Мы поженимся, когда выпадет снег

Гроза нанесла ощутимый урон парку господина Калиба. Ветер наломал веток, вырвал с корнем пару молодых деревьев, а от каватских гортензий остались только воспоминания. Лежа на животе в своём закутке, непутёвый злоумышленник Мика от души надеялся, что к моменту выздоровления для него найдётся какая-то новая ночная работа. Слуги, уже привыкшие, что юноша носит воду на весь дом, очень досадовали на то, что эта обязанность снова легла на их плечи. Порывы ветра разнесли хибару Джара буквально в щепки. Слуги, смеясь, наблюдали, как распутный сосед их хозяина и его отец заново прилаживают доски на стены и крышу, а мать ходит по соседним дворам, пытаясь собрать разбежавшихся кур. Им даже пришлось приостановить приём посетительниц, что, вероятно, сильно ударило по кошельку. Джару ведь было, на что копить деньги: в день летней мистерии он, как и любой прошедший испытание, должен был пожертвовать на заклание быка. … Лежать целыми днями одному в пустой комнате было очень скучно. Первый день постельного режима показался Мике вечностью. Бездумно перебирая край простыни, юноша тщетно старался занять себя размышлениями, но его бедовая голова как будто разучилась удерживать в себе сколько-то содержательные мысли. Думать о будущей мести Джару и Нату было противно, размышлять о судьбе семьи — тягостно. Ранее юноша тратил многие часы, обдумывая подлый обман, на который идёт пирамида ради власти, но и эти мысли уже давно приелись ему. И даже мечты о женщинах, всегда оставляемые «на сладкое», не могли развеять скуку. Это было даже странно. Ранее, оказавшись в относительном уединении, Мика неизбежно принимался мастурбировать. Стоило накрыться одеялом, как ему ещё наяву начинали грезиться раскалённые женские тела, а мужской член наливался кровью, почти разрываясь от желания. Юноша и сам заметил, что чем острее он презирает женщин днём, тем больше ему хочется их ночью. Хотелось любых: молодых и не очень, худых, толстых, блондинок, брюнеток, рыжих — почему-то рыжих особенно — высоких, низеньких, белоснежных и смуглых, безупречно красивых и уродливых… Лишь бы пришла и позволила опрокинуть себя на ложе. Постель, впрочем, не обязательна. Подошли бы стол или подоконник, на худой конец охапка сена, а можно и прямо на полу. В мечтах Мика был жадным необузданным дикарём, совокупляющимся с десятками женщин по очереди, а то и одновременно. Играя со взбунтовавшимся естеством, он рисовал в воображении самые невероятные и даже нереалистичные сцены, переполненные похотью. Иногда, когда он совсем уставал за день, ему представлялись целые вереницы игривых раскалённых женщин, которые сами насаживаются на его стоящий колом член, остервенело прыгают на нём, сжимают всё теснее и жарче. Мика не мог уснуть, не кончив в каждую воображаемую прелестницу, хотя их горячие влагалища на самом деле были всего лишь его собственными руками. Дома он тайком от матери брал в постель старую тряпку, чтобы собирать на неё сперму — иначе его постель давно бы смердела от обилия еженощных излияний. С некоторых пор юношу начал преследовать жутковатый, но крайне возбуждающий сон, в котором у него было несколько эрегированных членов в разных местах тела, и каждый туго сжимала внутри себя обнажённая женщина, похотливо поводя бёдрами. Иногда Мике казалось, что тело его растянулось, как будто он превратился в огромную сороконожку, у которой многие десятки половых органов, и каждый он исступлённо вонзает в раскалённое женское лоно. Висящая на нём гроздь женщин покачивалась, ритмично сокращались и расслаблялись мышцы, и момент, когда все его половые органы изойдут семенем, был нестерпим и желанен… Впрочем, каверзный сон всегда обрывался именно на этом месте. А единственный член, так и не получивший своего, требовательно приподнимал одеяло. Мике казалось, что по утрам он мог бы поднять членом тяжеленную гирю. Юноша всегда