Cursed Be the Ties That Bind

Шото приходилось есть левой рукой, потому что его правая едва двигалась, а его левая рука слишком сильно дрожала, чтобы держать её достаточно ровно и не уронить еду. К счастью, все были заняты своими делами и не заметили. Он всё ожидал, что его левую руку больно ударят по столу и заставят есть правой, насколько это возможно, но этого не произошло. Он также все время ожидал поднять глаза и увидеть Фуюми, сидящую напротив него вместо Яойорозу. Тренироваться, а потом есть. Это было слишком похоже на то, что он обычно делал, и это сбивало его с толку. У него были смешанные чувства по поводу бани. С одной стороны, он мог, наконец, избавиться от грязи, которая раздражающе въедалась в его кожу, но с другой, для этого ему пришлось бы быть почти полностью обнаженным в присутствии других людей. Раздевалки были слишком плохими. Он сидел как вкопанный в кабинке туалета, прижимая одежду к груди и пытаясь убедить себя, что никто не заметит его шрамов или, по крайней мере, не обратят на них внимания, и пытался подавить воспоминание о том, как Киришима так долго указывал на ожог у него на боку, что упомянутый бесполезный одноклассник пришёл и постучался в дверь, чтобы убедиться, что он не умер, или не потерял сознание, или что-то в этом роде. Однако он был рад, что именно Киришима пришёл за ним, потому что Каминари немедленно отвлёк всех, поддразнивая своего друга по поводу того, что он влюблён в Шото. Киришима разозлился и затеял спор, позволив Шото незаметно соскользнуть в воду. Он попытался не морщиться, когда горячая вода попала на его обмороженную кожу и просочилась в порезы. Жар и боль напомнили ему об обожженных руках. Минета решил снова сглупить и попытался перелезть через стену, отделявшую мужскую секцию горячих источников от женской, но наверху его ждал сварливый мальчишка — вероятно, в качестве охранника — и столкнул его. Шото слышал, как девочки выкрикивали слова благодарности, и, очевидно, мальчик воспринял это как стимул, чтобы тоже упасть со стены. Он, похоже, был без сознания, когда приземлился. Все проигнорировали угрызения совести Минеты, и Серо вызвался отвести ребёнка к Кошечкам, чтобы они могли обеспечить ему надлежащий уход.   На следующий день от них требовалось проснуться в пять и явиться на тренировочную площадку к половине шестого. Айзава сказал им, что они будут работать над улучшением своих причуд и продемонстрировал, как мало они выросли в этой области, заставив Бакуго бросить мяч. Шото вспомнил, что это было то же самое, что и тест, который Айзава дал им в первый день в школе, только после того, как Бакуго упомянул об этом. Он забыл об этом, потому что все его воспоминания о первом дне были сосредоточены на ошеломляющем контакте и шуме. Старатель ругал бы его за то, что он забыл о такой важной вещи, как тест. Бросок Бакуго был всего на 4,4 метра дальше, чем бросок трехмесячной давности, что было намного меньше, чем все ожидали. Что действительно зацепило Шото, так это предупреждение Айзавы перед тем, как они начали: "Это будет так тяжело, что вам захочется умереть, но постарайтесь не умирать на самом деле у меня на руках". Тогда ладно. Это может оказаться сложнее, чем он предполагал вначале.   Шото приходилось тренировать огонь. Ему и в голову не приходило, что его заставят это делать. Он до такой степени отдавал предпочтение своему льду, что люди обычно забывали, что у его причуды есть и другая сторона. Отказ использовать свой огонь было единственным, что ему когда-либо удавалось добиться от Старателя, и другие его тренеры не упоминали об этом, поэтому он предположил, что Кошечки поступят так же. Он сидел в бочке, полной ледяной воды, окруженный собственным льдом, всё ещё пытаясь решить, что делать. С одной стороны, это помогло бы ему стать сильнее, но с другой, это также улучшило бы причуду его отца. Он никогда не использовал её, потому что Старатель воспринял бы это как означающее, что Шото отказался от своей с трудом заработанной территории и полностью подчинился его воле. Тогда Шото стал бы не более чем марионеткой, идущей по стопам этого человека и совершающей те же ужасные поступки. Но этого никогда не случится, потому что Шото никогда не использует свой огонь. — Что случилось, мяу? — Спросила Пикси Боб, подходя проведать его. —Почему ты не выполняешь вторую половину упражнения? — Я не собираюсь использовать свой