Лисица

* Шестиглазый протягивает мне стаканчик с какао. Снимаю с него крышечку — так удобнее. Надпиваю. Вкусно. Под нашими ногами — крыша многоэтажного торгового центра. Перед нами простирается город во всем своем вечернем очаровании. Годжо опирается на невысокий парапет, под черной повязкой глядя куда-то вскользь соседних крыш, на горизонт. И мне не нравится, какой он сейчас одновременно и задумчивый, и загадочный. Неоновые отсветы города разукрашивают его лицо, увенчанное шрамами. — Не знаю, могу ли я просить тебя о таком, Лисица, — он, наконец, молвит то, зачем привел меня сюда, — мы можем с тобой проговорить одну мою затею? — Слушаю, — облокачиваюсь на парапет вплотную к шаману, пристраиваясь возле теплого бока мужчины. Маг отсёрбывает из своего стаканчика: — Тодо и Норитоши удалось отыскать лабораторию Кендзяку, где тот проводил переселение из Каори в Сугуру. Рика возвратила поглощенное. Ни мозг, ни голова, ни само тело… — он запинается, сглатывая ком, так тяжело ему об этом говорить, — …не подверглись посмертным метаморфозам. Не считая рассечения черепа, он цел. Я забрал его в Техникум… — Кого забрал? — у меня внутри начинает холодеть от страшной догадки. — Гето. Я забрал его. Собрал по частям, но не хватает самого главного. — Сильнейший поворачивается ко мне лицом. — Ещё раз говорю: я не знаю, вправе ли просить тебя о таком… У меня внутри холодеет ещё больше. — Он мертв уже больше года, Лисица. — Я знаю, — ёжусь, — не хватает самого главного. Не хватает его бессмертной души, угадала? — У вас с ним была близость? — Годжо спрашивает абсолютно безо всяких экивоков. Я не понимаю, бояться мне, или же разразиться истерическим смехом. — То, что было между нами, было больно, страшно и холодно. Он забрал пять хвостов из шести, а потом отдал на растерзание проклятию. — Значит, не ты испила его Проклятую энергию, а он забрал твою? — Сатору кладет руку мне на плечо. — Ты не рассказывала. — Это не тот опыт, о котором хочется рассказывать, — скрещиваю руки на груди. — Скажи прямо, чего ты хочешь? Я знаю, чего хочет Сильнейший. И он знает, что я знаю. — Мне не пробраться в Замирье, Лисица, — ещё никогда Шестиглазый не молвил таким упавшим голосом, — и я, наверное, не смею просить тебя, но ты сама мне ответь. Ты сможешь провернуть с Гето Сугуру тот же фокус, что и со мной? Ощущаю, как в моменте у меня пересыхает во рту. — Ради чего, Сатору? — говорю, а звук собственного голоса слышу будто сквозь вату. — Зачем тебе это? Годжо ставит стаканчик на парапет, сует руки в карманы, опускает голову. Пару мгновений молчит, кусая губы. А потом откликается, тихо и тоскливо: — Всё не должно было случиться так, как случилось. Я десять лет закрывал глаза на то, что я должен был его казнить. Но когда он пришел за Ютой… — голос Сильнейшего чуть проседает, блондин прокашливается, снимает повязку и глядит мне в глаза своими, бездонно-голубыми, затягивающими красотой и пронзительностью, — …Он мой лучший друг, Лисица. А мне пришлось его убить. Хочу отвернуться, но не смею. В груди начинает жечь от того, что в горле стоит ком. Слезы начинают застилать взгляд, и я не понимаю, почему мне хочется плакать — то ли от того, что боль Сильнейшего буквально ощутима, то ли потому, что мне страшно от того, что он предлагает. То ли потому, что хоть Сугуру Гето и обошелся со мной, как мудак, ситуация с ним все равно — то ещё дерьмо печальное. — Сёко и Утахиме не… — мысль, которую я хочу высказать, он прерывает. — Никаких Сёко и Утахиме, лисёнок. Я сам проведу ритуал. Ты ведь и сама знаешь, — его взгляд темнеет, словно грозовое небо, и он затягивает повязку обратно, — практики по некромантии хорошо способен проводить лишь тот, кто сам побывал по ту сторону. У Сёко все получилось только благодаря Утахиме и тебе. Я же намерен обойтись своими силами и твоими способностями. Если