ужасно стеснялся и не знал, куда девать выдававший его с головой холм между ног. Теперь же Мика лежал на животе и даже при помощи своей богатой фантазии не мог изобрести способ поиметь женщину, когда член утыкается в соломенный тюфяк. Он попытался подложить подушку под живот, но рана отозвалась на эти движения резкой болью. Приподняв-таки бёдра, Мика сплюнул на ладонь и торопливо заскользил ею по стволу члена. Поза оказалась неудобна, а потому у него ничего не вышло. К тому же случайно вспомнилась Сиера, и это окончательно добило желание рукоблудствовать. Мика редко вспоминал бывшую невесту. Ещё год назад она почти целиком занимала его голову, но теперь же при мысли о Сиере юноша испытывал рвотные позывы. Он знал, что девушка стала чёрной жрицей и не сомневался, что такой, как она, самое место в пирамиде. Минувшей зимой она уже помогала оскопителям наносить увечья его сверстникам. Каково же было распятым на железном ложе молодым парням с их улицы увидеть выросшую с ними девушку, которая с милой улыбочкой подаёт жрецу нож, чтобы тот вскрыл им мошонку… Повозившись ещё немного, Мика понял, что мастурбировать у него не получится. Любимый досуг пришлось отложить до лучших времён. Покряхтывая, изнывающий от бездействия юноша собрался с силами, осторожно встал, намереваясь посетить отхожее место, и тут только вспомнил о книге, спрятанной накануне под крыльцом. … Книга оказалась о любви. И без того страдающий от скуки Мика даже застонал от разочарования. В Кавате не существовало литературы кроме той, что была написана в храме. В жизни Мика держал в руках две книги: букварь и священное писание. Первую мать перепродала соседке, когда Мика и его сёстры научились читать, а вторая хранилась на кухне, как неотъемлемый элемент интерьера любого каватского дома. Священное писание было печатным — по слухам, в пирамиде имелся огромный хитроумный механизм, позволявший оттискивать целиком страницы этой самой популярной в стране книги. Но у этого основного литературного чудовища было немало сателлитов, разъяснений, пояснений, сборников хвалебных гимнов и ритуальных песнопений, поминальных текстов, перечней измышлений и толкований различных чудес справедливых богов. Подобные книги не выходили большим тиражом — кто бы их в таком количестве купил? — и потому не печатались, а писались вручную и стоили баснословных денег. То, что Ниилона самоотверженно бросилась спасать от дождя, оказалось перечнем имён Тысячеликой. Если не считать короткого вступления-напутствия, в книге была тысяча страниц, и каждая оказалась посвящена одной из форм богини. На каждой странице заголовок, короткая молитва, лаконичное пояснение, пара примеров из жизни тех, кто, вероятно, знал Тысячеликую под указанным именем. Мика, как и все люди низкого происхождения, не был силен в религиозной философии. Дважды в год для простолюдинов устраивались ночные моления на храмовой площади, где жрецы пели славу Тысячеликой, а нестройный хор горожан подпевал, как мог. Перечислялись все обличия богини, которой воздавалась хвала, но легко ли уследить за тысячей имен, перемежаемых молитвенными гимнами? От нечего делать Мика принялся листать книгу, лениво просматривая заголовки. Убористый почерк переписчика был безукоризненно красив и точен, но, справедливые боги, какая же чушь… Чушь и скукотища! Иедарна — любовь, вдохновляющая и придающая силы. Иешэрна — любовь, исцеляющая душу. Иемэрта — любовь, способная остановить сердце, если не будет разделена. Иелэрна — любовь безнадёжная. Иетарга — любовь безрассудная. Иеверта — любовь, побуждающая на преступление. Иезорна — любовь, убивающая сомнения. Иеларна — любовь, побеждающая зло. Иеторна — любовь, созидающая жизнь. Иетерия — любовь, требующая уважения гордости. Мика вчитался подробнее. Текст повествовал о некой женщине, которая, по мнению автора, не понаслышке знала любовь, требующую уважения гордости. После