Где течет вода?

      В четыре часа вечера следующего дня я кое-как смог выйти из своей комнаты, причесав свои волосы и убрав их в небольшой хвостик. Одет я был достаточно просто и непримечательно: свободные хлопковые шорты, широкая футболка светло-оранжевого оттенка со стертым рисунком покемона из всеми известного аниме, с кепкой на макушке и с сумкой, которая была перекинута через сутулое плечо. Сегодня я даже не знал почему, но у меня ужасно болела каждая мышца тела, была непонятная слабость и предчувствие чего-то зловещего, отчего даже кусок еды в рот не лез.       Я не мог объяснить, откуда взялось это тревожное ощущение, пробирающее всё моё естество до дрожи, но решил не концентрировать на нём внимание, сославшись на погодные условия и отсутствие нормального сна в совокупности со вчерашним конфликтом с матерью. От последнего ничего не изменилось: все усилия по спасению заветной консоли и телефона прошли даром, поскольку пробиться через стену строгости и никому не нужного сурового воспитания Козуме-старшей мне не удалось. Я использовал и уговоры, и придумывал компромисс, и даже повышал голос, чтобы достучаться до её снисходительности, но получил на это косой испепеляющий взгляд и капитулировал, поджав губы.       В голове, конечно, вертелся крайний план «Б», о котором мне говорила накануне Сора, но решиться осуществить его было, мягко говоря, страшно. Это приведет лишь к большему витку напряжения и недоверия между мной и матерью, а ко всему в эту битву будет втянут отец, чья позиция всегда держалась вокруг мнения матери. Порой мне даже казалось, что глава семьи боится своей жены больше моего.       Впрочем, я решил не расстраиваться более из-за сложившейся ситуации и отдал себя на милость судьбы, вспомнив обещание, данное странной девчонке и самому себе. Огава, какой бы причудливой и надоедливой ни была, могла помочь скоротать мне этот день своим присутствием. После состоявшегося с ней разговора на крыльце дома тётушки Аой моё мнение в отношении Соры поменялось в более лояльную сторону, но полностью терять бдительность я не собирался, готовый при любом сомнительном предлоге свалить обратно в свое убежище и зарыться в одеяло.       Ко всему мои ум никак не могло покинуть предостережение, озвученное в сторону господина Морито. Я гадал, что же такого случилось между подростком и взрослым мужчиной, чтобы Огава с подобной пылкостью просила меня ни в коем случае не пересекаться с ним, а более того – держать Цубасу как можно дальше от соседа. В голове рождались самые разные сценарии, начиная от глупой предвзятости, рожденной от чужих домыслов и предрассудков, заканчивая тем, о чем думать было тошно. Одна грязная фантазия об извращенных взаимоотношениях между ними двумя заставляла ком тошноты подниматься в глотке, а руки подрагивать в желании вычесать из разума неприличные образы. В такие моменты я крайне жалел о том, что у меня было хорошее воображение и память о криминальных статьях, которые читались между строк в социальных сетях и слушались на включенном телевизоре перед уроками.       Тряхнув чугунной головой, я сошел с последней ступеньки на первый этаж и прошел к порогу, обуваясь в кроссовки и завязывая шнурки. Из открытых дверей, распахнутых для проветривания, в мое лицо дул удушливый августовский воздух, принося с собой аромат цветов и нагретой земли. В уши лилась песня птиц, засевших в кронах деревьев, и чириканье крохотных воробушков, плескавшихся в небольшом блюдце с остатками воды, поставленной рядом с горшками гортензий. В высокой траве жужжали насекомые, от чьего гудения уже хотелось вырвать себе перепонку. Из внутренних комнат дома, к которым я был повернут спиной, доносился шорох вентилятора и поскрипывание пола под поступью кого-то из взрослых: я предупредил о своей прогулке только тётушку Аой, не считая нужным извещать собственных родителей. Цубасу мне, к большому счастью, не навязали.       Затянув ушки шнурков, я выпрямился и шагнул за порог жилища, тут же ощутив кусачие прикосновения солнечных лучей к моей коже. Мое тело вздрогнуло от неожиданности, но ноги продолжили ступать вперед, унося меня к неизвестности предстоящей встречи. Под подошвой шуршала насыпь, отскакивали в сторону мелкие камешки, делая несколько перекатывающихся прыжков.       Стоило мне выйти за ворота, как глаза тут же уловили движение сбоку, от которого я невольно встрепенулся и полностью повернулся к скучающей фигуре девушки. Огава стояла, прислонившись лопатками к деревянному забору, одетая в то же самое, что я наблюдал на ней на протяжении суток, сложив руки на груди. Её взгляд был устремлен прямо на меня и был наполнен удивительным спокойствием и сдержанностью, невольно приглашающей к разговору и располагающей к этой непредсказуемой натуре. Уголки рта Соры подернулись, выдавая её радость, отчего я смутился, не привыкший к чужому вниманию, а уж тем более со стороны девчонок.       - Привет… - неуверенно промямлил я, зажмурившись от того, насколько мой голос был робким и слабым.       - Привет, - более уверенно ответила Огава и оттолкнулась от ограды, расправив свои плечи и улыбнувшись шире, показывая ряд зубов с небольшим естественным желтым налетом. Уголки её рта были насыщенного красного оттенка, но вот остальная часть плоти была бледной и сухой, словно она была больная чем-то.       - Ну и куда мы пойдем? – решил уточнить я, чтобы хоть немного понимать, что от меня ждет этот день. Внутри я надеялся, что девчонка не предложит ничего сумасбродного, потому что прощаться и уходить прямо сейчас было как-то невежливо и некрасиво, учитывая то, сколько километров ей пришлось пройти ради меня. И от этого факта по моим щекам прокатился жар, выливаясь в румянец. – Я просто не думаю, что тут есть много мест для развлечений.       - Не волнуйся, я просто хочу показать тебе кое-что, - загадочно посмеялась тихим смехом Огава, а после махнула рукой, призывая следовать за собой.       Я, издав вздох, поплелся пешком по жаре, несмотря на отступившее пекло полудня: солнце было ещё высоко в небе, облаков не наблюдалось, а тени расползались только от деревьев и высоких столбов линий электропередач, обвешанных черными проводами, как клубком гадюк. В нос забивался душный запах пыли, щипая чувствительную слизистую оболочку. Но моё внимание не особо задерживалось на этих факторах, сколько на фигуре Соры, чья походка была полным олицетворением беспечности и легкости.       Прочистив горло, я завел разговор, чтобы разбавить затянувшееся молчание:       - Так… что ты вообще делаешь в свободное время?       Мой вопрос был до нелепости обыденным и простым, граничащим со скучным.       - Ну-у, в свободное время я обычно люблю смотреть аниме, читать мангу и играть в игры, хотя на последнее у меня мало времени, учитывая учебу. Приходится чередовать занятия, чтобы не схлопотать за отставания в школе и делать то, что мне нравится, - поведала мне Огава и глянула меня своими поразительными серыми глазами. – А ты?       - Я-я… - мой голос опять предал меня и дрогнул, отчего я зажмурился и фыркнул, услышав смешок со стороны собеседницы, - в целом, я делаю то же самое, что и ты… Но на игры я трачу больше времени, чем нужно, как считают мои родители, - от последнего мой рот скривился. – Конечно, может, с ними и можно согласиться, потому что порой я могу играть даже ночью, зная, что утром придется вставать на учебу. В самой школе я играю в консоль, и даже во время перерывов на тренировках…       - На тренировках? – перебила меня Огава с большим интересом. – Я бы даже не подумала, что ты занимаешься спортом. Не обижайся, но ты не выглядишь, как типичный завсегдатай спортивного зала: низкий и тощий, если быть конкретнее. Просто, на моей памяти, большинство из них высокие, широкие, как шкафы, и немного наглые… - девчонка хихикнула, явно довольная своими наблюдениями, озвученными вслух, и сверкнула глазенками. – Ну, это просто мое мнение. Так в какой секции ты тренируешься?       - Я волейболист, - признался я, ожидая очередной поток глупых слов, от которых, хотел я того или нет, моя гордость была затронута. Я и сам понимал, что мне далеко даже до моего лучшего друга Куроо, но вот тощим меня ещё никто не называл. – Причем в основном составе, для твоего сведения. На позиции связующего.       - Это который мячик туда-сюда?       - Ну, можно и так сказать, - хмыкнул я, даже не зная, стоит ли мне отнестись снисходительно к её невежеству или обидеться. Однако я не выбрал ни первое, ни второе, решив не поднимать конфликтов и новых ссор. Вместо этого я поинтересовался у неё в ответ:       - А ты посещаешь какие-то секции?       - Я в музыкальной группе состояла, - поделилась Огава с тоскливой улыбкой и отвела от меня взгляд, смотря на дорогу перед собой. От легкого шага темные волосы девушки подпрыгивали и покачивались, прикрывая часть её скулы, на котором я заметил маленький синяк. - У нас была своя группа: я, две мои подруги и ещё один мальчик, который тарабанил по барабанам так, будто без его энтузиазма мир заглохнет. Было круто, правда! Мы ездили и давали личные концерты, участвовали в школьных мероприятиях, даже успели помечтать о большой карьере…       - «Было»? – уточнил я, навострив уши.       Уголки губ Соры опустились от моего замечания, и она как-то поёжилась, вспоминая что-то неприятное, нечто, что задребезжало хрупким стеклом внутри её неспокойного разума. Она дёрнула головой, словно почувствовала боль в висках, и запнулась, но тут же выпрямилась и снова нацепила на лицо маску напущенной фальшивой легкомысленности, которая, если быть честным, мне показалась жутковатой.       - Мы расстались, как это бывает с друзьями: разошлись своими путями, кто-то уехал, кому-то просто надоела музыка… - пояснила она мне, раскачивая своими руками при каждом шаге, словно маятник механических часов. - Уже нет тем для разговоров, нет времени на встречи и всё такое... Ты и без меня, наверное, понимаешь...       - Ну-у, у меня только один человек, которого я в действительности могу назвать другом – это Куроо. Мы с ним с детства вместе, учимся в одной школе, ходим на тренировки и общаемся, - пробормотал я, наблюдая, как в перламутровых глазках Огавы мелькнуло что-то сродни зависти, отчего в груди кольнуло чувство неловкости. Она поджала губы, превратив их в тонкую ниточку, а после разомкнула.       - Это круто, что у тебя есть такой друг… Вы, наверное, очень связаны друг с другом, так?       - Можно и так сказать… А у тебя разве нет друзей с детства?       - Была лучшая подруга, но мы очень сильно поссорились из-за мальчика, - с насмешкой и горечью в голосе произнесла моя собеседница. Сора резким движением убрала свои темные гладкие локоны за ушки, чтобы они не мешали ей видеть меня, а вместе с тем давая разглядеть каждую частицу её удивительно чистого лица: не было даже прыщиков, свойственных подросткам и кои были даже у меня в районе левого виска. - Глупость, правда, вышла. Она поступила неправильно, потому что мы ещё давно договорились, что если что-то такое будет, то кто первый положил глаз на красавчика – она его и забирает, а вторая не вмешивается. Вот мне и понравился мой одноклассник, а она, наплевав на нашу сделку, сунула нос не в свое дело. В итоге выиграла ценой нашего общения и воспоминаний. Я, конечно, тоже гадостей наговорила... Но винтовала в большей степени она! Правильно я говорю?       - Да... Наверное, - промямлил я, а после дернулся в сторону, потому что Сора взмахнула рукой и четко щелкнула пальцами прямо передо мной. Я фыркнул на её выходку, а она лишь посмеялась, улыбаясь от уха до уха, явно обрадованная тем, что я посчитал её позицию верной. На деле мне же было всё равно до чужих разборок. За меня снова заговорила избитая вежливость.       - Эй, токийский мальчик, а тебе кто-нибудь нравился? – вдруг спросила она, повернувшись ко мне лицом, и продолжила шаг спиной вперед. Её энтузиазм и веселье обдали меня волной, заставив лицо покраснеть от такой бестактности. Ну и это дурацкое прозвище тоже не осталось без внимания.       - Развернись к дороге, а то споткнешься и набьешь себе еще одну шишку, - проворчал я, но Огава и не подумала прислушаться. - Не скажу, что мне кто-то нравился... Я как-то на девчонок особо не обращал внимания.       - А я красивая?       - Т-ты… - я запнулся и встал, как столб, расширив глаза от удивления и уставившись на Сору, что отразила мои действия. Улыбка всё ещё украшала молодое лицо, оставляя следы от морщинок вокруг рта и глаз, прищурившись в хитрости и смешинке. – К чему такие вопросы?       - Просто спрашиваю твое мнение, - пожала она плечиками. Ткань её рубашки сползла вниз, открывая вид на бледную кожу и выпяченный изгиб ключиц. – А что-то не так?       - Странный вопрос у тебя, - скривился я, а после отвел взгляд в сторону, разрывая зрительный контакт и разглядывая нецензурные надписи на заборе.       Только сейчас мной было замечено то, что мы умудрились пройти пару кварталов и оказаться на окраине населенного пункта, где стояла всего пара-тройка частных домов за высокой оградой, а всё вокруг – сплошная густая зелень, отбрасывающая тени на наши непримечательные силуэты. На небе всё также зияла дыра, именуемая солнцем, бросая косые лучи в нашу сторону, а также подкралось несколько пушистых облаков, лениво разрезающие своими тучными фигурами лазурную гладь.       - Ты вообще на комплименты напрашиваешься или что? – задался вопросом я, тряхнув башкой и робко вернув внимание к своей собеседнице, смотря куда-то ей в лоб. Однако в поле зрения все равно оставались эти сияющие стеклянные очи, в глубине которых отражалась моя щуплая ссутулившаяся тушка.       - Может и напрашиваюсь, - хихикнула Сора, наклонив голову и разглядывая меня, явно отметив нервозность и то, как мои пальцы сжимали ткань шорт. – Так я красивая или нет?       Я не отвечал ей, надеясь, что затянувшееся молчание и неловкость освободят меня от бремени, которое накинула на меня удушливым одеялом Огава. Вокруг щелкали цикады, жужжали мелкие мушки и пчёлы, перелетая с одного ярко-жёлтого одуванчика на другой, копаясь в поисках нектара и пыльцы. Но как бы не утекали секунды, наглая девчонка всё равно продолжала терпеливо пялиться на меня, отчего я не выдержал и с пораженческим вздохом ляпнул:       — Красивая.       