Last Words Of A Shooting Stars

Они все смотрели на нее, пока Эмилия пробиралась через замок, хмурясь и делая ее неприступной, если бы тот факт, что она была с ног до головы вымазана апельсиновым соком, не сделал этого с ней в первую очередь. Эмилия яростно вытирала лицо рукавом, пытаясь вытереть лицо от сока и не обращая внимания на то, что оставляет за собой маленькие капельки. Ее волосы сохли на шее, длинные темные пальцы душили ее, не обращая внимания на то, что кожа была липкой, когда она пыталась скрутить и разжать руки в кулаки, отчаянно пытаясь найти выход энергии внутри нее, которая пыталась убедить ее повернуть назад и высказать Сириусу Блэку все, что она думает, прежде чем она вспомнит, как смешно она выглядит и как возвращение сейчас, чтобы дать ему ответный разговор, сделает ее еще большим посмешищем, если это возможно. Эмилия кипела, из ноздрей валил дым, пока она добиралась до гриффиндорской башни, в груди завязывался клубок, который она с трудом пробивала голосом, когда называла пароль Толстой Даме, которая скорчила недовольную рожицу и сделала замечание о том, какие грубые нынче студенты, но Эмилию не слишком волновали слова портрета; В общей комнате не было ни души, за что Эмилия благословила себя, не заботясь больше о том, чтобы сдерживать раздражение, она сжала руки перед собой, представляя, как шея Блэка заполняет щель между ее ладонями. Эмилия знала, что разочарование берет верх, так всегда бывало, когда происходили события, не зависящие от нее, и ей казалось, что эта неделя не может стать еще хуже; Она всегда старалась не позволять эмоциям брать верх над собой, помнила, как плакала в начальной школе, когда маггловские дети придирались к ней за то, что она вся кожа да кости и коленки шишковатые, за то, что она не умеет считать и считать, что она слишком маленькая и что ее одежда никогда ей не подходит, несмотря на колкие замечания тети, что когда-нибудь она в нее вырастет. Боже, она рассказала и плакала перед учителями , как другие дергают ее за волосы и ставят подножки, и снова и снова они давали ей пластырь Hello Kitty и говорили, что палки и камни могут сломать мои кости, и Эмилия жалела, что у нее нет такого пластыря, чтобы она могла стукнуть парочку этих ублюдков камнем по голове. Она перестала быть плаксой к тому времени, как попала в Хогвартс. Прошлый опыт стал для нее жгучим напоминанием о том, что иногда учителям просто наплевать, а дети иногда бывают просто злыми, и так было и так будет всегда. Как там говорила её бабушка на смертном одре, когда прикуривала сигарету, не обращая внимания на то, что она была на кислороде? Жизнь - сука, а потом ты умираешь, - прохрипела бабушка Эрнестина, кашляя так, будто собиралась продырявить легкое, но этого не случилось, а через четыре месяца старуха скончалась, оставив Эмилии наследство, которое она не сможет получить до восемнадцати лет, официально оставив ее на попечение тети и дяди, которые не знали, что делать с ребенком, не говоря уже о том, как его воспитывать. Однажды она выступила против своих обидчиков (и, кстати, победила), но в итоге тетя вырвала ей ухо, крича о том, что молодой девушке неприлично бороться в грязи и что она не лучше животного, раз позволила своим эмоциям взять верх над собой. Эмилия до сих пор слышала эхо этих слов, и дрожь пробежала по ее позвоночнику, когда она распахнула дверь в общежитие, мгновенно сбросив с себя мантию и джемпер, под которым осталась только пуговица. Оранжевая, липкая и пахнущая цитрусовыми, она немного присохла к материалу, и Эмилия задрала нос, расстегивая пуговицы, чтобы бросить их вместе с джемпером и мантией в корзину, где эльфы разберутся с ними позже; нужен был еще один душ, и Эмилия знала, что у нее будет достаточно времени, чтобы смыть с волос эту мерзкую дрянь, а затем помчаться на Астрономию, и от одной мысли об опоздании у нее сводило живот. Она никогда не опаздывала за все время учебы в Хогвартсе и не собиралась начинать это делать сейчас, хотя воспоминания о том, как она росла в муниципальном районе с матерью, все еще преследовали ее, когда ей едва удавалось