ты мне не откажешь, — он берет меня за руку, невесомо прикладывает мою кисть к губам. Мой выдох слетает с моих уст облачком пара на морозном воздухе. — Он мёртв слишком долго, Сатору, — мой голос дрожит, — ты представляешь, как это не понравится Бессмертной Тенген? И как отразится на самом… На самом Гето? — мне даже думать об этом страшно. — Он так и неупокоен, Лисица, — Годжо забирает у меня опустевший стаканчик и отправляет его в урну, — Тенген я беру на себя. А что до того, как отразится на нем… — шаман поправляет воротник моего пальто, — …пусть он возвратиться хоть трижды вменяемым, я не выпущу его из Техникума до тех пор, пока не буду убежден на сто процентов, что он не будет угрозой. Лишь бы возвратился. И я стану твоим должником до конца своей жизни, Лисица, — Шестиглазый берет мое лицо в свои горячие ладони, и я ощущаю его дыхание на моих волосах, — это ведь так выгодно для тебя самой, когда Сильнейший готов предоставить тебе свою помощь в любом виде и в любой момент, разве нет? Выворачиваюсь из его рук. — Нет, мне это не нужно. Достаточно того, что ты уже натворил. — Так ты поможешь? — В этом разговоре нет ни ноты его привычного лукавого тона. — Прошу, Лисица! — Его голос сходит на шепот, он склоняется к моему плечу, пряча лицо на сгибе моего воротника. — Прошу, милая, прошу тебя, как ещё никого не просил!.. Ты кицунэ, ты ходишь между мирами! Моё сердце обливается кровью. Мне искренне его жаль. Он ведь просто хотел, чтобы все было хорошо. Он и сейчас просто хочет, чтобы все было хорошо!.. — Давай попробуем. Блять, какое же сомнительное мероприятие, какое же сомнительное!.. Годжо смыкает на мне объятия, и я понимаю, что это объятия живой души, так отчаянно ищущей поддержки. Все видят в Сильнейшем оружие. И только Гето всегда относился к нему, как к равному. — Когда ты хочешь это сделать? — уточняю, надеясь, что Сатору назовет дату, допустим, через неделю, чтобы у меня было время морально подготовиться. Но видимо у него этого времени нет. — Поехали, лисёнок. И вот я уже не замечаю людей вокруг, не замечаю, как чуть вибрирует и покачивается кабина лифта, когда мы спускаемся. В голове белый шум и табун мыслей. Которые я тут же озвучиваю шаману. — Если что-то пойдет не так? — Я тут же все прекращу и вытащу тебя из Междумирья, — он захлопывает за мной дверцу автомобиля. - Если Сугуру откажется приходить на мой призыв? — пристегиваюсь, фиксатор ремня безопасности издает мягкий щелчок. — Не откажется. Потому, что параллельно призывать его буду и я тоже, — Годжо заводит двигатель, машина тихо трогается. — Что скажут другие? — закусываю губу, нервно сминая ремешок сумочки подрагивающими пальцами. — Это моё дело и полностью моя ответственность, — его руки сжимают руль невесомо и одновременно с этим так по-горячему уверенно. — Что если он вернется… чудовищем? — запинаюсь, не в силах подобрать формулировку менее травматичную. Город за окнами автомобиля проносится угрожающе быстро. — На то я и Сильнейший, чтобы находить на чудовищ управу, да? — Сатору зашищается напускной иронией. По нему очень видно, как он нервничает, но не из-за опасения провала, а из-за ситуации в целом. И когда машина тормозит у одних из ворот Техникума, я мысленно жалею о том, что мы так быстро доехали. В этот поздний час в окнах студенческого общежития — ни огонька. Годжо паркуется, помогает мне выйти и спешно направляется прямо к парадному входу. Задираю голову, внимательно глядя на башню, венчающую главный корпус. Там расположен кабинет Масамити. И судя по свету настольной лампы в окнах, директор засиделся за работой допоздна. Не хватится ли господин Яга, что прямо сейчас в этих стенах будут твориться воскрешающие чары?.. Мы снова в лифте, но едем вниз. Сатору опирается лопатками о стенку кабины, сунув руки в карманы. Я снова и снова кусаю губы, не