ОВЕРДРАЙВ-44

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Прежде чем Гон прыгает на Панду (называть его по имени рука не поднимается, если мужик хотел бы, чтобы его звали по имени, надо было выбирать менее претенциозный макияж), Киллуа мгновенно перемещается ему за спину и хватает под руки, отчего тот начинает брыкаться и орать. Разумеется, будь ситуация серьезной, хрен бы Гон так просто дал себя остановить, значит, он еще способен соображать рационально. Этого достаточно для Киллуа, чтобы ощутить покой на сердце. Значит, все еще не настолько плохо. Но дело, конечно… Его взгляд скользит по Панде, который смотрит на Гона с прищуром, вызовом, но в то же время в этом взгляде нет ничего особо угрожающего — как встреча с нашкодившим мальчишкой, который облил водой твою машину. Но если слова Гона — правда, значит, Хитклифф — бывший глава синдиката Лунцзю. И значит, Гон просто берет и отжимает всю группировку у человека, что какое-то время руководит ею. Признаться, в этом нет ничего удивительного, но Киллуа все равно с подозрением смотрит на приятеля, который потихоньку успокаивается и наконец прекращает попытки вырваться. Они с Пандой смотрят друг другу в глаза, пока последний вдруг не растягивает губы в безобразной широкой ухмылке. — Прикольно. Я даже не думал, что вообще тебя встречу. Я слышал, что это какой-то опасный парень, прямо кровожадный убийца, а не человек, а в итоге я вижу простого сопляка ростом мне по пояс. Значит, это ты бил Восьмерочку? Один из клонов? Гон угрожающе щурит глаза в ответ на упоминание, а Киллуа же опасливо смотрит в его сторону, зная, чем обычно заканчиваются такие упоминания. — Да. Я убил его. Не обольщайся, внешность бывает обманчива. Панда лишь разводит руки в стороны. — Да было бы о чем тут думать. Уж я-то знаю. … это было либо очень самокритично, либо Киллуа не понимает, о чем сейчас ведется разговор. Панда продолжает смотреть на Гона с широкой ухмылкой, прежде чем взмахивает рукой, отгоняя от себя подчиненных. Он упирает руки в бока и склоняет голову набок, отчего его улыбка и взгляд приобретают еще более угрожающие нотки, совершенно не нравящиеся Киллуа. Но тот молчит, зная, что одно лишнее слово может развязать сейчас нешуточную бойню. И пусть они наверняка одолеют всех тут даже не вспотев, это может спровоцировать гораздо более опасные проблемы. Таковы тонкости ведения бизнеса на Темном Континенте; нужно действовать осторожно. Опасно тут теперь не только окружение, но и люди, вторгнувшиеся сюда под знаменем завоевания. Продолжая улыбаться, Панда в шуточной манере вскидывает руки, будто сдаваясь, а затем щелкает пальцами и указывает ими на Гона. — Впрочем, неважно. Я парень честный, и если вы побывали тут первыми, то ругаться не стану. В этом дамочка с гарпуном права, никаких договоренностей между нами не было. Простите, так сказать, — он лающе смеется, отчего напоминает больше не панду, а гиену. — А ты, парень… Как они зовут тебя? Ржавая Гниль… Ну и имечко! Хе-хе. Хе-хе! Он продолжает смеяться, а лицо Гона приобретает все более и более разъяренные нотки: это не пылающая ярость, какую Киллуа когда-то видит в Восточном Горуто при встрече с Неферпитоу, о, нет, именно та, что следует позже, когда Гон садится напротив стража Короля и угрожает ему жизнью Комуги. Холодная страшная злость, после которой обычно остается лишь выжженная земля. Такого Гона Киллуа боится; но такой Гон ему невероятно близко знаком. Он пытается протянуть руку к плечу друга, желая сказать, чтобы тот успокоился и не доводил конфликт до момента, когда