ходить в школу раз в неделю, что сильно сказывалось на ее учебе и привело к тому, что она получила репетитора, прежде чем ее отправили в школу, когда она находилась на попечении тети и дяди. У нее до сих пор были проблемы с таблицей временных чисел. Эмилия не позволяла себе даже подождать, пока нагреется вода, прежде чем опуститься под воду, выжимать волосы и смотреть, как выливается в слив напиток для завтрака, стиснув челюсти, когда она пыталась поторопиться. Она вымылась, как могла, стараясь избавиться от запаха и убедиться, что все липкие следы на коже исчезли, прежде чем выскочить на улицу и побежать одеваться снова. Она даже не знала, хватит ли у нее времени на то, чтобы расчесать волосы, и, втиснувшись в запасную форму и мантию, запихнула ноги в туфли, решив высушить волосы полотенцем и заплести их, выходя за дверь, чтобы сэкономить время. Как раз в тот момент, когда она собиралась выскочить за дверь, она мельком увидела в зеркале одной из других девочек, и та скривилась при виде ее. Ее лицо раскраснелось от напряжения, вызванного попыткой работать наперекор времени, веснушки выделялись на фоне кожи, а глаза были замазаны синяками от усталости, вызванной невозможностью нормально выспаться за последние две недели; волосы были наполовину сухими, заплетенными в косу на шее, а прядки выбивались из нее и свисали вокруг висков и челюсти, а затем были запрятаны за ухо. Эмилия не могла не думать о том, как, наверное, нелепо она выглядела, когда противостояла Сириусу Блэку, выглядя при этом так же устрашающе, как корги. Эмилия до сих пор чувствовала отголосок пощечины в своей ладони и смотрела на нее, чтобы увидеть красноту, стекающую с того места, где она соприкасалась с лицом более высокого мальчика. Эмилия понимает, что, скорее всего, сама себе сделала хуже - влепила пощечину золотому мальчику Гриффиндора? Любой, кто раздражал Сириуса Блэка, подвергался социальному остракизму, даже если не знал об этом, потому что все хотели понравиться Сириусу Блэку, и она тоже, когда-то. Она прочитала множество маггловских книг, наполнивших её разум бессмыслицей, и даже обрадовалась, когда на четвёртом курсе учительница заставила его сесть рядом с ней; она думала, что это будет её талон на то, чтобы завести друзей, что он заговорит с ней, и все увидят, как он её уговаривает, а потом захотят сами с ней заговорить и... Но этого не произошло. Возможно, он даже не знал ее имени. Зато теперь он точно знал, что она существует. Эмилия никогда не била людей - она валила их на землю и пыталась сжать их конечности, чтобы они не ударили ее, но никогда не била. Защита - это одно, но она и подумать не успела, как ее рука пронеслась по воздуху и ударилась о его щеку, и от этой мысли у нее забурчало в животе, как будто завтрак вот-вот появится вновь. Шипящий голос в глубине ее сознания прошептал, что, возможно, она становится такой же, как ее мать, и Эмилия даже не стала раздумывать над этой мыслью, прежде чем шлепнуть монстра в грязь, перемалывая его каблуком в глубине сознания, где он будет собирать пыль, или раздуется, заразится и поглотит ее целиком. Впрочем, это проблема будущего. В настоящем у нее были дела поважнее - например, вовремя прийти на занятия. Эмилия схватила свои вещи, запихнув их в наплечную сумку, которую она любила носить с собой, вместо того чтобы таскать все в руках, и прошмыгнула в дверь и вышла через портрет. Она не думала, что так уж сильно отреагировала на пощечину Сириуса - вероятно, он не в первый раз почувствовал на себе презрение женщины, судя по рассказам, которые она слышала в женских туалетах и общежитиях, а он получил пощечину за меньшее, чем публичное унижение и даже не удосужился принести ей достойные извинения. О, как он наглеет! Тлеющий уголек разгорелся в Эмилии, когда она пробиралась через весь замок к Астрономической башне. Она вспомнила, как он пытался отшутиться, а потом свалить вину на плечи друга, пока все смеялись над ней. Эмилия неплохо справлялась с такими мелочами, как издевательства Марины Тиграсс, но когда Сириус Блэк умудряется заставить всю школу