зная, то ли жалеть, что подписалась на это, то ли гордиться, что оказываю помощь Годжо Сатору. — Боишься? — внезапно спрашивает он. Едем мы уже довольно долго. Я знала, что у Техникума внушительная подземная часть, но не думала, что она так глубоко. — Боюсь. И это нормально. Дверцы лифта открываются. Годжо выходит первый, подает мне руку: — Абсолютно нормально, лисёнок. И ты можешь отказаться в любой момент. Я пойму. — Просто не дай ему убить меня. — Шагаю бок о бок с магом по бесконечно-длинному белому кафельному коридору. Тут светло и пусто. Вереница запертых дверей одинаково серого цвета навеивает на мысли об ужастиках про психбольницы. Но ни за одной из них я не чую присутствия чего-либо опасного. И присутствие Годжо, конечно, тоже расслабляет. Он не даст меня в обиду. Ведь не даст же? Останавливаемся у одной из дверей. Сатору прикладывает ключ-карту к сканеру возле косяка. Замок щелкает. Что, так просто? Никаких засовов, или запретительных заклятий?.. — Сёко была недовольна, когда и в этот раз я запретил ей кремировать его, — Сатору включает свет, и я ахаю. Стены комнаты сверху донизу, от потолка до пола увешаны магическими печатями. В комнате нет ничего, кроме кушетки с накрытым простынью телом и завешенного такой же простынью огромного зеркала. — Ты изначально знал, что я не откажу? — с шипением оглядываюсь на шамана. — Конечно, иначе зачем я спустил сюда эту рухлядь из холла? — Годжо кивает на зеркало. — Я бы сказала, кто здесь рухлядь, но о мертвецах либо хорошо, либо ничего, кроме правды, — тоже ехидничаю на нервах, обходя кушетку. Шаман фыркает, запирая дверь изнутри: — Иногда я искренне не понимаю, как Нанамин терпит тебя! — С ним я другая, — осторожно берусь за уголок простыни. Годжо снимает повязку и закатывает глаза: — Ну, конечно, свою истинную натуру ты показываешь только тем, на кого тебе похуй, верно, лисёнок? — Мне не похуй, — одним движением откидываю простынь, — просто мне не жаль задеть чьи-то чувства, если посчитаю это справедливым. — И замолкаю. Годжо подходит и встает напротив. Между нами лежит Гето Сугуру. Ровный шов пересекает лоб. Еще один — плечо правой руки. Золотые глаза плотно сомкнуты, длинные черные волосы струятся по кушетке и свешиваются вниз. Не тронутый ни временем, ни тленом, он и вправду словно спит. На светлой коже — ни одного пятна. От него не пахнет мертвечиной. Только свежей кровью. У меня мелькает догадка. — Сатору, ты… — Влил чистейшую донорскую его группы. Скажи, когда будешь готова. — А ты? — озираюсь, в поисках хоть намека на какие-либо вспомогательные в случае шамана атрибуты. — Я готов, и все при мне, — Шестиглазый машинальным движением закатывает рукава, сдергивает простынь с зеркала, — если ничего не выйдет, что ж мы хотя бы попытались. Если только этот мертвец, восстав, не убьет нас обоих. Печати не позволят ему выбраться из комнаты. Но как же мы?.. — Что ж. Давай сделаем это, — снимаю пальто, складываю его несколько раз и застилаю им пол у подножия зеркальной рамы, — давай украдем душу Гето Сугуру из-под щитов Тенген. — Сажусь на сложенное пальто. В этот раз это будет вовсе не пришивание души к телу. Это будет похищение, самое настоящее. И равно как и в прошлый раз, пока я закрываю глаза и позволяю сознанию провалиться в Междумирье, пока Сатору между ладоней разжигает сгусток чистой энергии, мой разум царапают строки то ли стиха, то ли песни, то ли заклинания, как ни странно светлые. Обнадеживающие. …Серые камни хранят в своих недрах холодную ночь, закрытые ставни расскажут подробно о том, что чужие должны идти прочь. Но только куда? Куда? Куда улетает душа? Я ощущаю то, что делает Сатору, и это чувствуется как нереальной силы энергетическая поддержка. Нет ни привычной тошноты, ни головокружения. Просто сквозняк, провал в пространстве — и вот уже меня обволакивает черное