Путешествие по звёздам

      Пока мы шли по коридорам, мистер Старк задал вопрос.       — Так вы… — начал изобретатель с нескрываемым любопытством.       — Нет, мы не встречаемся и да, я с другой планеты – Невака, там я была принцессой, поэтому хорошо разбираюсь в оружие своего народа, довольны? — бросила я с лёгким раздражением, встречая его удивлённый взгляд.       — На инопланетянку вы мало похожи.       И я не могла с ним не согласиться и просто кивнула. Мы вошли в помещение.       Лаборатория была освещена холодным белым светом, создавая ощущение стерильности и полной изоляции от окружающего мира. Вопреки своей внешней уверенности, внутри я чувствовала легкую тревогу — этой встречи с секирой я ждала не меньше, чем она. Мне казалось, что оружие терпеливо дожидалось меня.       Моё сердце учащенно забилось, когда я подошла к стенду, где находилась секира.       — Так значит печать мастера... — задумчиво пробормотал Старк, склонившись ближе, чтобы рассмотреть гравировки на рукоятке. — А что, если печати нет? Что тогда, принцесса? — Он ослепительно улыбнулся, но я уловила в его голосе тонкий намёк на сомнение или даже вызов.       — Будьте уверены, мистер Старк, — парировала я, не удосужившись повернуться к нему. — Кузняцы с Неваки никогда не оставляют оружие без своей метки. Это — их честь и гордость.       — Звучит, как семейная традиция, — вставил Брюс, скромно наблюдая за разговором с безопасного расстояния. Его спокойствие и добродушие являлись приятным контрастом на фоне вечного любопытства Старка.       Я внимательно изучила секиру, проводя пальцами по её древку и лезвию. Гравировка была тонкой, почти незаметной, но я почувствовала её, как только мои пальцы коснулись металла.       — Скажи, ты действительно знаешь всех кузнецов? — удивился Брюс, и я не смогла сдержать смех.       — Не всех, конечно, — хмыкнула я, по-прежнему улыбаясь. — Но каждое клеймо уникально, это как подпись мастера на его творении. У нас на Неваки искусство ковки оружия было священным делом. Те, кто создавал такие артефакты, посвящали этому всю свою жизнь.       Я осторожно протянула руку к секире, чувствуя, как её энергия мягко, но ощутимо отзывается на моё присутствие. Глубокое, ни на что непохожее ощущение всколыхнуло воспоминания о доме, о кузнях, где я не раз видела, как раскалённый металл подчинялся воле мастера.       — Ну, а что? Может, и нам бы не помешало перенять опыт ваших кузняцов, — с заметным восхищением сказал Старк, наблюдая за мной. Его лёгкая насмешка исчезла, и я видела уважение в его глазах.       — Возможно, — кивнула я, не отрывая взгляда от оружия. — Но для этого нужно не просто мастерство, а что-то большее. Наши кузняцы всегда верили, что их творения несут в себе не только силу, но и частицы их собственной души. В этом и секрет.       — Душа? — Брюс нахмурился, делая шаг ближе. — Ты хочешь сказать, что у этого оружия… есть что-то вроде разума?       — Не совсем разум, — я отвлеклась от изучения клейма на секире и, повернувшись к ним, пояснила: — Скорее память. О его создателях, их намерениях, их чаяниях. И когда ты берёшь такое оружие в руки, оно словно присматривается к тебе. Если оно не принимает тебя… Ну, скажем так, лучше этого не допускать.       Я загадочно улыбнулась.       Старк и Брюс переглянулись, видимо, обдумывая мои слова. Для них эта информация была ещё одной загадкой к уже длинному списку необъяснимых явлений, которыми была полна их жизнь.       — Так что, ты чувствуешь что-то, пока держишь её? — спросил изобретатель.       Я снова мягко коснулась рукояти секиры, и тепло разлилось по моей ладони, будто приветствие долгожданного гостя. Я почувствовала, как неведомая энергия течет от холодного металла к моим пальцам, словно понимая, что я та, кому она принадлежит. Вдохнув глубоко, я кивнула себе, словно подтверждая правоту момента, и неспешно произнесла, не поднимая взгляда:       — Да… Это действительно оружие моей родной планеты.       Но тут мой взгляд зацепился за едва заметную подпись на лезвии — таинственные, незнакомые символы, которые, казалось, ожили под светом лампы. Они переливались слабым синим сиянием, будто ждали момента открыть тайну. Я присмотрелась ближе и резко выпрямилась.       