Чаша для достойнейшего

Случилось это в годы Долгого Мира, когда король Финголфин узрел, что рубежи Осады надежно удерживают Врага на севере, а нолдор множатся и процветают. Тогда он позволил себе оставлять иногда королевские заботы и думать о собственном удовольствии. Ведя и переговоры и заключая союзы с разными народами эльдар, он поражался, как широко расселились они по Белерианду, и какие разные у них обычаи. Все это пробуждало в Финголфине любопытство. По его указу хронисты нолдор составили множество книг о жизни и истории мориквенди, а сам король поглощал знания о них радостно и жадно. Но помимо прочего, он полюбил выпивку. Вовсе не нравилось Финголфину когда хмель туманит разум, забирает ловкость движений и делает речь смешной и несвязной. Не пил он так, чтобы устыдиться после. Хотел он не забыться, а наоборот познать. Фалатрим наливали ему белое вино, мерцающее и прозрачное, словно сделанное не из винограда, а из морского жемчуга. Вино синдар Митрима было кисловатым и терпким, будто вобрало в себя нрав этого холодного края, но тем не менее, вкусным. В Дориате делали множество настоек на травах и грибах, а вино, что привозили посланцы Тингола на Мерет Адертад оказалось густым, тягучим и сладким. Однажды зеленые эльфы Оссирианда угостили Финголфина даже хмельным напитком из одуванчиков. Нолдор тоже не отставали, и зимнее вино в Хитлуме ничуть не походило на таковое же в Химринге. Так решил король нолдор испробовать всю выпивку, какую делают в Белерианде, и принялся терпеливо собирать ее из самых разных земель. Однако эльдар искусны во многих ремеслах, в том числе и в виноделии. Потому в погребе Финголфина появлялись все новые бочки и бочонки, но цели своей он все не мог достигнуть. И однажды Аннаэль, зная о пристрастиях короля, завел с ним разговор. — Знаю я хмельной напиток, какого не пробовал ни ты, ни кто-либо другой из твоего народа. — И каков же он? — не преминул спросить Финголфин. — Не хватит слов, чтобы описать его вкус, — принялся рассказывать Аннаэль. — В годы своей юности жил я в земле Таур-ин-Дуинат и учился чарам и лесной науке у Дарвэ, вождя южных нандор. Народ этот живет скрытно и не всякого привечает у себя. А кроме того, делают они дивную настойку из особого мха, что растет только в их лесах и нигде более. Настойку эту они пьют сами, но чужака одарят лишь если сочтут его достойнейшим. Говорят, она придает сил, помогает понимать Незримое и даже прозревать будущее. — А счел ли вождь Дарвэ тебя достойнейшим? — Увы, нет, — Аннаэль горестно вздохнул. — Здесь всякий полагает, что искусство мое велико, но с народом Дарвэ я не посмел состязаться. Постиг то, что способен был постичь, и расстался с нандор в доброй дружбе. Недолго думал Финголфин над этой историей. Никогда не слыл он лучшим охотником и следопытом, но очень хотел попробовать колдовскую настойку из мха. А потому потратил несколько месяцев на то, чтобы передать свои дела родичам и советникам, и еще много месяцев — на дальний путь в другой конец известных земель. Ехал он в одиночестве, но вез с собой богатые дары: оружие из Амана, рукотворные камни, целебные травы, что не растут в Эндорэ. Но надел Финголфин ни венца, ни королевских одежд, ни украшенных доспехов. Так походил он скорее на посланника, чем на правителя. Вступив в вечный полумрак Таур-ин-Дуинат, где через древесные кроны едва ли пробьется солнечный луч, Финголфин не ждал, что ему сразу окажут прием. Но лес был пуст и мрачен, и казалось, нечто недоброе затаилось в нем. Может, тьма прокралась в столь отдаленный край, а может, сохранились здесь отголоски древнего мрака, что царил еще до пленения Моргота. Долго Финголфин пробирался звериными тропами, искал и звал, но не нашел ни следа присутствия эльдар. Не один день бродил он, иногда находя себе дичь для пропитания или чистый родник, чтобы утолить жажду. Время шло, и надежда его таяла. А тем временем нандор устрашились незнакомого эльда, много выше и крепче любого из них, с глазами, сияющими, словно у майа, с невиданным оружием и в непривычной одежде, и поспешили к вождю Дарвэ, дабы тот решил, как поступить с чужаком. И Дарвэ явился. Раздосадованный, сидел Финголфин у костра, поджаривая пойманную у лесного озера утку. Решил он, что если на следующий день снова не отыщет нандор, то ни с чем вернется в Хитлум. Но в этот самый час появился перед ним эльда в зеленых одеждах, и не заметил Финголфин, как он