечая ничего вокруг себя. — Я не убивал тебя, это не моя вина…       — Бомгю?       Касание до спины было словно электрическим разрядом. Бомгю даже подпрыгнул на месте от шока, когда его почувствовал. Все видения моментально испарились в воздухе, а Чхве быстро обернулся на голос. Мрак комнаты прорезала полоска света из открытой двери, а в лицах, на которые упала тень, Бомгю угадал Тэхёна и Ёнджуна.       — Ты в порядке? — с неподдельной тревогой в голосе спросил Тэхён, успокаивающе поглаживая Чхве.        С десяток секунд Бомгю стоял, словно замороженный, не в силах что-либо сказать. Он не понимал, что только что произошло, и задавался вопросом о том, что вообще привело его сюда. Все было размытым и смутным, и Бомгю, не видя смысла рассказывать о том, о чем сам понятия не имел, проговорил:       —…Да, — прозвучало сжато и вымученно. И Тэхён, и Ёнджун тут же нахмурились, чуя ложь.        — Что-то не видно, — скептично, но с долей переживания парировал Ёнджун, и Бомгю стыдливо съежился.        — Пойдём, — Тэхён протянул руку, за которую Бомгю тут же схватился, и ободрительно улыбнулся, выводя его из комнатушки обратно в коридор, в котором Чхве пришлось прикрыть рукой глаза с непривычки от слишком яркого света. — Там разберемся.        Они бесцельно бродили по коридорам, и наконец Бомгю обо всем рассказал. Тэхён внимал ему внимательно, с сочувствием на лице, а Ёнджун — с задумчивостью. Казалось, будто он вообще не слушал, однако Бомгю знал, что это не так. Когда Бомгю высказал своё предположение о том, что он видел души мертвых, Ёнджун резко прервал его:        — Невозможно. Все мертвецы превращаются в ужасных тварей или просто сгнивают. То, что ты видел, было очередной сущностью, но она никак не связана с теми людьми, которых ты видел, — спустя небольшую паузу он добавил: — Возможно… Это просто кусочки самых ярких воспоминаний людей.        — Что ты имеешь ввиду? — прищурился Тэхён.        — Люди неосознанно делятся своими воспоминаниями с другими людьми. В Закулисье это может происходить и таким образом. Обычно эти воспоминания проецируют те моменты жизни, когда человек был на грани смерти. Потому что они являются самыми запоминающимися. Страх, ужас, отчаяние — самые сильные эмоции. Ты никогда не забудешь того, что тебя чуть не убило. Возможно, это какое-то предостережение другим людям… Может быть, это крик о помощи. Я не знаю.        После этого воцарилась тишина. Бомгю тошнило от грязи на стенах, голова болела от пережитых эмоций и от вечно мерцающего света едва работающих ламп.        Если то, что говорил Ёнджун, правда, то значило ли это, что Кай был жив?       Нет, подумал он и махнул головой в попытке отогнать эти мысли. Он помнил раздирающий душу крик Хюнина и то, как резко он смолк. Никаких сомнений быть не могло.        Кая больше нет в живых. И Бомгю все равно внутри осознавал, что он был одной из причин его смерти.        Тэхён, на подсознательном уровне чувствуя состояние Бомгю, сжал его руку, и тот слабо улыбнулся в ответ. Ёнджун лишь хмыкнул, когда увидел эту картину, но тактично промолчал.        Под гнётом воспоминаний, зарытых в глубине этого госпиталя, не хотелось разговаривать. Казалось, каждая стена здесь отражает страдания, веру, надежду и агонию, каждая капля крови здесь была чьей-то последней.        Бомгю думал об этом с чувством страха. Ему не хотелось умирать, ему хотелось вернуться домой, продолжить учебу, начать жить… Нормальной жизнью.        Тэхён — с чувством принятия. Он давно признал факт смерти, её неизбежности. Даже если они умрут не от лап какой-то твари, то смерть всё равно рано или поздно заберёт их. Он давно сдался. Принял то, что заперт здесь, а ключ от выхода находится где-то вне зоны доступа. Любая попытка добраться до него априори провальна.       Ёнджун… Сложно было сказать, что он об этом думал. Может быть, он вовсе не задумывался о смерти, а может быть мысли об этом не давали ему спать по ночам. Кто поймёт его? Ёнджун — кот, гуляющий сам по себе.        — У меня галлюцинации, или?.. — Бомгю поднял руку и указал вперёд, где в стене виднелся уже знакомый лифт.       — Нет, — улыбнулся Тэхён и выдвинулся вперед, чтобы повести остальных за собой, — Пойдёмте.        Сил радоваться в Бомгю не осталось. Казалось, те призрачные фигуры наподобие дементоров высосали из него все счастье, и как бы он ни старался что-то с этим сделать, он просто не мог заставить себя мыслить позитивно. Его грызла совесть, убивало чувство отчаяния.        Но пока Тэхён держал его за руку, всё ещё было не настолько паршивым. Пока Тэхён был рядом, Бомгю продолжал шагать к лифту.        Как только последний из них зашёл в кабину, двери скрипнули, закрываясь за спинами парней.        Бомгю внутрене молился, чтобы лифт привëл их на не смертельный уровень.       Дай бог, на хороший.        Лишь 1% вероятности, что он будет таковым, и 99% — нет. Прекрасная математика Закулисья.