Miserere

      «Если молот поднят — гвоздю не убежать».

— Диутская поговорка.

      Лучики солнца пробились сквозь свинцовое небо, заливая промозглые вюрстбургские улицы неожиданным светом. Там, где не было ни чадящих труб, ни грохочущих станков, вдруг послышалось птичье щебетание — редкое, чужое, словно неуместное среди серых каменных фасадов и грязных мостовых. Осень, хоть и не ушла, но на мгновение уступила своей лучезарной сестре.       Этот день не имел права быть таким светлым.       Хана мертва. Или жалеет, что ещё жива.       Инквизиция у них на хвосте. Но что они знают? Нашли ли они их укрытие на том заброшенном складе? Нужно проверить, замести следы.       А вдруг их там уже ждут?       А если нет, если он просто потратит время на пустые сомнения?       Мысли путались, сталкивались, и чем больше он пытался сосредоточиться, тем сложнее это было.       Когда он только начал это дело, когда создавал кружок, он понимал, что потери неизбежны. Он думал, что был к этому готов. Но теперь, когда это случилось, он осознал, что никакое понимание не делает боль слабее.       — Лучше забудь. Просто забудь, понял? Нет тут такой. И не было.       Словно удар в челюсть. Голова закружилась, ноги подкосились, и на мгновение показалось, что он теряет равновесие. Но Уилл удержался и покинул типографию настолько быстро, насколько смог. Нужно собрать своих и рассказать, что произошло.       И делать это придется, обходя всех по очереди — личные аппараты связи до сих пор были скорее роскошью, чем обыденностью.       Роза на парах. Лаура у себя в мастерской. Гретта и Макс... Возможно, что дома. Штальгиссер-штрассе шесть — ближе всех. Значит, сначала туда.       Проходя мимо столовой, он услышал голос из радиоточки — двери были открыты, и изнутри доносился аромат горячей похлёбки и свежего хлеба.       —...Тем временем, продолжаются локальные стычки в районе генерал-губернаторства Де Рюа. Героические вооруженные силы доблестно сдерживают...       Он даже слушать не стал. Сейчас не до этого.       Неровный поток людей тек ему навстречу. Утренняя смена уже началась, и улицы наполовину опустели. Те, кто ещё не скрылся за воротами фабрик и мастерских, спешили по своим делам, стараясь не задерживаться снаружи.       Уилл невольно всматривался в лица прохожих.       Никто из них не знал того секрета, что он хранил в себе.       Или знал?       Что, если за ним уже идут?       Что, если среди этих людей — палачи в чёрном, скрывающие волчий оскал за маской обывателя?       Мысль вгрызлась в сознание, застряла, как заноза. У Инквизиции везде были глаза и уши. Каждый жил под их непрестанным взором, в этом патологическом социальном порядке, где нет места инакомыслию.       Гвозди. Они — гвозди. А торчащий гвоздь должен быть заколочен. И молот уже занесен.       Уилл остановился на перекрёстке. Мотокареты неслись одна за другой, и регулировщик на посту двигал руками с безупречной точностью, напоминая часовой механизм. Вправо. Влево. Стой.       Он огляделся, старуха рядом встретилась с ним взглядом — и сразу отвела глаза. Её губы зашевелились, но мимо промчалась грузовая мотокарета, заглушив слова рёвом мотора.       — Что? — произнёс он, обращаясь к ней.       Старуха подняла глаза… и рассмеялась. Смех вырвался из неё, словно прорыв газа из повреждённой трубы. Низкий, скрипучий, болезненный.       Уилл вздрогнул, отшатнулся, холод пронзил его с головы до пят. Архитектор налетел на кого-то спиной и резко развернулся. Какой-то мужик в спецовке. Колкий взгляд, тяжёлый, оценивающий.       Он знал его тайну? Ненавидел? Боялся? Что происходит?       Уилл попытался выдавить слова извинения, но язык не слушался, а мужик уже потерял к нему всякий интерес.       Улицы дышали.       Холодный ветер метался по мостовым, цеплялся за стены, трепал газеты, оставленные на лотках, и разносил запахи города: едкий дым горящего угля, сырость мокрой брусчатки и асфальта, крепкий аромат из кофейни за углом. Вюрстбург жил своей привычной жизнью, но сейчас все это казалось неправильным.       Уилл пошел быстрее.       Он не оглядывался, но чувствовал это глубже, чем кожей — за ним следили.       Тени между домами казались темнее обычного. Кто-то мелькнул у входа в переулок, скрылся.       Мужчина в длинном пальто на противоположной стороне улицы слишком резко отвернулся, когда Уилл прошёл мимо.       Случайность? Или его действительно пасут?       Мимо проехала мотокарета, капли грязной воды брызнули на его ботинки. Внутри кабины сидели двое. Не инквизиторы. Не патруль. Но один из них посмотрел прямо на него, а его губы бесшумно задвигались, прежде чем машина свернула за угол.       