станет слишком поздно, но Гон легко сбрасывает его руку с плеча и упирает руки в бока. Такой, смотрящий на Панду исподлобья, он действительно выглядит как мясник из подполья, о котором ходит столько нехороших слухов. Киллуа не знает, что он об этом думает. Наверное, ему страшно. — Хочешь узнать, почему меня так прозвали? — Обойдусь, — улыбается Панда, хмыкая. — Мне достаточно того знания, что ты отжал мою территорию. Но ладно уж, кто старое помянет… И так далее. Я не злюсь, парень. Я просто в бешенстве, на самом деле, но я умею забывать. А вот ты? Умеешь ли ты? — Я умею делать так, чтобы мне не приходилось помнить, ведь причины думать об этом больше нет, — холодно отзывается Гон, чем вызывает у Панды смех еще громче. — Вот это да! Какой злой! Хорошо, что я с тобой не встретился тогда, иначе ты бы открутил мне голову. Гон щурит глаза. Ресницы у него подрагивают, и Киллуа чувствует, как друг едва сдерживается от того, чтобы не вспыхнуть, подобно спичке. Он опасливо смотрит на Дюллахан, думая, что, хотя бы она чем-то поможет, но она наблюдает за всем происходящим со сторон, явно не желая даже вмешиваться. Хороша же!.. Впрочем, нельзя ее винить. Это все равно конфликт Гона и Хитклиффа, но никак не ее. Но Киллуа чувствует, что должен что-то сделать, должен… — Неважно. Голос Гона звучит подобно грому среди ясного неба. Он упирает руку в бок и смотрит на Панду с таким взглядом, с каким Гон — тот самый дурашливый Гон, с которым они приключались на Острове Жадности и тренировались под руководством Биски — никогда ни на кого не смотрел. В этот момент он напоминает Хисоку еще больше, словно кривое отражение, потому что даже Хисока никогда не вызывал у Киллуа столь животного ужаса, как Гон сейчас. — На кого ты работаешь? Решим конфликт иначе. — С чего ты решил, что я — это не босс? — Ты — часть «Ржавых Крыс», а они никогда не станут подчиняться человеку со стороны, тем более пришедшему из нашего старого мира, — Гон угрожающе щурит глаза. — Над тобой кто-то стоит, и этот кто-то знает про то, что находится в этой гробнице. Назови его. Я не стану устраивать бойню, мне просто интересно, кто решил возродить эту группу после того, как мы вроде как преобразовались в «Арбитров». Улыбка на губах Панды вдруг подрагивает, но не гаснет, наоборот — растягивается еще шире. — О. Умно-умно. Ты и правда хорошо знаешь всю эту систему. — Не тяни время. Видишь ли, — Гон презрительно хмыкает, — у меня есть некоторые проблемы с контролем гнева. Тебе не захочется этого видеть. Киллуа лишь сглатывает, смотря на него, спокойно признающего свои недостатки в угоду победы в диалоге. Панда же пожимает плечами. — Ты знаешь ответ, на самом деле. Стоит ли мне называть его имя? — Юйди, — бормочет Дюллахан, и Гон хмурится сильнее. Юйди? Но в этом нет смысла, размышляет Киллуа. Если Юйди и Гон сотрудничают вместе, значит, он числится среди «Арбитров», но в чем смысл держать при себе «Ржавых Крыс»? Основная их часть все равно радостно пошла за Гоном, потому что тот собрал худших из худших и дал им повод искупить свои былые преступления, направляя жажду насилия в положительную сторону… ну, относительно, конечно, но… Да, случай с железной дорогой был крайне странным, но в чем-то Гон был прав — аборигены действительно нарушали законы, хотя могли просто договориться. В этом смысле понять действия «Арбитров» можно. Слишком много странностей. Гон исчезает из города после встречи с Дюллахан. Если она права, то Юйди и правда знает об усыпальнице предыдущего «зверя конца», и, значит, мог догадаться, что они