смотреть, показывать пальцем и смеяться над тобой, чтобы все видели, - это совсем другой уровень. Сейчас она жалела, что не вернулась, чтобы накричать на него, хотя знала, что не очень хорошо переносит публичные конфронтации и, скорее всего, в итоге просто позволит ему вылить на себя яблочный сок, чтобы загладить свою вину за попытку заставить его извиниться и успокоить массы. Шепот и укоризненные взгляды не заставили себя долго ждать: первые занятия стали приближаться с каждой минутой, студенты собирались у своих классов, дергали за рукав друзей, чтобы привлечь их внимание и прошептать, что это та самая девушка, которая дала Сириусу Блэку пощечину сегодня утром! На неё бросали взгляды, хихикали и недоумевали: кто она такая, чтобы так поступать? Боже, мало того, что ученики поклонялись земле, по которой он ходил, так ещё и учителя, и они даже не заикнулись об этом после того, как она далаа пощёчину. Она не знала, из-за него или из-за своих собственных действий, но теперь ее заклеймят еще большей одиночкой, чем раньше; еще немного, и ее придется изгнать из замка. Но какое это имело значение для нее? У нее не было друзей, которым было бы стыдно за ее поступок, и никто из них даже не знал ее имени. К выходным произойдет новая ротация сплетен, и о ней забудут, она станет лишь мимолетным пятном в умах этих молодых людей, которые даже не смогут вспомнить ее лицо спустя годы, когда одноклассники спросят, помнят ли они инцидент, произошедший за завтраком на второй неделе обучения в 1977 году. Возможно, она должна быть благодарна за это - это означало, что ее оставят в покое, а в покое она могла делать все, что хотела, и не задумываться об этом. А еще это означало, что Сириус Блэк вообще не вспомнит о ее существовании и будет продолжать игнорировать ее, как и раньше, хотя для того, чтобы игнорировать ее, он должен был бы знать, кто такая Эмилия. Серебряная подкладка и все такое. Эмилия снова замедлила шаг, когда оказалась на последнем шаге Астрономической башни, стараясь скрыть, что она невероятно запыхалась, пока не спеша поднималась по ступенькам, чтобы унять жжение в бедрах; вокруг нее сновали ученики ее класса, некоторые бросали взгляды, чтобы понять, действительно ли это она, как будто она имела наглость посещать свой собственный класс после того шоу, которое устроила этим утром. Ради собственного спокойствия она опустила голову, дыхание вернулось к нормальному ритму, пока она шла в класс, не обращая внимания на то, что голоса вокруг становились все громче и громче, и казалось, что они даже не пытаются казаться, будто говорят не о ней. Эмилия дошла до лестницы и стала подниматься по ступенькам, пока толпа двигалась вокруг нее. Кто-то толкнул ее плечом и поймал ее ногу, чтобы она поскользнулась на ступеньке впереди нее, рука протянулась, чтобы ухватиться за перила, когда человек бросился вперед, чтобы попасть в класс, не обращая внимания на то, как Эмилия смотрела ему в спину. Прядь зацепилась за ресницы, и она сдула ее с дороги, пощекотав лоб, а затем завела за ухо, готовая продолжить свой путь, когда ее тело затихло. От одного его взгляда лед застывал в жилах, трещал в горле и обжигал при дыхании; он стоял на повороте лестницы, облокотившись на перила, и пока не замечал Эмилию, стоявшую в нескольких метрах от него. Сириус Блэк выглядел таким же скучающим, как и все, кто посещает Историю магии: палец отстукивал неизвестный ритм по перилам, изредка поднимая руку, чтобы помахать тем, кто кидал ему приветствие и пожелание доброго утра то тут, то там. Эмилия отчаянно пыталась вспомнить, был ли он на ее уроке - она не могла вспомнить, был ли он там, да и трудно было вспомнить, учитывая, как много он любил говорить на уроках и как громко он говорил. Даже если бы он каким-то образом прогуливал, его имя все равно вызвали бы на урок, и ничего нельзя было бы найти, что свидетельствовало бы о том, что он должен быть здесь в это время. Если он не был в ее классе, то почему он здесь? От быстрых мыслей у Эмилии затекло тело, и она снова опустила голову, переместившись на дальнюю сторону ступенек, и напряглась, пытаясь