Ему кажется. Или нет?       За перекрёстком улица шла вниз, теряясь в клубах угольной пыли, что поднимались с ближайшей котельной. Слева — магазин, из которого выходил покупатель с мешком картошки. Справа — булочная, из окна которой тянуло теплом и корицей.       А в двух шагах впереди — подворотня. Узкая, глубокая, ведущая в закоулок между домами.       Хорошее место, чтобы исчезнуть.       Ещё одно мгновение он колебался. А потом, не замедляя шаг, нырнул в неё.       Грязь чавкнула под подошвами. В подворотне было темно и тихо. На мгновение показалось, что он действительно один.       Но шаги позади сказали обратное.       Слишком быстрые. Слишком близко.       Ему не кажется. Его преследуют.       Уилл не успел обернуться, когда чья-то крепкая рука схватила его за шею и ударила об стену, а затем сразу же зажала ему рот. Краем глаза он выхватил расплывчатую фигуру нападавшего: низкий, коренастый парень, одетый в грязную спецовку — рабочий или мастер, а может, просто кто-то с окраины, привыкший к легким деньгам.       Грабитель.       Что-то блеснуло. Клинок прижался к его щеке.       — Где кошелек? — просипел грабитель, из его рта пахнуло чесноком и дешевым алкоголем.       Голова кружилась после удара. Внутри поднималась паника. Уилл замычал, пытаясь ответить.       — Попробуешь заорать — завалю, — прошипел грабитель, чуть ослабляя хватку, давая возможность говорить. — Ну?! Давай быстрее!       — Инквизиция… — Уилл едва успел выдавить слово, прежде чем его снова приложили головой об стену. Искры полетели из глаз.       На губах — привкус крови.       «Черт, не хватало только ещё в грязной подворотне подохнуть».       — Ты чё, сука, тупой?! Где кошелёк?!       — Меня преследует инквизиция, — с трудом шевеля языком сказал он. — Ты что, хочешь, чтобы они и тебя схватили?       — Че?! — разбойник встрепенулся. Нож в его руке едва заметно дрогнул.       — Слышишь? Они идут.       И в этот момент, ему повезло — за порогом бетонного коридора, раздался тяжелый дробный топот сапог.       Резко взвизгнула сирена.       Грабитель рефлекторно дёрнулся, его голова на миг отвернулась.       Мгновение. Ровно столько Уиллу и нужно было. Его кулак впечатался в переносицу нападавшего.       Резкий хруст, короткий вскрик, и разбойник пошатнулся.       Он не дал ему времени опомниться. Портфель взметнулся вверх и рухнул вниз — сухой удар, и грабитель упал на колени, выпуская нож. Сегодня была только одна лекция, но он всё равно взял с собой учебники.       Не зря.       Уилл пнул оружие подальше, и нападавший выругался, сжав переносицу. Но подниматься не спешил.       — Чтоб ты сдох… — прошипел он, злобно глядя на Уилла.       Глубокий вдох. Успокоить дрожащие руки. Шаг назад, не сводить глаз. Развернуться. Исчезнуть в подворотне.       Он уходил, петляя по переулкам и проходам между домами, высоко подняв воротник пальто. Дорогу до Штальгиссер-штрассе шесть он помнил хорошо.       Сердце всё ещё громко билось, отдаваясь в рёбрах. Столкновение взбудоражило кровь, но он солгал бы, если бы сказал, что не чувствовал себя триумфатором.       В этой схватке он победил. Победит и в следующей.       Когда Уилл наконец выбрался из бетонного лабиринта, он позволил себе остановку. Прислонился спиной к стене лавки, согнулся, тяжело дыша. И только теперь его накрыло.       Адреналин отходил, тело сотрясала слабая дрожь.       Он провёл ладонью по лицу, словно пытаясь стереть всё, что только что произошло.       — Эй, ты в порядке?       Голос заставил его вздрогнуть. На него смотрел лысый старик с аккуратной бородкой, вытирая руки тряпкой, на его фартуке — следы свежей крови.       Просто мясник. Не агент Инквизиции.       — Я… Да. Извините, я уже ухожу.       — Постой, парень, — мясник внимательно посмотрел на него, прищурился. — Ты какой-то потрёпанный.       Мясник обернулся.       — Конрад! Принеси стакан воды!       Из лавки показалась сначала копна светлых волос, а потом и весь остальной мальчишка. Он бросил любопытный взгляд на студента, но вопросов не задал. Через пару секунд он вернулся, держа в руках гранёный стакан. Уилл выпил залпом и благодарно кивнул.       — Спасибо вам.       — Чего стряслось-то? — буднично поинтересовался мясник.       — Да ограбили меня. — Уилл махнул рукой в сторону подворотни. — Ну, пытались. Какой-то гад напал, нож к шее приставил и заладил: "Кошелёк, кошелёк…"       Мясник тяжело вздохнул, покачав головой.       — Погоди тут, я сейчас вызову гвардию. Расскажешь им.       Он развернулся и направился внутрь лавки.       Уилл прикусил губу. Встречаться с гарнизонниками в его планы не входило.       Когда мясник вернулся на улицу, студента там уже не было.