кимоно. …Вопрос за меня как будто задаст в беспечности звездная ночь. И я читал по душам звезд, и память мертвецов, Ответьте мне, Ответьте мне, Ответьте мне на зов!.. С чего мне начать? Как мне действовать, учитывая наш с ним бэкграунд? Что, если вместо погибшего год с небольшим назад шамана, ко мне сейчас явится сама Тенген? В отличие от смертных магов, в Междумирье она чувствует себя, как дома!.. Призыв здесь кого бы то ни было всегда начинается одинаково. Ткань кимоно издает тихий шелест, когда я, ступая по незримой зыбкой поверхности этого багрово-черного пространства, распускаю хвосты. Нет, Гето не поделился со мной своей Проклятой энергией, зато забрал мою. С её поиска и начинается мой призыв. Волна за волной. Мгновение за мгновением. Импульс расходится в стороны, как настойчивое эхо. И в этот раз мне не страшно, что твари, котопые тут бродят, могут устроить охоту на кицунэ. Ведь хребтом ощущаю, как по ту сторону Мироздания Годжо Сатору запускает действие ритуала, запускает Обратную технику, помноженную на его опыт гибели и воскрешения, смерти и возвращения. Давай же, Гето. Ну же! Я очень терпелива, и моё терпение вознаграждается. Ответ приходит далеко не сразу, очень тихий и очень слабый. Но сгущающийся алый туман я не перепутаю ни с чем. Пусть и видела его только единожды. …Я себя убивал, я следил за душой, и тайком пробирался за ней, через бездны, как дерзкий, не пойманный вор. Я себя забывал, я застыл за чертой, и боясь, что обратно уже не вернусь, каждый раз возвращался домой. Гето, пора домой. Там ждут тебя. Сначала я вижу только силуэт. Длиннополое монашеское одеяние, длинные волосы, правая рука висит, как плеть, но это скорее отголосок, отпечаток от травмы на энергополе души после потери конечности перед гибелью. Туман расступается, когда он замирает передо мной. Смотрим друг на друга тяжело и долго. Он нарушает молчание первым. — Сатору прислал тебя? Киваю. Гето обходит меня по кругу. — Все так же крадешь чужую силу, Лисица? Снова киваю. — Теперь пришла украсть меня, потому, что Сатору попросил? И снова киваю. — Не боишься уйти с пустыми руками? — его тон возмутительно ровный, что в данной ситуации даже подозрительно. — Я не могу вернуться. — Твоего согласия я спрашивать не намерена, — делаю шаг навстречу, он синхронно отшатывается назад, и я делаю еще пару шагов, оказываясь лицом к лицу вплотную с ним, — передо мной не стояло задачи уговорить тебя. Он знает, что не может сбежать. Я его призвала, и либо он остается тут до тех пор, пока я его не отпущу, либо он поддается моим чарам и позволяет протащить себя наружу. Гето расслабленно усмехается. Меня передергивает. Мне не забыть эту улыбку. В памяти тут же всплывают обрывки ощущений и картинок: его рука в моей грудной клетке, страшные скользкие щупальца, проникающие мне в рот, влагалище, анальное отверстие. — Лисица, скажи, у кого больше воли к жизни, у Сатору, который был мертв трое суток, или у меня? — Заткнись, и дай мне сделать мою работу, — делаю еще один шаг навстречу. Холодная рука Сугуру ложится мне на плечо: — Когда Сатору погиб, мы видели друг друга. И я давно простил его за все. Возвращайся, Лисица, передай ему это. Пока Тенген не обнаружила, что один из ее заключенных сбежал на призыв оборотня. Вот уж хуй там плавал! Размахиваюсь и изо всей силы всаживаю когти в солнечное сплетение Сугуру Гето. Это с Годжо мне было комфортно действовать аккуратно. В этом случае мне и вправду не следует тянуть панду за яйца. — Я сделаю то, что должна, уже как минимум тебе назло! — Моё шипение слишком красноречиво, равно как и то, что теперь Гето не в силах разорвать установленную мной ментальную связку. — Мне плевать, хочешь ты вернуться, или нет, простил ты своего палача, или нет, ты вернешься! И уже потом делай, что хочешь, хоть вешайся, хоть вскрывай вены, мне