направились сюда. Значит, это он послал сюда Панду? Но зачем? Для намеренной встречи? Или все это случайное совпадение? Что за игру ведет Юйди? Он ждет, что Гона это разозлит, и тот начнет орать, попытается допросить Панду, но его лицо вдруг принимает крайне спокойное и равнодушное выражение. Не свойственным ему высокомерным тоном он вдруг произносит: — Хорошо. Можешь сообщить ему, что в этом месте уже ничего не осталось. — Я тебе не посыльный, эй! — Но он ведь спросит, — жестко улыбается Гон, и Панда отчего-то замолкает. Он просто уезжает прочь, более ничего не произнеся. Может, это была проверка, размышляет Киллуа. Возможно, Юйди и правда хочет добраться до нэн-бастера, скрытого внутри, и сейчас он проверял, отправится ли Дюллахан с Гоном вместе сюда, чтобы раскрыть существование столь страшного оружия. Возможно, Юйди опасается Гона… и потому готовит против него оружие? Но это так не вяжется с их странной дружбой, что он просто теряется в догадках. Проще будет узнать после того, как Гон ворвется к своему дружку и потребует объяснений, но кто знает, что случится до этого. Или, возможно, это была намеренная уловка? Чтобы Гон испугался, что Юйди захочет бомбу и забрал ее себе? Но в этом все равно нет смысла. Нет самого главного — причины так делать. Он опасливо смотрит на Гона, пока тот ходит кругами, заламывая руки за спиной. Дюллахан будто и вовсе теряет к ним интерес, наблюдая за медленно удаляющейся процессией из машин. Эй, черт! То есть, эти говнюки сюда просто приехали, а им пришлось ногами идти?! Нечестно! — «Ржавые Крысы» действуют без моего ведома… Юйди не сообщал мне об этом, — голос Гона звучит вкрадчиво, угрожающе, а на виске заметно проступает вена. О, он зол, и Киллуа давно не видел его таковым, несколько лет точно. Он резко оборачивается к Дюллахан. — Ты же была его фанаткой, да? Как думаешь, что он планирует. — С чего ты решил, что я знаю? — фыркает она. — Я не решил, я собираю мнения. Потому что у меня есть небольшие догадки на этот счет. Когда она отрывается от стены и подходит ближе, то смотрит на Гона с легкой снисходительностью. — Ну, я бы сказала, что он хочет достать себе самое мощное оружие, способное уничтожить Гойсан, просто как страховку. Или он думает, что этого жаждешь ты. — Чего бы мне… — Ты стал параноиком, Гон. И это правда. От этих слов Гон захлопывает рот, будто не в силах осознать сказанное. Потому что это правда. Паранойя вырождается в плохо контролируемые эмоции, а гнев — в то, что Гона начинают бояться, словно чумы. Неудивительно, что Демиан дает ему такую кличку — все потому, что так оно и есть. Как Джайро… Гон — чума, только его еще можно вернуть на белый свет. Надо только понять, как именно. Удивительно, но именно в этот момент Киллуа кажется, что если он наконец каким-то образом вернет Хисоку к жизни, то тот сумеет втолковать Гону разумное, потому что, как бы странно это не звучало, Хисока теперь может понять Гона намного проще. Кто бы подумал!.. Да. Точно. Им нужно… нужно… — Ты говорила, — вдруг вспоминает он, решив переключить тему, — что тут можно найти информацию о первородном супе. Способе вернуть Хисоку. Киллуа произносит это, опасливо смотря на Гона. Отвлечется? Тот дергается, но мыслями явно пребывает в размышлениях о Юйди. Дюллахан же медленно кивает. — Это так. — Ну и?.. Где она? Только не говорите, что она соврала! Тогда Гон точно плюнет на них и уйдет заниматься своими делами! — Мы буквально копались в ответе, вырезая у него сердце, — ухмыляется вдруг она, и этого хватает, чтобы Гон наконец повернулся к ней с