ссоры с мужем она заперлась в комнате и не выходила оттуда пятнадцать лет. Тот жил полноценной жизнью: ел, спал, работал, наслаждался ласками других жён и наложниц, гордился успехами детей — в том числе и тех, чья мать добровольно оставалась под замком. Однако, когда ему пришёл черёд умирать, он позвал её к своему смертному одру и признал-таки свою неправоту. Юноша презрительно фыркнул. Ничего себе история! Интересно, а что же ела эта затворница? И как справляла нужду? Как вообще можно ставить в пример подобную дурость?! Толкование скупо объясняло, что сидеть под замком ту женщину побудила именно любовь, требующая уважения гордости. То, что её муж спустя пятнадцать лет пошёл на попятную, так обогрело сердце гордячки, что все перенесённые лишения показались ей не напрасными. Мика подумал о том, что лучше бы Ниилона выдирала из этой книги листы и подтиралась ими. Лишения?! Да какие лишения, когда какую-то дуру годами кормили, как курицу в клетушке и убирали за ней дерьмо! Нет, ну неужели нельзя было привести лучшего примера, для… Наш хозяин — гордец, не женился заново после смерти первой жены. Хозяйка хорошая была, говорят, добрая, красивая. Ниилона в неё пошла. Кажется, так сказал охранник господина Калиба. Мика подпёр щёку рукой и задумался. Будь он сам на месте автора книги о формах Тысячеликой, он бы написал о любви, требующей уважения гордости, примерно следующее: «Однажды жил юноша, любивший красивую и умную девушку. Справедливые боги благословили их союз и дважды одарили пару детьми — мальчиком, сильным, как отец, и девочкой, прекрасной, как мать. Но в третьих родах женщина скончалась, а безутешный муж остался верен ей до конца жизни, и на смертном одре шептал её имя, призывая её призрак, чтобы вместе идти в чертоги смерти, как то положено благословлённой паре». Мечтатель переставлял слова так и эдак, придумывал сравнения, менял концовку и возвращал первоначальную, а потом обречённо вздохнул. Нет, не подходит. Как бы он ни написал о жизни господина Калиба, получалось немногим лучше глупой истории про женщину, сидевшую пятнадцать лет взаперти. Выходило наивно и неправдоподобно… Но ведь что-то всё-таки тлело в душе этого человека! Что-то не давало ему изменить памяти матери своих детей! На бумаге это смотрелось бы сомнительно, но ведь нашёлся человек, живущий с такой любовью в сердце! Мика заметил, что краешек этой страницы слегка помят. Может быть, Ниилона не раз перечитывала эту страницу, может, подолгу теребила её пальцами, размышляя о чувствах своих родителей друг к другу? Перевернув сразу несколько страниц, Мика прочитал новый заголовок: Иеретта — любовь, подчиняющая разум и разрушающая его. Тут автор вовсю разглагольствовал о том, что столь сильное чувство может возвысить человека, сделать его великим, но может и раздавить, навеки запереть в клетке. На пример почти не осталось места, а потому он оказался совсем коротким: жил, мол, когда-то парень, который похитил красивую девушку двумя годами младше, чем те, что подходили ему по возрасту. Понимая, что их неизбежно разлучат, безумец поимел её, а потом убил и покончил с собой. И снова Мика задумался. У него был перед глазами другой пример любви, подчиняющей разум. Его мать, всегда стремительная, дикая, необузданная… С ней, видимо, что-то сделалось, когда отца изувечили в пирамиде. Чёрное безумие тлело многие годы, а потом появился Нат, и Линма набросилась на него с именем любимого мужа на устах. А ведь разве ей так уж много было надо? Может быть, если бы Гарел пару раз в неделю улучал хоть полчаса для плотской любви не случилось бы того, что случилось? В самом деле, не будь он евнухом, разве Линма повернула бы голову в сторону такой кучи дерьма, как Нат! С тяжёлым сердцем Мика принялся листать книгу дальше. Иелотта — любовь, приносящая забвение. Иебэрма — любовь к равному. Иегарма — любовь к ребёнку. Иекэпра — любовь к