Сора тут же расцвела, когда ее внимательные ушки уловили мои слова, и чуть ли не подпрыгнула, хлопая в ладоши от наивной детской радости. Я же поморщился, находя это поведение до ужаса инфантильным и раздражающим. Однако, когда мой взор соизволил разглядеть лучезарный лик собеседницы, пыл убавился, а вместе с ним появилось какое-то чувство сродни гордости… Может, из-за того, что причиной мелочного счастья был я сам. В какой раз за этот час на моих скулах проступил красными пятнами румянец, выбивая меня из колеи своей привычной жизни. Я нечасто делал кому-то комплименты или хвалил, из-за нечто подобное всегда оставалось на языке вязким противным послевкусием, разливаясь неприязнью в лунках зубов. И все же… Да, пожалуй, для этого случая я сделаю небольшое исключение.       - Ты только своё эго умерь – в конце концов, сама выпросила, - всё же не удержался я. В моем тоне сквозила язвительность и усталость, которая никаким образом не затронула самоуверенность девчушки.       - Не серчай, токийский мальчик, - только и произнесла она, а после повернулась и зашагала дальше, увлекая меня за собой в неизвестном направлении, сворачивая на пыльную тропинку, утопающую в кустах орешника.       Под моими кроссовками хрустел песок и небольшие тонкие прутики веточек, открытые икры царапала пышная растительность, и назло прилипали насекомые, некоторых из которых я хладнокровно прихлопнул. Не то чтобы я был живодером, совершенно нет: от удара дохли только комары и кровососущие мухи, которых я боялся больше, чем они меня. От одного этого жужжания по моей спине прокатывалась стая мурашек, а в животе сводило кишки, отчего мой шаг становился шире, желая покинуть зону обитания этих тварей. Соре же было всё равно на вредителей, она даже не обращала на них внимания, пробираясь через заросли травы, чьи стебли становились всё выше и выше, прижимаясь к земле от подошвы нашей обуви и оставляя едва заметный след пребывания человека. Солнечный свет отчаянно пробивался через кроны дубов, но лишь некоторые из его отростков достигали нас.       - И куда именно мы идем? – спросил я у Огавы вновь, поскольку деревня оставалась всё дальше и дальше за нашими спинами.       - Я же сказала, что хочу показать тебе кое-что, - ответила она мне, даже не оглянувшись через свое плечо. Однако в её голосе сквозил таинственный смех. Он не был устрашающим, но всё равно нервировал меня ровно до того момента, пока впереди не показалось открытое пространство.       Выйдя следом за своей спутницей, я, к собственному удивлению, издал восхищенный вздох, наблюдая поляну, разрезанной надвое извилистой рекой. Пресный воздух ударил мне в нос, заполняя лёгкие и отвешивая легкую ободряющую пощечину. Волны поблескивали на солнце, перекатывались, приподнимались и продолжали свой бесконечный бег, уносясь всё дальше и дальше, исчезая в тени склонившейся ивы. Дерево с зелеными сережками качалось над косым берегом, выпятив корни, часть которых утопала в водоеме, вгрызаясь острыми концами в ил. Камыши раскинулись у противоположного края, прикрывая вид на бледное поле нетронутых диких ромашек, чьи нежные цветы облюбовала стая бабочек. В лазурном небе мелькали силуэты дроздов.       - Вау… - вырвалось у меня. Не то чтобы я впервые видел нечто подобное, но не признать очарования этой поляны было как-то слишком высокомерно.       - И я того же мнения, - посмеялась над моей реакцией Сора, шагнув в сторону и приметив удобное место, куда сразу плюхнулась, не беспокоясь, что на её одежде останутся жёлтые следы от травы. Она вытянула свои ноги, выставив их под ласковые касания солнца, и откинулась на ладони позади себя, довольно улыбаясь. Взгляд серых глаз был устремлён на полуразрушенные деревянные мостки: часть досок свисала с ржавых гвоздей, наполовину заросшая тиной и какими-то наростами.       Я не сразу присоединился к Огаве, оглядев пейзаж ещё раз, и лишь после этого неловко сел рядом с ней, держась на расстоянии. Свои колени я поджал к груди и положил на них руки, кожа которых покрылась красными пятнами от неровного загара. Когда и где я успел так зарумяниться – я не знал, но мне это не особо нравилось.       - И как ты нашла это место? – спросил я. Мой голос частично перебивался шумом реки.       - О, случайно, - поделилась со мной девушка, не отрываясь от умиротворяющей картины. Улыбка не сходила с её бледного лика, растянувшись двумя розовыми ниточками. – Мне было один раз настолько скучно, что я просто бродила по округе… Вот и наткнулась на это место.       - А я думал, что тут твоя подруга и тебе некогда скучать… — заметил я и с подозрением глянул на неё, подметив проскочившее волнение и замешательство, что тут же было подавлено самой Сорой.       - Ну… Иногда я прихожу сюда, чтобы просто побродить без дела, а лишь после этого иду к ней.       - Странно как-то.       - Не страннее того, что ты целыми сутками залипаешь в игры и жертвуешь сном ради очередного уровня, - парировала она.       - Это другое.       - Вовсе нет.       - А вот и да.       - Нет.       - Да.       - Слушай, а твои родственники вообще не переживают, что ты за столько километров уходишь от дома? Меры безопасности и всё такое? – сменил я тему, потому что понял, что эти пререкания не закончатся, а Сора точно не сдастся. Я натужно вздохнул и выпрямил затекшую спину, после чего снова сгорбился в ожидании её ответа.       - Родители… - она промолвила это медленно, оборвавшись в конце, словно испугавшись чего-то. Её пальцы сжали тонкие стебельки травы, отчего костяшки на её пальцах стали ещё бледнее, превращаясь почти в серый пепельный оттенок. - Они… Не волнуются по моему поводу. У меня сложные отношения с ними, точнее, с матерью и отчимом. Последнего я недолюбливаю, хоть он и не сделал ничего плохого. Эта неприязнь появилась сразу, как только мама развелась с моим отцом и сразу нашла ему замену. Из-за этого я недолюбливаю и её, потому что она навязывает мне свой выбор и заставляет мириться с этим. А своего родного папу я люблю… И хотела остаться с ним, потому что он всегда был весёлым, поддерживал мои увлечения и защищал от ругательств со стороны матери, был на моей стороне, даже когда я была объективно не права…       Сора замолчала, опустив глаза на свои вытянутые носки, и поджала губы. Шнурки её кроссовок потеряли блеск и чистоту, превратившись в тонких плоских серых червяков с небрежным бантиком. Вся она мне казалась в этот момент этими шнурками: какая-то слабенькая, поблёкшая и потрёпанная, погрузившаяся в мысли о своей нелёгкой судьбе. Однако мои думы о жалости и сострадании к ней переключились на постановку персонажей в её истории. Как будто я уже слышал нечто подобное, но не мог вспомнить, где именно, пока над головой не задребезжала эфемерная лампочка. Точно! Самый первый разговор в день, когда я приехал к тёте Аой!       - Слушай… - начал я, хотя и понимал, что это может выглядеть глупо: в конце концов, не единственная ведь семья существует с разведенными родителями. – А ты ничего не знаешь по поводу девчонки, которая из дома убежала в этой деревне, а?       Я пытался задать свой вопрос аккуратно, чтобы не спугнуть и не вызвать подозрений. Моя проснувшаяся от сладкой дремы интуиция резко зашевелилась и затрепыхалась, подсказывая мне, что во всём происходящем была какая-то тайна, недосказанность, питавшая моё любопытство скучных летних каникул вдали от привычных развлечений и обыденности.       