Сердце замерло.       — Нашла! — воскликнула я, но слова застыли где-то в горле, когда я отчетливо увидела печать. Необъяснимый ужас окатил меня холодной волной. Я застыла как статуя, не в силах поверить в то, что увидела.       Доктор Беннер хмуро посмотрел на меня. Его голос прорезал напряженное молчание:       — Что? Ты не знаешь, кто изготовил его?       Я покачала головой, чувствуя, как горькое недоумение подкатывает к горлу:       — Нет, совсем нет… Эта секира принадлежала моей матери… Я..я... Я ничего не понимаю! — Мой голос дрожал, и я почувствовала, как какая-то тяжелая скорбь давит на грудь.       Отчаяние взяло верх, и, не сдерживаясь, я сжала рукоять так сильно, что один из краев лезвия случайно задел мой палец. Острая боль прокатилась по коже, и капля крови упала на металл. Я вскрикнула от досады, и тут же Старк, стоявший неподалеку, бросился ко мне:       — Эй! Ты что творишь?!       Его встревоженный взгляд метался между моей рукой и секирой. Я подняла ладонь, показывая этим, что мне ничего не угрожает, и тихим, очень спокойным голосом произнесла:       — Вам это не понять. Но я должна связаться с памятью секиры.       С этими словами я провела кровью по лезвию, оставляя бордово-красный след, который тут же начал впитываться в металл, как в губку. Закрыв глаза, я прошептала заклинание на своем родном языке, оставшись один на один с глубиной своих чувств:       — Securis, filia factoris tui sum, noli mihi ostendere quomodo datus es.       Секира в моих руках словно ожила. Ее металл стал теплее, рукоять начала излучать мягкий свет. На мгновение показалось, что оружие поняло меня, отозвалось на мой зов. И тогда тишина вокруг наполнилась шепотом — тихим голосом, доносящим древние секреты и тайны, скрытые на границе миров.       Свет вокруг меня начал тускнеть, будто плотные тучи затянули небосклон моего сознания. Передо мной развернулась картина из прошлого, которая заполняла меня щемящей смесью тепла и боли. Дом, ощущение которого, казалось, я унесла с собой на другую сторону галактики, стоял величественным напоминанием моих корней.       Но главной была она — моя мать. Её огненный взгляд, напряжённая осанка и дрожащие от гнева руки, сжимающиеся в кулаки. Это было такое знакомое, родное выражение её лица: упрямство, смешанное с несломимой решимостью. Я всегда знала, что она могла быть чем угодно, но никогда — слабой.       Её слова эхом отдавались в моей голове, пробиваясь сквозь воспоминание:       — Я ни за что не отдам тебе это оружие.       Но кому она это говорила? Кто стоял в тени, скрываясь от моего взгляда, но не от её? Зловещая фигура оставалась размытой, голос — непроницаемым, но содержавшим в себе угрозу, которая сворачивала кровь в моих венах.       — Я пытался быть мирным, — вздохнул чужак. — Но, похоже, нам придется прибегнуть к другим мерам. Я расскажу ему...       В этот момент тревога сжала моё сердце, когда я поняла, что речь зашла о ком-то, кто не должен был бы становиться частью этого конфликта.       — Ха! — насмешливо воскликнула моя мать. — Что ты расскажешь? Давай, скажи мне!       Её тон был полон вызова, но в глубине души я чувствовала, что за этой уверенностью кроется страх.       — Вы прекрасно знаете, о чём я расскажу, — ответил чужак с угрожающей ноткой в голосе.       Я не понимала, о чем он, но по взгляду матери видела, что он затрагивает нечто запретное, то, что может разрушить все, что мы пытались построить.       — Ты смеешь шантажировать меня?! — разгневанно спросила моя мать, её глаза горели от ярости. — Ты думаешь, я боюсь его? — Улыбка её была холодной, но её голос выдавал внутренние метания.       Тьма обволакивала нас, превращая реальность в зыбкую зыбь теней и неясных контуров. Чужак остался стоять на месте, словно вырезанная из ночи фигура, лицо его так и не раскрылось в луче скудного света, но его присутствие буквально давило на меня. Я пыталась понять, откуда эта тяжесть, этот холодный ужас, который пропитывал воздух вокруг нас, но ясность ускользала, оставляя только бесформенное предчувствие катастрофы. Мама держала оружие крепко, её пальцы белели, но её решимость, казалось, трескалась под поверхностью, как тонкий лёд на озере, готовый в любой момент рухнуть.       — Ты недооцениваешь нас, — сказала она, её голос прорезал тишину как клинок.       Но даже я смогла уловить еле заметную дрожь в этих словах. Её взгляд был устремлён на чужака, но внутри, казалось, она обращала внимание исключительно на себя, пытаясь удержать равновесие между страхом и вызовом. Я знала её достаточно хорошо, чтобы понять: этот человек или нечто, что он знал, действительно бил в слабое место. Но что это за тайна? Что могло быть настолько важным, чтобы вызвать такую борьбу внутри нее? Кто или что стояло на кону?       Чужак, будто чувствуя своё доминирование, сделал шаг вперёд, так и не выходя на свет. Его голос приобрёл новый оттенок — не просто угрожающий, а почти триумфальный.       — Я думаю, вы всё еще можете сделать правильный выбор, — хмыкнул он. — Но время уходит. Ему ведь давно пора узнать правду, не так ли?       Ему... Моё тело сковал новый приступ напряжения. О ком идет речь? Почему для него так важно, чтобы этот неизвестный "он" стал частью происходящего? Слова чужака звучали одновременно как обещание и приговор. Я не могла избавиться от ощущения, что кто бы ни был этот "он", его вовлечение в этот конфликт раскололо бы наш мир пополам, разрушив ту хрупкую стабильность, за которую мы цеплялись.       Мама сделала шаг вперёд, её голос зазвенел, как натянутая струна.       — Если он посмеет сунуть свой грязный нос на мою планету, то ему не жить! — Отрезала моя мать резко и жестко, как будто пыталась выдолбить из своего сознания любую мысль о грядущем ужасе.       — Вы же понимаете, что если он захочет забрать вашу дочь, то ничто его не остановит, — парировал чужак, его голос стал более уверенным. — Не забывайте, он – ее отец.       От этих слов меня словно ударило в живот, я не могла поверить в то, что слышу.       — Мой отец? — выдохнула я, ощутив, как будто мир вокруг спотыкается в своём течении. Неужели правда, которую я не знала, была настолько сокрушительной, что она перевернёт всё, во что я верила?       Впрочем, мать не дала чужаку продолжить его манипуляции. Её отчаянный крик «Не смей!» был одновременно угрозой и мольбой. Я видела в её глазах не только гнев, но и слёзы, которые она не позволяла себе пролить. Секрет, который она так яростно хранила, был больше, чем просто часть её прошлого — он был опасным осколком, который мог разрезать нас обоих.       Чужак, однако, не отступал. Его голос стал жёстче, хищнее, как будто он ощутил слабину моей матери и готов был надавить на её рану ещё сильнее. Он говорил о мире, о моей судьбе, но в его словах я слышала лишь холодный расчёт. Его упоминание «мира на нашей планете» казалось прикрытием для чего-то более тёмного, словно он заставлял нас разыгрывать заранее подготовленную им игру. Секунда казалась минутой, дикие эмоции рвались наружу, пока напряжение в воздухе достигало критической отметки.       Именно тогда мать сделала нечто, чего я точно не ожидала. Она открыла шкатулку — древнюю и со множеством тайн, которые оберегала наша семья. Из неё мать вытащила секиру, оружие, которое нельзя было спутать ни с чем на свете. Её острые, переливающиеся лезвия сияли энергией, будто сами жилы оружия были наполнены древней магией. Протягивая секиру чужаку, она сказала слова, которые заставили меня содрогнуться. Передать оружие врагу? Нет... возможно, передать что-то большее. В её голосе слышалась угроза, но и отчаяние — она осознавала цену своего решения.       — С этого дня твоим новым хозяином будет именно он, — проронила она, и её взгляд лучился холодной, стальной уверенностью. — Но помни: малейший прокол — и это оружие обрушится на тебя.       Чужак принял секиру с лёгким, почти насмешливым поклоном. Его последние слова повисли в воздухе, словно предвестники событий, которые должны прийти. Он был уверен, что их дороги ещё пересекутся. Но моя мать, открыв шкатулку с этим древним оружием, словно перекрыла силу судьбе, пытаясь остановить неизбежное.       — Надеюсь, что нет, — ответила она. Её голос прозвучал настолько громко и властно, что отдался эхом в стенах тронного зала.       