***

      Двор многоквартирного дома на Штальгиссер-штрассе встретил его запустением. Ни мам с детьми, ни стариков за партией в шакес. Только ветер, гоняющий по асфальту пустую консервную банку. Ничего удивительного в такое время.       Уилл уверенно зашагал к подъезду, где жили Гретта и Макс.       Но потом он увидел её.       Огромная, угловатая бронемашина притаилась за подстанцией, словно в засаде. Шесть массивных колёс, толстые бронеплиты, покрытые матовой чёрной краской. Ни номеров, ни фар, ни даже окон. Ничего, что должно быть у нормальной мотокареты.       Всё в её облике казалось чуждым и незнакомым. Грубые, уродливые формы, будто вырубленные топором.       На борту, алой краской, был выведен неизвестный символ: перевёрнутый треугольник, в центре которого — расколотый череп.       Машина оставалась неподвижной, но затем на башне вспыхнул красный огонёк.       Следом медленно повернулся пулемёт. Прямо на него.       Он застыл.       Выстрела не последовало, но напряжение не отпускало. Что она здесь делает? Чего ждёт?       Затем раздался короткий механический щелчок, и огонёк на башне вспыхнул ярче. Уилл инстинктивно отступил, чувствуя, как дрожь пробегает по спине. Спустя мгновение огонёк потух, а пулемёт отвернулся в сторону. Тот, кто находился внутри, потерял к нему интерес.       Или просто ждал следующего хода.       — Черт... — пробормотал Уилл.       Опоздал? Неужели за ними пришли? Или это просто случайность?       Что делать? Возвращаться? Но если он развернётся сейчас, человек в машине наверняка заподозрит неладное и станет преследовать, и он не сомневался — скрыться от этого чудовища он не сможет.       Революционер помотал головой. Как он может просто уйти? Как он может оставить своих друзей? Даже если шансов нет — он должен попытаться.       Он сделал глубокий вдох. Резко выдохнул. Ни шагу назад.       В подъезде стояла мёртвая тишина. Обычно здесь гудели голоса, слышался детский плач, стук посуды за тонкими дверями квартир.       Но не сегодня. Дом будто бы вымер.       Он шагнул в кабину лифта. Седьмой этаж. Кабина натужно заскрипела, поползла вверх.       Уилл сжал ручку портфеля. Бронемашина не выходила из головы. Откуда она здесь взялась?       Двери разошлись в стороны. И его худшие опасения подтвердились.       Ствол массивной штурмовой винтовки почти упирался ему в грудь.       — Стоять.

***

      Герой.       Высокий, массивный, его фигура заполняла весь проём лифта. Закованный в доспехи из тёмных бронелистов с пульсирующими, алыми будто стигматы, рунами. Прорезь шлема мерцала зловещим алым светом.       — Псалом-Семь докладывает: контакт. Один сосуд.       Динамик в шлеме проскрежетал, и ответ последовал мгновенно.       — Вывести сосуд на свет.       Палец героя лежал на спуске. Любое лишние движение — и Уилла изрешетят.       — Принято, — безэмоциональный голос под шлемом искажался треском динамика. — Сосуд, выйти вперёд. Руки вверх.       Портфель вывалился из его ладоней. Он с трудом заставил себя сделать шаг. На лестничной клетке ждала другая картина. Дверь в квартиру товарищей была выбита, а у входа стояли ещё двое героев.       Они были похожи на встреченную ранее бронемашину. Та же геометрия — ни изгибов, ни эстетики, лишь грубая функциональность. Поршни их экзоскелетов сокращались с каждым движением, шипели паром. Шлемы — такие же грубые, лишённые индивидуальности, с узкими прорезями, светящимися алым.       Их движения были тяжёлыми, но точными. На правом наплечнике у каждого — один и тот же символ — алый перевернутый треугольник с расколотым черепом.       Уилл не успел ничего осмыслить.       Его толкнули с такой силой, что не успей он сгруппироваться, то его зубы разлетелись бы по полу.       — Обелиск-Два подтверждает: изменники распяты. Воздаяние свершено.       — Возьмите пепел их грехов.       — Принято. Выдвигаемся к ковчегу. Одна литания.       Руки заломили за спину. Оковы с лязгом защёлкнулись на запястьях.       — Не двигаться.       Герой навис над ним, поршни доспеха зашипели. Уиллу удалось немного повернуть голову — так, что бы видеть дверь квартиры друзей.       Изнутри вывели его товарищей. Макс, едва держащийся на ногах. Его лицо — окровавленное, избитое. Он чуть было не упал на колени, но стальная рука подняла его, словно перышко.       Гретту тащили следом, на шее — подавляющий ошейник, пульсирующий алыми рунами.       — Доставить на исповедь.       Уилл почувствовал, как что-то сжимает его сердце. Это был страх. Не просто страх. Ужас. Отчаяние. Чувство чистой, абсолютной беспомощности — ощущение, как будто он стоял на пути лавины.       