плевать! Пусть ты станешь хоть сотню раз проклятым духом, пусть Годжо запрет тебя за самыми тяжелыми печатями, мне поебать от слова совсем! — Сгибаю когти так, чтобы обхватить отпечаток сердца Сугуру. — Заткнись и смотри, просто заткнись и смотри!.. Мне жаль его. Мне жаль Годжо. А еще я жалею о том, как скверно прошла наша первая и единственная встреча. Кицунэ — дух обольщения и хитрости, и это моё главное оружие. Пока моя рука в его груди, пока он бессилен и не может разорвать даже зрительный контакт, я должна действовать. Наша первая встреча должна была состояться совсем по-другому, Гето Сугуру. …Я темное в прошлом смешал с настоящим в чарующий сон. Кричали истошно на улицах дети, но я лишь сильней надвигал капюшон… Мои когти сжимают средоточие его души. И капля за каплей тихим сладким ядом я вливаю в сознание Гето фальшивые воспоминания, что вытащат нас обоих. Он лежит, простертый передо мной, ряса распахнута, волосы бесстыже спутаны. Поднимаюсь от его пупка к широкой груди, оставляя на коже влажную дорожку из поцелуев. Шаман рвано выдыхает, подставляя моей ласке ключицы, шею, роняет стон, когда мои клыки чуть сжимают кадык. Руки Гето задирают моё платье, стискивают ягодицы, раздвигая их и оттягивая кромку трусов. Мужчина тянется за поцелуем, пока я склоняюсь к нему, ловит мои губы своими. Его язык мажет по моему, ласкается настойчиво и мокро. Прикусываю его нижнюю губу, чтобы выдохнуть. Гето тянет меня на себя, и я поддаюсь напору шамана, ложась на него. Член жестко упирается мне в живот, оттопыривая штаны мага. Золотые глаза Гето вспыхивают. Стойко переношу этот взгляд, и там, у себя в голове, запускаю еще более откровенную трансляцию. Приподнимаюсь, нахально стаскиваю штаны с шамана, оттягиваю белье, выпуская член наружу. Сугуру отвечает мне тем же — горячие крепкие руки снимают с меня трусы, и его пальцы встречаются с моей промежностью. Позволяю ему эту вольность, с горячим азартом ожидая, что же он сделает дальше. Пусть это и предсказуемо. А дальше он собирает мои волосы, наматывает на ладонь и тянет мою голову к своему члену. Таким грязным, откровенным движением. Непростительно по-хозяйски. Но я подчиняюсь, потому, что хочу этого ублюдка. Даже после всех угроз. Даже после пыток. Против его притягательности моя природа устоять не в силах. Этот молодой мужчина полон яда, полон тоски и невысказанного гнева, и эта энергетика, помноженная на внешнюю красоту, вынуждает меня, кицунэ, течь и оттопыривать бедра, в невыносимой жажде его прикосновений. Член упирается мне в губы, сначала очень ласково целую пока еще закрытую головку, провожу языком вниз до основания, оттягиваю тяжелую мошонку, чуть отвлекаюсь на то, чтобы укусить шамана за внутреннюю сторону бедра, но тут же опять возвращаюсь к этому каменному стояку. Чтобы оттянув крайнюю плоть и обласкав кончиком языка уздечку, одним уверенным движением погрузить член в рот. Замираю, закрыв глаза и чувствуя, как трепещет моя глотка. Затем выпускаю его, слюна тут же устремляется с губ. Это выглядит и ощущается максимально пошло, но я не намерена загонять себя в рамки приличий. Сугуру стонет и зарывается пальцами в мои волосы, запрокидывает голову назад, и я блять любуюсь тем, как он дьявольски хорош, когда тает от удовольствия в моих когтях. Снова заглатываю его член, головка и ствол распирают глотку, и между ног все сводит от зверского желания быть вытраханной этим самым членом. Моя слюна течет и капает на лобок шамана,. Торопливо делаю еще несколько возвратно-поступательных движений головой, лаская одной рукой тугие яйца мужчины, а затем со всем скопившимся нетерпением выворачиваюсь из его хватки. Чтобы оседлать. Брюнет позволяет мне эту вольность. Сжимает мои бедра, сминая ткань подола платья, придерживает член, чтобы не соскользнул, когда я медленно и натужно сажусь на его