В следующий миг всё исчезло перед моими глазами. Гул, напряжение, отчаяние... всё превратилось в белую вспышку       Голова кружилась, а сердце стучало так громко, что, казалось, его звук заполнял всю комнату. Я медленно осмотрелась, пытаясь понять, где я нахожусь.       Белоснежные стены лаборатории, холодное свечение ламп — это было совершенно иное место по сравнению с тем, что я только что видела. Мгновение назад я стояла рядом с матерью, слышала, как её голос наполняется яростью и мужеством, словно она готовилась в последний раз защитить меня. Но теперь всё это казалось далеким, словно сон, который обрывается на самом интересном месте.       — Ты в порядке? — спросил мистер Старк, наклоняясь ближе. Его лицо выражало что-то среднее между заботой и плотным профессиональным интересом, как у ученого, нашедшего новый загадочный феномен. — Когда ты была...э, в трансе.. Ты сказала "Моя мать — королева Амальтея". Это какая-то отсылка, или…?       Я молчала, всё еще переваривая произошедшее.       “Королева Амальтея”. Моё сердце снова замерло. Это так странно звучало, будто часть моего подсознания ожила и тянула что-то из древних, забытых веков. Но эта сцена в моём разуме была слишком реальной, чтобы быть просто вымыслом.       Доктор Беннер, терпеливо стоявший рядом, внимательно смотрел на меня.       — Ты уверена, что не хочешь рассказать, что увидела? — мягко спросил он, его голос был похож на утешительное тепло после долгого похолодания. — Иногда видения – это знаки, вырвавшиеся из глубин памяти или, возможно, даже из других измерений.       Я потрясла головой, пытаясь заслужить ещё немного времени, чтобы осмыслить всё. Мое сознание всё ещё цеплялось за те последние слова чужака: «Это не конец, а лишь начало новой, опасной игры». И зловещий свет в конце, перед тем как я очутилась здесь, не оставлял сомнений — это была не просто галлюцинация. Это было предупреждение.       — Я видела её, мою маму, — наконец ответила я хриплым голосом, чувствуя сухость в горле. — Это было как вспышка прошлого… или будущего. Всё переплелось. Я не понимаю...       Мистер Старк, словно машина с включённым автопилотом, тут же выпрямился, стряхнув со своего лица лёгкий налёт усталости и рассеянности. Его пальцы лихорадочно забегали по голоэкрану, выводя перед ним какие-то сложные формулы и графики. Выражение его лица моментально изменилось — теперь в нём читался глубокий, всепоглощающий интерес.       Очевидно, что моя история тронула какую-то струну в сознании гения, запустив безудержную цепочку гипотез и размышлений. Я невольно залюбовалась — его способность переходить от шутника к гениальному ученому была одновременно пугающей и завораживающей.       — Ну и что ты видела? — вдруг раздался голос Беннера, возвращая меня в реальность.       Он внимательно смотрел на меня, протягивая стакан воды, словно пытаясь угадать мои мысли. Я взяла стакан и жадно выпила его содержимое до последней капли. Свежесть воды была словно глоток свободы — на мгновение мне удалось вырваться из пут вихрящихся эмоций.       Глубоко вдохнув, чтобы собрать мысли, я всё-таки решилась сказать то, что так давно тяготило меня.       — То, что и правда, он принадлежал моей матери. Она сама его отдала... — Слова прозвучали громче, чем я ожидала, словно они сами искали выхода, и теперь висели в воздухе, став тяжелым и недосказанным намёком.       Беннер нахмурился, будто пытаясь уловить суть скрытого подтекста, а я отдала ему пустой стакан, чувствуя, как внутри меня разгорается непроходящий огонь эмоций. Боль, гнев, грусть, но вместе с тем — странное облегчение от того, что часть правды была высказана.       И, прежде чем дать им возможность задать вопросы или развивать разговор, я бросила загадочную фразу:       — Не сломайте только главное. — В этих словах была и тревога, и намёк, впрочем, как и везде вокруг нас.       Я развернулась и ушла, оставив позади лабораторию, Старка, Беннера и весь их буран научных теорий. В спину мне бил не просто взгляд, а целая какофония недоумённых эмоций. Но мне было всё равно. На этот раз ответы должны были найти они, а не я.