Я видел, как Огава навострила уши на мой вопрос, замерев и приподняв брови то ли в удивлении, то ли в беспокойстве — мне трудно было прочитать истинную эмоцию на её прикрытом черными гладкими локонами лице, повернутом в профиль. Но то, как она поджала губы и напряглась, подсказывало мне, что она что-то да знает. А может быть… Может быть, прямо или косвенно замешана в произошедшей драме.       - А… Это, - сказала она упавшим голосом, не глядя в мою сторону, - да, я слышала про эту девочку: она поругалась с родителями и убежала из дома, а куда – никто не знает, как и то, где она сейчас. Мне рассказывали, что пытались найти горячие следы, опрашивали соседей и её семью, подозревая их в преступлении, даже в мою деревню приезжали, искали девчонку. Но так и не нашли… Даже не знаю, что с ней стало… - Она сделала глубокий вздох и провела рукой по своим волосам, поправляя чёлку и откидывая надоевшие пряди за спину, давая солнцу ложиться на разрез её рубашки и согревать тонкое бледное горло. В конечном итоге серые глаза повернулись в мою сторону, разглядывая с интересом. – А что? Подумал, что это я убежала после того, как услышал мою историю, а?       - Честно… Да, - ответил я, сглотнув и натянув козырек кепки ниже, пытаясь скрыться от пытливого взора собеседницы. Меня почему-то пробрал стыд и неловкость от ошибочного мнения в отношении Соры. Если бы она была той пропавшей девушкой, то её бы давно уже вернули домой, учитывая то, как она часто ошивается в деревне тёти Аой. Ну и глупость я сморозил. – Просто у вас истории похожие, вот я и предположил…       - Не, сбегать из дома не моя фишка. Уходить погулять – да, но вот совсем исчезать в никуда – нет, - хмыкнула Сора и хлопнула меня по плечу, отчего я крупно вздрогнул и подскочил, слушая смех девчонки. - Да и дура она, как я считаю. Пусть новостные каналы говорят что угодно, но Япония такой же рассадник ублюдков и уродов, как и в остальных странах: безопасность здесь иллюзорная, и прецеденты говорят сами за себя. Может быть... Она и не жива уже, а? Столкнулась на дороге с хищником и гниёт где-то в неизвестном овраге, прикрытая ветками и листьями... И говоря о хищниках, я имею в виду далеко не животных...       От слов Огавы по моей спине пробежался холодок, несмотря на теплый вечер августа. Я уставился на неё нечитаемым беспокойным взглядом, прочувствовав в её тоне нотки самоуничтожения, будто бы в этот момент она говорила не о третьем лице, а о самой себе. Картина, рисовавшаяся в моем воображении, вызывала тошноту и глубокий дикий страх, заставляющий сердце замирать на очередном ударе, пропуская липкие волны отвращения по всему моему телу. Но Сора будто бы вообще не придала в то же время никакое значение своим размышлениям, говоря о возможной судьбе беглянки с клинической отстранённостью. И этот коктейль противоречивых эмоций так четко отпечатался в моё подсознание, что я был уверен в том, что ближайшую ночь не смогу уснуть спокойно.       - Эй, ты чего? – спросила у меня Сора, явно отметив моё волнение и озадаченность. Она повторно коснулась моего плеча, чтобы вернуть в реальность, и я прочувствовал, насколько холодной была её ладонь по сравнению с моим теплым телом, несмотря на слой одежды. – Я же просто размышляю. Не принимай так близко к сердцу, токийский мальчик. Может, у неё всё нормально, и это просто мой разум разыгрался.       - Да не то чтобы я жалею её, - пролепетал я, сморщившись от того, насколько пренебрежительным был мой тон. Я бы и не особо переживал за судьбу незнакомого мне человека, но после того, как я частично стал понимать картину произошедшего, в моей груди зажужжало беспокойство. - Просто со мной впервые такое. То есть, конечно, я слышал криминальные новости, но быть близким к такому ощущается как-то... Как-то иначе.       - Всё бывает в первый раз, - легкомысленно протянула Сора и растянула рот в широкую улыбку. Я покосился на неё с сомнением, а после остолбенел, когда её рука скользнула на моё другое плечо и приобняла меня. На затылке встали дыбом волосы от контраста температуры между нами, но отстраняться я не стал, хоть и не был любителем тактильности. – Ну, может, она и найдется, кто знает?..       - Точно не я.       Нервное хмыканье вырвалось из моей грудной клетки, пока я косился на девушку и чувствовал от неё аромат свежей земли и чего-то пресного. Этот запах забивался в мои ноздри осадком, вызывая желание чихнуть, что я и сделал, содрогнувшись всем телом и вытерев нос. В черепушке на мгновение зазвенело, но тут же пропало, вернув звуки окружающей среды и хихиканье Огавы, похлопавшей меня по лопаткам и протянувшей:       - Будь здоров.       - Спасибо, - буркнул я и закатил глаза от поступка Соры, но не стал отстраняться, ровно как и она не переставала меня обнимать с робостью, словно боялась, что я вспылю.       Я до сих пор не мог объяснить себе, почему тогда не оттолкнул её от себя, потому что даже в кругу знакомых из волейбольного клуба всякий раз отклонялся от пылких прикосновений Льва, отходил в сторону от перевозбуждённого Ямамото, а порой делал шаг прочь и от Куроо, когда тот что-то бурно обсуждал в моей компании и пытался как-то дотронуться, чтобы привнести красок в свой рассказ. Но в случае Огавы всё было как-то иначе, и я даже не знал, чем это аргументировать: то ли дело было в лени из-за теплого вечера и умиротворяющей атмосферы вокруг нас, то ли в откровенности, которой она поделилась ранее. С каждой нашей встречей снисходительность в отношении этой чудачки превращалась в не озвученное чувство сопричастности: мы были похожи проблемами с родителями, скукой в этой дали от цивилизации. Эти два компонента едва ли могли наладить связь полностью, но глубина общей проблемы пробивала насквозь, заставляя тонкую нить судьбы связать наши миры. А может быть… уже тогда было нечто, что предрешало удивительный и пугающий поворот моей жизни.       - Ты так и не забрал свои вещи у матери? – прошелестел ленивый голосок Огавы над моим ухом.       - Нет.       - Струсил?       - Выбрал путь дипломатии, - смешок вырвался из моей засохшей глотки. Пространство на мгновение пошатнулось от хлопка, с которым я прибил севшего на икру комара. - До откровенной наглости мне ещё далеко.       - Ну, по крайней мере у тебя есть этот вариант…       - Я всё же надеюсь, что она придет в себя. Это ведь так глупо… Я через несколько лет буду уже совершеннолетним, окончу школу и нужно будет поступать в университет, а со мной носятся, как с недалекой детиной, и воспитывают, - фыркнул я и сморщил нос, приподняв свободной рукой край своей кепки и сощурившись на косые лучи солнца. Мои глаза непринужденно пробежались по неспокойному потоку реки, колыханию камышей и чарующему поскрипыванию ветвей ивы, чьи зеленые серьги раскачивались от очередного дуновения ветерка, переливаясь в лимонном свете, и вернулись к собеседнице, отметив непонятную мне горечь на её бледном лике. Затормозив, я всё же спросил:       - Ты чего?       - Я? – переспросила она меня. Её взор был заторможенный, едва оторвавшись от порозовевшей вышины неба, что выглядел куда живее, чем сама девушка. Она отстранилась от меня, разорвав эти объятия, отчего мой бок, к которому Огава прижималась всё это время, накрыл теплый поток воздуха, прогоняя холод. – Просто задумалась, - её фигура как-то скукожилась, когда она обхватила свои колени и положила на них подбородок, - время так быстро летит… Я имею в виду, вот сейчас мы тут сидим и наслаждаемся прогулкой и видом, разговаривая и даже не подозревая, что этот момент так скоротечен. Не успеешь моргнуть – и всё это станет одной из частей воспоминания, чьи краски будут стираться со временем, превращаясь в блёклую фотографию. Вот так, - она щёлкнула пальцами, - и ты уже взрослый, а не беспечный подросток, которым являешься в эту секунду. И ещё… - она продолжала философствовать, раскрывая мне всё больше вторую половину своей неспокойной натуры, не совпадавшей с первоначальным образом глупой девчонки. В ней было что-то глубокое, что-то отчаянное и первозданное. – Никогда не известно, что уготовит судьба – и вот это действительно страшно. Строить планы, думать о своих делах на завтра, засыпать с непоколебимой уверенностью о будущем, которое изменится кардинально или не наступит вовсе… Жизнь порой такая несправедливая.       Она горько ухмыльнулась и покачала головой, чтобы в следующее мгновение отвернуться от меня и уставиться куда-то вдаль, думая о том, что не решилась озвучить вслух. Я же так и сидел, переваривая её слова и сопоставляя с собственным мироощущением, невольно поражаясь тому, насколько глубоко в Соре укоренилось плотное, едкое чувство тревоги и тоски, прикрытой фасадом спокойствия и беспечности.       Бесспорно, были люди, которые думали и рассуждали подобно ей, но меня не покидало это чувство расстройства от того, что в столь юном возрасте кто-то задумывался о таком бесконечном мраке и страхе перед смертью, подкрадывающейся совсем внезапно.       И что более меня угнетало – это то, что она раскрыла это передо мной, человеком, которого видела всего несколько дней. Насколько же сильным было её одиночество, что от отчаяния она поведала мне столь сокровенные думы?       Когда облака стали окрашиваться в розовый цвет, а солнце всё ниже и ниже опускалось над линией горизонта, я и мой компаньон возвращались назад по всё той же тропинке, оставляя позади уютный оазис природного очарования, а вместе с тем и наши следы: измятую траву и застрявший в кронах деревьев разговор, который более никто бы не узнал. Я ступал за Сорой с какой-то отстранённостью, всё ещё не выпуская из тюрьмы своего разума всё то, что она озвучила. Мои глаза раз через раз падали на её спину, подмечая, как чёрные локоны подскакивают от каждого бодрого шага. Она вновь нацепила на себя оболочку идиотки, улыбаясь уголками рта и размахивая своими руками.       В моей груди царила буря. Виной тому были всё те же не стихающие баталии в черепной коробке: мне чудилось… Нет. Во мне утвердилось, что с Огавой было что-то совершенно не так. И то была не готовность к тому, что она строит козни против меня, думает как-то насолить или обидеть. Эта готовность рождалась из интуиции, подсказывающей мне, что совсем скоро произойдет нечто, отчего все карты вскроются, а личность Соры явится мне во всей красе. Я морально готовился к этому, хотя совершенно не знал, к чему именно. Меня смущало всё – начиная от её внешнего нездорового вида, синяков и блеска перламутровых глаз, заканчивая мышлением, в котором как раз и кроилась подсказка. В ней определённо была какая-то тайна, которую хотелось вытащить наружу и в то же время оставить нетронутой, чтобы неизвестный сюрприз не изранил меня и не заставил повзрослеть раньше положенного.       Вскоре показались уже обычные улицы с домиками, мимо заборов которых и плелись наши поблёкшие фигуры.       Моё внимание привлекла мелькнувшая тень на противоположной улице, куда я немедленно поглядел и увидел странно одетого мужчину в возрасте: на нём были испачканные коричневые штаны, чей подол собирал пыль с тротуаров, на ногах совсем не в тему лета – теплые ботинки из замши, а поверх худого туловища была накинута помятая клетчатая рубашка с пятнами от соуса и чего-то ещё. Загоревшая кожа головы незнакомца была открытая для кусачих лучей солнца благодаря проплешинам. Создавалось ощущение, что его поела моль. Физиономия же у него была, откровенно говоря, дикая, говорившая за кого угодно, что у человека с психикой не всё в порядке.       Однако нападать или идти на нас он не собирался, учитывая заторможенность каждого хромающего шага. Казалось, что незнакомец и вовсе пребывал в своем мире, скрытом за завесой чокнутого рассудка.       Но, видимо почувствовав моё пристальное внимание, тот обернулся на нас и уставился пустыми темными дикими зенками, отчего у меня всё внутри свернулось в клубок от испуга. Я так и застыл на половине пути, играя с ним в гляделки, не зная, что и делать. Ладони моих рук, нашедших покой в карманах шорт, сложились в кулаки инстинктивно, готовые в любой момент перейти в движение, если потребуется. Хотя вера в себя у меня была низкая, и, скорее всего, вместо попытки самообороны я просто кинусь наутёк.       Сора передо мной тоже остановилась, чтобы узнать причину задержки. Я частично видел её действия, включая то, как взор серых очей обратился в сторону неизвестного. Он зыркнул и на неё, и, к моему удивлению, на его роже промелькнул шок и ужас, отчего тело больного дёрнулось и подпрыгнуло. Его веки раскрылись ещё шире, пока он пялился с животным страхом на моего компаньона, тонкие губы мужчины задрожали, а ноздри раздулись, как у скаковой лошади.       - Добрый вечер, господин Судзуки! Как ваши дела? – громко поинтересовалась Огава, отчего я ошарашенно вперился в неё, готовый накинуться за то, что она привлекла больше внимания со стороны шизика.       Но не успел я даже шикнуть на неё, как улицы огласил испуганный визг, и незнакомец кинулся прочь от нас, ковыляя по неровной дороге, размахивая руками и болтая башкой с проплешинами. Сердце моё пропустило удар, и я сделал шаг в сторону, вжавшись лопатками в шершавую поверхность столба, даже не ойкнув от боли в районе затылка. Мне было не до этого, пока я наблюдал за тем, как взрослый мужчина, пусть и не совсем нормальный, убегал от нас из-за невинного и дружелюбного вопроса девчонки.       Я был настолько поражен этой ситуацией, что мой рот распахнулся в изумлении, а до ушей не сразу донеслись слова спутницы, которая устало вздохнула и почесала свою макушку:       - Господин Судзуки – местный сумасшедший… Но он безобидный, правда, как бы плохо о нем не отзывались соседи… Кенма-кун…       - А? – только и каркнул я, резко дернув головой, отчего моя шея противно хрустнула.       - Я говорю, что не надо бояться Судзуки-сана. Он безобидный, и боится людей больше, чем они его.       - Да? – мой голос упал, когда мои легкие наполнились дозой кислорода, пытавшего прогнать мглу из моего заторможенного сознания. – А глядел он так, будто накинется сейчас…       - Он не накинется. Он… Он никогда и никого не обидел, - пояснила мне Сора и нахмурилась, а после потянулась и обхватила мою кисть, чтобы оторвать мою тощую фигуру от столба, с которым я был готов стать единым целым. – О нём говорят, что он плохой и страшный, но на деле ему просто не повезло быть таким. Я тебе слово даю, что он самый безвредный человек из живущих в этой округе.       - Всё равно слабо вериться.       Мои ноги неохотно зашевелились и пошли следом за девушкой, проворчавшей что-то про нежных городских мальчиков и ведущей меня в сторону дома тетушки Аой. Под ногами хрустел песок, оставшийся после машин, что приносили его с проселочных дорог, а колени охватила непонятная слабость, отчего я готов был с минуты на минуту осесть на землю, чтобы перевести дух. В ушной перепонке эхом раздавался этот вопль, источником коего была глотка господина Судзуки-сана, чей образ стал дополнительным пунктом, почему я бы никогда не вернулся в эту деревню снова.       Дошли до назначенного места мы без новых происшествий, чему я был рад. Однако не успело мое счастье полностью охватить изнывающий организм, как у калитки в дом тёти Аой меня встретила сама тётя и Цубаса, который что-то выпрашивал у своей матери, выпятив нижнюю губу и глядя на неё большими жалостливыми глазами. Его низкое мягкое тельце подпрыгивало, когда он вновь хныкал, приподнимаясь на носочки, будто бы это могло как-то подействовать на хмурую родственницу и предоставить ему желаемое. Тётя Аой же стояла явно недовольная поведением своего отпрыска, уткнув руки в бока и насупившись, отчего между её бровок пролегла темная морщинка, подсказывающая, что вот-вот и её терпение иссякнет.       Я же боялся пошевелиться, чтобы не попасть в эту бурю, а Сора стояла позади меня, навострив уши, скрытая от зрителей оградой. Она не шумела, лицо её было не менее удивленным и настороженным, чем моё, хоть и выдавало признак любопытства. Огава слегка покачивалась и склоняла голову, пытаясь уловить обрывки разговора между старшим и младшим поколением. Я сделал шаг в укрытие, чтобы меня не приметили. Но предательское шарканье подошвы обуви по асфальту выдало меня с потрохами, отчего в следующее мгновение оба родственника уставились в мою сгорбленную вспотевшую фигуру, разглядывая, как как-то проходимца.       - А, Кенма-чан, уже вернулся, - произнесла тётушка Аой. Её физиономия на мгновение стала мягкой и приветливой при виде моей скромной персоны, а после снова потемнела, когда Цубаса затянул гласные:       - Пусть меня тогда Кенма-кун отфедет. Он фзрослый! – ткнул в мою сторону маленьким указательным пальчиком несносный кузен, не разрывая зрительного контакта со своей матерью. – Пожалуйста, мамочка… Там фсе мои друзья будут и ребята чуть постарше. Я не хочу пропускать хяку моногатари кайданкай. Пожалуйста, мамочка… Я буду послушным и фофремя убирать игрушки. Пожалуйста, отпусти меня с Кенмой-куном.       - Цубаса-чан, Кенма-кун только что пришел с прогулки и очень устал, чтобы таскаться с тобой по этим глупостям. Да и маленький ты для этого, - высказала свое мнение непреклонная тетушка, отказывая ребёнку снова и снова, несмотря на его умоляющий взгляд и дрожащие уста, готовые вот-вот разорваться и выпустить из округлой грудки истерический плач.       Мною же было выбрано сохранять молчание, чтобы не впутываться в семейную драму. Неловкость сковала мое тело, и я затоптался на месте, не зная, куда себя деть: то ли продолжать стоять, как статуя, то ли обойти этих двоих и вернуться в прохладный дом, чтобы стянуть грязную одежду и переодеться во что-нибудь свежее и легкое да улечься в кровать, перечитывая мангу по второму кругу, так как новых увлечений мне не сыскать, а читать книги, имеющиеся в коллекции родственников, не хотелось. Хотя последнее звучало более продуктивнее и интереснее, чем листать черно-белые страницы, содержание коих я смогу в скором времени заучить от скуки.       Нытье Цубасы же не прекращалось – он лишь сильнее распылялся, пытаясь пробиться через выстроенную стену отказа и вытащить из матери то, что ему требовалось именно сейчас. Хныканье кузена становилось всё громче и громче, сходя на повизгивание, из-за чего уши свертывались в трубочку, лишь бы оградить себя от этой невыносимой пытки. Мне даже представить было страшно, сколько это нытье может продолжиться даже в стенах дома: конечно, тётушка для профилактики могла шлепнуть сына по заднице и отправить стоять в угол, но это не особо поможет ситуации, а скорее усугубит.       Глупая мысль закралась в мою голову, отчего я покосился в сторону Соры, ища у неё совета. Она же, как будто бы прочитав мои мысли, пожала плечами, а после добавила шёпотом:       - Можешь попробовать… Я с вами схожу за компанию.       Я скептически приподнял бровь и сморщился, но кивнул на слова знакомой и вернул внимание к разворачивающейся сцене, выжидая момент, когда смогу подать голос. В очередной перерыв между тяжкими вздохами двоюродного брата я громко прочистил горло, на что и тетя, и кузен глянули на меня. В жидких от слез глазах Цубасы мелькнула искра надежды, а его истерика сошла на нет, но что-то мне подсказывало, что одна неверная фраза, и произойдет такой переполох, что взрыв атомной бомбы покажется полным фуфлом.       - Я могу сводить Цубасу, тётя Аой. Всё равно дома делать нечего, - я старался говорить непринужденно и легко, однако дрожь неуверенности всё равно проскользнула в моём тоне. И за последнее как раз уцепилась тётушка, обеспокоенно нахмурив брови и явно не оценив мой жест великой жертвы во благо спокойствия от криков её сына.       - Ох, Кенма-чан, это очень мило с твоей стороны, но не стоит потакать прихотям Цубасы во вред себе… - произнесла она искренне. Уголки губ Аой подёрнулись в намёке на улыбку, адресованной исключительно мне, а в глазах мелькнула благодарность и нежность. Её пальцы скомкали ткань передника, что был накинут поверх льняной рубашки и длинной тёмной юбки, прикрывающей короткие ноги женщины. – Цубаса не умрёт, если пропустит встречу с друзьями. Да и он слишком мал, чтобы слушать страшилки: опять будет всю ночь не спать и нам мешать.       - Не буду! – звонко возразил кузен, однако тут же смолк и вжал большую голову в плечи от яростного взгляда матери.       - Цыц.       - Тётушка Аой, для меня это правда не проблема, - всё же настоял я, видя, как усталость проступает вокруг глаз родственницы мелкими морщинками. Вся её фигура, казалось, становилась меньше от натисков детской прихоти ребенка, не поддававшегося никаким уговорам или ругательствам: его хватало на пару минут, а после неспокойный детский организм буянил с новой силой. – Я же сказал, что мне все равно делать нечего, так как мама не отдает мне мои вещи. Да и тебе… тоже отдых нужен.       Я не знал, зачем ляпнул последнее, мигом смутившись. Однако слова вырвались сами по себе, рожденные чувством симпатии к женщине, которая и без того бегала туда-сюда, чтобы позаботиться о муже, глупом чаде, хозяйстве и о гостях, вставая рано утром и падая без сил, когда последние лучи солнца таяли в ночной мгле. Мне хотелось как-то помочь ей, облегчить её ношу, а потому… Да, потому мне пришлось пойти на такие риски во вред своему привычному существованию и нелюбви к шуму и чужим людям, которых будет очень много.       - Только, Цубаса-чан, ты должен мне пообещать, что будешь вести себя хорошо, а ночью будешь спать спокойно, - добавил я и поглядел на своего кузена, чья голова заболталась в пылком согласии.       - Да, Кенма-кун, я буду фести себя хорофо и буду спать спокойно, - поклялся он мне и подскочил от волнения, подняв под подошвой своих сандаль пыль, что тут же осела обратно на дорожку.       