огонь, — ответил Шото. — Почему нет? Это поможет тебе совершенствоваться, — рассуждала она. — Попробуй, — потребовал Айзава, наклоняясь, чтобы принять участие в единственной битве, которую Старатель так и не выиграл со своим сыном. Он одарил Шото своим самым свирепым взглядом, который привел бы в ужас любого, кто не привык к тому, что Пламенный Герой постоянно злится на них. — Я не собираюсь использовать свой огонь. Никогда, — повторил Шото. — Никогда? Ни за что? — Подсказал Айзава. — Никогда. — Даже будучи про-героем? — Особенно будучи про-героем. Айзава бросил на него любопытный взгляд. — Для того, кто готов повредить свои ноги, чем потерпеть неудачу, странно, что ты не используешь половину своей силы. Чёрт, теперь ему надо объясняться. Он не хотел объяснять, не после того, что случилось с Бакуго, и даже тогда это действовало на нервы. Он открыл рот, чтобы заговорить, но не издал ни звука. Несколько секунд он смотрел на своего учителя, пытаясь заставить работать голосовые связки, но безуспешно. Он отвернулся и ударился о бортик бочки, при этом образовав ещё больше льда. — Я заморожу всё, что угодно, столько раз, сколько вы захотите. Я сделаю столько льда, сколько вы захотите. Я понижу температуру на столько градусов, на сколько вы захотите. Я буду использовать свою правую половину, пока не потеряю сознание, а затем продолжу, если вы этого хотите. Но я не буду использовать свой огонь. — Почему? — Спросил Айзава. Его глупые голосовые связки снова забыли, как выполнять свою работу. Пикси Боб пришлось уйти, чтобы позаботиться о других учениках, но Айзава остался и терпеливо ждал, наблюдая, как Шото пережевывает призрачные слова, которые отказывались складываться. Его рука сама собой потянулась, чтобы прикрыть шрам. — Я, — выдавил он. Ему нужно было всего несколько слов. Всего несколько простых слов. Я отвергну своего отца-ублюдка, никогда не используя его причуду. Я не собираюсь идти по пути своего отца. Чёрт, даже я ненавижу Старателя было бы достаточно на данный момент. Ему просто нужно было дать немного объяснений, чтобы удовлетворить Айзаву, и его учитель, вероятно, смог бы понять что-то близкое к остальному. В некотором смысле, это была самая ужасающая часть. — Я, — начал он снова. Ему нужно было перестать тратить время и просто сказать что-нибудь, даже если это было далеко не всё, даже если это была ложь. Просто что-нибудь. Но по-прежнему ничего не получилось сказать. — Спросите Бакуго, — выдавил он, когда был достаточно зол на себя за то, что отнял у кого-то время. — Он знает. — Это как-то связано со Старателем, — сказал Айзава. Это был не вопрос, но Шото всё равно заставил себя кивнуть. — Что именно? И снова Шото не мог говорить. Когда он успел стать таким слабаком, что физически не мог что-то сказать? — Спросите Бакуго, — повторил он за неимением подходящих слов. Айзаве не удалось вытянуть из него больше, потому что Шото не мог этого дать. Оно было заперто на дне лишенной света бездны, где он предпочитал, чтобы оно было, и откуда оно никогда больше не появится. В тот вечер Кошечки заставили их приготовить ужин самим, и Шото обнаружил, что никогда раньше не готовил. Это казалось серьезным пробелом в его образовании. Он понятия не имел, как Старатель мог пренебречь чем-то столь важным, как обучение своего сына кулинарии, но он это сделал. Бакуго был великолепен в кулинарии. Это было ещё одним недостатком, в котором Шото уступал ему. Даже если Бакуго был превосходным поваром, не все остальные были такими же, и каждый из них был измотан тренировками, к которым не привык. Еда была отвратительной, но горячей, и это было всё, о чем заботился Шото. Он заметил Айзаву, который тихо разговаривал с Бакуго в стороне от остальных, прежде чем ему пришлось увести коррекционную группу на дополнительные занятия. Шото почувствовал, как в животе у него образовалась бездонная яма холодного ужаса. Он буквально сказал своему учителю спросить Бакуго о странном решении Шото, но всё равно было ужасно не контролировать и даже не знать, что другой человек сказал о личных делах Шото. Он чувствовал себя так же сразу после спортивного фестиваля, когда ворвался Бакуго и пригрозил вырвать кишки Шото и разложить их на виду у всего класса. Он отвернулся от учителя и одноклассника, которые теперь оба знали его секрет. Он сам напросился на это, но это не меняло того факта, что он ненавидел это до глубины души.