удивленным лицом. — Тело не истлело не только из-за нэн, но и из-за способа бальзамирования. — Разве при этом не вырезают все органы? — Не в этом случае, — Дюлахан медленно качает головой. — Как видишь, в этом не было смысла. Тело приобрело регенерацию, умерли лишь функции мозга. Считай, это живой труп. Как человек в коме, который не очнется никогда. В любом случае, я хотела продемонстрировать тебе, Гон, этот феномен, потому что, окунув голову своего друга в «первородный суп», ты скорее всего проклянешь его. Вечная регенерация… Темный Континент… Погодите-ка. — А это случайно не связано с… Киллуа не договаривает, когда Дюллахан обрывает его кивком. Следом ее улыбка приобретает хищный оттенок. — Да. «Первородный суп», чьи испарения мы видели, и зобаэ, болезнь бессмертия — это одно и то же. Просто в одном случае оно проходит не столь болезненно. Готов ли ты обречь своего друга на это, Гон? Хисока будет просто в бешенстве, если сделать его бессмертным, в этом Киллуа уверен на все сто. Не будет никакого смысла в его увлечении драками, потому что не будет риска. Но, видимо, «первородный суп» действует мощнее обычного зобаэ, раз способен «отмотать» отрезанную голову до состояния целого тела. Впрочем, это лишь детали и вероятности… Хисока пока мертв. Пока что у него ест возможность остаться мертвым навсегда. Что думает об этом Гон? Отчего-то тот вдруг темнеет лицом и отворачивается, не произнося ничего. Он тоже понимает все проблемы… но для него возвещение Хисоки — словно соломинка, за которую он может держаться, чтобы не сойти со своего изначального пути окончательно. Во всяком случае, в это верит сам Киллуа. Но в последнее время он теряет нить мысли своего лучшего друга. Наконец, молчание прерывается. — Я думаю, — вдруг произносит Гон неожиданно мрачным голосом, игнорируя заданный ему вопрос, — мы должны забрать бомбу прежде чем что-то произошло. И желательно спрятать ее подальше. Неожиданно благоразумное решение. Когда Дюллахан медленно ему кивает, Киллуа лишь гадает, где тот может это сделать.

□ □ □ □ □ □ □ □ □ □

Их путь немного меняется; в итоге вместо возвращения в Такетнан они направляются в место, которое Киллуа порой видит в далеких неприятных снах, пахнущих гнилью и кровью. Он не знает, почему это место в принципе запоминается ему, в конце концов, Кер-Ис — лишь тень себя прошлого, теперь окончательно опустевшая. Даже вольные охотники сюда не суются, словно опасаясь старого проклятья, но их путь лежит именно сюда, ведь по мнению Гона тут проще всего спрятать бомбу — никто сюда не заходит. Одновременно это очень логичное и очень опасное решение, ведь Юйди знает про историю с Кер-Исом… но вряд ли он подумает, что Гон вернется в лоно одного из своих многочисленных кошмаров. Всю дорогу до туда он размышляет над словами Дюллахан про «первородный суп», то самый способ возвращения Хисоки обратно к жизни. Предыдущего «зверя конца» бальзамировали с его помощью, но, видимо, эссенция была настолько мала, что тело не «ожило» вновь. Или, быть может, даже у заболевшего зобаэ есть слабость, с помощью которой можно если не убить «тело», то убить «душу»… Но Дюллахан говорила вовсе не об этом, вовсе не о проклятье бессмертия, о, нет, это был очередной вопрос с подвохом. Будет ли готов Гон ради своего эгоистичного желания обречь Хисоку на столь ужасающую участь? Если теоретически все пройдет успешно, то Хисока вернется уже не просто человеком, но проклятым банальной невозможностью умереть. С одной стороны, это взбесит его, в этом Киллуа уверен на все сто. С другой — Хисока… Хило