вышел из-за деревьев. То ли появился из ниоткуда, то ли всегда стоял здесь, неразличимый для глаз нолдо. — Доброй ночи тебе, путник. Имя мое Дарвэ, старейший из охотников, — заговорил Дарвэ, и хоть Финголфин знал язык лайквенди, речь эта показалась непривычной. — Что ищешь ты в этих лесах? — Садись к моему костру, Дарвэ, — отозвался король нолдор, подражая его манере. — Раздели со мной ужин. Имя мое Финголфин, и я правлю землями к северу отсюда. Искал я встречи и дружбы с твоим народом. Нандо многозначительно кивнул и устроился у огня, глядя на Финголфина внимательно и изучающе, даже по-птичьи наклонил голову на бок. — Мои друзья-странники рассказывали об огнеглазых квенди из-за моря. Но никому из них не было дела до нас. Нет у нас сил сражаться со злом на севере, не найдешь ты здесь помощи. — Я не нуждаюсь в помощи, — ответил Финголфин. — Напротив, принес я дары, что будут вам небесполезны. С этими словами она развернул тюки, снятые с вьючной лошади и бережно развернул их перед Дарве. Отблески пламени заиграли на отполированной аманской стали, белым звездным светом вспыхнули рукотворные самоцветы. — Эти клинки защитят вас, а камни отгонят тьму от ваших жилищ. Сдержанно поблагодарил Дарвэ, но не мог оторвать глаз от не виданных им вещей. — Мои друзья говорили, что огнеглазые — великие мастера, — проговорил он, осторожно поворачивая в руках длинный обоюдоострый кинжал. — Но так и не сказал ты, Финголфин из северных земель, ради чего блуждаешь здесь, да не с пустыми руками. — У меня тоже есть друзья, — улыбнулся король. — И один поведал, что есть у вас колдовская настойка из мха, коей вы одариваете лишь достойнейших. Я желаю испить ее. — Верно, — кивнул Дарвэ. — И эту настойку мы ценим выше любых сокровищ. Не получит ее просто так ни скромный странник, ни великий король огнеглазых. — Что же мне сделать для вас? — оживился Финголфин. Дарвэ отложил кинжал и начал рассказ, глядя в огонь и мерно покачиваясь в такт собственным словам. И в речь его, медленную, плавную и тягучую, вплетались образы, словно языки пламени и тени, плясавшие вокруг костра, рисовали перед Финголфином картины прошлого и настоящего. — В давние времена, задолго до того, как Тьма вернулась на север, задолго до светил, золотого и серебряного, жил в наших землях Брог, дух в облике огромного медведя. Он хранил лес и заботился о всем, что живет и растет в нем. Не убивал более, чем нужно было ему для еды, не причинял вреда квенди и привечал Пастырей Древ. А всякое чудовище, что забредало в его угодья, Брог без жалости истреблял. Мы жили в мире и покое под его защитой. Дарвэ умолк ненадолго, глядя в пламя, будто тоскуя по прежним временам, а затем подкинул хвороста в огонь и продолжил: — Но шли годы, и пробуждалась тьма, а чудовищ становилось все больше. Не раз Брог бывал ранен в бою с ними, и сил его не хватало. Видели мы медвежью кровь на земле и ветвях, но немногим могли помочь ему. И тогда Брог изменился. Однажды он и сам пустил тьму в свое сердце — поначалу чтобы верховодить чудовищами и отваживать их от леса. Но со временем становился он все злее и ненасытнее. Он убивал и пожирал и зверей, и квенди, и всегда казалось ему мало. И твари, что раньше боялись леса, ныне обитают в нем, а Брог — первый и опаснейший из них. Мы прячемся, уходим тайными тропами, однако непросто от него скрыться. Нашлись и те, кто искал его, чтобы увещевать — но все погибли в его пасти. И как ни горько это, кто-то должен убить Брога. — Раз постигла вас такая беда, не нужно мне награды, чтобы помочь вам! — воскликнул Финголфин. Скверно выходило — будто только за настойку из мха он соглашается сразиться с обезумевшим майа. — Если мы снова обретем мир, и ты обретешь то, что ищешь, — продолжил Дарвэ. — Однако мох — творение рук моего народа, а мой народ не знает, как сражаются огнеглазые. Придется и тебе биться как одному из нас. Наутро дал Дарвэ Финголфину костяное копье, деревянную дубинку и пращу из крепкой кожи — ведь его народ не знал металла. И Финголфин, не из корысти, а скорее из желания показать свое мастерство воина, оставил меч и отправился на охоту. Это диковинное оружие напомнило ему рассказы отца о древних временах, когда первые эльдар жили у вод Куйвиэнэн. Если Финвэ сразил костяным копьем и пращой множество чудовищ, то неужели сын его не сможет? Так много дней странствовал Финголфин в глуши. Встречал он и волколаков, и искаженных тьмой