Это были не просто солдаты.       Экклезия Миллитанс. Воинствующая Церковь.       Герои.       О них говорили с трепетом. Их видели немногие, ещё меньше — доживали, чтобы рассказать об этом. Не люди, но воплощение мощи Ордена. Святые воины, подчиняющиеся лично Патриарху.       Карающие ангелы в черной броне пришли свершить суд.       Шаг. Второй. Они приближались. Тяжёлые шаги, усиленные механикой доспехов, заставляли лестничную клетку дрожать. Уилл затаил дыхание. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, его стук можно было услышать.       Шипение поршней разрезало воздух, делая каждое движение героя осязаемо угрожающим.       Стальная ладонь сомкнулась на его плече. Рывок. Его поставили на колени. Герой возвышался над ним, как громадный, неумолимый черный монолит. А у его ног на коленях стоял Макс, удерживаемый железным кулаком за воротник рубашки.       Алые прорези шлема смотрели прямо на Уилла. Это был не взгляд человека, но прицел машины.       Предплечье героя с шипением раскрылось. Длинный жезл скользнул в его ладонь. Наконечник ярко вспыхнул. Макс взвыл, забился в агонии, когда электрический ток прошёлся по телу. Он отчаянно пытался вырваться, но хватка человека-машины была неумолима.       — Я невиновен! — завопил Макс, безумно вытаращив глаза. Его взгляд метался по лестничной клетке, пока не заметил Уилла.       — Узнаешь? — прогрохотал динамик шлема.       — Нет!       — Ложь.       Электрошоковый жезл снова впился в плоть, и подъезд опять наполнился криками.       — Кто это такой? — произнес новый голос, обрывая вопли. Не искаженный динамиком, спокойный, твердый голос.       Человек. Надежда.       Уилл поискал взглядом источник.       Человек в черном. Инквизитор. Смерть.       — Греховный сосуд, — ответил ему герой.       — Документы у этого сосуда есть? — произнес инквизитор, встав напротив коленопреклонённого революционера. — Где документы, парень?       Уиллу нужно было говорить быстро. Логично. Без колебаний. Любая ошибка будет значить смерть. Он сглотнул, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.       — В кармане пальто… мои документы, — выдавил он, заставляя голос звучать ровно. — Я студент. Архитектурный факультет. Провожу замеры зданий. Дипломный проект.       Слишком просто? Слишком нелепо?       Но он видел, как Инквизитор слегка прищурился. Сомневается? Или видит его ложь?       Один из героев запустил руку за пазуху к Уиллу, и вытащил на свет студенческий билет и паспорт.       Инквизитор взял паспорт, пролистал страницы, затем раскрыл билет и хмыкнул.       — Архитектор? — в его голосе не было насмешки, но революционер чувствовал, что балансирует на лезвии. — И какой же дипломный проект у тебя?       — Реконструкция многоквартирных жилых домов, модель десять-два-шесть, — скороговоркой выпалил он, придумывая на ходу. — Я делал замеры…       Инквизитор слушал без особого выражения, изучая документы. В его взгляде читалось равнодушие, но когда он убрал бумаги в карман, голос его был твёрд:       — Обыщите его.       Герой не двинулся. Тяжёлая стальная хватка ослабла, но не исчезла, а багровый свет прорези шлема чуть дрогнул. Поворот головы. Длинная, механическая задержка, словно машина обрабатывала услышанное.       Затем Обелиск-Два заговорил, и голос его, усиленный динамиками шлема, скрежетал, как металл по камню:       — Не думай, что можешь мне приказывать, апостол.       Громада из чёрной брони развернулась к инквизитору. Поршни экзоскелета с влажным шипением сократились. Искры пробежали по наконечнику жезла. Тесная лестничная клетка наполнилась напряжением — казалось, стены сами собой обрушатся, не выдержав столкновения двух сил. Человек в чёрном даже не шелохнулся.       Он поднял голову, позволяя алому свету шлема героя осветить свои черты. Ни страха, ни гнева.       — Простите, Обелиск, — вкрадчиво произнёс инквизитор. — Не знал, что карающие ангелы Всевышней столь ранимы.       Треск электрического разряда усилился. Механика громоздкого доспеха скрипнула и зашипела. Секунда. Две. И наконец герой отступил.       — Обыщите его.       Приказ был повторён. На этот раз — исполнен. Учебники и письменные принадлежности высыпались на пол.       — Чисто.       — Я что-то не вижу у тебя инструментов, — произнес инквизитор, склонив голову в сторону, подпирая подбородок ладонью с оттопыренным вверх указательным пальцем. — Ладно. Займемся ими в Оплоте.       Наконечник жезла ярко вспыхнул. Уилл попытался дернуться в сторону, но не успел. Заряд тока отправил его в нокаут.