же обещает Гону, что после боя с Куроро, что больше не сунется на эту дорожку. Возможно, все будет в порядке? Насколько вообще работает это бессмертие? Может ли зобаэ передаться частично? Ведь у них есть только голова Хисоки и не более… В контексте вопроса все это, впрочем, неважно. Но Гон не отвечает. Он молчит, и Киллуа видит, как в нем борются эгоист и хороший человек. Он так сильно жаждет вернуть Хисоку, но… Сам Киллуа не знает, что об этом думать. Наверное, он слишком устает от того, что Гона постоянно втягивают в мероприятия, которые разрушают его изнутри, и оттого он и сам жаждет поскорее вернуть уже Хисоку. Пусть вместе делают что хотят, дерутся, веселятся, только пусть этот ублюдок сделает уже хоть что-нибудь, чтобы Гон вернулся на нужную тропу! Пусть они лучше приключаются вместе, даже без него, Киллуа готов!.. Лишь бы Гон вновь стал нормальным. Улицы Кер-Иса встречают их пустотой и завыванием ветра. Даже птицы сюда не заглядывают — это место словно намеренно отрицает жизнь. Идя вперед по каменным плиткам, Дюллахан вдруг тяжело вздыхает, чем отвлекает Киллуа от тяжелых размышлений: — Не могу поверить, что вновь возвращаюсь в это поганое место. Гон, ты реально нечто. Или тебе просто нравится ковыряться в старых ранах? — Ты бы видела, как он к небоскребам подходит… Гон резко останавливается, отчего Киллуа натыкается на него и ойкает. Потом больно лягается ногой. — Да шучу я, шучу! Подумаешь! — Я вот про Иллуми так не шутил, когда ты от его упоминания сразу дрожать начинал, — ворчит приятель, вновь продолжая путь. — Если бы ты знал, как это тяжело. Причем нет же объективного повода бояться, но… — В травмах никогда нет «объективного повода». Это просто подсознательный страх. Гон задирает голову, смотря на ратушу вдали. В груди неприятно скребутся воспоминания об убитом страже, мольбах градоначальника и Двойке. Все это было… совершенно ненормально. Киллуа следит за его взглядом, но ему нечего добавить. Все так и есть. Травма Гона пусть и «глупа», по его мнению, но в ней нет ничего удивительного. Скорее логично, что хоть что-то смогло отпечататься на его чувствах. Странно лишь то, что гибель Кайто так не отразилась… А может, и да, просто это вылилось в то, что теперь Гон бегает с коробкой с чужой головой по всему миру. Травмы — такая дрянь. Наконец, они подходят к месту, до которого добираются все это время. Мелкий садик рядом с ратушей, где никто и не заподозрит искать столь опасное оружие, потому что тут нет опознавательных знаков. Лишь немногие знают, чем известно это место. Когда Гон всовывает контейнер с бомбой в руки Киллуа и начинает рыть землю руками, он лишь смотрит за этим с горечью во взгляде. Дюллахан не говорит ничего тоже, но судя по тому, что она закуривает, ей тоже неприятен выбор этого места. Но… не им это решать. Тут они закапывают Второго. Важная точка для Гона. Когда яма достаточно велика, Киллуа подходит к ее краю и опускает ящик в руки Гона, и тот аккуратно кладет ее в центр, после чего начинает закапывать вновь. Попутно его вдруг тянет на разговоры, и такие, что Киллуа не ожидает — это не горестные воспоминания о временах в Кер-Исе или о чем-то еще, а нечто совершенно отвлеченное. — Скажи-ка, Дюллахан, ты ведь шаришь за оружие, изготовленное тем охрененным мастером? Который сделал эту бомбу. Названная молча вскидывает бровь, и Гон терпеливо поясняет: — Просто когда я зачищал Лунцзю от Панды… то есть, Хитклиффа, я вместе с приятелями спер один меч, который выглядел так, будто его сделали из плоти и костей. Чудовищное зрелище. И