зверей, что стали сильны, ненасытны и яростны, но никак не мог отыскать огромного медведя Брога. Немногие знания получил он от майар Оромэ и позже от синдар Митрима и никогда не мнил себя лучшим охотником. И теперь, продираясь через дебри и силясь заприметить медвежьи следы, он пожалел об этом. На этот раз постыдно было бы вернуться ни с чем и признать поражение. Не настойка из мха, но желание помочь мирному народу и гордость вели Финголфина все дальше и дальше в лес. И все же отчаялся он найти Брога своими силами. Тогда рассудил король, что если он не может выследить медведя, пусть лучше медведь сам выследит его. Не стал он больше скрываться, а напротив, шел по лесу как можно более шумно, хрустел сухими ветками, стучал по стволам деревьев и распевал песни во весь голос. Не хотел он думать, что нандор, возможно, скрытно наблюдают за ним и смеются. — Эй, Брог! — кричал он. — Вот идет твоя добыча! Приди же и пожри ее, если хватит духу! Ждал он медведя у водопоев, на звериных тропах и в других местах, где мог тот охотиться. Но медведь то ли тоже насмехался над ним, то ли оказался умен и знал, что враг его наготове. Брог напал внезапно — когда Финголфин, утомившись шуметь, остановился для привала и принялся разводить огонь. Неожиданно тихо для своих размеров подобрался он через густой подлесок и набросился на нолдо с невиданной прытью. Он пытался подмять его сокрушительными ударами лап, прижать к земле и разорвать как, должно быть, поступал уже со многими квенди. Огромный, полностью черный, покрытый густым жестким мехом и с горящими недобрым огнем глазами, медведь уже предвкушал скорую трапезу. Финголфин в последний момент успел отпрянуть в сторону, уходя из-под ударов. Он замахнулся и с размаху опустил дубинку прямо на оскаленную морду Брога. Обожженное в костре дерево раскололось в щепки, но шкура медведя осталась целой. Тот ошарашенно замотал головой и огласил лес устрашающим ревом. Лишь на миг оглушил его этот удар, хоть Финголфин и вложил в него все свои силы. Но король нолдор не собирался давать противнику шанс опомниться. Он схватил костяное копье и вонзил медведю в шею, по самую деревянную перекладину. Надавил всем весом, а затем отступил, упирая древко в землю. Черная кровь заструилась по древку, рык оборвался, перейдя в свистящий хрип. Однако Брог не был обычным медведем и рана, убившая бы простого зверя, только прибавила ему ярости. Взмахнув лапой, он выбил из земли и переломал и копье. наконечник остался в его шее, и если Брог начинал слабеть, то Финголфин не замечал этого. Не осталось у Финголфина иного оружия, кроме пращи да нескольких крепких веток, что приготовил он для костра. По дороге пытался он упражняться в метании камней из пращи. Старейшие из нолдор рассказывали, будто короля Финвэ никто не мог превзойти в этом искусстве, но сын его оказался совершенно бесталанным. Как ни старался Финголфин, не получалось у него запустить камень достаточно метко и сильно. Теперь Брог поднялся на задние лапы и выпрямился во весь рост — и оказался он вдвое крупнее любого медведя, что встречал Финголфин ранее. Нолдо схватил толстую палку и принялся размахивать ею, чтобы запутать зверя. Но тот снова пошел вперед, чтобы поймать и заломать безоружную добычу. Финголфин отступал, раздумывая, что давно управился бы с Брогом, окажись у него в руках хороший меч или стальное копье, но сожалеть было поздно. Отходя назад, Финголфин приметил склоненное дерево и взобрался на него, подражая манере серых эльфов. Медведь кинулся следом, но Финголфин, оттолкнувшись от ствола, запрыгнул ему на спину и накинул на шею пращу. Брог взревел, начал метаться и сучить лапами, силясь скинуть его со спины. Но Финголфин изо всех сил стягивал прочный кожаный ремень, перекрывая медведю воздух и вдавливая глубже в шею обломок копья. Он давил и давил, даже когда Брог неистово колотил его о деревья. И наконец медведь стал слабеть, снова захрипел, а движения его сделались более вялыми. Финголфин не ослаблял хватку и все сильнее стягивал пращу, пока Брог не повалился на землю и вскорости не издох. Лишь тогда разжал Финголфин онемевшие от напряжения руки и растянулся на помятой траве, тяжело дыша. Отдохнув, он взял костяной нандорский нож и принялся свежевать свою добычу. Когда Финголфин дотащил тяжелую шкуру до той самой стоянки, где говорил с Дарвэ, он обнаружил, что множество эльдар собрались там и приготовили пиршество. — Вот