проскочить мимо него. Ей не нравилось считать себя настолько важной персоной, чтобы поверить, будто он пришел за ней, - но что, если это так? Он не таился нигде, кроме как на Астрономии во вторник утром, так что же заставило его внезапно появиться, как будто он был здесь все это время, а она была идиоткой, раз не заметила? Встряхнув головой, Эмилия решила, что ей нужно просто пройти мимо него и выяснить, были ли ее размышления самовнушением или нет. Она быстро поднялась по ступенькам, опустив голову и делая вид, что поглощена своими пустыми записями, которые еще не были заполнены, так как прошлая неделя была вступительной, стараясь не замечать его существования, пока она успешно проходила мимо него и поднималась по ступенькам. Облегчение захлестнуло Эмилию, ведь она чувствовала себя нелепо, думая, что из всех возможных вариантов он пришел именно за ней. – Эй! Черт. Эмилия на секунду остановилась, подняв ногу в воздух, чтобы перейти на следующую ступеньку, когда раздался голос, заставивший нескольких человек сделать то же самое и оглянуться. Еще один толчок, Эмилия сделала еще один шаг вперед, когда... – Эй, подождите! Ты! На этот раз рациональное мышление Эмилии не смогло придумать подходящего оправдания или причины, по которой Сириус Блэк точно не звал ее, и она издала пораженный вздох, опустив плечи и ругаясь под нос. Вот тебе и попытка остаться незамеченной. Взяв себя в руки и выпрямив позвоночник, Эмилия развернулась, стараясь не поскользнуться на лестнице и не сломать себе шею, когда встретилась лицом к лицу с Сириусом Блэком, не обращая внимания на то, как некоторые студенты остановились, чтобы поглазеть на их взаимодействие, обмениваясь словами за сцепленными руками, пока Сириус улыбался ей, выглядя совсем невинным, но Эмилия знала, что это не так. Она не спешила поддаваться его мальчишеской улыбке, демонстрирующей ровные белые зубы, и не стала улыбаться в ответ. Ее лицо оставалось безучастным и нейтральным, когда она опустилась на несколько ступенек, но все еще хотела сохранить преимущество в росте над ним, чтобы не быть единственной, кто вытягивает шею перед ним. – Я думал, ты не услышала меня в первый раз , - сказал он с легким смешком, почесывая затылок и изображая неловкость, но это выглядело слишком неестественно для него. Последние ученики класса астрономии Эмилии прошли мимо них, едва удостоив их взглядом, который наверняка будет использован в качестве свидетельства того, как Сириус Блэк оказался за пределами Астрономической башни и разговаривал с чудаком, который дал ему пощечину. Это было странно. Он никогда раньше не смотрел ей в глаза, и она никогда не видела, чтобы он пытался казаться застенчивым и причмокивающим языком, а его красивые черты исказились от притворно овечьего взгляда, когда он бросил на неё взгляд сквозь ресницы, чтобы увидеть её невозмутимое лицо, которое вернуло ему взгляд. По правде говоря, она уже знала, зачем он здесь, знала, что он пришел принести ей извинения, чтобы сохранить лицо, чтобы не прослыть парнем, который вылил целый кувшин апельсинового сока на бедную девушку, хотя этому сценарию, вероятно, не способствовал тот факт, что в ответ он получил пощечину. Но все равно это было странно, и вся ситуация была почти... забавной для Эмилии. Ее плечи поднялись и опустились в знак покорности, и он хмыкнул.  – Я услышала тебя в первый раз . Похоже, такого ответа он не ожидал, и Эмилия ощутила прилив ликования, наблюдая, как Сириус на мгновение замешкался, пытаясь собрать слова в предложения, чтобы ответить ей, но это промедление длилось всего несколько сияющих секунд, прежде чем он снова разразился тихим смехом.  – Правда? Похоже, я выставил себя дураком, раз так кричу. Она не знала, что ему ответить, и предпочла просто стоять на ступеньке и смотреть на него, ожидая, пока ситуация сама развернется, чтобы посмотреть, как она пойдет, а не играть в ней. Когда она не подала голоса, Сириус поджал губы, засунул руки в карманы мантии и зашаркал ботинками по полу, что выглядело просто комично: Сириус Блэк - воплощение смирения? О, пожалуйста, она бы скорее увидела, как её тётя влезает в джинсы размера ниже десятого. Эмилия видела, как он обдумывает свои слова, пробует их на вкус, прежде чем снова встретиться с ней взглядом, и за этими бушующими радужками она видела, как работает его ум, как он пытается лучше понять ее, но не может. Он не торопился, словно у него было столько времени в мире, сколько не было у Эмилии, и она почувствовала, что начинает раздражаться, когда молчание затягивалось, словно он просто не мог выжать из себя слова, которые хотел сказать. Когда она уже собиралась наброситься на него, чтобы он выплюнул слова, он опередил ее и открыл рот.  – Послушай, мне очень жаль. За то, что случилось за завтраком. Я действительно не хотел этого делать, понимаешь. Мы с Джеймсом просто шутили, и ты, к сожалению, оказалась втянута в это. Совершенно непреднамеренно. Надеюсь, ты не станешь мстить мне за то, что на тебя попало немного апельсинового сока. Сейчас ты вроде бы в порядке, но я все равно хотел извиниться . Как только он закончил, Эмилия позволила его словам впитаться в себя, впитывая его немногословные, едва приличные извинения, которые казались поспешными, и даже тон его голоса был плаксивым, как будто он не только что публично опозорил ее перед всеми, и, знаете, он действительно был хорошим парнем, и это не его вина, что она случайно оказалась в зоне брызг (хотя она не раз пыталась отодвинуться от него). Голос Эмилии захлебнулся в горле, а глаза, присматривающиеся к его лицу и чертам, отметили, что он, похоже, испытывает облегчение, если не гордость за себя, раз смог повторить почти те же слова, которые уже говорил ей сразу после инцидента. Она с любопытством склонила голову набок, давая себе время подумать, и пожевала внутреннюю сторону щеки, глядя на Сириуса, на его руки в карманах, на нетерпеливую энергию, которая накатывала на него, словно у него были дела поважнее, чем стоять перед ней и просить прощения - и, возможно, у него действительно были дела поважнее, Он не должен был приходить и извиняться перед ней, не должен был тащиться со своей задницей в Астрономическую башню и приносить ей полузадушенные извинения, и даже не должен был делать это лично. Но он сделал это. И Эмилии было горько от того, что он даже не выглядел искренним, несмотря на то, что, казалось, прилагал усилия. Он встретил ее взгляд и не шелохнулся под ее пристальным взглядом, ожидая прощения, которое было ему необходимо, чтобы забыть обо всем этом, двигаться дальше и никогда больше не думать о ней. Эмилия могла его дать, она это знала, но почему она должна это делать? Почему она должна прощать его, если он даже не извинился перед ней должным образом? Она была придирчива, почти подражая своей тете, которая с неохотой гордилась бы ею за то, что она не покорилась его воле и не приняла его извинения только ради этого. Эмилия устала позволять топтать себя, и если у нее не было друзей, это не означало, что у нее не было позвоночника, который позволял ей постоять за себя. Эмилия сделала шаг вниз, потом еще один, потом еще, пока между ними не осталось расстояние вытянутой руки. Два шага - это все, что давало ей преимущество, и она встретилась с ним взглядом, ожидая, что он скажет что-нибудь, что позволит ему наконец уйти и больше не беспокоиться об этой назойливой проблеме, которая, как удивлялась Эмилия, не давала ей покоя. Ее безразличие к нему менялось, превращаясь в нечто, напоминающее горящий уголек антипатии, когда она сузила свой взгляд на него.  – Сириус . Мальчик выпрямился, улыбка вновь вернулась на его губы.  – Да? – Как меня зовут? Эмилия наблюдала, как его лицо опустилось, а затем исказилось в замешательстве. Похоже, этого вопроса он ожидал меньше всего.  – Что? – Мое имя , - повторила Эмилия, выделив каждый слог, чтобы он понял, о чем она говорит, слегка наклонившись, чтобы закрыть пропасть между ними. На мгновение его лицо перекосилось, как будто ему было больно думать, и Эмилия увидела, как повернулись шестеренки, как слегка скривилось его лицо, что она могла бы и не заметить, если бы не искала этого. Эмилия ожидающе смотрела на Сириуса, а в его лице появилось что-то похожее на нервозность, после чего по его телу разлилось облегчение, а на лице появилось самодовольство. – Конечно, я знаю твое имя. А почему бы и нет? Ты Эмили Грин . Ах. А вот и оно. Эмилия выпрямила спину и приготовила лицо к пустоте, челюсть сжалась, а зубы грозили треснуть под давлением, пока он стоял, словно гордясь тем, что все правильно понял, словно он никогда не мог ошибиться, а она была глупа, раз задала такой вопрос. Она была права, конечно, она была права - с чего бы такому парню, как он, популярному и любимому, вообще помнить ее имя? Он даже не помнил ее с четвертого курса, хотя сидел рядом с ней весь год, с чего бы это? Вероятно, она поздоровалась с ним всего один раз, но звук ее голоса был заглушен, когда один из его друзей бросил в него бумажный самолетик, который застрял в его волосах; такие люди, как Эмилия, не существовали для таких людей, как Сириус Блэк и его друзья, они были сверхпопулярны, и им не нужно было помнить такие незначительные вещи, как ее имя, но... Но это было ее имя. Она всегда старалась запоминать имена людей, даже если она была необщительной, она знала, что меньшее, что она может сделать, это назвать человека по имени, если она хочет сказать ему, чтобы он отвалил. По какой-то причине ей было больно осознавать, что он даже не потрудился правильно назвать ее имя, когда извинялся перед ней, и это еще больше доказывало, что он не имел в виду ничего такого, что ему было наплевать на извинения перед ней, что он ранил ее чувства и заставил ее чувствовать себя готовой заползти в самую глубокую яму, какую только может предложить Британия, и умереть в ней. Эмилия вздрогнула от резкого, как лед, и такого же режущего дыхания, когда она оторвалась от его взгляда; она не могла даже смотреть на него и притворяться, что он ее не беспокоит, что его даже не волнует, что он с ней сделал, случайно или нет. Возможно, он был именно таким человеком - тем, кого не волнуют другие люди, существующие вне его. Может быть, Эмилию это волновало слишком сильно, может быть, она была излишне чувствительна, и ей просто нужно было выбить из себя прощение, повернуться на пятках и успеть на урок, а потом никогда больше не иметь дела ни с ним, ни с ним. Но она не могла. Ее гордость не выдержит такого удара, и она не позволит себе стать таким человеком. Не отрывая глаз от лестницы, Эмилия прокашлялась, наблюдая за тем, как остальные ученики спешат на свои занятия, и голос вырвался из глубин, в которые он был изгнан.  – Ты знал, что мы сидели рядом на Защите от темных искусств весь четвертый год? Ее вопрос выбил его из колеи, и она краем глаза заметила, как он на мгновение запнулся, подбирая слова, а затем опомнился, когда она снова перевела взгляд на него, холодный и пустой. Сириус знал, что ему не удастся скрыть свой шок от слов Эмилии, и он переминался с ноги на ногу, стараясь сохранить спокойствие, чтобы не показать, как ему неловко.  – Правда? Эмилия резко кивнула, радуясь расстоянию между ними, потому что ей казалось, что она не может дышать.  – Сомневаюсь, что ты это помнишь. Ты никогда не смотрел на меня, не говоря уже о том, чтобы говорить со мной . По его шее пробежал румянец, и он опустил взгляд на землю, а его рука вновь провела по мягким локонам его волос, некогда идеальная прическа стала растрепанной. – Ну, наверное, я тогда был идиотом. Я бы сошел с ума, если бы не смотрел на тебя! От последних слов во рту у Эмилии остался кислый привкус, и губы сжались в прямую линию, и он рискнул поднять на нее взгляд, чтобы увидеть, как она, далеко не польщенная, смотрит на него, вздрагивая, как от удара молнии, а мягкая розовая дымка на бледных щеках немного углубилась от смущения из-за его неудачной попытки подсластить ее, чтобы она была немного более милосердна к нему. Эмилия сделала шаг вниз, теряя равный с ним рост и заполняя пустоту, образовавшуюся между ними. Ее движение привлекло его внимание, и он посмотрел на нее чуть ниже, не смея отстраниться, пока они держали зрительный контакт; Эмилия изучала его, как кровь приливает к его щекам, словно