у меня создалось ощущение, что меч этот живой. Ну, типа… Источает ауру? Я не знаю. Киллуа с трудом припоминает рассказы Каллуто об этом. Ах да. — Это случайно не его игрушка? — Да… — Дюллахан поначалу медлит, но потом кивает. — Это одно из его творений. — Так и знал!.. То есть, если я увижу странное дерьмовое оружие где-то еще, то это его ручек дело?! — Не всегда, но с большой вероятностью ты угадаешь, — улыбается она. Гон высовывается из ямы и делает крайне задумчивое лицо. — Знать бы, что эта дрянь еще делает!.. — А где он, кстати? — Киллуа скрещивает руки. — В последний раз вы с Кат Ши использовали его как уловки для Церредриха. — Ну, я сплавил его обратно Куроро. Вот дебил, думает про себя Киллуа. Нет, чтобы оставить себе! А после Куроро пойди найди что-то, у него же эта сраная мания своровать что-то, а потом продать! Все равно что просто пустить невероятно редкое сокровище в свободное плаванье в подполье! Видимо, он настолько выразительно страдает, что даже Гон угрожающе щурит глаза и трясет пальцем: — Эй, эй, эй! Вообще-то, это Куроро одолжил мне его для торгов! Так что иди в жопу! — Завались, — Киллуа потирает переносицу, чувствуя желание закопать Гона прямо рядом с бомбой. — Ничего не говори, бестолочь. — Иди в задницу! — Сам иди! Рядом выразительно делает кхе-кхе Дюллахан, которой эти детсадовские разборки до одного места. Вот-вот!.. Лучше бы Гон чем-то полезным занялся, например, добил бы своих двойников уже, потому что Четверку они так и упустили, а еще парочку, которых ни разу не видели, в итоге профукали. Ну и где они теперь?! А он!.. Меч сраный вспомнил. — Эй! Дюллахан! Так что он делает-то?! — Почему ты думаешь, что я знаю? Гон категорично на нее смотрит, после чего выпрыгивает из ямы. Он торопливо начинает закапывать ее руками, словно собака. — Да ладно, раз Юйди знает про бомбу, значит, он был заинтересован в этом кузнеце. А раз кузнец был интересен Юйди, то ты, его бывшая фанатка, наверняка про него слышала. Простая логика и ничего более. Это… весьма логичный вывод. Пару секунд Дюллахан странно смотрит на Гона, который утрамбовывает землю, после чего вдруг лающе смеется, запрокидывая голову назад. Когда она раскрывает рот, Киллуа вдруг видит, какие острые у нее зубы — будто у животного, а не человека, пусть даже мутировавшего. Иногда так просто забыть, насколько это место больное. Уперев руки в бока, Дюллахан хмыкает. — Ладно, уел. Да, я знаю, как оно работает. — Ну-у-у-у?! — У него есть свой заряд ауры, который постепенно регенерирует. И теоретически, если ты создашь картридж с хацу, ты сможешь использовать его отдельно от своей ауры. Кто бы не был этот кузнец, он действительно создал… невероятное и одновременно больное оружие. Кажется, Гона устраивает этот ответ. Он кивает, хотя взгляд его блуждает где-то вдали, после чего отряхивает руки (не сильно помогает делу, признаться). Кажется, он попытается достать этот меч. Киллуа это чувствует. Нельзя так просто спросить про оружие, а потом просто отмахнуться. Но этим Гон будет заниматься уже в одиночестве, Киллуа ему помогать не станет. Некоторые вещи того явно не стоят. Неожиданно, друг переключается на совершенно другую тем: — Что ж, полагаю, с твоим маленьким исследованием мы помогли, — Гон улыбается Дюллахан и хочет протянуть ей руку, но потом виновато смеется. — Э, забей, надо для начала помыть их! Но спасибо! За отвлечение, за информацию про «первородный суп»… И за то, что наше путешествие дало мне повод наконец очень серьезно поговорить с Юйди. О всяком. Улыбка его становится жестче.