***

      Он молчал.       Молчал и человек в черном. Его пальцы стучали по клавишам печатной машинки — сухие, механические щелчки заполняли кабинет, словно мелодия, выбиваемая на расстроенном пианино.       Первое воспоминание об Оплоте — ледяная вода. Ещё не осознание, не боль, не страх. Просто холод, сковавший тело. Затем — кулаки. Узловатые, тяжёлые. Они били методично, умело, не торопясь. Когда он отключался, его возвращали в сознание новым ударом или очередным ушатом ледяной воды. Без слов, без эмоций. Мучители не смеялись, не оскорбляли, не выкрикивали проклятия. Его били, словно отбивали кусок мяса.       Конец избиению положил тот самый человек в чёрном — инквизитор, чья печатная машинка теперь строчила ему приговор.       Уилла подняли наверх, по ступеням из темницы. Он не видел дорогу — мешок на голове скрывал всё. Но его тело запомнило каждую ступень, когда его тащили вверх.       И сейчас, когда он сидел в холодном, плохо освещённом кабинете, с разбитыми губами и пульсирующей болью в рёбрах, он даже был рад инквизитору.       Этот человек хотя бы не бил.       Пока.       Бег пальцев по клавишам остановился. Чиркнула зажигалка, кабинет наполнился дымом. Уилл невольно закашлялся. Человек в черном поднял взгляд, но все ещё молчал, выпуская струйки сизого дыма.       Молчание становилось невыносимым.       — За что я задержан? — выдавил из себя архитектор.       — Ты знаешь, кто я?       Голос был ровным, спокойным. В словах инквизитора не чувствовалось агрессии — скорее любопытство ученого, рассматривающего занимательного муравья под лупой.       — Нет, — прохрипел Уилл, чувствуя, как больно говорить. Его внутренности превратились в отбивную.       — Хорошо. Значит, начнем с простого. Имя?       — Уильям Штайнер.       — Род занятий?       — Архитектор... студент.       Человек в чёрном кивнул, защелкал клавишами. Пауза. Вдох. Новый клуб дыма поднялся к бетонному потолку.       — Как ты оказался на Штальгиссер-штрассе, дом шесть?       Голос был всё таким же ровным. Ни намёка на обвинение. Просто вопрос. Будто врач на приеме, интересующийся недугом пациента.       — Я... Я искал подходящий дом, — Уилл сглотнул, с трудом разжимая пересохшие губы. — Замеры сделать. Мой дипломный проект, я ведь говорил вам.       Изучающий взгляд. Две тускло-голубые бездны, смотрящие в него.       — Дипломный проект, значит, — инквизитор пощелкал зажигалкой, задержал взгляд на огоньке и закрыл её обратно. — Расскажи мне о нем.       Уилл задержал дыхание. Он вступил на минное поле. Неверный шаг — смерть.       Он начал осторожно. Терминология, наука, исследования. Структурные особенности жилых комплексов модели десять-два-шесть. На ходу добавлял детали, подбирал формулировки так, чтобы они звучали достаточно правдоподобно.       — Эти дома строились быстро, модульно, — голос его дрогнул, но он продолжил. — В них есть слабые места в планировке... неэффективное использование пространства. Я хотел предложить решения.       Ему казалось, что выходит гладко. Но чем больше деталей он выдумывал, тем труднее становилось поддерживать их целостность.       Инквизитор слушал молча. Пальцы снова заиграли по клавишам печатной машинки. Ровный ритм.       — Оптимизация жилых блоков, значит. Интересно.       Уилл почувствовал, как по спине скатилась капля пота.       — То есть, ты хочешь сделать лучше то, что уже хорошо работает?       Горло сжалось, как будто его сдавили гарротой.       — В смысле... Это же нормально, нет? Любая структура требует улучшений, особенно старые жилые комплексы. Время не щадит даже бетон.       Человек в черном снова щёлкнул зажигалкой. Всполох осветил бледное, вытянутое лицо.       — Раз ты так увлечен своей профессией, то знаешь, почему эти дома построены именно так.       Ловушка. Черт. Что он хочет услышать?       — Конечно. Центральное планирование, удобство инфраструктуры, размещение рабочих...       — Почти, — инквизитор медленно защелкнул зажигалку и отложил в сторону. — Жилые блоки, в случае осады, становятся ещё одной линией обороны.       Проклятье. Инквизитор подловил его, но не стал заострять внимания. Он продолжил таким же равнодушным тоном:       — Если я позвоню твоему научруку, доктору Кремеру, он сможет подтвердить твои слова?       — Да, — Уилл тут же кивнул. Никакого доктора Кремера на самом деле не существовало — он выдумал его, как и всю эту историю. Один звонок перечеркнёт его жизнь.       Инквизитор коротко кивнул, словно сделал мысленную заметку.       — Что ж... — он постучал пальцами по столу, размышляя. — У тебя неплохая история. Очень... детальная.       Пауза. Напряжённая, тянущая нервы как струны.       — Но детали — это одно, — продолжил он, неожиданно меняя позу. Теперь он нависал над столом, уперев локти в деревянную поверхность. — Другое дело — люди.       Взгляд инквизитора поймал Уилла, не давая отвернуться.       — Давай поговорим о твоих друзьях. Гретта Шолль и Максим Хуберт. Как давно ты знаком с ними?       Уильям нахмурился, словно вопрос его серьезно озадачил.       — С кем? — он слегка наклонил голову, как будто перебирая в памяти имена. — В первый раз слышу. Вы, должно быть, с кем-то меня путаете.       Инквизитор ничего не ответил. Только открыл ящик стола, вытащил оттуда лист бумаги и толкнул его к краю стола.       Фотография.       Макс. Избитый, растрёпанный, с плотно сжатыми губами. Один глаз заплыл, скулу рассекло, губы сжаты в тонкую, напряжённую линию.       — Узнаёшь?       Уилл не дал себе замешкаться. Лицо осталось непроницаемым, но внутри всё сжалось. Он не мог позволить себе выдать даже тень беспокойства.       — Нет.       Человек в черном задумчиво забарабанил пальцами по столу.       — Не узнаешь. Интересно.       Он вытащил ещё один снимок. На этот раз — Гретта. Из-под спутанных волос выглядывали рога и заострённые уши. Голова наклонена, а лицо — скрыто тенью, но даже так можно было разглядеть следы побоев.       — И её тоже не знаешь? Уилл смотрел на фотографию, стараясь сохранять выражение полного недоумения.       — Нет.       Инквизитор вздохнул и откинулся назад, скрестив руки на груди.       — Ты знаешь, Штайнер, мне нравится, когда человек тверд в своих убеждениях. Показывает характер. Принципиальность. Волю.       Он снова подался вперёд.       — Но знаешь, в чём проблема? Принципы, воля... не значат ничего.        Человек в черном произнес эти слова так, будто констатировал какую-то очевидную истину.       — Все ломаются.       Следователь взял снимок Гретты, посмотрел на него, затем небрежно бросил обратно на стол.       Инквизитор склонил голову, словно прислушиваясь к чему-то за пределами этого кабинета. Его пальцы неспешно постучали по столу. Раз. Два. Три удара.       — Но ты думаешь, что не такой, — с задумчивым видом произнёс он. — Что ты — выстоишь.       Инквизитор снова потянулся к ящику стола, но на этот раз нарочито медленно, будто специально растягивал момент.       Щелчок.       Он положил перед Уиллом ещё одну фотографию. Небольшая, чуть мятая. Черно-белая.       Макс. Всё так же избитый, склонивший голову. Но не один. На соседнем с ним стуле — Гретта. Измождённая, с бледной кожей, с лицом застывшим в выражении боли. Позади — бетонная стена тюрьмы. А на столе перед ними...       Инструменты заплечного дела. Лезвия, щипцы, иглы.       Уилл заставил себя не дрогнуть.       Неужели они действительно сломались?       — Перед лицом боли нет героев, — отрешённо произнёс инквизитор, скользнув пальцем по фото.       Истязатель подался ближе       — Они говорили разное. Сначала неверное. Потом верное. Потом нужное.       Макс и Гретта выдали его?       Нет, это блеф. Это должен быть блеф.       — И вот теперь, — продолжил человек в чёрном, его голос приобрёл почти учительские нотки, — мы пытаемся понять, что среди этих слов истина.       Он встретился с Уиллом взглядом.       — А ты хочешь убедить меня, что даже не знаешь этих людей?       Пауза. Время замедлилось.       Всё внутри подсказывало ему не клюнуть на наживку.       Но что, если они действительно сломались?       Уилл осторожно втянул воздух. Он чувствовал себя так, словно висел на краю обрыва. Ещё одно слово — и он упадёт.       — Нет смысла растягивать мучения. Истина освобождает, Уильям.       Архитектор позволил себе медленный, почти ленивый вдох и выдох. Заставил губы сложиться в лёгкую улыбку и произнёс ровным голосом, словно обсуждая какое-то будничное дело:       — Я уже сказал. Вы, наверное, меня с кем-то путаете.       На секунду наступила тишина, лишь гудела лампочка под потолком. А затем инквизитор коротко кивнул, будто бы соглашаясь.       — Возможно.       Человек в черном с шелестом вынул что-то из папки на краю. Листовка шлёпнулась на стол. Одна из тех, что они раскидывали по городу.       — А это тебе знакомо? Возьми в руки, посмотри внимательнее.       Уилл знал, что не должен этого делать. Но промедление могло выглядеть подозрительно.       Он протянул руку, взял листовку и мельком скользнул взглядом по напечатанному тексту.       Тексту, который он придумал вместе с Розой.       — Что ж, архитектор. Ты умеешь читать, верно?       — Конечно.       — Тогда ты понимаешь, что написанное здесь — измена, как она есть.       — Да, вы, безусловно, правы, — поспешил согласиться Уилл.       — Ты знаешь, где мы её нашли? — он помотал головой в жесте отрицания. — Грюне-штрассе, дом восемьдесят, квартира двадцать шесть. Ты ведь там прописан, разве нет?       Уилл заставил себя не реагировать. Внутри всё сжалось, но почти сразу отпустило.       Инквизитор лжет. Они ничего не знают. Или, по крайней мере, знают не все.       Он уже давно не жил по месту регистрации — по этому адресу только старая, давно пустующая съёмная квартира. На Грюне-штрассе никаких листовок быть не могло.       Уилл медленно поднял взгляд, изображая замешательство.       — Грюне-штрассе, квартира двадцать шесть? — переспросил он, нахмурившись. — Да, я там прописан. Но я там уже больше года не живу.       Инквизитор не выказал ни удивления, ни раздражения. Он просто задумчиво затянулся очередной сигаретой.       — Любопытно.       — Я сменил жильё. Владелец квартиры повысил аренду, мне стало не по карману.       — И куда же ты переехал?       В ловушку он не полезет.       — На другую квартирку, поближе к колледжу, — отозвался он спокойно. — Оформлено не на меня.       — Как удобно.       — Да, — Уилл пожал плечами. — Это помогло сэкономить.       Инквизитор хмыкнул.       — Значит, ты утверждаешь, что не имеешь никакого отношения к найденным там материалам?       — Как я могу иметь к ним отношение, если меня там даже нет?       Человек в черном задумчиво посмотрел на него.       — Кто сейчас живёт по этому адресу?       — Думаю, её сдали кому-то другому.       — Так где ты живешь сейчас?       Опасный вопрос. Простой, прямой, но Уилл понимал — если Инквизиция выйдет на его настоящую квартиру, то они найдут Розу. А если его жену арестуют, то...       То об этом лучше не думать.       Он должен прозвучать уверенно, естественно.       — В районе Альтенмаркт, — сказал он, выдержав паузу, будто собирался с мыслями. — Я снимаю там комнату. Владелец сейчас уехал, но оставил мне ключи.       Инквизитор поднял бровь.       — Хозяин квартиры оставил тебе ключи?       — Да. Мы давно знакомы.       — Как его зовут?       — Кристоф Вернер.       Выдуманное имя. Он заранее готовил его на случай, если понадобится отвести подозрения.       — Где он сейчас?       — Насколько я знаю, в Эсфорте.       Эсфорт. Два дня на поезде. Достаточно далеко.       Инквизитор не изменился в лице, но Уилл видел — он обдумывал ответ.       — Это можно проверить.       — Конечно.       Тон Уилла оставался ровным, но внутри ему хотелось сорваться. Скоро они поймут, что никто не уезжал в Эсфорт.       Они узнают, что Кристоф Вернер существует только в его воображении. Но, возможно, к тому моменту у него уже будет другой выход.       Выстроенный из лжи замок становился все более хрупким.       Инквизитор медленно кивнул, набив очередную строчку на печатной машинке.       — Конечно, можно, — повторил он, словно размышляя вслух. — Но пока займёмся более насущными вопросами.       Человек в черном вынул лист из печатной машинки и вставил на место новый.       — Вернёмся к нашим баранам, Уильям. Ты по-прежнему утверждаешь, что не имеешь никакого отношения к найденным материалам?       — Да.       — И к гражданам Шолль и Хуберту?       — Не знаю этих людей.       — Весьма любопытно. Ты знаешь, мы не так давно задержали кое-кого... Одна барышня, по фамилии Исирава. Она упоминала некоего Уильяма.       Хана у них в руках. Видимо, её пытали, и она заговорила. В душе он уже смирился, хотя его сердце снова сжала боль.       — Не знаю никакой Исикавы, — архитектор снова пожал плечами. — Да и мало ли в стране Уильямов?       Он позволил себе чуть дерзкую усмешку, показывая, что не впечатлён.       А затем заметил, как уголок губ инквизитора дёрнулся вверх. Совсем чуть-чуть, и тут же его лицо снова стало непроницаемой, равнодушной маской.       Внутри вдруг образовался ледяной ком.       Что произошло? Где он оступился?       Почему палач улыбнулся?       — Да, полагаю, действительно немало, — кивнул инквизитор, разглядывая листок. — Впрочем, мы всегда можем провести очную ставку… но, думаю, это будет уже в другой раз.       Он протянул Уиллу бумагу и ручку.       — Будь добр, поставь подпись вот здесь. - Палец инквизитора медленно ткнулся в строку внизу страницы.       Революционер уставился на бумагу. Слова начали расплываться перед глазами.       Не признание. Не приговор.       Просто протокол.       Уилл взял ручку, но пальцы вдруг стали непослушными.       Подпиши.       Нет. Это ловушка.       Нет, он слишком много думает. Слишком мнителен.       Глубокий вдох.       Он поставил подпись, мысленно готовясь к тому, что сейчас инквизитор прикажет отправить его обратно в темницу, где его уже ждали новые мучения.       Ему подали следующий лист.       Обязательство явиться на допрос по первому вызову.       Горло архитектора пересохло.       Он перечитал ещё раз. И снова. Буквы не менялись.       Его отпускали. Это невозможно.       Глаза сами искали подвох. В углах листа, в строках мелкого шрифта.       Но его не было.       Неужели он действительно обвёл Инквизицию вокруг пальца?       — Всё, — сказал инквизитор, откидываясь назад и неспешно раскуривая сигарету. — Ты можешь идти. Тебе вернут твои вещи внизу.       Инквизитор жестом отдал команду конвойным и на голову Уилла снова опустился мешок. Через полчаса, он уже стоял на погруженной в вечерний сумрак улице. До сих пор не веря, что ему удалось так легко уйти от мучителей, он поспешил домой. Нужно предупредить Розу и Лауру пока не поздно.