Губы мои невольно тронула снисходительная улыбка на поведение двоюродного брата, а после тут же опустились, когда я ощутил на себе одобряющий взгляд со стороны. Покосившись, я наблюдал за тем, как лицо Огавы просветлело, словно она гордилась моим поступком больше, чем я сам и кто-либо вообще на этой планете. Её рука приподнялась, оттопырив большой палец в жесте «класс», на что я усмехнулся. Небольшой румянец окрасил мои скулы прежде, чем я вернул свое внимание в сторону родственников, наблюдая, как Цубаса скачет вокруг матери, обещая ей всё то, что обещал ранее мне, стараясь поставить точку в жаркой дискуссии, разгоревшейся между ними минутами ранее. Поза тётушки выражала одновременно и строгость, и забаву. Она махнула рукой и направилась в сторону дома, скрываясь в прохладной тени порога.       - Мы можем прямо сейчас пойти, чтобы успеть! – воскликнул малец, подлетев ко мне и растягивая подол своей футболки.       - Давай я переоденусь, а потом мы пойдем… - предложил я, сделав шаг в сторону дорожки, - ты знаешь, где это будет проходить?       - Да, - кивнул Цубаса и обнажил свои молочные зубы, - это через пару кфарталоф ф доме моего друга Кио.       - Ну хорошо… А мы еще возьмем с собой, - я оглянулся, чтобы показать на Сору, но замер, потому что от девушки как будто след простыл: только пустая улица без любых признаков существования Огавы. Мои брови нахмурились, и я повертел головой, пытаясь отыскать девчонку, но ничего не добился. Неужели сбежала? Или отошла куда-то под шумок… Ладно, если она захочет присоединиться, то сама найдет дорогу – местная как-никак.       Дом, о котором говорил Цубаса, в действительности располагался через пару кварталов от нас, ничем не отличающийся от других построек в типичном японском стиле с тонкими стенами, передвижными стенами сёдзи и изогнутой четырёхскатной крышей с черепицей, сделанной из засохших стеблей бамбука. У ворот нас встретила собачка породы сиба-ину с блестящей рыжей шкуркой, привязанная к раскидистому дубу и истерично лающая на всех и вся. Безмозглое создание то пыхтело, то гремело цепью, пытаясь дотянуться до меня и до кузена, то скулило, нарушая мир погожего вечера. Остатки солнечного света плясали на её боках, заглядывали в тёмные глаза, напоминающие вставленные крупные ониксовые бусины.       Цубаса, конечно, тянулся из детского любопытства погладить животину, но я отдернул его, предчувствуя то, что после этого округа содрогнется и от воя паренька, чью руку прокусят острые безжалостные клыки.       Братец поднимать бучу не стал, помня о клятве, которую дал мне и своей матери, а потому послушно обхватил меня за мизинец и потащился в сторону лесенки, ведущей в открытые двери дома, из которого уже доносились разговоры подростков и ровесников Цубасы. На пороге нас встретил худой высокий парнишка с россыпью прыщей на загоревшем лице и тонкими усиками над верхней полной губой, что завернулась вовнутрь, когда он улыбнулся. Он представился Кэзуо — старшим братом Кио, с которым водил дружбу кузен, и протянул мне свою потную ладонь с толстыми пальцами, напоминающими сырые сардельки. Его округлые карие глаза, частично прикрытые густой челкой, уставились на меня с дружелюбием и приветливостью, ожидая моего шага.       - Козуме Кенма, - всё же промолвил я, неохотно ответив на рукопожатие и скривив рот в брезгливости.       Кэзуо никак не отреагировал на мою сморщенную физиономию либо же сделал вид, что не заметил, а после пригласил нас внутрь. Только я успел снять с себя обувь, как оказался в гостиной, на полу которой сидели дети самых разных возрастов, расставляя свечи в центре комнаты. Мебель была сдвинута по бокам, чтобы дать больше пространства для гостей, хоть некоторые из них разместились на диванах и в креслах, болтая и смеясь высоким заливистым смехом. Часть ребят обратили на меня внимание, отчего я едва смог выдавить из себя скромное нерешительное приветствие, ощущая дискомфорт с каждой пройденной секундой и глубоко жалея о своём альтруизме в отношении Цубасы, что уже пристроился около своего товарища Кио, болтая пустой головой и хохоча, обнажая первые выпавшие молочные зубки.       Сама обстановка, несмотря на чрезмерное количество людей, была уютной: стены выкрашены бежевой краской, мебель подобрана в теплых летних тонах, и даже шторка, частично прикрывающая вид на заросший сад, отдавалась чем-то веселым, покачиваясь желтой плотной тканью с рисунками непонятных для меня цветочков и узоров. Я уселся чуть дальше от толпы на мягкий ворсистый ковер, оглядывая новое окружение со скептицизмом и пренебрежением. Последнее было не очень красиво с моей стороны, учитывая статус гостя, но иначе вести себя я не мог. Со мной пытались завести разговор, но выходило это нелепо и бесполезно, так как я привычно молчал либо отвечал простыми короткими предложениями, из-за чего собеседники теряли заинтересованность в моей скупой персоне.       Минута текла за минутой. Я всё также сторонился остальных, пришедший сюда ради своего двоюродного брата, а не в поисках новых знакомых. Мне подали холодную банку газировки и предложили чашу с фруктами, от которой я отказался, сославшись на отсутствие аппетита. А вот напиток я взял охотно, ощущая сухость в глотке и желание охладиться: несмотря на подкрадывающуюся на улице ночь, температура не желала спадать ниже двадцати градусов тепла, отчего пот выступил на моём лбу. Кепку я отложил в сторону, отчего привлек частичное внимание публики к своим отросшим корнями и длинным волосам. Не стоит упоминать, что пара-других умников успела пошутить про мой вид девчонки, но сделано это без злобы. На это я через силу улыбался, пытаясь не придавать значение словам деревенщины. Видели бы они глупую прическу Ямамото, то вообще бы в обморок упали.       Когда последние лучи солнца растворились в сизой мгле, электричество потухло в такт часовой стрелке, пробившей девять вечера. По очереди подростки стали зажигать свечи в предвкушении предстоящего сеанса жутких историй. Пространство между присутствующими стало сплетаться в паутину интриги и набегающего страха, от которого пара-других ребятишек уже подпрыгивали, оглядываясь на темные углы комнат и с подозрением разглядывая кривую ветку кустов азалии, напоминавшей чью-то худую костлявую руку с острыми когтями. Тени вокруг сгущались, огонек в фитилях покачивался от неровного дыхания, шепота и дуновения ветра, приносившего с собой плотный аромат августа и скулеж неспокойной собаки.       Я сидел совсем никаким, когда потянулась первая страшная история, рассказывающая о слепом мальчике-монахе, к которому каждый день ходили призраки с кладбища, а он даже не ведал о том, что беседовал с демонами из потустороннего мира. Меня не впечатлял ни избитый рассказ, ни поверхностный кошмар, просачивающийся с каждой брошенной фразой. Мои погодки также скептически относились к этой байке, но вот более юным слушателям, судя по их побледневшим щекам, это очень даже заходило. Цубаса, к моей гордости, ещё не трепетал, как пожухлый листок в моросящую погоду осени.       