абсолютный бог

Утро встречает ноющей болью в шее и тяжестью в ногах. Вроде бы не я вчера растекалась лужей. Хотя кто его помнит. С ней и от одного взгляда можно растечься. Тру глаза и машинально прочищаю горло — болит уже не так. Просто удивительно. Наспех одеваюсь, чищу зубы и выхожу вниз. — Ты встала, — Рената выходит из кухни, запахивая цветастый халат. — Я приготовила поесть. — Спасибо, — киваю и прохожу к столу, по пути оглядев её с ног до головы. — Нравлюсь? — уже издалека. — Нисколько. — Паршивка. Усмехаюсь. Ещё бы. День проходит без инцидентов — я не срываюсь, Рената не уходит в тотальный игнор, мир не рушится, — и уже к вечеру я открываю дверь для первых гостей. Привет. Улыбка и объятие. Давно не виделись. Рукопожатие. И не говори. Переброс смешками. Представишь нам новую песню? Сужение глаз. И так по кругу. Насчитываю человек тридцать. Далеко не рекорд. Джей-Джей подъезжает позже всех. Может себе позволить — звезда вечера, как никак. Жаль, что не единственная. Только пока об этом никто не знает. Интересно, Рената и правда смирилась — так просто? Обмениваемся с Джеем поцелуями и уходим в курилку на долгие полчаса. Отдушина. Спустя три выпитых бокала немного отпускает. Кто-то стоит в парах, кто-то — компанией на балконе, а кто-то, как обычно, занял весь диван и окружил себя легкими пташками. На сердце — штиль. Мы это проходили. Это случается каждые блядские посиделки. Она — моя. Закидываю второе канапе и отряхиваю руки. Джей-Джей скрашивает вечер. Слушаю о гастролях, о новых знакомствах, о новых ресторанах. О новых мужчинах. Усмехаюсь. Приятно, что мне доверяют дела любовные. Уходим в курилку каждые минут двадцать. Ужасно, знаю, а что поделать. Поглядываю на Ре. Бесконечно разглаживает объёмные рукава цвета фуксии-вырви-глаз и смеётся, чуть запрокидывая голову. Съезжаю взглядом по открытой шее, ухаю в декольте и на скорости разбиваюсь о руки. Блядь, а вдруг всё же оставила синяки с ночи? Она бы мне сказала, ведь так? Кошусь на Джея, стекаю с кресла, выдавливаю улыбку в тридцать два и подхожу к дивану: — Может, фильм? Блядь, какой тебе фильм, дура. Они кости перемыть пришли, а не рыдать в носовой платок или обсуждать тяжёлые моральные выборы. — А я даже и не против! Ну конечно, ты не против. Вы все не против. Ре сидит, глядя исподлобья. Глаза у неё тогда делаются пьяными-пьяными. Цепляюсь взглядом за руки, держащие бокал. Кто-то на фоне уже обсуждает, что они все будут смотреть. Пальцы ловко огибают хрустальное дно. Словно понимая, подносит его к себе, разворачивая тыльную сторону ладони ко мне. Белые. Белые, только кольца сверкают. Мысленно выдыхаю и извиняюсь тысячу раз. Какая же я сволочь. — Зе, подай пульт, — тянет. Еле отрываюсь и встречаюсь с её глазами. Всё такие же тёплые. Чёрт. Оглядываюсь в поисках прямоугольника — и уже через мгновение передаю ей. — Спасибо. Слабо улыбаюсь. — Но сейчас будет петь наш Джей-Джей, — она наклоняется к чужому уху. — Слышите? Тш-ш. Разворачиваюсь и дохожу обратно до кресла. Падаю. Да начнётся шоу. Мне даже самой уже смешно. Пока Джей всё настраивает, выуживаю из кармана последнюю таблетку, кидаю в кровавый бокал и выпиваю до дна. Основной свет сменяется на тёплые светильники, кассета уже вставлена в проигрыватель (специально вызывать для пары песен целую банду — увольте), импровизированный танцпол освобождён. Некоторые продолжают откровенно громко разговаривать, но сейчас меня мало что заботит. Выступай я, такого бы не позволила. Попиздеть можно и в другом месте. Начинает с «Опиума». Хороший выбор. Закрываю глаза и позволяю себе просто так лежать. О, следующей идёт уже битловская “Now and Then”. Не лучший выбор, по мне. Подыхать пока рано. Ре склонилась ухом к очередному рту и с невидящими глазами улыбается в пол. Она зачем звала его петь? Цыкаю и отворачиваюсь в зал. Люди-люди-люди. Танцуют. Слышу первые аккорды «Лондона». Чуть не давлюсь от смеха. Вот он, идеальный момент. Добегаю до Джея и мягко вынимаю микрофон, благодарно поднимая брови. Закрываю глаза, обхватываю себя одной рукой и… пою. Для неё. Ради неё. Тишина повисает такая, словно все ушли. Тем и лучше. Знаю, что она — там. Следом и залпом — «Лампочки» и “Colette”. Хоть стой, хоть вешайся, честное слово, кто там музыку врубает? Выдыхаю на последней ноте и открываю глаза — прямиком на неё. Словно палку проглотила, даже бокал отставила. Взрывы аплодисментов. Картинно кланяюсь, прижимая руку к сердцу, и отдаю микрофон. У стола набираю два блюдца и заседаю в любимое кресло. Телефон звякает. Достаю, понижая яркость до минимума. Ну конечно. R Не будешь петь, говоришь ? z на твою кислую мордашку не могла смотреть. R Покусаю тебя, Зе. Горло? z порядок R Невозможная ) Хмыкаю и гашу экран. Перевожу взгляд на Ренату — сидит с прокурорской… лицом, пялится в телефон. Конспираторша настоящая. Поддеваю кусок лавандового сыра (и такие извращения имеются), отправляю в рот. Даже неплохо. Джей допевает, все как один вспыхивают и рукоплещут (на задворках отмечаю, всё-таки чуть меньше, чем мне). Раскрасневшийся усаживается рядом, пожимаем друг другу руки, а через пару минут опять уходим курить. И так до двух ночи. Рената уходит первой. Прощается, обнимается, целуется. Со всеми. Провожаю её слегка блестящими и остаюсь. Становится пусто. Мотаю головой и слабо улыбаюсь, возвращаясь в разговоры. Гости, словно почувствовав, что связующее звено исчезло, начали отсеиваться одни за другими. О, я им разве что руки за это не целовала мысленно. Уже через час с небольшим победно закрываю дверь на замок и поднимаюсь в ванную. Дохожу наощупь до кровати и как можно тише залезаю под одеяло. Тут же горячие руки грабастают и притягивают — лицом прямо в шею. Уже традиция какая-то. Не сдерживаюсь и широко прохожусь языком по гортани. Шумный выдох в ответ. — Ты была… абсолютным богом. — И даже без кавычек.