родителям. Иегрима — любовь, пробуждающая надежду. Иемаара — любовь, содержащаяся в тайне. Иебарта — любовь, разрубающая узлы. Иегулла — любовь, приходящая перед смертью. Иелария — любовь, приносящая боль. Мика отвлечённо думал о том, какую всё-таки злорадную шутку придумала пирамида. В Кавате, где девяносто девять из ста мужчин ложатся под нож оскопителя после первого же соития с любимой девушкой… И в этой стране имеется тысяча имён любви, заботливо выписанных, перечисленных, разложенных по полочкам?! Это же очередное циничное издевательство! Иегонга — любовь, способная на преданность. Мика слишком поздно понял, что нашёл имя девушки, изваянной в белом мраморе, с которой он, бывало, коротал ночи. Нужная страница уже затерялась среди прочих, и Мика торопливо принялся листать назад, тщательно просматривая заголовки, выискивая текст, что мог рассказать ему о любви, способной на преданность. Он так увлекся, что не заметил, как в комнату вошёл человек. Несмотря на всю тактичность господина Калиба, высокое положение обязывало его обратить на себя внимание нового слуги. — Так Вы и книгу спасли, Мика? Он всё-таки попался на краже. Первым порывом Мики было спрятать книгу, накрыв одеялом, но он сразу же сообразил, что господин Калиб уже видел, чем он занят. Лучше бы он застукал его за онанизмом. Красный, как варёный рак, юноша беспомощно посмотрел на своего могущественного покровителя снизу вверх. На языке вертелось какое-то жалкое оправдание, но комок в горле не выпустил его наружу. — Я… — жалко выдавил Мика, — Я не хотел, просто… — Читайте сколько хотите, если это скрасит Ваш досуг, — милостливый настрой благословлённого господина помог Мике преодолеть страх, но не смущение. — Не вставайте, лежите. — Нет, — он приподнялся, закрыл книгу и протянул собеседнику. — Она скучная. Не понимаю, как Ниилона может это читать целыми днями. Вероятно, он должен был сказать «молодая госпожа» или «молодая хозяйка», но уж точно не называть девушку по имени в разговоре с её отцом. Но непослушный язык уже совершил эту бестактность, и Мике оставалось только покраснеть ещё гуще. Господин Калиб великодушно пожал плечами. — Она мне тоже на это жаловалась. Понимаете, зимой Ниилона выходит замуж, и у неё начнётся другая жизнь, в которой не последнее место занимает навык ведения беседы. — Чем эта чушь может помочь?! — Не воспринимайте «эту чушь» буквально, — господину Калибу, по всей видимости, доставляло удовольствие слегка поучать юношу. — Если в разговоре с кем-либо нужно будет сделать тонкий намёк, то Ниилона сможет сослаться на какой-нибудь поучительный пример из этой книги. Понимаете? — Нет, — честно ответил Мика, вспомнив историю о женщине, что заперлась на пятнадцать лет. — Примеры там дурацкие, в жизни так не бывает. Да я и не верю, что кто-то будет читать всё это, лишь бы разгадать тонкий намёк. Если чего-то захочет, пусть говорит прямо! Последовавшая за этим задумчивая пауза затянулась. Мика боролся с неловкостью, как мог. Нагоняй за книгу он явно не получит, а господин Калиб ведь неспроста явился в комнату для слуг. — Нам всем есть, что добавить в тексты этой книги, — наконец, произнёс хозяин особняка. Юноша вспомнил, как только что пытался представить историю его любви в качестве примера к Иетерии — любви, требующей уважения гордости. — А ведь вы пострадали, спасая мою дочь, — господин Калиб перешёл к делу. — Я много размышлял, чем отблагодарить Вас, Мика, и кое-что придумал. Юноша нахмурился. Ему подумалось, что благословлённый господин сейчас предложит деньги. Нет, Мика бы не отказался от денег, но всё же подобное вознаграждение заставило бы его поступиться гордостью. — Пусть не бегает под дождём, — проворчал он, глядя в сторону. Господин Калиб улыбнулся своей заговорщической улыбкой. — Я послал Мелиту навестить цирюльню Вашей семьи и справиться о здоровье Ваших родных. Поправляйтесь и не беспокойтесь