С окончанием вступительной истории была задута первая свеча, отчего источника света стало меньше. Он так и убавлялся с новым и новым рассказом, пока не осталось всего четыре пугливых огонька, а время перевалило к полуночи. Детишки уже сбились в группку и с придыханием ловили всё новые и новые подробности о городской легенде про женщину с распоротыми ртами. У некоторых на лбу выступил пот, стекая по мягким округлостям лица, а хрупкие тельца вздрагивали от преувеличенной интонации рассказчика, чей голос понижался до зловещего шепота, чтобы не нарушить мрачную атмосферу игры.       Я оглядел темную комнату, отметив, что пара девчонок также сидела в напряжении, какой-то полный парень бессовестно уснул на полу, пуская слюни из приоткрытого рта и бесстыдно похрапывая раз через раз. Кому-то было весело, кто-то глубоко задумался, а кто-то всерьез проникся этим дешевым ужасом, во все глаза пялясь на танец свечей, ожидая, когда последняя из них потухнет и придет нечисть, если верить преданию.       Мне было ни горячо, ни холодно, но вот всерьез я подскочил от того, как собака на улице протяжно и безумно завыла, залаяла и заскулила, будто бы увидав что-то поистине пугающее. Волосы на моем затылке встали дыбом, а разговор стих, сменившись испуганным вскриком, отчего дремавшая туша паренька подскочила и завертела головой. Детки вовсе забились в угол, прижимаясь друг к другу, и я уже подумал, что кто-то из них описается, но зловония не стояло.       Молчание протянулось от одного человека к другому, покуда все слушали вой собачонки, что через пару мгновений стих, оставив после себя тягучее мертвое молчание. Мои глаза метнулись в сторону главной двери, порог которой был усыпан обувью гостей. Сердце дико стучало в моей грудной клетке и пропустило удар, заметив движение на входе. Однако, как страх пришел, так он и отступил, сменившись благодарным вдохом и недовольным взглядом, направленной в сторону Огавы. Она неловко улыбнулась, не переступая порога и не подавая голоса, топчась на месте.       - Наверное, прохожий мимо прошел... — пролепетал кто-то из компании, отчего я отвлекся на группку в гостиной. Они неуютно переглянулись друг с другом, нацепили на бледные рожи ухмылки и вернулись к рассказу, несмотря на нестихающий мандраж от дозы адреналина.       Вновь затянулся рассказ, возвращаясь с того момента, на котором и остановился ввиду технических неполадок, вызванных нервной шавкой. Мой взгляд же не отрывался от Соры, что не решалась пройти внутрь, то ли стесняясь, то ли думая о том, стоит ли оно того — присоединяться к группе погодок и слушать занудные байки из сказаний и интернета. Она глянула на меня в ответ неуверенно, и я подумал, что в её глазах таится совет. И я, не желая сидеть тут один и чувствовать себя изгоем общества, тихо махнул рукой, приглашая внутрь. Моих телодвижений никто не отметил, как и не отметил того, как к компании присоединилась Сора, приземлившись рядом со мной, наполовину прикрытая мраком, отчего бледность её кожи стала заметнее. Снова воздух между нами стал на пару градусов холоднее, а до ноздрей долетел аромат пресной воды и сырой земли.       Девушка не шевелилась, не привлекала к себе внимание и даже не пыталась ни с кем поздороваться, а попросту вслушивалась в повествование, завороженно поддавшись вперед и приоткрыв губы, впитывая каждое слово и звук. Её волосы спадали на грудь, челка прикрывала перламутровый блеск глаз, на дне которых отражался рыжий танец свечей.       До полуночи уже оставались считанные минуты, когда остался единственный зажженный фитиль, вокруг которого склонились, будто в какой-то секте, ребятня. Все ждали, когда кто-то начнет рассказывать последнюю самую жуткую и сочную историю, что должна будет довести до обморока каждого присутствующего. Я не изъявлял желания, поскольку рассказчик из меня был хреновый, мягко говоря, а мои познания в байках крайне скудными: да и то, что я знал, уже было озвучено за этот вечер. Сора тоже не подавала голос, предпочитая оставаться молчаливым слушателем сего действия, перебирая пальцами край своих шорт и покачиваясь в ожидании чего-то особенного.       Я следил за ней краем глаза, чувствуя, как внутри меня сворачивается узел беспокойства, напоминавший тот, с которым я встретил этот день.       Нервно поерзав на своем месте, я навострил уши на скрипучий голос добровольца, которым оказался представленный ранее Кэзуо.              - Ладно... Сейчас я расскажу жуткий случай, произошедший в нашей деревне, - начал он, отчего все присутствующие взволнованно переглянулись и поддались вперёд, желая услышать любые подробности: кто-то даже слез с дивана на пол, наклонив голову и подставив ухо, - мои родители поведали о том, что наш местный псих господин Судзуки видел приведенье девчонки на заброшенном рисовом поле...       Коллективный вздох вырвался наружу, отскочив от мрачных стен. Я встрепенулся и вытянул шею, поняв, о каком месте он говорил. Мои глаза дёрнулись в сторону Соры, однако она казалась совсем не удивленной этому, сидя с маской равнодушия, резко контрастировавшей с её прежним возбуждённым поведением. Мороз дёрнул меня за конечности, отчего мои плечи поднялись вверх-вниз.       - Видели, как он с криком полного ужаса вылетел с той старой тропинки, размахиваясь руками, и мчался так, что ему бы позавидовала любая буйная кобылка: даже будучи хромым, он поднимал за собой столбы пыли и тащился ровно до своего дома, где и заперся на несколько суток, - продолжал Кэзуо, мотая башкой и шевеля полными губами, слегка посвистывая от кривой перегородки носа. - И на всю округу он кричал только одно: "Юрей", "Юрей"! А когда к нему наконец-то попали неравнодушные соседи, то они увидели его забитым в угол, читающим сутры на несуществующем языке - обычный детский лепет. Его стали расспрашивать о том, что конкретно он увидел...       В комнате повисло молчание, и все взгляды были устремлены на Кэзуо, выжидавшего момент.       - И что же он увидел? - кто-то спросил у него, не стерпев.       - Пропавшую девчонку... - от слов погодки я почувствовал, как весь воздух выходит из моих легких, а глотку заполнил тугой острый комок. Я теперь с испугом покосился в сторону Огавы, но она всё также сидела мраморным изваянием, глядя на говорившего пустым взглядом. - Он рассказал, что видел её изуродованную голову в высокой траве: гнилое, набухшее синими трупными пятнами и частично разложившееся...              - Как звали пропавшую девушку? - вырвалось у меня, чего я даже не осознал.       Все резко повернули в мою сторону голову, пялясь в удивлении не то от того, что я вообще напомнил о своем существовании, не то от того, насколько резким и твердым был мой тон. Я же ощущал, как мое тело колотило от озноба, оплетавшегося меня холодными скользкими нитями, проникающими внутрь моего существа и сплетаясь в паутину, не давая внутренним органам двигаться. Это оцепенение овладело мной, пока я ждал ответа, уже предчувствуя имя главного героя этого рассказа. Ветер на улице поднялся, неспокойно закачались кроны деревьев, протяжно постанывая ветвями, заскулила собака, а ледяной для августовской ночи воздух пробрался внутрь, кусая голые ноги собравшихся.       - Огава Сора.       Последняя свеча потухла, оставив комнату в кромешной тьме и вызвав дикий испуганный визг, звучавший в моей ушной перепонке еще несколько лет.