пролитые чернила пачкают пергамент, как его мягкие локоны падают ему на глаза и какие темные у него глаза. Она слышала, что вся его семья всегда была в Слизерине, и подумала о том, как бы это ему шло: зеленый и серебряный, а не красный и золотой. Может быть, он назвал бы ее грязнокровкой, как остальные змеи, к которым она не питала любви, но и не ненавидела. Ей было не до того, чтобы ненавидеть их, да и вообще кого бы то ни было. Но Сириус Блэк изворачивался, чтобы стать первым обладателем ее ненависти. Эмилия знала, что опаздывает на урок и теряет драгоценное время, знала, что если повезет, то она попадет на перекличку, но внезапно ее беспокойство по поводу опоздания рассеялось, когда она уставилась на Сириуса, холодный серый цвет которого сливался с глубоким, землистым темным, который искал на ее лице хоть малейшую прореху в маске, хоть какой-то знак, что она наконец отпустит его. Вдох наполнил ее легкие, и Эмилия кивнула. – Я не принимаю твоих извинений . Эмилия не стала стоять и наблюдать за тем, как его мозг пытается понять, что же произошло, а повернулась на пятках и зашагала вверх по лестнице к Астрономической башне, чувствуя, что с ее плеч словно сняли бремя. Но не успела она отойти далеко, как что-то схватило ее за запястье и чуть не отправило вниз по ступенькам, когда она повернулась, широко раскрыв глаза, так как Сириус не хотел ее отпускать.  – Ты не принимаешь мои извинения? Она нахмурила брови, не понимая, почему для него это так трудно понять.  – Да, не принимаю . Ее подтверждение заставило его выглядеть еще более озадаченным, и Эмилия раздраженно вздохнула, пытаясь освободиться, но его хватка была как железо, удерживая ее на месте, когда она обернулась, чтобы встретиться с его растерянным лицом. – Но... - начал он, не находя слов и подыскивая подходящие. - Но почему? Почему ты не принимаешь мои извинения? Она склонила голову набок, обнаружив, что ее недоумение несколько забавляет Сириуса. Она отстранилась от него и поправила ремень сумки на плече, скрестив руки на груди и прищелкнув языком. – Потому что ты... - начала она, вскинув бровь, и он посмотрел на нее. Между его бровей образовалась складка, пока он мысленно пытался перепрыгнуть через препятствия, чтобы добраться до финиша и понять, что он не может просто улыбнуться, чтобы выпутаться из своих проблем. - Твои слова ничего для меня не значат. Ничего . Впервые за всю историю Хогвартса Сириус Блэк потерял дар речи, его рот был раскрыт, и он пытался подобрать слова, сформулировать хоть какой-то ответ Эмилии, но не мог, на горизонте маячил душевный срыв, когда он полностью отключился, а его голос надломился, пытаясь выдавить из себя ответ. Но ничего не вышло, и Эмилию заполнила сладкая тишина. Довольная, она без раздумий развернулась, оставив Сириуса Блэка позади себя на ступенях Астрономической башни. Каждый шаг отдавался эхом, которое казалось слишком громким для окружающей их удушливой пустоты, хотя Эмилия не чувствовала себя задушенной - ей казалось, что она наконец-то может свободно дышать. Когда она уже собиралась двинуться дальше, ей пришла в голову одна мысль, и она повернулась лицом к Сириусу, который так и не сдвинулся с места, где она его оставила. Может быть, он станет частью декораций замка из-за своей неподвижности, и Филч примет его за статую. – Кстати, - позвала Эмилия, и он поднял голову, чтобы встретиться с ней взглядом. На ее лице появилось более игривое выражение, которое казалось таким же пустым, как и ее улыбка.  - Меня зовут не Эмили, а Эмилия . Короткий взгляд осознания, а затем ужасающего смущения, который Эмилии удалось уловить на его лице, сделал все происходящее почти терпимым, а то, что это выражение появилось на его лице в результате того, что на нее вылили целый литр апельсинового сока, сделало это еще более приемлемым. Не говоря больше ни слова, Эмилия повернулась на каблуке и поспешила на урок; надеюсь, ей удастся проскользнуть в класс до переклички, ведь опоздание, скорее всего, станет худшим, что случилось с ней за все утро. Она никогда не задумывалась, откуда он знает ее расписание.