твердь. Опускаюсь осторожно, давясь собственными стонами. Киска мокрая как у распоследней бляди, но неподготовлена. Плоть расступается нехотя, туго, сперва пропуская лишь головку. Гето расстегивает верхние пуговицы моего платья, позволяя моей груди выскользнуть наружу, и тянется к ней, одновременно с этим проталкиваясь членом глубже. Его зубы смыкаются на правом соске, пока я не могу сдержать очередной звонкий выдох от смеси ощущений, а левый сжимают его пальцы, следом тут же накрывая бархатистое полушарие левой груди. Лоно покорно натягивается на члене, пуская еще больше смазки, и Сугуру качает бедрами, толкаясь вверх. Плотно-плотно. Безжалостно. Сладко. Так, что мои стоны становятся криками. Гето вовлекает меня в поцелуй, вбиваясь бедрами снизу вверх, и все, что я сейчас могу — покориться его инициативе даже несмотря на то, что он снизу. Не прекращая стонать в поцелуй, расслабляюсь, подхватывая ритм, и начинаю насаживаться навстречу. Так, что дыхание перехватывает у обоих. Так, что Сугуру тоже стонет, оскаливаясь мне в губы, сжимает мою талию и вынуждает меня двигаться еще резче и глубже. Щедро смазанный моей слюной и моим соком член раз за разом неумолимо проталкивается в покорно хлюпающее влагалище, проезжаясь по трепещущим стенкам и грубо раздвигая, распирая их с каждым движением вверх и вниз. Знакомое движение холодного воздуха по лопаткам отвлекает меня, но лишь на мгновение. Годжо по ту сторону Междумирья заканчивает ритуал, закручивая энергопотоки, которые направят вырванную мной душу Сугуру Гето прямо туда, где ей самое место. …Я помню, когда Когда Старик рассказал у огня, И я распахнул запретную дверь, Неверно усвоив урок. Сверкала сталь, поранив жизнь, И вновь вонзалась в плоть. Хочу узнать Хочу узнать Куда душа пойдет? Мне остается приложить финальное усилие. И Гето — Гето сопротивляться не может. В моей голове и в его сознании его член толкается в меня ритмично и глубоко. А здесь и сейчас шквал чистой энергии, выброшенной в результате ритуала, подхватывает нас обоих. И последнее, что я слышу, прежде, чем потерять связь с реальностью — голос Сугуру: — Я найду тебя, кицунэ. Найду и приду за тобой. И поквитаюсь за то, что ты сделала сейчас!.. — Приходи, Гето Сугуру, — даже умудряюсь прошептать в ответ, не разрывая связку, — я буду готова тебя встретить! В этот раз меня выбрасывает жестко. Так, что распахнув глаза напротив зеркала, опрокидываюсь навзничь, позволяя шквалу Проклятой силы Сатору дальше хозяйничать без меня. Вырубает сразу и наповал. Не успеваю разглядеть, как Сатору перехватывает из моих рук сгусток света, именуемый душой, и впечатывает все туда же — в район солнечного сплетения Гето Сугуру. Позволяю тьме беспамятства обволочь меня. А прихожу в себя уже в собственной постели. Делаю глубокий вдох. На комоде в моей вазе стоит букет роз. Багрово-красные. Мои любимые. В букете торчит открытка. С кухни доносится шум закипающего чайника. Кто здесь? Вслух крикнуть не успеваю, обоняние оборотня само находит ответ. На кухне хозяйничает Чосо. Встаю. Голова чуть кружится. Тянусь к открытке, разворачиваю её, параллельно понимая, что она пахнет прикосновениями Годжо. Внутри нарисовано карикатурное сердце, подозрительно напоминающее скорее уж член с яйцами. Чосо заглядывает в спальню: — Как ты себя чувствуешь? — Нормально, — покачиваясь, подхожу к гибриду, — сколько я пролежала? — Почти четыре дня, — Чосо обнимает меня, трепетно прижимая к груди, — но Годжо сказал, что это нормально после той нагрузки, которую ты вынесла. — А Гето? Чосо загадочно ухмыляется, а потом молвит: — Годжо пока не выпускает его. Говорит, что тот теперь как я. Как Чосо? Наполовину проклятый дух?.. Задумчиво топаю на кухню. Что ж. Во всяком случае, он хотя бы жив. Остальное — проблемы Сатору. Если не считать угрозы от Гето, что он придет за мной. *