о них. Гроза выломала в доме окно, но Ваша мать и сёстры живы-здоровы. Мика поперхнулся и зашёлся кашлем, невзирая на острую боль в ране поднялся на четвереньки, потом встал. Такого он никак не мог ожидать. Служанка господина Калиба явилась к нему домой?! — Ваша мать постригла Мелиту, они что-то там по-женски привели в порядок. — Хорошо поболтали, наверное… — в отчаянии проскулил Мика. А если мать узнает, где он скрывается?! Если придёт к воротам парка и потребует встречи, как раньше приходила в баню?! — Кажется, Ваша семья живёт совсем не так, как семья нашего общего знакомого, — подлил масла в огонь господин Калиб. Мика сошурился, посмотрел на него с подозрением. — Кажется, я не говорил Вам, где живёт моя семья! Хозяин особняка усмехнулся, посмотрел снисходительно. — В городе не так-то много совершеннолетних юношей по имени Мика, у которых ещё нет невесты. Точнее, только один, и он происходит из семьи цирюльника на улице красильщиков. У Мики перехватило дыхание. Да ведь господин Калиб навёл о нём справки не иначе как через архивы пирамиды. Теперь он у него как на ладони до самой смерти. А он-то наивно думал, что в случае чего сможет удрать и навсегда затеряться в рабочих районах! — Я не держу на службе совсем незнакомых мне людей, — примирительно добавил могущественный собеседник. — Ваша мать ничего о Вас не узнала, Мика. Он этого не сказал, но юноша догадался, что, приводя в порядок внешность служанки, Линма неплохо заработала. В межсезонье это большая подмога, особенно после смерти отца и побега Мики. — Как продвигается Ваша месть? — строго поинтересовался благословлённый господин, понизив голос. Вопрос застал юношу врасплох. Помявшись, он негромко ответил: — Он трахает свою мать после того, как все другие шлюхи уходят. Она его поит, но сама остаётся трезвой. Если увидит меня, поднимет крик. Я жду до утра, а дальше уже на улице полно народу… Господин Калиб тяжело вздохнул, поджал губы, почесал окладистую бороду. На его лице была написана смертельная усталость. — В я-то думал, что хуже уже быть не может. Ладно, — его тон снова стал деловым и заговорщическим одновременно. — Поправляйтесь, Мика. Врач сказал, через несколько дней Вы можете вернуться к работе, но… — он поднял указательный палец, призывая к большему внимаю, — в конце недели здесь появятся важные гости и пробудут пару дней. Как бы там ни было, Вы не должны убивать моего соседа, пока они не уедут. Я не хочу лишних скандалов и лишних глаз в нашем, хм… деликатном деле. — Ладно, — легко согласился Мика. Господин Калиб улыбнулся, кивнул ему на прощание и собрался было уходить, сжимая под мышкой книгу Ниилоны, но юноша зачем-то опять окликнул его. — А это будет не тот господин, что поселил Джара у Вас в парке? Он придёт в гости? — Он тоже, — хозяин особняка явно не собирался больше тратить время на Мику, но всё-таки спросил. — А что? — Он, наверное, спросит, — Мика опять сощурился, вскинул подбородок и медленно произнёс, смакуя каждое слово своего провокационного вопроса, — он спросит, изменили ли Вы своё мнение об оскоплении плебеев. Что Вы ему ответите? Юноша ни на минуту не забывал, что его собеседник знает правду об испытании, которому подвергаются молодые пары в пирамиде. Хозяин особняка сделал ему любезность, но это не смягчило и не уменьшило глухой ненависти, которую Мика питал ко всем, кто пособничал оскопителям, хоть бы и тем, что держал язык за зубами. Господин Калиб через плечо посмотрел на него, подумал несколько секунд и решил отшутиться. — Скажу, что все разом не могут выиграть в лотерею. Представьте сами, что в таком случае получится? Подумайте об этом на досуге. Всё ещё стоявший на ногах Мика выпрямился, сложил руки на груди, задрал подбородок выше и смерил благословлённого господина прямым обвиняющим взглядом. Произнёс с достоинством: — Вы только что сравнили с выигрышем в лотерею Вашего сына и Вашу дочь.