***

      Роза не отпускала его долго, сжимая в объятиях так, словно боялась, что он снова исчезнет. Она едва сдерживала слёзы.       Лаура оказалась более сдержанной. Она просто поставила перед ним чашку горячего чая и жестом указала на стул.       — Выглядишь дерьмово, Уилл, — хмыкнула гремлинка, разглядывая синяки на его лице. — Ну, рассказывай.       Дважды просить было не нужно.       Архитектор выложил всё. Как решил навестить Хану. Как попал в лапы Инквизиции. Как оказался в Оплоте. Как его отпустили, словно в насмешку.       Чем дальше он говорил, тем мрачнее становилась Роза. Ладони сжались вокруг кружки.       Её взгляд был странным. Не испуг, не печаль — нечто другое. Чувство, которого он в глазах супруги прежде не видел.       Только когда он замолчал, Уилл понял: это был гнев.       Лаура выглядела не менее мрачно. Она плотно сжала губы, пальцы нервно поглаживали кольцо на цепочке под рубашкой.       Они переглянулись. Без слов, но достаточно выразительно.       Гремлинка резко встала, подошла к окну, выглянула на улицу, а затем быстро задвинула штору.       — Нас пасут, — произнесла она, отойдя от окна.       Роза не сказала ни слова. Просто взяла Уилла за руку, затем схватила Лауру.       На мгновение её силуэт вспыхнул, высвечивая очертания истинной формы — хвост, крылья, выгнутые рога.       Сияние исчезло, но что-то изменилось.       «Слышите меня?» — голос Лауры прозвучал прямо в голове.       «Слышу, Лаур».       «О... Ого. Это телепатия?»       «Отлично. Значит, слушайте сюда. У нас проблемы. Группа захвата скорее всего уже рядом. Времени мало. Буду краткой: Уилл, мне нужна твоя одежда. Роз, заклинание скачка знаешь?»       «Знаю. Не практиковалась, правда».       «Отлично. Под нами канализация. Я объясню, куда примерно направить волю. Будь готова прыгнуть по моей команде и учти, что переносить нужно троих».       «А моя одежда тебе зачем?»       «Девяносто девять и девять, что на тебе — маячок. Снимай быстрее и сматываемся».       Спорить Уиллу не было смысла. Одежда полетела на пол. Роза следила за улицей через щель в шторах, пока Лаура, надвинув на один глаз устройство с кучей линз, возилась с его пальто и рубашкой.       Где-то снаружи заурчал двигатель.       «Лаур?»       «Что?»       «К нам гости. Давай быстрее».       — Есть! — наконец провозгласила гремлинка, сжимая в руках крошечный кусок тёмного металла.       Маячок перебирал тонкими лапками, цепляясь за воздух, словно какое-то мерзкое насекомое. Лаура сжала его покрепче — и раздавила.       За стеной послышались шаги. Тяжёлые, грохочущие, сопровождавшиеся шипением поршней.       Роза резко притянула их к себе, и в следующее мгновение мир исчез в ярком всполохе. Дверь разлетелась в щепки. В квартиру влетела светошумовая граната.       Гром. Вспышка.       Следом ворвался герой. Массивный, закованный в броню, вооружённый электрошоковой булавой и огромным щитом. Пол заходил ходуном.       Но его удар настиг только пустоту. Прорезь визора скользнула по комнате, фиксируя красно-фиолетовый след демонической маны.       Он наклонил голову, анализируя остатки.       Пространственный скачок.       Они бежали.       — Обелиск–Два докладывает: нечестивцы пытаются скрыться.       Разряд с треском пробежал по наконечнику булавы.       — Принято, — прозвучал ответ. — Сонму: начать преследование.       Обелиск-Два не знал ни эмоций, ни сомнений.       Но глубоко внутри, в его душе, где обитала лишь непоколебимая вера, вспыхнул отголосок чего-то давно забытого. Раздражение.       Грешники осмелились бежать.       Глупцы.       Никто не уйдет от возмездия.