идет Эльф, что не нашел камня! Слава Эльфу, что не нашел камня! — радостно кричали нандор. Так Финголфин понял, что охотники этого народа и впрямь наблюдали за ним, но, похоже, не могли они представить, что столь великий воин так и не выучился обращаться с пращой. Он не стал спорить, только положил на землю перед Дарвэ черную шкуру. — Больше Брог не потревожит вас, — возвестил он. — Воистину не знал я квендо достойнее тебя, Финголфин из северных земель. Дарвэ развернул и поднял шкуру, чтобы все увидели ее. Он выпрямился во весь рост и широко развел руки, но половина ее все еще лежала на земле — так велик был медведь Брог. Финголфин же устало уселся у огня. Нандор поднесли ему зажаренного на костре мяса и травяной отвар, восстанавливающий силы. Девы надели на него венок из лесных цветов, охотники принялись наперебой обсуждать убийство чудовища. В разгар празднования вручил Дарвэ ему дар — бочонок настойки, деревянную шкатулку с землей и растущим в ней мхом, чтобы мог Финголфин посадить его в своих землях. Объяснил он также и как делать колдовскую выпивку. И наконец поднес он ему глубокую деревянную чашу, наполненную темно-зеленой жидкостью. С благодарностью принял Финголфин вожделенный напиток, поднес чашу к лицу и вдохнул незнакомый аромат. Настойка пахла свежестью и сыростью, мхом и землей, заповедной чащей и прохладой лесного ручья. И запах этот казался пусть и непривычным, но приятным. Насладившись ароматом, Финголфин сделал глоток и… Все изменилось. Ничего отвратительнее этой настойки Финголфин не пил никогда в своей жизни. Воистину, не достанет ни в одном языке ругательств, чтобы описать ее вкус! Будто бы плескались в чаше склизкая болотная жижа и грязь, и самые горькие и едкие травы и что-то еще непредставимое, но от того только более мерзкое. Лицо Финголфина исказила болезненная гримаса, кожа сделалась совершенно бледной, почти зеленоватой, а глаза едва не вылезли из орбит. Он скорчился, судорожно дыша, а потом выронил чашу и, закрыв себе рот руками, помчался прочь со стоянки. Вслед ему летели удивленные и возмущенные возгласы нандор. Когда он отбежал достаточно далеко, исторг из себя мерзкое пойло и вернулся, на поляне уже никого не оказалось — только затушенный костер и шкура Брога. После долгого путешествия Финголфин вернулся наконец в Барад Эйтель и как только разобрал неотложные дела, призвал к себе Аннаэля. — Воистину в удивительное приключение ты меня отправил, друг мой, — начал он. — Я не только обрел что искал, но и помог мирному народу в час нужны, а это много ценнее, чем весь хмель, что есть на свете. И он поведал Аннаэлю историю своих странствий, умолчал только о том, что не по вкусу пришлась ему награда. — Значит, моя задумка удалась, — обрадовался лорд синдар. — Хотел я не только порадовать тебя диковинкой, но и дать возможность отдохнуть от дел. Не знал я о безумии Брога, и, выходит, в добрый час вспомнились мне Дарвэ и его народ. — И за это я должен отблагодарить тебя, — с этими словами Финголфин поставил перед Аннаэлем чашу, наполненную настойкой из мха. — Быть может, вождь Дарвэ не посчитал тебя достойным, но мое мнение иное. Я угощаю тебя этим чудесным напитком. Аннаэль напряженно замер, даже не глядя на чашу. — Пожалуй, откажусь. Финголфин подозрительно прищурился. — Так ты знал, какова на вкус эта настойка, и солгал мне? Теперь лорд синдар, не скрываясь, рассмеялся. — Нет, о король, я шутник, но не лжец! Дело в том, что нандор из Таур-ин-Дуинат пьют мох с юности, и он кажется им вкуснейшим напитком из всех возможных, но для любого другого эльда он невероятно мерзок. Однако нандор это невдомек. Я сказал тебе, что не попросил у вождя Дарвэ испытания, чтобы получить мох, но не сказал, что не пробовал. Однажды я прокрался в тайник и испил мха — а после едва успел отбежать достаточно далеко. Так и решил, что Дарвэ и его народ обидятся, увидев мое позеленевшее лицо, и уехал с миром. Сначала Финголфин молчал, не зная, смеяться ему или злиться, но потом расхохотался вместе с Аннаэлем. — Хорош же вышел розыгрыш! И хорош у меня друг, что поможет, когда я и попросить не догадаюсь, но и подшутить не забудет! А после добавил: — И раз так, стоит твою шутку продолжить. Он поднял с пола и поставил на стол бочонок, на котором красовалась еще свежая надпись: «Напиток сей может испить лишь достойнейший.» — Велю поставить это в мой погреб. Вот и узнаем, кто еще попадется.